Новый Дио

Если бы сердце имело чуть больше свободы, чем просто сжиматься и разжиматься, то в это время оно бы трепыхалось как раненая птица, извивалось бы от боли, выворачивалось бы наизнанку. Но что же было с сердцем его мастера? Что же пришлось пережить ему, чтобы стать... этим? "Теперь Дио стал взрослым" Маэстро Дельфина, старшая сестра его мастера, совершенно не по-сестрински ласкала Дио по бледной, почти прозрачной щеке. Нормальный Дио попытался бы отстраниться. Нормальный Дио имел подвижное, выразительное лицо - не чета той маске, что осталась теперь. И на этом выразительном лице были бы те же ужас и отвращение, что испытывали сейчас все сидящие в обеденном зале пленники с Сильваны. Годами натренированное нейтральное выражение Люсиолы заставило бы постороннего подумать, будто бы он заодно с маниакальной главой Гильдии. Однако на самом деле, Люсиоле было в этот момент больнее всех прочих. Возмущенный Клаус, напуганная Альвис - все они знали прежнего Дио и тоже были шокированы переменой в нем, но на совершенно ином уровне, чем Люсиола. Тот, кому Дио подарил имя. Тот, для кого Дио был смыслом существования. "Если вы любите его, то радуйтесь за него" Дио не выглядит счастливым. Да, то, во что он превратился, безукоризненно парировало чужие удары и наносило свои, без всяких раздумий лишало жизни, одержало победу в битве против прочих наследников, торжественно подняло священный меч, купалось в лучах света и гулких криках толпы. Но оно не имело ничего общего с настоящим Дио. Из Дио будто выпили всю жизнь. Выпарили всю непосредственность и спонтанность, что контрастировали со стоической невозмутимостью Люсиолы и часто раздражали экипаж Сильваны. Растворили личность до состояния жиденькой биомассы, которой Люсиола питался, пока его не приставили к юному принцу. Более десяти лет назад - и эти десять лет душевной связи сейчас развеивались как дым. Дио никого не узнавал, ничего не говорил, лишь хихикал безумно и закатывал глаза. О, Гранд-стрим, как же сильно его разрушили. Люсиола не мог на это смотреть. Маэстро Дельфина наслаждалась. Для нее Дио был и оставался лишь инструментом достижения персональных амбиций. Титул Маэстро? Конечно, управлять безвольной марионеткой будет совсем несложно. Садистичная правительница упивалась не столько своим обезумевшим младшим братом, сколько реакцией всех на этот кошмар. Дио вечно пытался вызвать эмоции у своего тихого слуги. Дельфина сейчас исполняла гротескную пародию этого действа - и явно знала, что ей удалось, что в каждом из друзей Дио сейчас что-то надрывалось. "И тебе это нравится?!" У Гильдии свои законы. Законы, за исполнение которых Люсиола себя сейчас искренне ненавидел. Это ведь его ровный голос осторожно успокаивал экипаж Сильваны, когда Госпожа Дельфина посетила их. Это ведь его руки завязывали белый шелковый шнур на запястьях шокированного Дио. Он надеялся, что все обойдется. Зря. Устав перебирать оправдания, почему же он был так покорен, когда что-то все еще можно было изменить, он признался самому себе: он боится Дельфину. Боится не так, как когда-то боялся Дио. Не до истерик. Не до кошмаров, от которых Первый Солист вскакивал по ночам. Люсиола боялся ее как власти. Поднять руку на Маэстро означало стать врагом всей Гильдии. Он боялся пойти на этот шаг тогда, боится и сейчас. Он может лишь робко просить. Раз голос отняли у Первого Солиста Дио, то должен просить его верный слуга. Только вот стоит ли? Оболочка Дио шлепает рукой по столу вразрез с любыми королевскими манерами. По его недавно отмытой от крови руке стекает нежный сливочный крем, лениво ползя по гравировке бронзовых браслетов. Дио выглядит так непривычно в черном королевском одеянии. Обнаженные плечи, голый лоб, на котором блистает золотая татуировка в виде глаза - у нормального Дио был бзик на том, чтобы ее скрывать. Знак дома Эрклер. Приговор, выносимый аристократии при самом рождении. Приговор, о котором напоминают каждую Неделю рождения. Соответствие стандартам Гильдии - или смерть. "Это твой день рождения. Будь счастлив! Ты родился, ты живешь, а однажды ты умрешь! Поздравляем!" "Как приятно! Если бы каждый раз так отмечали Неделю рождения, я бы был счастлив!" Люсиола внезапно вспомнил, что лишь он тогда Дио ничего не подарил. В Гильдии не принято дарить что-либо тем, у кого есть все возможные блага. В итоге, не по своей воле, но Люсиола преподнес ему в подарок смерть. То, от чего Дио так остервенело бегал, то, что своей нестабильной психикой так хорошо понимал. Смерть. Люсиола очень надеялся, что это не так, что это лишь временное помутнение, но раньше в глазах его господина сияло небо, а теперь покоился тысячелетний лед. То, что тело Дио до сих пор двигается - просто нелепая случайность. Дио уронил голову на столешницу белого дерева и начал бессмысленно колотить по ней ложкой. После испытания он лишился всей своей грации и начал напоминать заводную игрушку, у которой вот-вот кончится заряд. Заводным игрушкам безразлично, что вокруг них. Кто вокруг них. Туго стянутая пружина дает какой-то механистический импульс - и вот хрустальное блюдце со звоном разбивается о холодный пол. Люсиола начинает методично собирать осколки. Даже без своего господина, он не более, чем слуга. Дельфина удаляется, потеряв к происходящему интерес. Она уверена, что Люсиола не сделает глупостей. На одном из осколков его взгляд задерживается дольше, чем обычно. Глубокие голубые глаза смотрят на продолговатый кусочек стекла, затем на Первого Солиста. Почему-то кажется, что сопротивляться тот точно не станет, а если в нем осталось хоть немного души, то душа эта будет благодарна за избавление от такого дефектного сосуда. Внутри Люсиолы плачет ребенок лет семи, ребенок, которого подарили в услужение Дио и с которым Дио обошелся слишком по-человечески для наследника благородного дома. Впервые за десять лет Люсиоле действительно трудно сдерживать слезы. "Дио не должен здесь оставаться! И ты тоже!" Голос Клауса вырывает Люсиолу из размышлений. По столу по-прежнему стучит ложка, которую мастер Дио зажал неуклюже в кулак. Возможно, мысленно он все еще добивает кого-то на гильдийской арене. Не должен. Дио точно не должен. Иначе Дельфина убьет его также медленно, больно и на ее манер красиво, как убивает сейчас капитана Сильваны. Но Алекс Роу не боится Маэстро. И прежний Дио не всегда ее боялся - его смелости хватало на многие авантюры: увязаться за ваншипом Клауса, добровольно принять "плен" на незнакомом корабле, а когда-то давно дать поесть одному робкому мальчику, заговорщически прося не говорить сестре. Возможно, Дельфина ненавидела брата за то, как сильно он на нее не похож. Возможно, Дельфина просто сама неизмеримо далека от всего человеческого. Должно быть, Дельфина ненавидит свободу так же сильно, как когда-то ее любил Дио. Убрав осколки, Люсиола осторожно берет за плечи своего мастера и помогает подняться. Клаус и Альвис следуют за ним, и юноша просит девочку не смотреть, когда Дио прошибает очередная волна истерического хихиканья, и он пытается ударить самого себя по щекам. Люсиола в последний момент перехватывает движение, невольно оказываясь лицом к лицу с наследником Гильдии. "Мой господин," - телохранитель пытается разглядеть крупицы рассудка в узеньких щелках глаз. Заставляет себя запомнить гримасу своего бедного хозяина, гримасу безумной смеси самодовольства и равнодушия, как запомнил полную отчаяния пощечину там, на Сильване. И тут Дио впервые произносит осмысленное слово. "Д-р-у-г" Оно дается ему непросто, с интонациями расстроенного пианино. Люсиола улыбается, прикрывая глаза, чтобы не заплакать от радости. Даже если эта надежда не более, чем мираж. Даже если его хозяин окончательно и бесповоротно безумен. Теперь в сердце Люсиолы больше нет страха - только решимость и доверие. "Позаботьтесь о Дио"