Босоножка, или Сказка для пирата

— Дорогая, сегодня от тебя потребуется особая услуга. Мистер Хардман щедро платит. Правда, мистер Хардман? Мадам просияла, словно начищенная золотая монета, многозначительно подмигнула и тут же исчезла за дверью. На пороге молча стоял квартирмейстер "Черного призрака" — худой светловолосый пират с большими почти прозрачными глазами и растерянным видом. Частый клиент куртизанки Макс. Слишком неуклюжий для своего рода занятий. "Не от мира сего" — кажется, так отозвалась о нем Идель, когда он вместо плотских утех несколько часов кряду любовался ее волосами в свете солнечных лучей, пропуская их между грязными огрубевшими пальцами. "Особая услуга", — усмехнулась Макс, догадываясь, за чем пришел этот странный пират. Бордель Нунана всегда баловал клиентов разнообразием, и она в этом деле преуспела с первых дней. Кто-то покупал у нее материнские ласки, вообразив себя младенцем и прильнув к полной загорелой груди, кто-то просил спеленать и укутать, словно больного лихорадкой, а кому-то просто хотелось выспаться от души, уткнувшись носом в пахнущие лавандой кружева шлюхи. И лишь мистеру Хардману всегда требовалось кое-что необычное, что стоило вдвое дороже пеленания и вчетверо — привычного соития. — Добро пожаловать, mon chéri! — Голос Макс был похож на кошачье мурлыканье. Она пригласила пирата на расправленную кровать и зажгла свечи. Для особой услуги нужна особая атмосфера. — Дай угадаю. У тебя неприятности? Команда плетет интриги, на море шторм, а крупная добыча снова досталась капитану Вейну? — Проницательна, как всегда, — чуть слышно пробормотал пират и без лишних церемоний забрался под шелковое покрывало. — Желаю покоя и ничего больше. — Хочешь послушать сказку? Ты же знаешь, как красиво умеет рассказывать Макс... — Хочу, — довольно, будто малое дитя, закивал мистер Хардман, растянув губы в улыбке. — Какую, mon chéri? Про страшного кракена, что живет на дне океана и безжалостно топит корабли? Или про русалок, сводящих с ума моряков? Или про послушницу, сбежавшую из монастыря, чтобы стать пираткой? А может, про юного кузнеца Уилла, который мечтал выковать счастье? Пират помотал косматой головой. — Про Босоножку, — сказал он, блеснув глазами. — Девчонку, что молилась морской нимфе в минуты печали. Помнишь? Макс на мгновение замерла. Что-то горячее вспыхнуло в груди и поднялось к вискам, отчего картинка перед глазами потеряла четкость. Она почувствовала легкое головокружение. Черт ее дернул однажды напиться рома и сочинить самую грустную сказку на свете. Сказку без начала и конца, так похожую на быль. — Может, лучше про кракена? — осторожно спросила Макс, но клиент не от мира сего стоял на своем. — Про Босоножку, ma chérie. Плачу пятьдесят пиастров. Сказка для пирата Несколько лет назад в колонии на одном красивом острове, который гордо прозвали Великой Землей, жила девочка. Жила она с матерью, чернокожей рабыней, работавшей на плантации сахарного тростника, а значит, и сама была в неволе. Как сотни ее соплеменников — от несмышленых младенцев до дряхлых стариков. Тем, кто видел их впервые, казалось, что все они, рожденные под жгучим карибским солнцем, на одно лицо. Черные, будто паруса на кораблях морских разбойников. И только эта странная девочка отличалась от них. У нее была другая кожа: не такая темная, как у рабов, но и не белая, как у господина, его помощников и домочадцев. И совсем другие глаза: не горящие угли, как у многих на острове, а золотистые искры, теплые и озорные. — Дитя Нового Света, — говорили о ней взрослые, загадочно улыбаясь, словно им неожиданно открылось тайное знание. А все потому, что отцом девочки был хозяин, согрешивший когда-то с ее матерью. Правда, самой девочке это не давало никаких привилегий. Отцу было безразлично, что она ест, где спит и о чем мечтает, ведь в большом доме жили и воспитывались его законные дети. Он не держал внебрачную дочь на руках, не играл с ней в прятки, не целовал ее по утрам, не видел, как она плачет от обиды, заглядывая по вечерам в хозяйские окна. Но в их жилах текла одна кровь, и этого никто не мог изменить, даже если бы очень сильно захотел. Звали девочку Босоножкой. Конечно, у нее имелось и настоящее имя, но о нем вспоминали редко. Босоножка было как-то привычнее. Это прозвище ей дали местные мальчишки. Она надевала свои единственные сандалии только по воскресеньям, когда их посещал пастор с проповедью о том, что все рабы Господни должны учиться смирению, а в остальные дни ходила босиком, отчего подошвы ее ног всегда были покрыты грязью и искусаны насекомыми. Потому и прослыла Босоножкой. Каждый день Босоножка проводила в тяжелых трудах. Она помогала матери на тростниковой плантации, кормила животных на ферме, чистила канавы после дождя. Надзиратель внимательно следил, чтобы никто из детей не сидел сложа руки, а за провинности и непослушание строго наказывал. — Не реви, — холодным голосом сказала мать, когда Босоножка пришла к ней, громко плача и держась за ноющий после удара плетью бок. — Раскиснешь, опустишь руки — не выживешь. Выживают только сильные и терпеливые. И Босоножка терпела. Она давала волю слезам лишь по ночам, когда никто не видел, уткнувшись лицом в грубое подобие подушки. Или тайком убегала к морю. Море исцеляло от печали лучше материнской ласки, которая была настолько редкой, что казалась Босоножке роскошью. Море жило своей жизнью. Оно никого не боялось, никому не подчинялось, ни о чем не пеклось. "Хочу быть свободной, как ты", — говорила Босоножка, неотрывно глядя на море. И море отвечало ей. Она вдыхала щекочущий ноздри запах соли и чувствовала, как из ниоткуда появляются силы. Иногда Босоножка брала с собой Джима, сына хозяйского конюха. Им с Босоножкой уже исполнилось тринадцать, у обоих была трудная жизнь, труднее, чем у иных взрослых, но детство не хотело отпускать их. Они носились наперегонки по берегу, ныряли в шипящие лазурные волны и болтали о всякой всячине, шлепая ногами по влажному золотому песку, как будто не было у них ни забот ни тревог. — Берегись, Босоножка! — сказал как-то раз Джим, увидев, что Босоножка нырнула слишком глубоко. — Не то угодишь в царство морской нимфы. Переправит тебя на тот свет — и поминай как звали. — Что за морская нимфа? — недоверчиво спросила Босоножка. Она вышла на берег и принялась выжимать воду из волос. — Русалка, что ли? Джим покачал головой. — Калипсо. Повелительница вод. Красивая и коварная богиня. Все на море подчинено ее власти. Она насылает и укрощает бури, губит и спасает корабли, пугает и приводит в восторг мореплавателей. Бабушка рассказывала, что Калипсо способна утолить печаль любого, кто так или иначе связан с морем, нужно лишь горячо помолиться ей... — Враки, — засмеялась Босоножка, махнув рукой, и обратила взор на горизонт. В серой дымке виднелись очертания корабля. — Это море. Пока ты смотришь на него, оно успокаивает, и кажется, что все по плечу. Но стоит только вернуться к привычной жизни... — Это Калипсо, — мягко возразил Джим. Он тоже смотрел вдаль, как будто ждал, что корабль возьмет курс на остров и увезет их отсюда. Наивный Джим. Скорее всего, это пиратский корабль — охотник за чужими сокровищами, а от пиратов, как известно, ничего хорошего не жди. — Если бы твоя Калипсо была такой всесильной, — вздохнула Босоножка, — на нашем острове давно не осталось бы несчастных людей. — Так, может, никто не молится? — хитро улыбнулся Джим, и оба они расхохотались, закрыв рты ладонями. Рассказ Джима неожиданно запал в душу Босоножке. Уже несколько дней она думала о том, как было бы хорошо встретиться с Калипсо и потолковать с ней о том о сем. Даже если Калипсо — пустая фантазия. Все лучше, чем месить грязь в канаве и видеть недовольное обрюзгшее лицо надзирателя. И вот однажды вечером, получив очередной выговор за то, что осмелилась перекинуться парой слов с хозяйской дочерью, своей ровесницей и сестрой, Босоножка снова сбежала к морю. Ее душила обида. Она ведь не сделала ничего плохого — всего лишь подошла к этой милой белокурой девчонке и задала невинный вопрос. — Эдит, как называется мелодия, которую ты вчера играла на клавикорде? Глаза у Эдит были голубыми и ясными, как небо над островом в солнечный день, а кожа белой, как коровье молоко. Она посмотрела на Босоножку и, улыбнувшись одними губами, похожими на нежные розовые лепестки, ответила: — "Куранта" Абеля. — Очень красиво, Эдит, — только и успела вымолвить Босоножка, потому что в это мгновение во дворе появилась хозяйка. — В последний раз предупреждаю, замарашка, держись от нее подальше! — зло прокричала она. — Еще раз увижу тебя рядом со своей дочерью, лично отхожу плеткой, пожалеешь, что на свет родилась, — и, с отвращением глянув на Босоножку, увела дочь. А растерянная Босоножка, едва сдерживая слезы, отправилась просить защиты у моря. Над островом уже взошла Луна, и по темной беспокойной воде струилась серебряная дорожка. Нахлынувшая волна приятно окатила усталые девичьи ноги. По спине пробежались мурашки. — Калипсо, помоги! — прошептала Босоножка, шмыгнув носом, и поразилась собственной глупости. Какая только чушь не лезет в голову в минуты отчаяния. Наверное, бабушка Джима тоже страдала от жестокости хозяев, раз сочинила сказку о морской богине. Вдруг Босоножка увидела, как над водой поднялась призрачная фигура, будто сотканная из морской пены. Сияя и покачиваясь, та приблизилась к берегу. Луна, яркая как никогда, освещала ей путь, и совсем скоро удивленному взору Босоножки предстала женщина невероятной красоты в одеянии лазурного цвета. Казалось, что эта женщина состоит из плоти и крови, она выглядела живой и улыбалась, но как ей удавалось дышать под толщей воды всего несколько мгновений назад, было загадкой. "Неужели кто-то решил пошутить надо мной?" — растерянно подумала Босоножка, но тут же отбросила эту мысль. Она знала, что на острове нет ни одной женщины, похожей на вышедшую из моря незнакомку. Да и кому могла прийти в голову такая шутка. После тяжелого рабочего дня рабыни валились с ног от усталости. Значит, это действительно... — Ну здравствуй, Босоножка! — произнесла незнакомка. Ее проникновенный голос напоминал легкий шелест волн. — Теперь веришь, что Калипсо существует? — Верю, — просто ответила Босоножка, пытаясь получше разглядеть морскую богиню. В том, что это она, не было никаких сомнений. — Так вот ты какая! Красивая... Калипсо в ответ молча раскинула изящные руки и стала играть волнами, словно любуясь собой. — Правда, что ты способна утолить любую печаль и исполнить самое заветное желание? — с надеждой спросила Босоножка. — Над сушей я не властна, лишь над морем, но я могу подарить тебе утешение. О чем ты мечтаешь, девочка? — Покинуть этот остров навсегда, — не раздумывая ответила Босоножка. — И чтобы не было больше рабства, и жестокого надзирателя, и отца, для которого я — пустое место... А еще... — Ты слишком многого желаешь, дитя мое, — укоризненно качнула головой Калипсо. — На море за исполнение подобных желаний я беру высокую плату. — Я отдала бы все что угодно, но у меня нет ничего, кроме... — Кроме жизни? — Калипсо неожиданно рассмеялась, отчего волны под ее раскинутыми руками взметнулись, покатились вперед и с шипением ударились о берег, обдав Босоножку солеными брызгами. Босоножке стало не по себе. — Да... — шепнула она, поежившись. — Но чего стоит жизнь рабыни... — Ты рассуждаешь, как мой возлюбленный, — сказала Калипсо. — За свое бессмертие, которого он так долго добивался, чтобы не расставаться со мной, несчастный заплатил слишком большую цену. — Бессмертие? Ты подарила возлюбленному бессмертие?! — с волнением спросила Босоножка, но Калипсо не слушала. — Это не твой путь, дитя, — произнесла она. — Ты так юна и так прекрасна, ты не можешь покинуть этот мир, заключив столь опасную сделку. Этот мир полон сюрпризов, позволь ему удивить тебя. Впереди у тебя целая жизнь. — Да разве это жизнь, Калипсо! — возразила Босоножка и, помедлив немного, разочарованно добавила: — Выходит, рассказы о твоей силе — глупые выдумки. Не зря я говорила Джиму, что все это чушь. Я люблю море больше всего на свете, но морская богиня не в силах мне помочь. Босоножка хотела было развернуться и со всех ног броситься вглубь острова, туда, где в убаюкивающем лунном свете уже засыпали хижины, но Калипсо остановила ее. — Смотри сама, гордая Босоножка, — воскликнула она, — и убедись, что повелительница морей никогда не лжет! После этих слов лунная дорожка рассыпалась на сотни мерцающих серебряных звезд, темная бездна разверзлась, открывая свои удивительные тайны, и Босоножка, будто в причудливом сне, увидела подводное царство. Неведомые рыбы и животные, сладкоголосые русалки с перламутровыми хвостами, погибшие корабли, навеки утраченные сокровища и клады — чего только ни таили в себе морские глубины. — Эй, Босоножка! Не грусти, Босоножка! Босоножка... Босоножка... — раздавалось тут и там, и Босоножка как завороженная следила то за гигантской черепахой, вдруг заговорившей человеческим голосом, то за морской красавицей с обнаженной грудью, состоящей на службе у Калипсо, то за волшебной раковиной, полной черного жемчуга, из которой лилась прекрасная музыка. — Это все твое? — восхищенно спросила Босоножка, когда Калипсо приказала морским волнам соединиться вновь. — Да, дитя, — ответила Калипсо. — Жизнь и смерть на море в моих руках. Вот, взгляни! Она взмахнула рукой, и Босоножка увидела, как поверх темной воды возникли тысячи лодок, плывущих вдаль. В лодках сидели люди. Дети и старики, простоволосые девушки и дамы из высшего света, морские офицеры, рабы в кандалах, утопленники, рыбаки, пиратские матросы и капитаны... Их бледные лица освещали яркие масляные фонари, но они были безучастны ко всему — лишь смотрели перед собой пустыми, ничего не выражающими глазами. — Кто это, Калипсо? — испугалась Босоножка. Мурашки снова забегали по коже. Казалось, еще чуть-чуть, и лодки причалят к берегу, а люди, сидящие в них, протянут к Босоножке свои восковые руки и утащат ее на дно. — Души погибших в море. Они плывут на тот свет. — Но почему они такие... покорные? Почему не пытаются сопротивляться? Неужели смирились со своей участью? — За гранью смерти нет места борьбе, Босоножка. Помни об этом! Борись, пока в тебе горит жизнь. Борись и никогда не сдавайся! Калипсо в очередной раз сделала взмах рукой, и лодки скрылись из виду. Многочисленные огни погасли, Луна спряталась за тучей, над островом пронесся свежий ветер. На море стало темно и тихо, как будто все произошедшее было полуночной грезой. — Калипсо... — шепнула Босоножка, но в ответ услышала лишь шум воды. Морская богиня обернулась волной и исчезла. Наутро Босоножка первым делом отправилась на поиски Джима. Ей не терпелось рассказать ему о том, что случилось ночью. Она проверила конюшню, сбегала на плантацию и побывала на берегу. Но Джима нигде не оказалось. Он, подобно Калипсо, пропал без следа. Чуть позже до слуха Босоножки донеслись крики. Босоножка слышала их не раз и сразу поняла, в чем дело. Она протиснулась сквозь толпу, задыхаясь от волнения. На хозяйском дворе клеймили рабов. Их раздевали и раскаленным железом ставили печать на груди. Печать была знаком власти господина, а на деле — проклятием, как черная метка для пирата. Скоро Босоножка увидела Джима. По его смуглому лицу катились крупные слезы. Он с ужасом смотрел, как помощник хозяина с каменным лицом отправляет обугленную железную печать в огонь. — Джим, нет! — закричала Босоножка из толпы. — Не надо, пожалуйста! Оставьте его в покое! Оставьте! Какие-то неприятные люди хватали ее за руки и тянули назад, но она вырывалась, пытаясь пробраться к Джиму. "За гранью смерти нет места борьбе", — вспомнила Босоножка слова Калипсо и заплакала. Кто-то толкнул ее в спину, она пошатнулась и упала на землю, ударившись лицом о сапог хозяина. — Поставь и мне эту позорную метку, — всхлипывая, прохрипела она. И вдруг услышала его голос — грубый и чужой. — Пошла вон... девчонка!.. Еще раз... Босоножка подняла голову, ощутив на себе презрительный взгляд. Не мигая и тяжело дыша, на нее смотрел отец. У него, как и у Босоножки, были золотые глаза. — Ты права, Босоножка, это все враки. Калипсо не существует. Джим сидел на песке и задумчиво смотрел на волны. Губы его были искусаны до крови, из-под рубашки виднелось еще не зажившее клеймо. Босоножка глянула Джиму в лицо и слабо улыбнулась. Она так и не рассказала ему о встрече с морской богиней. Но разве это имело значение? Особенно теперь, когда ее друг обзавелся позорной меткой. — Ты молился ей, да? — спросила Босоножка. — Да, — ответил Джим. Босоножка молчала. Она взяла высохшую на солнце ракушку и начертила ею на песке неуклюжий узор. — Думаешь, он пожалел тебя? — тихо сказал Джим. Босоножка чувствовала, что ему больно и что болело не только место, где стояло клеймо. — Хозяин, твой отец. Думаешь, он не стал тебя клеймить потому, что ты его дочь? — Я не знаю, — помотала головой Босоножка, проглотив слезы. Догадка повисла в воздухе. Она много раз слышала, как старших девочек-рабынь пугали продажей в ужасный дом, где за деньги раздеваются донага и вытворяют всякие гадости. Этим девочкам не выжигали на груди позорные метки. Босоножка не хотела, чтобы Джим произносил это вслух. Но Джим не умел читать мысли и все-таки произнес: — Он просто хочет продать тебя подороже. Слова Джима ранили сердце Босоножки. Ей было больно и страшно. Она отказывалась верить, что отец считает ее товаром. Что когда-нибудь он назначит цену и ее выставят на продажу, как рабыню без рода и племени. Босоножка все чаще уходила к морю одна. Она бродила по сонному берегу и терпеливо ждала, когда Калипсо, выйдя из воды, снова начнет играть волнами и морские глубины приоткроют ей свои тайны. Молитва Босоножки была горячей, как раскаленный на солнце песок, а слезы солеными, словно море. Волны с шумом накатывали на берег, в темном небе зажигались звезды, полная Луна купалась в воде. Но Калипсо все не приходила, будто и вправду превратилась в ночную грезу. И Босоножка перестала ждать. Жизнь, полная трудностей и печалей, закружила ее, и она почти забыла о морской богине. Однажды, много месяцев спустя, гуляя по пустынному берегу, Босоножка увидела необычную женщину. Она появилась так неожиданно, словно вышла из моря. У нее, как и у Босоножки, были смуглая кожа и длинные черные волосы, а глаза горели ярче масляных ламп. Платье, увешанное странными побрякушками, серебряный амулет на груди в виде сердца, и взгляд, пронизывающий до костей, выдавали в ней особу, имеющую дело с магией. — Здравствуй, Босоножка! — загадочно улыбаясь, произнесла женщина. Ее голос показался Босоножке как будто знакомым. — Помнишь Калипсо? Босоножка вздрогнула и вгляделась в ее лицо. Неужели она, повелительница морей, знающая тайны жизни и смерти? — Помню, — ответила Босоножка, вернув улыбку. — Что стало с тобой, морская богиня? Куда пропала? Почему сменила обличье? Калипсо с досадой покачала головой, блеснув угольками глаз. — Злые пираты пленили меня, — сказала она. — И теперь моя бессмертная морская душа живет в бренном человеческом теле. Но я знаю, что рано или поздно избавлюсь от этих оков. Я не теряю надежду. И ты не теряй, Босоножка! — Надежда... — грустно вздохнула Босоножка. — Как морской песок. Слишком зыбкая вещь. — Дай мне руку! Калипсо приблизилась и, взяв руку Босоножки, всмотрелась в линии на ладони. Босоножка ощутила тепло, исходящее от ее пальцев. — Музыка, золото, горящие свечи и ром рекой, — горячо прошептала Калипсо. — Шелковые простыни на порочном ложе... Кто знает, что хуже? Презрение отца или пьяные, постылые ночи? — Босоножка отпрянула, испугавшись. — Не бойся, дитя. Печаль не продлится вечно. Однажды наступит день, и ты вырвешься на свободу. Жди. Корабль уже в пути. Калипсо отпустила руку Босоножки, молча развернулась и пошла вдоль берега по мокрому песку. Босоножка долго смотрела вслед морской богине, до тех пор, пока не потеряла ее из виду. Это была их последняя встреча. * * * Свечи почти догорели, когда Макс закончила свою сказку. Мистер Хардман лежал на кровати так тихо, что она чуть не забыла о нем. О его присутствии напоминали лишь запахи пота, несвежего белья и морской соли. — Ну так что, — нарушил пират затянувшееся молчание. Он достал из кармана пятьдесят пиастров, положил на постель и вопросительно глянул на Макс. — Что было дальше? Дождалась Босоножка или нет? Корабль пришел за ней? Макс широко улыбнулась, накрыв монеты рукой. — Конечно пришел, mon chéri, — ответила она. — У всех сказок счастливый конец. Не говорить же ему, что это был корабль работорговца, который выкупил Босоножку у хозяина и увез далеко за горизонт, где ее ждали новые испытания. Что Босоножка до сих пор стоит на берегу, теперь уже на другом острове, и молится в ожидании очередного корабля. — Повезло Босоножке, — довольно рассмеялся пират, выбираясь из плена шелкового покрывала. Его худая нескладная фигура отражалась в тусклом зеркале, что стояло возле кровати. — Ступай, mon chéri. Доброй ночи, — устало сказала Макс. Она легла на подушку, закрыла глаза и крепко сжала в ладони серебряные монеты.