Nicht so schlecht

Снег жжёт свежие кровоточащие раны на коже, а мороз нещадно растирает щёки до боли своими красными варежками, улыбаясь мягко-мягко, убаюкивая под колыбель сестры-вьюги. Лёд хоть и не заменяет перины, но сейчас вполне сходит удобную кровать. Или это только так кажется, ведь в рёбрах колит и горит, словно там разгорается пожар, однако замёрзшая вода постепенно охлаждает тело сквозь тонкую ткань изношенной куртки, и можно хоть немного выдохнуть. Пауль хрипло смеётся глупым мыслям, которые невпопад врезаются в мозг, и клубочки пара, забавно кружась, вылетают из его рта в хмурое небо с редкими проблесками синевы. — На глаза его похожи... — он улыбается разбитой губой, что больше походит на оскал избитого щенка, чем на нормальную улыбку. Но Пауль продолжает смеяться, сильнее растягивая залитые кровью губы, пока резкая боль не останавливается его в шаге от истерики. И он морщится, закрывая глаза, выдыхая с протяжным стоном, а после проваливается в негу сна на грязном снегу. — Блять, ты придурок, Ландерс! Ты, блять, конченный долбаёб, слышишь меня? — словно далеко-далеко от засыпающего парня доносится чей-то крик, который постепенно переходит в вой дикой собаки. Или снова кажется? Нет, всё же лед это не его кровать, хотя и там тоже можно промёрзнуть до костей. Жарко. Первое, что хочется сделать это раскрыться или раздеться, или вовсе снять с себя кожу, вот настолько невыносимо горячо обжигает все тело и давит духотой на горло. Пауль бежит из последних сил, оглядываясь назад на что-то настолько ужасное, что заставляет ускоряться с каждым шагом. Но как бы он не старался, ничего вокруг не меняется. Он остается все на том же месте, пока его не настигает то чудовищное, захватывая в свои лапы, утробно рыча и капая вязкой слюной на плечо. Пауль просыпается резко, словно в реальность его окунают как в воду. Захлёбывается, широко открывает глаза и рот, как испуганная рыба, не в силах выдавить себя малейший звук, в то время как из груди рвется крик. Пальцы сами ищут хоть какую-то опору, чтобы удержать слабое тело, и наконец находят, с силой комкая покрывало. Пауль рывком садится на кровати, быстро и часто дыша, глотая воздух, словно его вот-вот перекроют. Сердце бухает в груди, и весь мир кажется каким-то ненастоящим, даже собственные руки ощущаются чужими. Не он ими сжимает до белых костяшек бедную ткань между пальцев и не его ладонь лежит на собственной груди, пытаясь ощупать бешено бьющееся сердце внутри. Но всё проходит, стоит лишь проморгаться. Руки снова возвращаются к хозяину и мирно укладываются под подушку, а тяжёлая от мыслей голова падает сверху. Пауль бегло осматривает комнату и стонет разочарованно. Зарываясь лбом в подушку, он закрывает глаза, наконец делая полноценный вздох. «Дурацкий сон. Блять, опять угораздило оказаться тут. Что ему неймётся? Придурошный…» — мысли вторят друг дружке, эхом отдаваясь в воспаленном мозгу, пока глаза снова не слипаются, и Пауль не засыпает вновь. Во второй раз открыть глаза труднее, голова трещит, словно старенький дедушкин телевизор, все картинки показывая с помехами. Ещё и простынь липнет к оголённым участкам кожи, комкается и елозит по матрасу вслед за движениями, из-за чего лежать становится невыносимо. Но только опустив босую стопу на пол, как тут же, словно электрическим разрядом, холодный воздух цепкими когтями добирается до самой макушки по ногам, и Пауль морщится, сжимая пальцы. — Фу блять... — он хрипит в тишину, ёжась от перепада температур, окончательно усаживаясь на кровати. Горло саднит от хрипа, и парень заходится в приступе кашля, который ещё больше раздражает трахею. И тело до сих пор горит, как будто Пауля, как курицу, сунули в суп вариться на медленном огне, не забывая при этом помешивать. Вернее будет сказать, что он сам крутился в беспокойном сне, о котором сейчас даже и не вспоминает, всё ещё пытаясь не выплюнуть легкие, откашливая тот застрявший фантомный комок чего-то непонятного в горле. И вот, наконец поднявшись с кровати, руками он цепляет за собой одеяло, накидывая на плечи как дорогой меховой воротник, и шлёпает голыми пятками по холодному полу, чтобы закрыть открытое нараспашку окно. Однако задуманное не исполняется, ведь проворные руки по привычке сами по себе находят на обшарпанном подоконнике забытую кем-то пачку сигарет, и чиркнув старой зажигалкой, Пауль закуривает, драматично выдыхая ядовитый дым в мерзлую ночь. Тело потихоньку остывает, поэтому ноги начинают слегка подрагивать из-за морозца, деловито гуляющего по комнате, поэтому Ландерсу приходится укутаться в импровизированную накидку посильнее, недовольно цокнув из-за новой неудобной позы. Приходиться и сигарету держать, и наровящее сползти одеяло на груди зажимать. В безмятежную комнату, словно вор, заглядывает луч фонаря, высовывая голову за оконную раму, отчего она тусклым светом отражается на стене. Пауль выкуривает сигареты три, прежде чем ненавязчивую тишину нарушит шарканье тапок, размеренным шагом медленно приближающихся к окну. И Пауль поджигает четвёртую, даже не обернувшись на незваного гостя. — Прожжешь мне одеяло – получишь по еблу сразу же. — голос ворчит почти над ухом скорее для приличия, нежели правда станет исполнять угрозу. Потому Пауль усмехается, затягиваясь еще раз, задерживая взгляд на проходящих по улице людях. Студенты и работяги устало плетутся домой, скрываясь в капюшонах от метели. Машины, как и всегда, стоят в пробках, и вся улица выглядит до невозможности сонной. Только дети, выбежавшие из дома поиграть со снегом, хоть как-то разбавляют угрюмое настроение. Пауль выдыхает рвано, и, прислонившись виском к оконной раме, слабо улыбается, наблюдая за двумя непоседами, играющими в снежки. Ему вспоминается о своем детстве, когда из переживаний было лишь как бы мать не отругала за насквозь мокрые ноги и ледяной нос. Тоска по тому беспечному времени накатывает как волна, и Пауль с наслаждением окунается в эту прохладную воду, закрывая глаза. Только вот капризное одеяло не вовремя решает сбежать с худых плеч, к тому же острый кашель вновь напоминает о себе, лезвием проходясь по горлу. И Ландерс не успевает ухватиться вовремя, сгибаясь пополам вновь из-за рвущегося наружу кашля, выныривая со дна воспоминаний. Однако стоящая рядом тень заботливо накидывают своеобразную шубу на него снова, на секунду задерживая горячие руки на лопатках. Пауль болванчиком кивает пару раз, выражая так благодарность, зажимая локтем одеяло, одновременно с этим разгибаясь. Но в боку резко простреливает, отчего он снова скручивается опять, подражая креветке, и шипит на родном змеином, прикладывая руку к собственному боку. Голос недовольно цыкает, и его обладатель отворачивается Ландерса, забирая с подоконника пачку сигарет, второй рукой все же придерживая одеяло, вновь собирающеся совершить побег. Через пару секунд, Паулю наконец удается сделать вдох и подняться в свой небольшой рост полностью. Теплая ладонь тут же исчезает с его лопаток, и Пауль едва заметно вздыхает с сожалением, мельком взглянув на руки, теперь достающую последнюю сигарету из пачки. Голос цыкает опять, а несчастная пустая картонка летит обратно на облупленный подоконник, отчего Ландерс усмехается, поправляя коробочку замерзшими пальцами. — Ну и хуйня у тебя сигареты, не знал, что ты такое говно куришь. — теперь Пауль шипит уже сам по себе. Язвительный язык норовит сказать чего-нибудь ещё, но синие глаза, как два замерзших озера, остро впиваются в него, и приходится пока закрыть рот. — Это не мои, Марго забыла. — шершавый голос тихо доносится в шуме ожившей улице из-за освободившееся дороги. Чиркает зажигалка в темноте комнаты, и клубки дымы рекой выливаются из чужих тонких губ. Пауль криво ухмыляется, кивая еле заметно сам себе, отворачиваясь к окну опять. Он подносит к губам почти истлевшую сигарету, но медлит, не делая новую затяжку. Задумывается, утыкаясь взглядом в желтый фонарь, который приветственно моргает ему старой лампой, будто здороваясь. Во рту отчего-то становится гадко, и закуривать опять не хочется вовсе, хочется наоборот отплевываться от едкого чувства горечи на языке, который явно не от сладких девичьих сигарет. Пауль так и молчит, потушив сигарету в пепельнице, старой, как и все окружающее его. Человек рядом тоже не спешит снова начать диалог, со спокойным и даже каким-то апатичным выражением лица скуривая последнюю сигарету. Пауза в разговоре затягивается, но они оба, упертые как бараны, молчат, каждый погружаясь в свои мысли. И лишь короткое шипение прерывает тишину комнаты. — Кто это был? — тихо и ровно раздается спустя пару минут, когда Ландерс в очередной раз зажимает ноющий тупой болью бок. Фраза точно не с претензией, но едва заметная злость так и сочится ядом, превратившись в жгучий щеку взгляд. Паул раздраженно цыкает, кинув быстрый недовольный взгляд на темную фигуру, которая почему-то начала расплываться под отраженными лучами желтого фонаря. Да и самого Ландерса теперь тянет куда-то в бок, ему неожиданно захотелось прилечь и закрыть глаза желательно на ближайшие пару лет точно. Рукой он пытается ухватиться за подоконник, однако промазав, лишь еще больше отклоняется ближе к прохладному полу. Но твердая ладонь вовремя ложится на спину, утягивая под бок, чтобы обхватить за талию. — Пауль? Пауль, посмотри на меня, не отключайся…Блять! Паулю кажется, что голос будто шепчет, в то время как его веки постепенно закрываются, и его все глубже утягивает в свои объятия черная, как смоль, темнота. Он в последний раз бросает взгляд в отливающие сейчас золотым лучом синие глаза, и едва хрипит имя, навсегда выжженное у него на сердце. — Рихард?