Два творца - одна проблема

Эх, порой наступают такие дни, когда твоё настроение вместе с желаниями могут упасть ниже плинтуса, и достать их оттуда просто не представляется возможным. Ты стараешься всё это сделать в одиночку, всеми силами пытаешься пробудить в себе хотение творить очередную красоту, но всё без толку. По-прежнему остаётся та же пустота. Этот период очень болезненно переносят творцы, для которых очень часто именно их хобби может стать лучом в непроглядной тьме тусклых моментов жизни. Именно в такое трудное время просто необходим человек, которому удастся в полной мере поддержать тебя. А если он по совместительству писатель? Иль даже музыкант? Так почему бы не приложить совместные усилия и не попытаться породить на свет общее чудо? Давайте-ка вместе взглянем, что из столь заманчивой парочки умудрится выйти… Это был очередной пасмурный день, грозящий принести за собой дождливые выходные. Осень, что ж тут поделать. Естественно, из-за такой непогоды тебе хотелось только одного – сидеть под тёплым пледом и наслаждаться просмотром телевизора со своим молодым человеком, который страсть как любил различны кино. И имя этому человеку было Фредерик. Фредерик Крейбург! Да, на людях его часто можно заприметить как довольно хмурого человека, не желающего попросту одаривать почти каждого прохожего своей тёплой улыбкой. В принципе, тот всегда являлся довольно молчаливой персоной, предпочитающей для себя по большей части уединение в тихой комнате, где будет лишь он один. В отличие от его партнёра, которого звали Орфей. Второй оказался душкой! Писатель, чаще всего умеющий располагать к себе людей. Он прекрасно мог понять их чувства, даже проникнуться состоянием, а после дать совет, как справиться с тем или иным недугом. Ха-ха, кто бы мог подумать, что такому солнечному зайчику может понравится загадочный, замкнутый в себе парень… Даже самые близкие друзья оказались в полнейшем шоке, когда их общий приятель огласил о своём любовном интересе. Такого предвидеть никто не мог. Самое интересное, что оба парня жили душа в душу и ссоры были сведены к минимуму. Лишь иногда Орфей мог немного разозлится, если одеяло оказывалось полностью у его возлюбленного. Холодно же! Но у Орфея было собственное оружие против него. Он начинал его будить рано утром, дабы тот сильно не разлёживался в кровати. Хоть они долго живут вместе, музыкант до сих пор не может понять одного: на кой чёрт его писателю подрываться в такую рань? Тем более в выходные, когда все, по мнению Фредерика, нормальные люди должны наслаждаться моментами отдыха и давать себе высыпаться, а не вскакивать в 7 утра со словами: “День обещает быть насыщенным!”.       Аргх… Вот даже сейчас, в 8 утра, обладатель красивых каштановых волос уже был на ногах да гремел посудой на кухне. Он ещё и до этого успел навести шуму, когда просто захотел налить себе кофе. Ага, прям видно. Грохот стоял такой, словно к ним воры в дом прокрались, раз уж сам Фредерик со второго этажа услышал.       – Да где же… Где все кружки?! – недовольно бубнил Орфей, как старушка на лавочке, себе под нос, продолжая перебирать на кухне всё, что только могло попасться под его взор. Ой, ну началось. Сам эти же кружки утаскивает в свой кабинет, а потом удивляется, где они.       Эх, придётся прервать свою дрёму, дабы помочь этому бедолаге.       Фредерик без особого энтузиазма и радости в глазах встал с постели. Невооружённым глазом заметно, что он не смог полноценно отдохнуть. И всё из-за этого шума, появившегося благодаря его ненаглядному возлюбленному. Ладно, порой парень мог прекрасно понять, почему же его вторая половинка поднимается в такое раннее время. Обычно подобное могло происходить, если Орфею позарез необходимо было закончить определённую работу в срок. Но сейчас, когда у него была полная свобода от этого, почему ему не спиться?! Почему нельзя просто насладиться теплотой постели в осеннее холодное утро?! Почему он не может понять, насколько сильно Фредерик хочет лежать с ним в обнимку в столь неприятные дни, согревая себя, постоянно мёрзнущего парня, тёплым телом Орфея?..       – О! Вот! – вновь послышался голосок романиста, который всё же раздобыл на кухне одну кружку. Счастье-то какое! Хоть иди и празднуй прямо сейчас!       Фредерик решил пока не торопиться. Хотел незаметно полюбоваться им, своим ненаглядным красавцем, который оставался неотразимым при абсолютно любой ситуации. Даже когда он мог выглядеть совершенно неопрятно, вот как сейчас, музыкант всё равно наслаждался образом любимого. В данный момент на писателе вообще была помятая белая майка, на которой находились едва заметные капли от когда-то свежего кофе, “модные” шорты синего тусклого оттенка с парой дырок, подходящие для работы в огороде, и ничем непримечательные носки, подаренные однажды на день рождения Орфея. До сих пор ведь носит.       А вот стоит ему находиться на улице… Ах, он совершенно меняется. На нём уже не будет той одёжки, которая в данный момент надета. Место займёт идеально выглаженный костюм белого оттенка и модный пиджак. А на ногах уже окажутся лакированные туфли, которые Орфей всегда чистит перед выходом в публичное место. Иногда даже напоминает Фредерику о том, чтобы тот самолично расправился с грязью на собственной обуви. Это очень мило с его стороны, ибо он постоянно замечает столь незначительные детали. Ха, забавно, что как только дело касается образа перед походом в общественное место, то Орфей уже во всю готов! А вот стоит дойти до его рук вещам, в которых он совершенно не разбирается, он сразу же перестаёт быть таким уж уверенным в себе парнем.       Но вот что удивительно показалось сейчас для Фредерика, продолжающего наблюдать за Орфеем, так это книга рецептов, лежавшая на кухонной тумбочке. Нет, писатель может этим пользоваться, никто даже спорить не станет. Просто музыкант не часто мог заметить Орфея за подобным занятием, ибо, как романист сам говорил, готовить не умеет совершенно. На самом деле это не так. Фредерик давненько знает пристрастия Орфея насчёт готовки. М-м, как вспомнит беловолосый вкус той еды, что была сотворена благодаря писателю, так сразу же подступает сильнейшее желание вкусить данное блюдо ещё раз.       – Так… Надо яйца разбить… – говорил про себя Орфей, внимательно вчитываясь в условия приготовления. Он что, серьёзно не замечает присутствие собственного парня? Да, Фредерик хоть часто и выглядит так, словно по нему чёрная полоса жизни прошлась, но не стоит же из-за этого игнорировать его. О! Идея!       Длинный палец Фредерика потянулся к близ находящемуся предмету, коим оказалась вполне простая метла, и с лёгкостью столкнул её вниз. Так уж получилось, что при полёте на пол она потянула за собой мусорное ведро, вызвавшее такой грохот, что бедный Орфей чуть не получил сердечный приступ от неожиданности.       – А-А-А! – воскликнул обладатель каштановых волос, роняя на пол уже разбившиеся яйцо и обращая своё внимание на самодовольно улыбающегося Фредерика. Он напоминал кота, полакомившегося вкусной креветкой, которую ему не каждый день удавалось заполучить на своём блюдце.       – Что бьём тут? – спокойно задал вопрос музыкант, подходя поближе к любимому, глазевшему на него с недовольством.       – Твои яйца сейчас бить будем, если ты ещё раз повторишь подобное! – Орфей выпятил свою обширную грудную клетку и с упрёком стал тыкать пальцем прямо в сердце Фредерика. Писатель зол.       – Воу-воу, полегче, дорогой. Я же не со зла такое сделал. Просто хотел, чтобы ты обратил на меня внимание. А то ты так погрузился в готовку, что даже не мог голову чуть повыше поднять, чтобы заметить моё присутствие.       – Но не обязательно же ради этого устраивать столько шумихи! – Орфей поставил руки в бока и, сблизив брови к переносице, хмуро глянул на возлюбленного. Фредерику хотелось ляпнуть что-то по типу: “С каких пор у тебя появился взгляд строгой мамочки?”. Но вовремя откинул в сторону эту затею. Будь эти слова уже сказаны, от музыканта остался бы только прах.       – Ладно-ладно, признаю, я погорячился, – сразу же замямлил Фредерик, рассчитывая на то, что Орфей успокоится. Вон, скоро у писателя пар со лба пойдёт!       – Вот и славно.       Орфей усмехнулся и вновь обратил своё внимание на книгу с потрёпанными от жизни страницами. Такими они стали в следствие того, что из поколения в поколение их передавали в роду писателя. Хоть тот и не стал выдающимся кулинаром, и не интересовался в готовке настолько сильно, он всё равно бережно хранил её, порой склеивая страницы, готовящиеся распасться с минуты на минуту. Иногда подобные занятия Орфей проводил вместе Фредериком, чьи пальцы обладали мелкой моторикой в совершенстве. Писатель тоже был не промах, но всё же в этом кропотливом деле больше вносили вклад способности музыканта.       – Так… – палец Орфея прошёлся по чёрным буквам, выведенным на шершавом листке бумаги корявым почерком, – …это я уже сделал. Значит, мне осталось добавить баклажаны... – продолжал нашёптывать про себя писатель, давая себе небольшой отчёт об уже ранее сделанных пунктах.       Фредерика весьма сильно удивил факт, что в сегодняшнем завтраке, в самой еде, будет присутствовать такой вид ягод как баклажан. По-моему, где-то да используется он, но уж явно не на первый приём пищи! Бесспорно, Фредерик доверял Орфею и той самой кулинарной книге, просто музыкант ранее ни разу не употреблял нечто подобное на свой завтрак. Именно завтрак. Вдруг это окажется вполне хорошим опытом для его жизни, кто знает?                      – М-м! Орфей, это чудесно! Ха, а это и вправду оказалось вполне хорошей пищей для начала дня. Фредерик никогда не сомневался в умениях своего возлюбленного. Он всегда творил нечто прекрасное, отчего хотелось раз за разом возвращаться к этому. Точно такое же было и с его историями, западающими в душу каждому, кто хоть раз в жизни да видел их. Каждая из них оказывалась по-своему уникальной. В каждом слове, в каждом сюжете, в каждой реплике персонажей чувствовалась любовь писателя к этому делу, поэтому любой из его рассказов выходил довольно насыщенным, прямо как та еда, оказавшаяся на сегодняшнем завтраке. За такую сильную самоотдачу Орфея хотелось нахваливать до потери сознания. Но всё же стоило знать меру в приложении сил к какому-либо делу, ведь рано или поздно это может привести к самому неприятному, что только может быть у творцов – выгоранию. И вот, к глубокому сожалению, именно в этом периоде сейчас и находится писатель. Единственное, что хоть как-то может разбавить его серые будни без творчества, это времяпровождение с любимым человеком. И Фредерик на все 100 баллов помогает своему бедняге. – Ну, я рад, что тебе это настолько нравится, – губы Орфея преобразовались в лёгкую тёплую улыбку, ибо подобная похвала значительно улучшала настроение. Хоть по его полуприкрытым глазам, под которыми расползались тёмные круги от недосыпа, такое не скажешь, он всё равно чувствовал себя в разы лучше. – Ещё будешь? – Конечно!       Музыкант успешно умял ещё одну порцию столь вкусной еды. Видимо, она оказалась настолько прекрасной, что аж щёки вместе с уголками губ захотели её опробовать на себе.       – Фредери, у тебя вот тут… – Орфей указал на собственные щёки указательным пальцем, намекая на остатки недавно употреблённой пищи.       – М? – музыкант, до сих пор прожёвывающий пищу, вначале недоумённо взглянул на своего любимого, а после мигом понял, что к чему. Он осторожно вытащил из пакета влажную салфетку, чтобы остальные не полезли вслед за ней, и быстрыми движениями избавился от проблемы. – Так лутфе?       – Ты сначала прожуй всё, а уже потом говори, – посмеялся Орфей, ибо это выглядело очень даже забавно, по мнению писателя.       Фредерик стал активно шевелить челюстями, чтобы вся та пища, находившаяся во рту, в разы быстрее оказалась в его животе и позволила нормально говорить.       – Фух… Я уже объелся… – музыкант откинулся на спинку стула, пребывая в полнейшем наслаждении от пищи, которую приготовил его возлюбленный. Пожалуй, именно этот омлет оказался весьма питательным. Судя по всему, ему не придётся задаваться вопросом насчёт еды в ближайшие несколько дней. Ха-ха.       – Уже? Так быстро? – с насмешкой вопросил Орфей, забирая грязные тарелки и закидывая их прямиком в посудомоечную машину. Парень выставил определённый режим, необходимый для такого объёма посуды, и пошёл обратно к Фредерику. – Да-а… – крепко держась за стол, музыкант еле-еле встал со стула. Казалось, будто он слопал целого слона. И как ему теперь идти и пытаться музицировать? – Удивительно. Обычно ты не наедаешься быстро, а тут внезапно от всего лишь двух порций омлета сразу с ног валишься, – Орфей осторожно придержал Фредерика, который чуть не завалился на стену. – Что ж поделать, раз твоя еда такая вкусная, – Фредерик решил польстить немного, сохраняя спокойное выражение лица. Он часто обращал подобные слова к своему ненаглядному, дабы в очередной раз увидеть, как тот отмахивается. И вновь музыкант получил ожидаемую реакцию. Орфей закатил глаза, помотал головой из стороны в сторону и в заключении выдал смущённый вздох. – Вот любишь же ты подлизываться, – писатель осторожно потрепал Фредерика по голове, а после одарил нежным поцелуем в лоб. – Ха, а ты обожаешь слышать подобные слова, вот и продолжаю “подлизываться”. За правду Фредерик получил вознаграждение в виде “нежного” подзатыльника. Естественно, он мгновенно нахмурился, собираясь высказать своё недовольство, но от Орфея, ранее находившегося поблизости, и след простыл. Ну, раз уж его сейчас нет, то почему бы не попытать очередную удачу? Как и Орфея, Фредерика охватило выгорание, поэтому теперь даже музыка для него стала непосильным трудом, словно он ранее не видывал в своей жизни пианино. Словно ему попросту память отшибло, и он теперь должен стараться восстановить собственное блестящее умение создавать из-под своих пальцев чудесную мелодию, ласкающую уши любителей классики. Одним из таких был Орфей. Самое интересное, что их инструменты для творчества находились в одном кабинете! Да-а, комнаты в доме Орфея могли себе позволить такое пространство, чтобы для каждой мебели хватало места. Да и сама обитель писателя была громадной. Всё благодаря богатству его родственника, завещавшего своему любимому внуку такой роскошный особняк, где теперь, наслаждаясь жизнью, проживал Орфей вместе со своим парнем. До романтических отношений с писателем Фредерик находился в общежитии. Не сказать, что это было прекрасное место, где можно находится, но в целом оно оказалось не таким уж и плохим. Только, конечно же, общежитие не сравнится с особняком Орфея. Эти массивные деревянные ступеньки, по которым расхаживали ноги Фредерика. Это превосходное убранство, обновлённое ещё с начала заселения Орфея сюда. Обладатель каштановых волос обожал всё эстетичное и не позволил бы себе проживать в месте, где приятной атмосферой даже в жалком уголке не пахнет. Поэтому в момент переезда Фредерика сюда, Орфей активно помогал расставлять вещи, чтобы они выглядели правильно. Везде надо соблюдать грамотную эстетику! И музыкант спокойно подчинялся условиям любимого. Он осторожно вошёл в их общий кабинет, где его встретила всё та же прекрасная чистота и предметы, стоявшие по стойке смирно на своих местах. Те самые вещи находились на полках громадного книжного шкафа, расположившегося у левой стены, если рассматривать это со стороны того, кто входит в саму комнату. Маленькие предметы представляли из себя неприметные украшения: фотографии, поставленные в красивую белую рамку, специально вырезанную по заказу, изысканные бокалы для распития как алкогольных, так и газированных напитков, а ещё изящные статуэтки ворон! Ох уж эти тёмные создания, которыми настолько сильно восхищался Орфей. Когда-нибудь Фредерик точно сорвётся да пойдёт купит писателю это чудо с чёрными перьями. Тот явно заслуживает этого. Лишь бы это чудо не врезалось куда-нибудь, а то в кабинете присутствуют два огромных окна, выходящих на задний двор. Напротив самого главного окна, которое заметно аж при в самом входе в кабинет, располагался письменный стол Орфея, в котором самую главную роль играл именно компьютер, где хранились ценности писателя – его работы. Именно поэтому обладатель каштановых волос настолько сильно беспокоился по поводу своей техники. Как, в принципе, и беловолосый насчёт своего массивного инструмента снежного цвета. Пианино стояло “лицом” к столу писателя, дабы в какие-то моменты Фредерик мог украдкой поглядывать за работой своего трудолюбивого писателя, чьи пальцы могли с немыслимой скоростью вводить текст, попросту уничтожая клавиатуру под собой. Порой даже становилось интересно, как при таком быстром печатании историй ещё не испепелились клавиши. Ха, а ведь подобный вопрос нельзя повернуть даже к Фредерику, поскольку с инструментами он обходился более аккуратно. – Как тут поживает моё пианино?.. – в пустоту прошептал музыкант, осторожно коснувшись белоснежных клавиш, на которых совсем немного оседала пыль. Неужто он настолько долго не прикасался к своему любимому делу? Даже верится с трудом в это… – Что ж, давай попробуем наверстать упущенное... Фредерик придвинул поближе к пианино стульчик и принял “боевую позу”, собираясь начать очередную симфонию из ласковых усыпляющих звуков. Вперемешку с грибным дождём, до сих пор стучащему по крыше особняка, определённо могло выдастся нечто интересное. Может, атмосфера сумеет зачаровать творческую душу настолько, что музыка сама польётся как надо. Что ж, стоит опробовать, а там уже как пойдёт… – А-а-а… Фредерик уже та-ак долго сидел за этим пианино, стараясь отыграть хоть одну мелодию, которую он знает. По итогу всё просто-напросто шло к чёрту! Может, его оклеветала какая-нибудь старая бабушка, осуждающая каждого, кто пройдёт мимо неё? Нет, серьёзно! У него создавалось ощущение, словно на него взаправду наслали проклятье и теперь ему жизненно необходимо пройти множественные испытания жизни, чтобы вновь привнести в свой тёмный путь глоток музыки. Только сколько же ему предстоит ещё пройти, если он уже целый месяц не может взяться за своё хобби?! Он очень опечален этим, но, к несчастью, ничего поделать не может. Ощущает себя бесхребетной рыбой, которую бросили на произвол судьбы без ничего. С музыкой его жизнь хотя бы была веселее, не то что в нынешнее время… Внезапно дверь в тёмный кабинет, где Фредерик не стал включать свет, дабы придать атмосферы, отворилась, и из-за угла выглянул Орфей: – Милый, ты как? После этого на пороге кабинета уже стоял, выпрямившись в полный рост, Орфей, держащий в руках блюдце с сочными недавно помытыми яблоками привлекательного красного цвета. Хм-м, если память белокурого не подводит, то в частности именно они являются более сладкими. Конечно, не всегда, ведь это ещё зависит от везения. – Ох, со мной всё в полном порядке, – стараясь выглядеть более спокойно после одного часа потерянного времени зазря, промолвил Фредерик, откидывая свои белоснежные волосы за спину. – М-м, правда что ли? Тогда почему на тебе лица нет? – проговорил с добротной усмешкой Орфей, подходя поближе к любимому и вручая ему в руки тарелку с аппетитно выглядевшими яблоками. Фредерик пробурчал себе под нос непонятные для Орфея слова и стал осторожно надкусывать округлое яблоко. Бинго! Оно оказалось сладким, как и предполагал музыкант! – Ну как, нравится? – спросил Орфей, поставив на бок руку. – Очень! – опять с набитым ртом промямлил Фредерик, продолжая вкушать яблоко, из которого сочился слегка едкий сок. Орфей нежно улыбнулся, а после произнёс следующее: – Просто я посчитал, что в такие пасмурные дни тебе необходимо есть что-то сладкое… – Орфей максимально приблизился к сидячему на стуле Фредерику, который с уже довольным выражением лица заканчивал уплетать плоды. Писатель решил осторожно прикоснуться к тонким пальцам возлюбленного, оказавшимися через чур холодными, и его словно током ошпарило от очередной идеи, которую можно было воплотить в реальность с лёгкостью, –… а ещё тебе явно необходимо что-нибудь тёплое… Как насчёт совместных посиделок под пледом с чашечкой какао? – Мпф? – А-ах, прожуй для начала! – повторил свою утреннюю фразу Орфей, сделав рука-лицо. Эх, вот вроде Фредерик такой серьёзный, но порой всё равно ведёт себя как самое настоящее дитятко. Парень послушался словам писателя и с громким звуком проглотил кусочки яблок. Теперь его губы были покрыты едким соком, от которых могло слегка пощипывать, словно тебе нанесли зелёнку на небольшое ранение. – Так что за предложение? – ещё раз переспросил Фредерик, поскольку в первый раз оказался слишком занят едой. Естественно, из-за того, что музыкант не услышал это с первого раза, Орфей издал измученный вдох, но тем не менее всё равно повторил своё предложение: – Как тебе идея про совместные посиделки под пледом с чашечкой какао? – А у нас дома имеется какао? – Обижаешь. Конечно, имеется! – Интересно, а почему я его раньше не наблюдал? – Фредерик слегка нахмурился, не совсем доверяя словам возлюбленного. Они живут в одном доме, и, как оказалось, музыкант всё это время ни разу не замечал подобного. Вот так фокусы! – Кое-кто просто плохо смотрел, – ответил самодовольно Орфей, направляясь обратно на первый этаж, в обширную кухню. На самом деле писатель специально запрятал какао на подобный случай, дабы потом помахать у того перед лицом этой самой банкой, заявив: “Ну вот, видишь!” – Сказал человек, у которого совсем недавно испортилось зрение, – прошептал Фредерик, которого, к великому несчастью, услышал Орфей, сурово поглядевший назад.       Да, так уж получилось, что из-за довольно частых взаимодействий с компьютером, зрение Орфея пошло на спад. Как же писатель до этого додумался? А никак! Всё вскрылось лишь благодаря Фредерику, однажды заметившему, как писатель стал щуриться. Ладно, один раз можно понять, но вскоре подобных моментов стало становиться больше и больше, в следствие чего музыкант насильно погнал своего возлюбленного к офтальмологу. Под итог обследования писателю и сообщили о том, что у него ухудшилось зрение. Для Орфея подобная новость не была слишком уж приятной, поэтому он явно не рад упоминанию о своей недавно появившейся проблемке. Хоть там не было чего-то критичного, для него, писателя, это стало очень масштабной проблемой, будто ему навсегда запретили писать истории. Совершенно нет. Орфея просто попросили чуть уменьшить пребывание за монитором, дабы в будущем это уже действительно не переросло в нечто плохое.       – А вот это совершенно не к месту, Фредерик! – мгновенно упрекнул его Орфей, тыкнув тому в грудь указательным пальцем, чтобы постыдить за сказанные слова.       – Ты до сих пор не можешь принять это? – музыкант обеспокоенно глянул на романиста, стараясь понять, почему же его настолько сильно тревожит данная тема. У большинства людей из их института имеется такая проблема, но это не мешает никому жить. А у этого бедолаги, который сам по себе довольно нервная персона, любящая накручивать себя по поводу и без повода, ухудшение зрения порой вызывает фонтан отрицательных эмоций. Ха, хотя сам на неделе говорил, что его больше не побеспокоит данная тема. Значит, соврал. Вот же ж врунишка.       – Да, прикинь! – Орфей недовольно вскинул руками, показывая своё раздражение из-за повторного поднятия разговора насчёт его зрения.       –Сладкий, не горячись, – нежно прошептал Фредрик, осторожно приближаясь к Орфею и обнимая сзади. Ссорится со своим очаровательным молодым человеком не хотелось, поэтому стоило просто понять его, дабы в следствие не произошёл скандал. Как же хорошо, что музыкант и писатель почти ни разу не ругались. От этого аж на душе становится хорошо.       – Сейчас я горький, – писатель открыл дверцу шкафчика, расположенного над одной из кухонных тумб, и стал рыться в поисках обещанного музыканту какао. Рука Орфея сначала прошлась тут, потом там, но нигде он не смог обнаружить необходимую банку.       Тем временем Фредерик, продолжающий обнимать того за талию, с интересом смотрел за столь старательными попытками схватиться за какао, которую к тому моменту, кстати, сумел узреть даже музыкант; скорее всего дело в росте, чуть превышающем Орфея.       – А-а-а! Да что ж такое?! Где эта банка?! – недовольно бухтел Орфей, до сих пор пытаясь дотянуться до злосчастной вещи.       – Тебя подсадить? – осторожно спросил Фредерик, собираясь уже помочь писателю. Уж беловолосый понимал, что пока музыкант не видит, тот определённо подставляет табуретку, дабы дотянуться до верхних ящиков. Таков был рост писателя, передавшийся по наследству от достопочтенных родителей, которые в остальном были восхитительны.       Когда вопрос был произнесён, Орфей сохранял молчание, раздумывая на тем, что же можно ответить на подобное предложения. С одной стороны, он проявит свою слабую сторону, а с другой сумеет покончить со своими мучениями. Вы, наверное, спросите, что же он из этого выберет. И ответ окажется простым:       – Подсади меня, пожалуйста.       Фредерик хмыкнул и, умело подхватив того под подмышками, приподнял, чтобы Орфей в коем-то веке взял эту баночку с какао. Наконец, желаемый предмет оказался в руках писателя, выглядевшего ну очень уж довольным! Удивительно, но они оба, Орфей и Фредерик, провозились за этим делом около 6 минут. А ведь всё могло обойтись в разы проще, будь писатель чуточку смелее с самого начала. Сами же понимаете, кое-кому необходимо возомнить себя лучше другого.       – Ес-с! – победно прошипел Орфей, стоило ему опуститься обратно на землю уже вместе с банкой. Ура! Миссия выполнена! Теперь можно идти и подогревать чайник, потом насыпать по чашкам какао, заливать всё это дело кипятком, а уже под конец можно приукрасить напиток парочкой маршмеллоу. Да, даже эти сладкие тянущиеся вкусности, как раз подходящие под горячее питьё и блюда, находились в их имении. Ха-ха, интересно, можно ли их назвать богатыми по этой причине?       – Теперь ты доволен? – спросил Фредерик с нежностью, смотря на своего возлюбленного, который поспешил подойти к чайнику и, залив туда необходимое количество воды, поставить его греться. Им оставалось только дожидаться, когда же раздастся писк, оповещающий о готовности жидкости.       – Более чем, – ответил Орфей, дотронувшись своими тёплыми губами до холодной щеки музыканта.       Эх, опять этот бедолага мёрзнет… Даже отопление, которое совсем недавно поступило в дома не могло помочь Фредерику справиться со своей проблемой. Поэтому, чтобы хоть как-то смягчить дискомфорт беловолосого в столь морозные деньки, Орфей постоянно обнимал его, прижимаясь всем своим телом. Особенно в этом Фредерик нуждался по утрам, ведь ему жизненно необходимо было ощутить рядом с собой его тёплое и обожаемое всем его сердце солнышко. Естественно, подобную черту своего характера он бы не осмелился показать на людях. Всё-таки музыканту больше нравится придерживаться его стойкому и непоколебимому характеру в общественном месте. А вот дома уже можно насладиться пряными нежностями, напоминающими собой ту самую воздушную пенку, покоящуюся на глади горячих напитков из кофейни.       И вот чайник, который они так долго ждали, наконец достиг точки кипения, и по кухне прошёлся громкий писк, оповещающий о готовности.       Орфей взял их кружки: одна из них покрыта небольшими изображениями тонкого пера и листа бумаги, на котором находились своего рода каракули (не будет же человек ломать себе зрение, стараясь разглядеть, что же написано мелким шрифтом), а вторая была наполнена чёрными нотами, переливающимися в свете люминесцентной лампы, прикреплённой к одной из стен. Кажется, можно прекрасно догадаться, какая кружка и кому принадлежала. Ох, точно! Была ещё одна деталь! Надпись! На кружке с нотами было: “Любимому музыканту”. А на другой, где имелись перо и лист, гласило: “Любимому писателю”. Ха-ха, однажды парни не могли придумать, что же такое подарить друг другу на день влюбленных. Хотя, казалось бы, сходи в магазин да купи подарок, который может прийтись по душе дорогому человеку, но нет. Парни долго рыскали по различным местам, так и не находя нужной вещи. Лишь потом, когда к ним снизошло великое озарение, пришедшее в виде очередной рекламы на сайте, те догадались, что же можно подарить возлюбленному. Они тут же побежали заказывать эти кружки, на которых могли написать собственное послание своему дорогому человеку. В итоге было забавным понять, что у них произошла некая ментальная связь и их подарки оказались похожими. – Орфей… – Фредерик промурчал над ухом писателя, заставляя второго слегка покраснеть от такой близости. Музыкант стоял позади Орфея, прижимаясь к нему своим телом и обнимая с особой осторожностью. – Что-то случи– – Ты у меня такой красивый. О-о! Теперь наш романист, кажется, ещё больше покраснел! Ну разве не очаровательно? Румянец определённо шёл к его миловидному лицу, из-за которого хотелось зацеловать это чудо, чтобы он весь горел от смущения, как какая-нибудь ещё совсем юная девочка, которую впервые позвали на свидание. – Фредерик, вот оторвать бы тебе язык… – сказал смущённо Орфей, отвлёкшийся от приготовления обещанного какао, предназначающегося для их романтического времяпровождения этим вечером. Теперь, к несчастью, на столешнице находились остатки от случайно высыпанного порошка тёмно-коричневого оттенка. – Вообще-то, мой язык истину глаголит! – заявил самоуверенно Фредерик, выпячивая свою грудь, словно горделивый петушок. – Ой-ой, точно, совсем забыл! – посмеялся Орфей, глянув назад. – Правда, я надеюсь, что ты умеешь не только болтать, но и убираться. Поэтому тряпку в руки и бегом оттирать, виновник “торжества”. Фредерик испустил измученный вздох и, неохотно оторвавшись от тёплой тушки писателя, пошёл за тряпкой. – Хороший мальчик, – перед тем как второй удалился за тряпкой, Орфей потрепал того по голове. Но, видимо, парень чуточку перестарался с силой, и теперь вместо хорошо уложенной чёлки появилась, по мнению Фредерика, самая настоящая мочалка, которую изрядно замучила жизнь.       Но на сей раз музыкант решил просто промолчать, поскольку ему было очень приятно получить такую простенькую похвалу. Всё же от любимого человека слышать подобные реплики очень даже хорошо. Мгновенно настроение поднимается.       Вернувшись обратно с тряпкой, Фредерик быстро избавился от рассыпанного какао. Теперь будет доволен и его великодушный романист, который уже стоял с нежной улыбкой, наслаждаясь тем, как его милый парень трудиться. Если бы Фредерик не стал отмывать столешницу от порошка, то тогда бы он знатно получил этой самой тряпкой, находящейся у него в руке, по голове.       Спустя некоторое время Орфей продолжил со спокойной душой подготавливать какао для их вечера. Он уже залил кипятком две кружки и теперь осторожно раскладывал милые мордашки с помощью маршмэллоу. Одна напоминала собой довольного котика, а вторая наоборот – недовольного. Нет, Орфей совсем не намекает Фредерику о том, что тот постоянно ходит с грозным видом, тем самым отпугивая любого случайно подошедшего к ним человека. Конечно, друзей писателя этим больше не одурачить, – иммунитет выработался, – но вот простых студентов, решивших в свободное время попробовать подружиться с романистом, это жесть как напрягало. Они постоянно сравнивали Фредерика с грозным животным, не позволяющим приблизиться к своей очаровательной пассии. Мало ли что там у незнакомцев в головах творится.       – Вот, пожалуйста, твоя кружка! – Орфей осторожно пододвинул в сторону кружку с нотами, давая намёк своему возлюбленному, что стоит уже забрать её и начать испивать горячий напиток.       – Спасибо, мой хороший, – спокойно промолвил Фредерик, забирая белую кружку и начиная мелкими глоточками, дабы не обжечь ротовую полость, пробовать её на вкус. Идеально!       – Ну как? – глаза Орфея внимательно наблюдали за пианистом. Он просто желал узнать: получилось ли у него изготовить нормальный какао или нет, не переборщил ли он с маршмэллоу и т.д.       – Прекрасно! – радостно заявил Фредерик, после чего начал активно отхлёбывать из кружки всё больше и больше какао.       – Эй-эй, если ты будешь так быстро пить, то на фильм даже не останется! – в шутливой форме предупредил того Орфей, влюблённо глазея на своего забавного парня. Даже не верится, что ему досталось такое чудо на ножках, которое ещё поискать надо… На дороге подобные люди явно не валяются!       – Ой, совсем забыл, ха-ха, – неловко усмехнулся музыкант, прекращая пить горячий напиток с такой пылкой жадностью, словно ему больше никто ещё раз подобный не приготовят.       Орфей закатил глаза, нежно улыбнувшись, а в голове вновь промелькнула мысль: чудо на ножках…                            – Ва-а-а, как же классно… – прошептал в полудрёме Орфей, изредка пригубливающий кружку с какао, растягивая момент наслаждения на подольше.       За окном продолжал идти суровый ливень, который был прекрасно слышен даже в момент, когда играл телевизор, показывающий на своём экране симпатичное старое кино. Да, то самое, где всё ещё было чёрно-белого оттенка. Оба просто обожали пересматривать такие произведения, раз за разом впадая в ностальгическое чувство, заставляющее молвить о том, как же в то время было прекрасно. Особенно их, музыканта и романиста, притягивала эта чудесная атмосфера, царившая в фильме: задорная реплика главных героев, словно всё это было не по чётко написанному сценарию, лёгкость их движений, мелодичность их голосов, когда им приходилось напевать чудесные песни, вытягивая громогласные слога в конце. А сейчас такое редко отыщешь… В большинстве своём нынешние фильмы ничем не привлекают зрителей. По крайней мере, Орфея и Фредерика они уж точно не интересуют. Слишком сухо, прямо как в горле после жаркой ночки летом.       – Мгм… – пробубнил Фредерик, прижимая к себе Орфея, лежащего к нему спиной. Второй был так загипнотизирован происходящим на экране, что с лёгкостью поддавался любым действиям со стороны музыканта. Кажется, обладатель каштановых волос особо-то внимания не обращал, ведь кино, конечно же, всегда важнее!       – Тебе интересно? – внезапно поинтересовался романист, всё же оторвавшись от фильма.       – Конечно, – сонно ответил Фредерик, чем вызвал бурную реакцию у писателя.       – А по твоему тону так и не скажешь, что тебе этот фильм по нраву… – насупился Орфей, возвращаясь обратно к просмотру и к своей кружке с какао, на котором уже не осталось целых маршмэллоу. Ротик романиста очень быстро слопал их, ведь они, чёрт возьми, такие вкусненькие! Особенно, если учитывать тот факт, что они до этого плавали в горячем напитке, оставившим на них сладких шоколадный привкус.       – Ой-ой, кое-кто, кажись, любит докапываться, – сказал с усмешкой Фредерик, начиная атаковать шею Орфея страстными поцелуями, изредка покусывая нежную кожицу.       – Мм, Фредерик, не начинай, прошу, – прошептал Орфея, крепко сомкнув губы и промычав. Он не очень любил проявлять свои стоны, ведь это чётко дало бы понять музыканту, что стоит продолжать мучить своего чувствительного до любых касаний возлюбленного. А Орфей такого не особо желает, поскольку он мгновенно падёт жертвой множественных нежностей вроде той, что прямо сейчас происходила между ними на этом чёртовом диване.       – Нет уж, позволь мне насладиться тобой сполна… – Фредерик прижал к себе тело Орфей, начиная с большей любовью опалять шейку писателя своим горячим дыханием, исходящим из его не менее тёплых уст.       – Фредери, мы сейчас всё пропустим! – Орфей грубо оттолкнул любимого, усаживаясь подальше от этого искусителя. Он больше не позволит тому ещё раз заполонить шею романиста всевозможными поцелуями… Писатель прекрасно понимает, насколько же его тело тает от подобного! Вот вдруг он совсем расслабится и пропустит всё самое важное из фильма, а? Поэтому во имя кино ему стоит оттолкнуть все эти телячьи нежности со стороны музыканта.       – Ладно-ладно, мой хороший… – Фредерик не стал перечить и просто обвил руками талию своего ненаглядного. Тот, на удивление, сразу же утихомирился и вновь улёгся рядышком со своим любимым музыкантом.       Фильм уже подходил к концу и внезапно в одном из кадров мелькает довольно интересная парочка, состоящая из писательницы и пианиста. Они так же наслаждались совместным вечером, прямо как и те, кто за ними наблюдал с дивана. Только у влюблённых из кино была своя атмосфера, заставляющая вдохновение медленно прорастать в сердцах творцов и заставлять их душу окрылять любовью.       Пара находилась в громадном зале, где пианист наигрывал зачарованную мелодию, пока его симпатичная пассия, облачённая в воздушное белоснежное платье, легко кружилась, словно заведённая детская юла. Она выглядела так нежно и изысканно, будто явилась для этого музыканта ангелом, который обязан пробудить его холодную душу от долгой спячки. В скором времени даже сам мужчина не смог удержать своих позывов и воссоединился со своей возлюбленной, начиная уже вместе совершать этот любовный обряд в виде вальса. Завораживающая музыка пианино всё продолжала и продолжала литься, но с каждым разом становясь громче, будто её уже воспроизводили не руки простого смертного, которому это не по силам, а величественного неведомого создания, способного овладевать музыкой. В сия сцене чувствовалась некая божественная сила, ибо этот белый свет, попадающий чётко в зал, снежные одеяния людей, представлявшие собой чистоту их мыслей и добрые намерения. Даже слова не нуждались в своём использовании, ибо всё итак понятно.       – Вау… – завороженно протянул романист, не смея отвлечь свой взор от такой прелестной сцены. Вдруг что-то ёкнуло в его душе, и он резко подорвался с дивана, будто ему подложили жгучую медузу. – Идея! Я напишу роман о паре, которой долго не позволяли быть вместе, но под конец они всё же сойдутся, и наступит самый настоящий счастливый конец!       Фредерик лучисто улыбнулся, поскольку понял, что в этот самый миг на его любимого человека снизошло желание творить, а это значило самое главное – он победил выгорание! Кажется, даже сам музыкант подловил этот миг счастья, ибо теперь он захотел усесться за своё законное местечко перед пианино и начать заполнять комнату мелодичным звучанием, по которому он знатно успел соскучиться. Всё-таки месяц прошёл с последнего раза, когда ему удавалось отыгрывать поистине хорошую музыку, превосходящую ту, которую Фредерик заставлял себя создавать в период своего выгорания. Пожалуй, это являлось самым ужасным решением, которое только могло быть в его жизни.       Что ж, раз сейчас всё разрешилось, и судьба смиловалась над ними, так почему бы им не отправится на второй этаж, где они сумеют в полной мере насладиться своими любимыми хобби.       – Так, надо срочно это записать, пока из головы не вылетело… – протараторил романист, уже спеша на всех порах к кабинету, в то время как пианист с упоением наблюдал за своим ненаглядным. Эх, это замечательно…       Фредерик добрался до кабинета, в котором горел свет настольной лампы, создавая романтичную и, может быть, даже соблазнительную атмосферу. Вот что надо для сладких парочек-творцов! Сам Орфей уже восседал на своём кресле, словно самопровозглашённый король в своём троне, и с ярко выраженным вдохновением о чём-то строчил, вновь уничтожая наповал несчастную клавиатуру. Видимо, совсем скоро придётся с ней прощаться, ибо она вряд ли выдержит столь яростного напора пальцев.       – Дорогой, я, конечно, понимаю всё, но будь чуть нежнее с клавиатурой, – мягко промолвил Фредерик, подойдя к своему возлюбленному и кладя свои руки на его плечи. Пускай ещё немного насладиться нежностями. Не каждый же день выпадает такой приятный день с любимым.       – Постараюсь. Но ты же сам понимаешь! Стоит вдохновению прийти, как тебя уже будет не остановить! – ответил Орфей, вновь принимаясь за написание очередной выдающейся идеи, от которой музыкант определённо будет без ума, ведь любое произведение сносило голову пианиста с плеч.       – Да-да, я знаю, Орфи, – Фредерик одарил макушку писателя нежным поцелуем и удалился к своему инструменту.       Парень пододвинул стул, уселся на него, удерживая спину в прямимо положении, и закрепил пальцы на определённом участке клавиш. У-ух, сейчас начнётся!       – Ну что, Фредери, подсобишь мне? Сумеешь ли ты в очередной раз одурманить меня своими умениями? – вопросил писатель, выглядывая сбоку от своего компьютера. Он всегда так говорил, стоило им вдвоём оказаться в кабинете и начать увлекаться собственными делами.       – Конечно, как я могу не помочь своему прекрасному принцу? – Фредерик ухмыльнулся и стал осторожно пытаться воспроизвести мелодию, играющую из фильма. Она была нежной и тонкой, значит, оплошностей быть не должно. По крайней мере, стоит обходить невзгоды стороной. Не то вновь пианист погрузиться в печаль, ведь не сумел отыграть мелодию, подходящую его душе.       Кстати, в отличие от писателя, Фредерик более грамотно обходился с клавишами и не смел быть через чур напористым. Нет, иногда происходили моменты, когда ему приходилось быть немного жёстче. Всё-таки у каждой мелодии имелся свой такт и умысел, который стоило внимать, а после всем своим существом понимать. Необходимо ощущать это.       И вот, Фредерик, собравшись в коем-то веке с силами, решился отыграть мелодию. Эх, если бы Орфей не был настолько сильно занят написанием нового романа, то точно бы не сдержался да как пустился кружиться, словно та самая дамочка из старого кино, которое они удосужились сегодня лицезреть на экране своего телевизора.       Мелодия оказалась по-настоящему потрясной. Она действительно создавала отчётливый образ чего-то невинного и чистого. В ней ощущалась эта нежность. Да, не имелось столь сильного напора, от которого кому-нибудь снесло крышу, но кажется, именно такая осторожность и нужна была под эту мелодию. Из-за неё ты совершенно выпадал из мира, погружаясь в собственную вселенную, где под эту музыку пляшут созданные тобою персонажи, пляшут под неё, наслаждаясь бальным вечером. В представлении Орфея это был бал-маскарад, на котором присутствовали знатные люди, разодевшиеся на все 100. Но всё же их готова была свалить наповал икона торжества – миловидная принцесса, которая удерживала в своей тонкой ручке маску, покрытую многочисленными перьями, и была облачена в пышное платье, сотканное из белоснежной ткани. А её суженым на этом балу должен был предстать высокий статный парень, выглядевший загадочно и таинственно. На нём тоже дорогая одежда, подходящая под подобные пышные приёмы во дворце, но она, как бы не хотелось это признавать, даже не станет наравне с нарядом его высочества. Только вот удивительно будет, что сама принцесса изберёт этого красавца, ни разу не наблюдая его лица полностью. Всё же не забываем, что перед нами бал-маскарад!       М-да, пожалуй, идея довольно стоящая, а сколько же всего можно будет с ней сотворить, какие сделать стоящие сюжетные повороты! Всё, как Орфей любит!       Удивительно, но пока играла мелодия, писатель не без помощи своего возлюбленного умудрился закончить писать одну из частей своего произведения. Ха-ха, вот что бывает, когда очень сильно увлечёшься… Теперь не удивительно, почему же пальцы романиста слегка саднит после такого долгого написания. У каждого бы заболело, будь они такими же шустрыми, как Орфей.       – Фух… Это было что-то с чем-то… – пробормотал романист, откидываясь на спинку кресла. Он был доволен собой.       – Признаюсь честно, это было сногсшибательный вечер, мой дорогой, – нежно промолвил Фредерик, вставая и подходя к возлюбленному ради того, чтобы ловко поднять его на руки.       – Э! Ты куда меня понёс?! – мгновенно возмутился смущённый романист, надувая свои щёчки.       – В спальню… Надо бы нам отдохнуть ещё немного~, – игриво произнёс Фредерик, чем вогнал в краску своего писателя, спрятавшего свою голову в одежде пианиста. Забавно.       – Ладно, но только недолго, а то я спать хочу! – заявил Орфей, который буквально пару минут назад был полон сил и энергии на творения.       – Хорошо-хорошо, я тебя услышал.       Вскоре оба скрылись за дверью своих покоев, оставляя нас, читателей, гадать, как же они там отдохнут. Наверное, в окно там поглядят да на птичек посмотрят…