Во все тяжкие

Стэнфорд не всегда был плохим человеком. Возможно, когда-то он даже был хорошим. Когда-то давно. Настолько, что и вспомнить уже не получается. Вообще, изначально, он и представить себе не мог, что способен пойти на такое. Он – профессор химии и физики, двадцать лет добросовестно отработавший в университете и ни разу не дававший полиции повода для сомнений – варит на продажу мет? Если кто-нибудь сказал бы ему это раньше, он не смог бы даже рассмеяться. Потому что был слишком слаб для этого. Слаб и труслив. Полжизни Форд провёл, засунув голову в песок и боясь даже слова лишнего сказать. В будние дни он учил детей, по выходным навещал племянников и устраивал небольшие посиделки с братом. Обычная жизнь обычного человека. Куча работы, серые будни… А потом у него нашли рак. Рак лёгких. И это при том, что к сигаретам он никогда не прикасался. Врачи пророчили ему год, если повезёт – два. Тогда он и сломался. Что-то необратимо треснуло внутри, разлетелось на куски, рассыпавшись. Влачить своё жалкое, блеклое существование уже и не хотелось. Не хотелось горбатиться в универе, отдавая последние честно заработанные гроши племянникам-сиротам и пьянице брату, едва сводящему концы с концами. Боже… Теперь эта жизнь казалась бессмысленной. Такой же бессмысленной, как и сотни миллионов других. Таких бессмысленных, но неописуемо важных. – Йо, шестопал! В тот момент высшей беспомощности и отчаяния в его жизнь безумным ураганом ворвался бывший студент – Билл Сайфер. Безнадёжный наркоман, начавший после выпуска из детдома и сторчавшийся сразу по окончании университета. А ведь у Форда были на него большие надежды. Билл же все пять лет обучения был круглым отличником, без единой отметки "4" в зачётке, и тут такое… Вообще, за то время, что они не виделись, Билл изменился до неузнаваемости, будто стал совершенно другим человеком. Теперь он был резким, нервным, дёрганным, сутулившимся, с огромными чёрными мешками под глазами, синяками по всему телу, и красными от лопнувших капилляров, белками глаз. Его сузившиеся зрачки беспорядочно бегали по сторонам, на редкость светлые и яркие когда-то волосы теперь спутались и висели на голове твёрдыми сосульками. Стэнфорд встретил его по дороге с работы, когда Сайфер сбегал с места преступления. Пообщавшись с полицией в качестве понятого, Форд выяснил, что Билл за последний год стал крайне популярен в узких кругах как безликий "Капитан варщик". Тогда в его голове созрел план. Как обеспечить несовершеннолетних племянников после своей скорой кончины? Деньги. А где их взять? Вот тут Билл и подкинул ему идею. Да, глупую, возможно даже отчаянную, но идею. Поэтому недолго думая Пайнс, используя учебные записи, отыскал Сайфера и предложил ему вместе заняться производством метамфетамина, в случае отказа пообещав сдать того полиции. Билл был в ступоре, увидев Пайнса на пороге, но совсем недолго. Благо он был достаточно обкуренным, чтобы пустить совершенно чужого человека в свой дом и начать беззаботно болтать с ним, обсуждая способы добычи псевдо для варки. Их производство развивалось стремительно, и чудовищно быстро рос уровень дохода. За какой-то год заработок вырос с нескольких тысяч до четырехсот штук долларов в неделю. Прибыль делили пятьдесят на пятьдесят. Стэнфорд мет варил, а Билл ему помогал и сбагривал товар. Сначала они варили в дешёвом трейлере, позаимствованом у одного из дружков Сайфера. Они выезжали далеко за город, тщательно следя, чтобы за ними не было хвоста. Потом нашли перекупщика, готового отстёгивать за кило "стекла" девяносто штук зелени. Качество мета, сваренного Фордом, составляло девяносто восемь процентов, а того, что стряпал Билл – девяносто шесть. Люди готовы были платить столько, сколько им скажут, просто потому, что чище мета в стране не было. Билл продолжал свои похождения. Он тоннами скуривал мет и частенько по утрам не мог отойти от хмурого. При этом вёл он себя как-то беспечно и будто даже высокомерно. Словно ощущая себя не человеком, но чем-то иным, высшим, более "достойным". "Реальность – иллюзия" – твердил он каждый раз, раскуривая очередную самокрутку, – "вселенная – голограмма. Покупай мет и жизнь станет лучше". И смеялся всё время. Так тихо, истерично, нередко забывая при этом дышать и валясь на пол от судорог диафрагмы. Поначалу всё шло хорошо. Перекуп выделил им лабораторию, просто огромную, нужно сказать. Форд назвался Дайзенхофером, не желая раскрывать настоящего имени, а вот Билл так и остался Сайфером. Производительность возросла в разы, однако вместе с тем их "жёстко кинули", как выразился однажды Билл. Произведя нехитрые расчёты он выяснил, что им выплачивали лишь пять процентов от чистых ста миллионов прибыли. Билла это не устроило и он, вновь обкурившись, организовал перестрелку с их перекупом. "Наркоманам нельзя доверять" – сказал как-то Форду тот самый перекуп. Стэнфорд знал, но ему на это было откровенно плевать. Потому что Билл знал о наркобизнесе гораздо больше, чем он сам. Вообще-то, Билл был почти единственным, на кого Форду было не плевать. И он сам не знал, почему? Почему именно этот хипстер, которого Пайнс упорно отказывался отдавать картелю в качестве варщика? Ответа на немой вопрос у Пайнса так и не нашлось, поэтому на стрелку он явился лично, заперев истерично сопротивляющегося Билла в их лабе. Рано ему умирать. Молодой ещё совсем, глупый просто. Побесится, протрезвеет и успокоится. Перекупа Форд пристрелил. Быстро и без сожалений. Ему вдруг стало плевать на чужие жизни, рухнувшие в грязь со смертью этого человека, да и на свою в общем-то тоже. Стэнфорд не знал, что с ним происходит. Вероятно, это сказалось на нём пагубное влияние преступной жизни и почти неограниченной власти. Но лишь яркий образ не менее испорченного Билла крутился неизменно в его подсознании. Так глубоко, что сохранить жизнь хотелось ему. Только ему и никому другому. Всё вновь вернулось на круги своя: Форд варил, Билл – продавал. Только теперь в количествах гораздо больших. Сайфер, воспользовавшись смертью конкурента, быстро подмял под себя весь наркобизнес. Да, он мелкий, и драться толком не умеет. Зато с пушкой за пазухой и, судя по всему, совсем без тормозов. Поэтому порядок Билл навёл быстро. Он вернул в оборот не успевших оклематься от смены власти, бегунков. Объявил весь город своей территорией, расстреливая каждого, кто нарушал границы. Втоптал в грязь имя Нортвестов, долгие годы заправляющих картелем. Пачками закатывал в асфальт тех немногих, кто смел воспротивиться его порядкам. И благодаря своим бесчинствам быстро набирал популярность в определённых кругах. В пучине их бизнеса тысячами тонут молодые и амбициозные варщики. Но только не Билл. Мелкий, вёрткий и опасный, как змея, он стремительно пробивается выше, на самую вершину иерархии. И тащит флегматика Форда за собой. Билла боятся, его уважают. Потому что он безумец, почти псих. С наркотой Билл завязал после того, как Форд несколько раз отмудохал его, вбил наконец в тупую башку всю правду о наркотиках и тот факт, что иметь дел с наркоманом их клиенты не будут. Сайфер не курит и уже не колется, однако последствия употребления остались необратимы – он ослеп на один глаз, да и на второй силён не был. За это его за спиной называют "Трэс", а новички кличут "Одноглазый". Клиенты у них всё те же: беспринципные уроды, плюющие на себеподобных, готовые платить тому, у кого качество мета выше. "Хоть что-то в этом мире стабильно" – думает Форд, в очередной раз меняя состав их продукта. Свет мигает, приборы в помещении ритмично гудят. Варить Билл с Фордом перебрались в новую лабу. Работали на себя, и теперь им было, где разгуляться. – Э! Ты чё завис? – Билл машет рукой перед лицом Форда и утирает лоб рукавом своей сраной толстовки. Слишком большой для его почти анорексично худого тела. Такой же огромной, как и вся остальная его одежда. Форд ненавидел стиль Сайфера: слишком уличный, слишком странный. В этой одежде он казался ещё меньше, чем был на самом деле. Это Пайнса ужасно бесило, а Билл словно и рад был такому раскладу – специально носил рваные, и совсем не по размеру, шмотки. Однако, теперь Билл – главный распространитель мета в стране, и на важные встречи с заказчиками он одевается по другому, в "ублюдский важный шмот". Хотя рядом с Фордом всё остаётся по старому: та же грязная одежда, немытые волосы, и вонь сигарет от бледной кожи. И Пайнсу это охренеть как нравится. Потому, что Сайфер только с ним такой. Билл не знает, или не понимает личных границ. Он заламывается в дом к Форду без приглашения, всё время трётся где-то рядом, и задаёт ужасно неудобные вопросы. И это совсем не отталкивает, даже наоборот: рядом с ним становится как-то похер на всё и вся. На ментов, на их производство, и на рак тоже. У Форда ремиссия, он доживает уже третий год из загаданных ему врачами двух. А вот у Билла в жизни не меняется ничего. Его тараканов в голове не смогла вытравить даже шайка их старого перекупа, в своё время избившая его до полусмерти. Денег у Форда жопой жуй, и он наконец может обеспечить достойное будущее своим племянникам. У Билла вообще-то тоже, да только он бабло совсем не считает, и тратит его на вечные гулянки в своём доме. У него на хате трутся наркоши, шизики, и живут бомжи, но ему на это плевать. Сам он не принимает, зато пьёт, и смотрит. Билл обожает смотреть на стремительно разгорающуюся в его доме вакханалию. Наркотики в своё время вознесли его на небеса, и до сих пор он никак не может отпустить свою "высшую" сущность. Он наблюдает за тем, как у него под ногами дерутся за дозу его дружки, скалится на это, и снисходительно называет всех подле себя "людишками". Пайнс иногда заглядывает к нему. Он смотрит на всё это и удивляется, не понимая, как их наркоимперия ещё не рухнула с таким-то руководством. Однажды он приходит ночью, после ссоры с братом и застает в доме Билла, наверное, сотню человек. Сам Сайфер в слюни, сосётся в углу с какой-то девкой шлюховатого вида. Он хватает Сайфера за руку и дёргает на себя. Девушка, даже не замечая, тут же прилипает к кому-то другому, а Билл не без труда, но всё же разлепляет закрытые очи. – Йо!... Шесто… Шес… – он громко икает и падает на стену; трясёт головой и смотрит так, будто никогда раньше не видел Стэнфорда: хмурится, дует губы, и щурит глаза, – О! Йо! Чё случилось? Клиенты о… – молчит с секунду, вспоминая, – Опять? Ну ты же мог смс-ку там настучать… Пайнс не отвечает. Он цепляет Билла за шкирку и тащит на второй этаж. Тот, путаясь и мыча что-то неразборчивое, плетётся следом, едва не спотыкаясь о собственные ноги. Они заваливаются в спальню. Дверь не запирают – всё равно никто так далеко не дойдёт. Фрод зарывается носом в грязные волосы и утробно стонет. Боже… Как же ему нравится этот запах. Вонь дешёвых сигарет вперемешку с таким же хреновым пойлом заводит покруче любого афродизиака. Пайнс забирается ладонями под несоразмерные рукава толстовки, сдирает с Билла эти ублюдочно-огромные шмотки, проводит по тощим рукам и с трудом давит в себе импульсивное желание сломать эти тонкие запястья. Что-то внутри вновь трескается, осыпаясь сотней режущих осколков. Обнимая Билла за худую талию, впиваясь пальцами в торчащие рёбра, Форд думает, что так и должно было происходить. Он должен был сдерживать Сайфера, чтобы тот не сторчался где-нибудь в подворотне, опаляя свою душу свинцом пуль и омрачая её кровью смертоубийств. Форд целовал его, прижимая к себе. Под его пальцами чувствовалась в венах Билла кровь, беспорядочной пульсацией которой он упивался. Как и его глухими стонами, ощущением пальцев в волосах. Сайфер бесстыдно тёрся о него, прижимался, раскрепощенный литром дешёвого бухла, ударившего в голову. А утром Форд не нашёл рядом с собой никого. Билл обнаружился чуть позже, на первом этаже. Он выгонял из своего дома обжившихся торчков, а заметив Пайнса – хрипло гаркнул: – Хули палишь? Помогай давай. И именно тогда – вытворяя на улицу обкуренных малолеток и слушая нецензурное копошение самого опасного наркоторговца под рукой – Стэнфорд понял, что жизнь может ещё наладится.