Florescence (Цветение)

      Мистер Липман был человеком трезвого рассудка и редкой дотошности. Любые высказывания он подвергал тщательному анализу, решая, правдивы они, или же нет. Не так поставленное слово в совокупности с фактами вполне могло натолкнуть его на мысли иные, нежели у большинства. Ведь кто мы тогда, если повергаем свой разум в объятия мнений податливой толпы? В общем, Томас Липман был исключительным скептиком, за что коллеги его и не любили. Стоило ему только начать говорить, как один из сотрудников непременно шутил, что стоило бы открыть окно, да как жаль, что Министерство находится под землей. И именно скептицизм привел его сюда — в трехэтажный особняк на холме маленькой деревушки Литтл-Хэнглтон. Частным лицом. Сидящая перед ним молодая женщина в платье цвета зелёного чая неслышно поставила на журнальный столик фарфоровую чашку. Ее золотые волны волос до плеч создавали вокруг точеного лица таинственный ореол. И пусть сейчас поместье сверкало белой лепниной и возвышенностью ампира — перед глазами все еще, казалось, витает пыль запустения. Воображение вместе с воспоминаниями услужливо рисовало труп змеи, намотанный на канделябр над камином, и сверкающий полуразложившейся плотью, переливающийся тонкими косточками. И тело Мароволо Гонта в старом, продавленном кресле, когда-то шикарном, аккурат на том месте, где сейчас восседает молодая Мадам Гонт на новенькой, обитой атласом софе. — Никак не возьму в толк, месье, — журчала она французским акцентом, словно птица в ночном лесу, — Министерство уже задало нам с супругом все возможные вопросы. Зеленые глаза смотрели на гостя с изысканным блеском, словно сквозь пелену загадочности и уверенности. Мистер Липман погрузился в раздумья, его ум упорно пытался распутать клубок загадок, сплетенный вокруг особняка Гонтов. Ноэль Гонт, словно статуя во мраке, сохраняла свою загадочность, но что-то мерцало в ее глазах, как тусклый свет в подземелье. Как отсвет огонька в темной глуши, что так и манил к себе. Он решил начать сначала — с того, что стало зеркалом для последующих событий — смерти. Смерть престарелого отца семейства, Мортифера Гонта. Это был простой сердечный приступ, спровоцированный безумием и пристрастием к крепкому алкоголю. Но правда ли это? Тело Мароволо Гонта, усопшего в том же кресле, где теперь располагалась новоявленная хозяйка. Ни следа темной магии или насилия. Старшая дочь семьи, Энигма Гонт, выпавшая из окна по чистой случайности, ведь подгнивший подоконник просто не выдержал веса хрупкой леди. Самого старшего сына, Летуса, нашла мертвым жандармерия французского Министерства в номере захолустной гостинки на отшибе Парижа. Драка за выигрыш в игорном доме. Подозрение на применение Убивающего заклятия. Но установить точную причину не удалось… Все это казалось частью какой-то древней ритуальной игры, в которой каждый шаг был строго запланирован. — Понимаю ваше беспокойство, мадам, — проговорил он, стараясь сохранить спокойствие. — Однако, как специалист по магическому правопорядку, я обязан вникать в подобные обстоятельства, особенно когда они так необычны. Мне необходимо получить все возможные детали, чтобы понять, что произошло, и установить, есть ли угроза для общественной безопасности. Мадам Гонт снова улыбнулась, но в этот раз ее улыбка казалась более холодной, чем прежде: — Вы, безусловно, выполняете свою работу, мистер Липман, — сказала она — ее голос был спокоен, но в нем звучал оттенок насмешки. — Но, учитывая мои предыдущие беседы с представителями Министерства, я не уверена, что ваше расследование принесет какие-либо результаты. Он почувствовал, как весь особняк, доведённый до совершенства с помощью свежей краски и обоев, словно древний мавзолей, дышал страхом и тайной, затаившейся в каждом уголке. Беспокойство — тяжелое как могильная плита — лежало на его плечах, и он отётливо понял, что покинуть это место будет непросто. Ощутив неприятный холодок на затылке, Томас откинул эту странную мысль и сделал несколько пометок в записной книжке. В воздухе витал душный цветочный аромат, распространяющийся из окна. Голова слегка кружилась. — С вашим прибытием в Британию дом несказанно преобразился. Сменить тему. Отвлечь или, возможно, развлечь пространной беседой, кои так любят молодые барышни. — В мой последний визит несколько месяцев тому назад это место выглядело… — Да, — все с той же сладкой, медовой улыбкой ответила Мадам Гонт, обведя наманикюренной ручкой лаунж-зону, — Удручающая заброшенность. Не сосчитать галлеонов, которые мы с супругом вложили в это место. Но полагаю с новыми интерьерами воспоминания о былом здесь растают подобно последнему снегу. Пытаемся вдохнуть в это место жизнь, если будет угодно. В тени расположенного в углу гостиной антикварного шкафа застывшим ножом на горле замер луч света. Удушающий, как и насыщеный аромат роз, пропитавший особняк. Мистер Липман внезапно почувствовал, как влажные ладони сжимаются под тонкими нитями невидимого плетения, захватывающего его в свои объятия. Он поднял взгляд и встретился с зелеными глазами Мадам Гонт. Два изумруда на точеном, белом лице. В этом взгляде сквозило нечто недоброе, словно опасность, скрытая за маской сладкой безмятежности. — Вы верите в судьбу, мистер Липман? — прозвучал ее голос, словно эхо из прошлого, донесшееся сквозь годы. — В предопределение каждого шага, каждого решения, каждого выбора? Томас вздрогнул от неожиданного вопроса. Его рациональный разум взывал к логике, к фактам, к объяснениям, но что-то в этом месте, в этой атмосфере заставляло его задуматься о том, что может существовать за пределами его понимания. — Я склонен думать, что каждый из нас несет ответственность за свои поступки, — ответил он, стараясь сохранять спокойствие. — Но в то же время, существуют силы, о которых мы можем лишь гадать, но не понять их полностью. Мадам Гонт кивнула, а ее улыбка стала еще более загадочной — словно маска, скрывающая истинное лицо. — У вас широкие взгляды, — она выпрямилась, изящно складывая ладони в замок. Мужчина моргнул несколько раз, пытаясь сфокусировать взгляд. Внутри все вопило о том, что надо уходить отсюда. Прочь из этих странных, жутко-уютных стен, из этой показушной идиллии. Прочь от портретов в коридорах, еще не снятых со стен, но завешенных светлыми полотнами… И от этого тошнотворно-удушающего цветочного аромата. — Вы правы, мистер Липман, — сказала она. Ее голос стал тихим, но звучал как звук трубы предупреждения. Длинные ноготки, прерывая тишину, стучали по стеклу антикварного столика. Такие же зеленые, блестящие. Вот-вот зажужжат и вспорхнут крылышками пустынные скарабеи, прогрызаясь под кожу. — Мир таит в себе множество опасностей — особенно для тех, кто решает рыться в его глубинах. Томас хотел было сказать что-то, чтобы разрядить напряженную обстановку, но слова застряли у него в горле. А у шкафа так и застыла тень, словно предвестие близкой бури. Он чувствовал, как внутри кипят неясные чувства, смешиваясь с запахом роз, проникающим в каждую клетку тела. Волшебник с трудом подавил дрожь, пробегающую по его спине. Разум боролся с интуитивным чувством опасности, которое настойчиво наступало на пятки его мыслям, но профессиональное чутьё все ещё пересиливало подступающий к горлу страх. Он медленно поднялся со стула, глядя на тень. Его собственные шаги казались слишком громкими, словно каждый неосторожный звук мог разбудить нечто, скрывающееся в этом доме. Внезапно запах роз стал казаться невыносимым — он словно проникал в самые глубины его сущности, окутывая своим удушающим влиянием. Маг отступил к окну, пытаясь глотнуть свежего воздуха, но даже через стекло запах продолжал преследовать его, словно призрак, не желающий отпускать свою жертву. — Вы позволите? — спросил он девушку, на что та позволительно кивнула, следя своими изумрудными глазами за каждым его шагом. Томас почувствовал, как холодеют пальцы при попытке открыть окно. Аромат цветов все еще наполнял воздух, проникая в кожу, в кости, в самые глубины его существа. На мгновение волшебнику показалось, что окно не поддастся, что невидимая сила все еще держит его в плену, но он не терял надежды выбраться из благоухающего, давящего пространства. Защелка поддалась и окно открылось с тихим скрипом. Свежий воздух ворвался в комнату, словно освежающий дождь после знойного дня. Маг глубоко вдохнул, чувствуя, как каждая клетка его организма наполняется свежестью. Он осторожно выглянул наружу, ощущая на лице приятное прикосновение ветра. Но даже там ему казалось, как что-то наблюдает за ним. Что-то темное и скрытое, что ждет своего момента, чтобы атаковать прямо среди этих благоухающих кустов свежей зелени и цветочных клумб. — У вас дивный сад, — произнес он, сам от себя не ожидая такой вежливости. — Ах, за этим следит мой супруг. Ему нравится возиться с цветами, — повела плечами мадам Гонт, пространно махнув рукой. Она поднялась с места — медленно, изящно, подобно сирене в глубоких водах — и показала в сторону выхода, — Если вам душно, я могу провести экскурсию по саду. Тем более, вы хотели поговорить с мистером Гонтом. — Благодарю вас, мадам. Я был бы очень признателен, — ответил он, стараясь сохранить спокойствие, хоть его сердце и продолжало биться сильнее, не поддаваясь никакой логике. Они вышли в сад, где воздух был настолько пронизан ароматом цветов, что казалось, будто собеседники находились в сказочном лесу. Мадам Гонт остановилась на мгновение и заговорила, словно взвешивая свои слова: — Вы можете поговорить с моим мужем, но я прошу вас быть осторожным, — сказала она умиротворённо, но в голосе звучало некоторое напряжение. Или предостережение. — Мой супруг в последнее время очень переживает из-за всех этих событий. Я не хочу, чтобы он волновался ещё больше. Томас кивнул в знак согласия. Он внимательно оглядел сад, замечая каждый изысканный цветок и каждый изгиб дорожки. Вдали, среди цветущих роз, маг разглядел фигуру мужчины, занятого каким-то делом. Мадам Гонт, не дожидаясь гостя, направилась к мужу. Ее шаги были легкими и изящными — она словно парила над землей. — Оминис, mon cheri, у нас гость, — прозвучал ее голос, становясь немного серьёзнее. — Это мистер Липман из Министерства. Он хотел бы поговорить с тобой. Молодой человек в льняной светлой рубашке и брюках встал с корточек рядом с розовым кустом. Его белесые глаза безучастно уставились как бы сквозь мужчину, нагоняя какое-то чувство дискомфорта. Мистер Гонт был по-своему красив, от него веяло меланхолией, что просачивалась через бледную кожу. Русые волосы, идеально зачесанные волосок к волоску, блестели золотым в свете пасмурного солнца, демонстрируя посеребренные пряди на висках, слишком ранние для человека около тридцати лет. Казалось, что отсутствующий взгляд слепца мог пробудить внутри что-то потаенное, ведь эти два полнолуния глаз заглядывали чуть ли не в душу. Тем более хозяин такой знаменитой фамилии… Но буравящие спину изумруды в обрамлении длинных ресниц казались куда страшнее. Томас попытался абстрагироваться от чувства дискомфорта и учтиво поклонился. — Добрый день, Мистер Гонт. Я могу задать вам несколько вопросов? Для протокола. Оминис устало вздохнул, смазанным движением снимая с рук толстые кожаные перчатки. В его слегка ссутуленной фигуре читалась то ли тревога, то ли вынужденное молчание. Он махнул рукой, призывая следовать за ним. Двое мужчин дошли до белой беседки, овитой густым плющом, неукоснимо прослеживаемые медовым зеленым взглядом. Мадам Гонт осталась у розового куста, тонкими пальчиками поглаживая бутоны. Летний йоркширский ветер пробирался под пиджак, но не нес в себе ничего опасного. Только птицы отчего-то не пели. Мистер Липман достал блокнот и перо, приготовившись записывать. — Не понимаю для чего нам этот разговор, — прорезал тишину мягкий голос с аристократичным акцентом. Слепец закинул ногу на ногу, вертя в руках длинную черную волшебную палочку. И пусть его поведение источало холод, но не казалось таким же обволакивающим беспокойством, как медовая сладость хозяйки поместья. — Министерство приходило сюда не единожды. И, честно говоря, я устал от бессмысленных вопросов. — Позвольте не согласиться, сэр. Это дело… — Если мне не изменяет память, то меня уведомили в том, что дело закрыто, — четко отрезал молодой человек. Мистер Липман неловко оправил шляпу, думая, с какой стороны подступиться. Ох, устроит же начальство трёпку, если узнает о его самовольстве… — Просто несколько вопросов для протокола, мистер Гонт. Ничего серьезного, — успокаивающим, взвешенным тоном ответил он. Удушливый запах роз вернулся с новой силой, тошнотворно сладкий и яркий в своем проявлении. Молодой волшебник вздохнул и махнул рукой, позволяя продолжить разговор. На длинном, словно у пианиста, пальце, красовалось простое кольцо с черным камнем. Оминис Гонт, единственный оставшийся в живых представитель фамилии, оказался куда более сговорчивым, но не сильно информативным. Отвечал без запинок, быстро и четко. Иногда морщился и кривился, но не отпирался. Но что-то внутри подсказывало, что этот дискомфорт, как и растущее тихое раздражение собеседника взялись не просто так. — Вашего самого старшего брата нашли в Париже. Не слишком ли далеко от родного дома, учитывая бедствующее состояние семьи? — на этих словах Мистер Гонт нахмурился, сводя тонкие брови к переносице. — И не слишком ли близко к вашему тогдашнему местоположению? Слепец закатил глаза. — Вас в Министерстве не учили измерительной системе? От южных Альп до Парижа расстояние слишком большое, чтобы я мог встретиться с ним. Тем более, Летус еще с подросткового возраста был человеком азартным, а в Париже находится самое крупное волшебное казино. Томас решил не отвечать на неприятную подколку, нервно потирая шею. Что-то здесь было явно не так. Словно присыпанный розовыми лепестками обмана ответ крылся как бы на поверхности, а нервно играющие темным древком руки говорили, что собеседник что-то недоговаривает. Если больше месяца назад он и мог сказать, что новоявленный наследник рода убит горем, то сейчас… — Насколько я помню из ваших старых показаний, вы были в плохих отношениях со всеми усопшими? — он собрал в себе все силы, чтобы решиться снова посмотреть в глаза собеседнику. Под кожу забиралось что-то невидимое, неразличимое. Топало маленькими лапками, вибрацией отдаваясь в душе. Периферия зрения уловила неясное движение, будто бы та тень и ее таинственная сущность выбралась из уютного дома, проползла по каменистой дорожке. Прокралась за спину. Мистер Липман резко, до боли в шее, обернулся, но не увидел ничего, кроме безмятежно простирающихся остриженных буфовых кустов и отреставрированного фонтана, задорно журчащего водой. Птиц слышно не было. — Что-то не так? — склонил голову Мистер Гонт. — Нет… нет, все в порядке. Прошу прощения, — откашлялся в кулак волшебник, возвращая свое внимание записной книжке. Внезапно идея пришла сама собой. Он взвесил все «за» и «против». Пусть потом его и депремируют за такой мерзкий метод, но это работало всегда безотказно. — Я задал вопрос о вашем брате только потому, что при его теле было найдено письмо, адресованное Вам, — и ниточка дернулась. Как и молодой волшебник, чья маска безразличия на бледном лице треснула. — Прошу прощения? — Да, письмо. И, знаете, содержимое его было… — Ах, полагаю, мне нельзя вмешиваться в разговор, — подобно нежнейшей мелодии с переливами ручейка произнесли совсем рядом. Изумрудный взгляд с пространным огоньком вернулся вновь. От цветочного запаха стало дурно. — Но нет ли в этом какой-то ошибки? Ведь нам ничего не говорили о письме. Прелестная фигурка в чайном платье вошла в беседку и ее обладательница опустилась рядом с мужем, беря его за руку. В голосе, журчащим водой и сладостью, заиграла сталь. — Так и есть, мадам. Следствие оставляет за собой право не рассказывать об уликах причастным к делу третьим лицам. Маленькими, липкими паучьими лапками по спине пробежала волна дрожи. Сил ее подавить почти не осталось. Он видел, как бледные губы хозяина поместья почти открываются, как сжимает пианистские пальцы тонкая рука прекрасной особы. — Я просила Вас не тревожить покой моего мужа, — мягко, но с холодной непреклонностью в голосе произнесла молодая женщина. — Вам лучше уйти, месье. Слова протеста даже не посмели вылететь из горла — блеск в этих изумрудных глазах буквально пригвоздил язык к небу. Ноги вынесли его наружу, как заводную куклу — прочь по мощеной, извилистой дорожке. Но профессиональный инстинкт был сильнее. Один взмах палочкой. Французская речь, перемешанная с английской. — Ты говорила, что забрала письмо. — Забрала, chouchou. Не переживай. Этот человек солгал… Затылок свело. Шаг перешел в бег. Аромат роз струился по венам, закладывал уши, хватал душу скрюченными, шипастыми пальцами. И тут тело упало. Прижалось к земле будто бы под весом тяжелейшей каменной плиты. Выбило воздух из легких. Зеленые жуки-скарабеи, шурша атласом рукава чайного платья, вытаскивают палочку из занемевших пальцев. Сияющий алыми рубинами взгляд смотрит нежно, с насмешкой. Очень холодно. — Как вы верно заметили, в мире существуют вещи, которые простому человеку не познать, как бы он не пытался, — лился голос, похожий на шепот другой эпохи, ясный, но и приглушенный. — А что до веры в судьбу… Лично я верю, что счастье может расцвести даже в самых темных уголках мира. Если постараться и взять судьбу в свои руки. Мистер Липман лежал, давимый к обкатанной тропке. Подобно бабочке, наколотой на иглу. Тихий выкрик потерялся внутри естества, неподвижный и робкий. — И мне не нравится, когда надоедливая мошкара кружится над моим цветником, нарушая гармонию. Вам не стоило сюда приходить. А мой муж просил у меня корзину для сада. Какая удача… Дальше была пустота.       Спустя неделю в отделе гуляли напряженные шепотки. Ушедший в отпуск, достопочтенный мистер Липман вдруг пропал. Растворился без следа, никого не предупредив. Куда он уезжал? Кажется, куда-то в восточную Европу к родственникам. Но не доехал. Белые, тонкие пальцы нежно прикоснулись к бутону — осторожно, как крылья бабочки. Полная корзинка роз стояла в беседке на столике среди мирной тишины благоухающего сада, идеально дополняя расписные фарфоровые чашки на полированной поверхности. — Я же обещала тебе, — пел голос супруги, наполняя разум теплом и уютом, — Никто более наш покой не нарушит. И я об этом позабочусь. Бледные губы растянулись в блаженной улыбке: — Я знаю.