Лис и Журавль

      В целом, Антон всегда был более-менее доволен своей жизнью: у него прекрасная семья, которая хоть и прошла через определённые трудности, как и многие другие, всегда оставалась сплочённой; отличные друзья, многих из которых он знает с самого детства; любовь общества — он неоднократно слышал то, как он умён, красив, талантлив и так далее, и несмотря на то, что Шастун в это редко верит, он не может не признавать, что ему подобные комплименты льстят и нравятся.       Если подытожить, то у Антона есть все компоненты, подразумевающие счастливую жизнь, и он вполне может похвастаться оной, однако в последнее время его не покидает ощущение, что чего-то всё же не хватает.       Он много и долго над этим размышлял и пришёл к выводу, что скорее всего дело в его работе и нераскрытом творческом потенциале — образование он получал просто ради этого мнимого «надо», ведь в свои двадцать он понятия не имел, чего на самом деле хотел от жизни. И теперь, когда ему уже почти тридцать, осознание неудовлетворенности накатывает всё сильнее и сильнее, с чем ему всё тяжелее бороться. В голове калейдоскопом всплывают нереализованные амбиции и упущенные возможности, которые когда-то подкидывала судьба, и это приводит к тому, что теперь он по полдня торчит в офисе, ощущая себя застрявшим в фильме «День сурка», пока в жизни не происходит ничего нового и интересного. — Эй, опять ты завис? — раздаётся громогласно над ухом, отчего Антон невольно подскакивает на своём кресле, принимая ровное положение и пытаясь утихомирить клокочущее от испуга сердце.       Журавль, возвышаясь над ним с весёлым и довольным видом, заставляет лишь глубоко вздохнуть и уронить голову на сложенные руки, под которыми валяется множество отчётов, которые ему ещё предстоит разгребать оставшийся рабочий день.       Антон не помнит, как снова умудрился окунуться в это болото самобичевания, преследующее его уже несколько месяцев — обычно это происходит дома, когда он остаётся в пустой съёмной квартире, и даже аквариумная рыбка, которую подарил ему Позов на день рождения, не скрашивает одиночество. А сейчас в офисе творится полная суматоха, впрочем, как и всегда, но это не помогает ему влиться в ритм коллег, а лишь, видимо, сильнее утомляет. — Вставай, погнали кофея бахнем, — всё не отстаёт Дима, теперь тормоша за плечо, и, словно тряпичную куклу, поднимает и утаскивает за собой на кухню.       Антону туда совершенно не хочется — там он не может прятаться в рамках своего рабочего места, там надо общаться с коллегами, цепляя на лицо улыбку и отгоняя уныние, там надо общаться с особенным коллегой, за которым хоть и хочется наблюдать бесконечно, но себя являть — совсем нет.       Наверное, вся головная боль началась с появлением Журавля в офисе; когда-то мама говорила ему, что работать с друзьями — не самая лучшая идея, но Антон с этой мыслью свыкнуться никак не мог. В смысле? Это ж наоборот круто, когда близкий кореш под боком — это весело, прикольно, заскучать нереально будет!       И в какой-то степени, он действительно больше не скучает, но в то же время хочет провалиться сквозь землю, лишь бы не пересекаться с Димой, которого он на самом деле очень любит, как старого друга; и в то же время не переносит, как коллегу.       Помимо того, что Димы слишком много — это Антон в принципе мог бы вытерпеть, — вся соль в том, что Журавль посмел ступить на территорию личного, важного, того, к чему Шастун относится с большим трепетом.       Короче говоря, Журавлёв позарился на начальника их отдела, в которого, на большую удачу Антона, он влюблён уже около года.       Антон и сам не знает, как это произошло — они просто часто пересекались в офисе, и случайно совпало, что Арсений оказался красивым мужчиной, отлично знающим своё дело, что не могло не впечатлять Антона, ведь именно компетентные и уверенные люди зачастую больше остальных его будоражат.       Нельзя сказать, что все Попова обожают — даже наоборот, примерно у половины он вызывает неприязнь из-за своеобразного характера: кому-то не нравится его дотошность и строгость; кто-то обижается на колкие шуточки; некоторые не выносят его вспыльчивости. Однако Антона все эти факторы не волнуют, так как требовательность мотивирует, с шуток он каждый раз чуть ли не хохочет, а вспыльчивость Арсения на него самого никогда не была направлена.       Арсений вовсе не считает себя самым главным и старается поддерживать со всеми равное общение, особенно вне рабочих вопросов, и этим начал пользоваться Дима — почти с самого момента, как познакомился с Поповым.       А Антон помнит этот день в красках, ибо стоял рядом и наблюдал за тем, как Журавль восхищённо смотрел на Попова, замечая в этом взгляде и нескрытую заинтересованность, и едва уловимую хищность — словно ему хочется его прямо сейчас… съесть. Именно такая аналогия пришла в голову Антону, от которой он впоследствии не отказался.       Арсений принял Журавлёва добродушно, всё рассказал, нагрузил обязанностями и, к превеликому сожалению Антона, начал отвечать на этот нескрытый флирт, который не прекращал источаться от Димы. Антон знал, что такова манера общения Арсения — он не против полюбезничать со всеми вне зависимости от пола, хоть и зачастую всё же с женщинами, ведь мужчины-таки в большинстве своём гетеросексуальны и интереса к Попову не питают.       Антон до этого момента был убеждён, что и Журавль — самый гетеросексульный мужик из всех, что он знает; даже внешне тот производит впечатление человека, которого дома ждёт жена и трое детей, но кто бы мог подумать, что он отлично умеет отвешивать комплименты мужчинам, без устали на них пялиться, постоянно заводить разговор и добиваться искреннего, звонкого смеха. Точнее, не то чтобы мужчинам — на остальных представителей данного пола Диме было глубоко плевать, — всё это касается лишь Арсения.       То же самое происходит и сейчас, когда по счастливой случайности Попов стоит, оперевшись о столешницу подле кофемашины, и потягивает свой американо, непринуждённо болтая с Олесей, которая, завидев коллег, опоминается и удаляется работать. — Арсений, — Журавль, наконец, отпускает Антона, дотащив его до эпицентра событий, словно желая развернуть всё у него на глазах, и направляется к Попову, широко улыбаясь и говоря намеренно ласково. — У меня кое-что для тебя есть!       Дима не работает здесь и двух месяцев, но почти с самого начала «ты»кает Арсения — тот не возражает, так как не любит всю эту формальность, — в то время как Антон до сих пор не может себе позволить того же. Их общение максимально напоминает дружеское — если не больше — и Антон невольно завидует этой смелости и раскрепощённости Димы, ибо сам в свою очередь не позволяет себе даже лишний раз подходить к Попову и как-либо, как он думает, отвлекать. И за последние месяцы об этом жутко жалеет, но всё же не рискует что-то менять. — И что же? — заинтригованно интересуется Попов, делая очередной глоток.       Дмитрий тянется к небольшому холодильнику, открывает его, вытягивает коробку с пирожным и приближается к Арсению, стреляя глазами в его сторону. — Решил угостить самую большую сладость сладостью чуть поменьше, — протягивает Дима как-то томно, отчего Антону кажется, что он блеванёт прямо здесь и сейчас.       Арсений пытается держать лицо, но по нему видно, что он смущён — по крайней мере для Антона, приловчившемуся чётко различать его эмоции. Он принимает коробку и открывает её, легко улыбаясь. — Спасибо, Дим, но не стоило, я стараюсь меньше сладкого есть — за телом слежу. — Да брось, у тебя идеальная тело. — Ну, с тобой не сравнится, — отбивает Арсений, тем самым распыляя Журавля ещё сильнее.       Антон когда-то уже обсуждал тему его взаимодействий с Поповым и спрашивал чего он добивается, постоянно бросая неоднозначные намёки мужчине, и ждал каминг-аута Димы, но тот своего образа натурального натурала продолжал придерживаться, отрицая какие-либо чувства к Арсению. По его словам, это всё прикол — безусловно, Арсений ему нравится и он и вправду считает его красивым и привлекательным, но исключительно в платоническом смысле, словно тот является объектом искусства, за которым нравится наблюдать и иногда касаться. Антона это не шибко убедило и он предпочёл считать, что друг просто проходит через кризис ориентации и был готов в любой момент услышать признание, которого он, признаться, очень боялся.       Он сомневается, что Арсений гетеро — от него так и сквозит как минимум бисексуальными вайбами, ибо что с женщинами, что с мужчинами тот общается примерно одинаково, по случаю кокетничая и с теми, и с другими, поэтому он не раз задумывался и сильно опасался того, что у них с Журавлём может действительно что-то получиться. В это не хочется верить, но представить себе он такое, увы, может, и он считает, что именно это и есть его главный кошмар — близкий друг начинает отношения с мужчиной его мечты; после этого только уходить в лес жить, если не что-то более радикальное.       Арсений открывает коробку, достаёт одно пирожное, надкусывает, и едва ли не стонет от блаженства, ведь действительно давно не позволял себе подобного в рационе. — Вижу вкусно. Не слишком сладко, или может хотелось ещё слаще?       Антону всё тяжелее за этим наблюдать, ведь он стоит, нервно покручивая кольца на пальцах от волнения, лишь изредка отводя взгляд, поэтому он решает чем-то себя занять — подходит к чайнику, обнаруживает ещё не успевший остыть кипяток, так как некоторые коллеги также предпочитают чай, наливает его и закидывает пакетик, не глядя на этих двоих, пока в груди неприятно тяготеет. — По сладости идеально, — произносит Попов, закидывает последний кусочек в рот, но случайно задевает пальцами крем с верхушки, тем самым их пачкая, и неловко ойкает. — Можешь салфетку передать? — А если у меня есть способ получше? — тон становится всё более слащавым и невыносимым для Антона, но он не может перестать поглядывать на них исподлобья. — Какой?       Вместо ответа Журавлёв обхватывает пальцы Арсения губами, проводит по ним языком и начинает посасывать, глядя на мужчину снизу вверх, не прерывая зрительного контакта.       Арсений приоткрывает рот от удивления и неосознанно облизывает нижнюю губу, не в силах отвести взгляда — его щеки окончательно покрываются румянцем, а дыхание сбивается. Всё это длится всего около половины минуты, но момент ощущается таким тягучим, что время словно замораживается где-то на час.       Однако всё возвращается на круги своя, когда присутствующие слышат звук упавшей в раковину чашки и топот удаляющихся шагов, по частоте подсказывающей, что это бег. — Куда он? — чуть хрипло спрашивает Арсений, заметив исчезновение Шастуна, на что Дима пожимает плечами. — Не знаю. Может, вспомнил что и побежал выполнять, — невесомо отзывается Дмитрий. — Ладно, и я пойду, а то работа не волк. — В цирке выступает?       Журавль на это смеётся, хлопает Попова по плечу и всё же удаляется, заставляя того замереть на месте и обдумывать произошедшее, нервно кусая губы.       Дверь в курилку шумно захлопывается, на что Антон не обращает внимание, ровно как и на то, как запыхался, пока бежал через весь офис. Сердце бешено стучит, отдаваясь болью в висках, а руки слегка трясутся, пока он поджигает сигарету.       Нет, к такому его глаза точно не были готовы.       Дима, конечно, многое успел вытворить — в памяти всплывает даже фраза про то, что он «оближет любя Арсово личико», сказанную самому Арсению, и которую никто не воспринял всерьёз, а, судя по всему, надо было, — и тем не менее Антон не ожидал, что всё могло сложиться в таком русле.       Это переходит все границы и рамки разумного, по крайней мере в понимании Антона, ведь ему неприятно видеть, как кто-либо (а особенно друг) облизывает пальцы человека, к которому он питает столь нежные чувства. Даже звучит это, как самый настоящий сюр, хоть и многие восприняли бы это, как нечто забавное.       Возможно, Антон тоже, если бы не заметил на лице Арсения то, что ему понравилось.       Антону очень хочется верить в то, что он себе это надумал, и так вполне может быть, но навязчивый рой сомнений съедает его изнутри, пока он пытается спастись никотином, пускающий в лёгкие. — Он тебе нравится, — Шастун снова вздрагивает от знакомого голоса за спиной и резко оборачивается, затуманенным взглядом рассматривая Журавля. Тот не спрашивает — констатирует, и приближается, становясь совсем рядом. — Как я раньше не догадался. — А то что, принял бы более активные действия? — ядовито, почти выплёвывает Антон, и горько усмехается, глядя в сторону. — Не надо так, Антох, я ведь тебе зла не желаю, — говорит мягко Дима и кладёт руку на его плечо. — Я ж не знал, что он тебе нравится, и в самом деле. Я б так себя не вёл, ты ж знаешь, это наши приколы.       Антон обречённо вздыхает, чувствуя, что искренний тон друга его успокаивает — Дима не стал бы врать, издеваться, он не такой; они с ним прошли через столько, что вообразить сложно. Антон доверяет ему, поэтому ощущает себя ещё хуже из-за того, что почти успел возненавидеть его. — Я не знаю что мне делать, — Шастун проводит по лицу ладонью, пытаясь взбодриться и в то же время успокоиться, но это едва ли помогает. — Как что, признаваться! — Дима обнимает друга за плечо, стараясь его расшевелить. — Руки в ноги и бегом. — Ага, щас, — фыркает Антон. — Сто лет я ему нужен. — Зря ты так, брат, ты парень видный. Лучше признаться, чем в себе всё держать. — Не, не вариант, — мотает головой он, чувствуя себя беспомощным. — Точно не сейчас, я всё ещё в ахуе. — Ну прости, — неловко улыбается Журавль. — Ты сам видишь, какой он. Притягивает, чертяга, не оторваться, — поймав напряжённый взгляд Антона, он осекается. — Но я не претендую! Натурал, всё-таки, да и пусть он твоим лучше будет. Я с этим помогу, чем смогу, — играет бровями. — Да, знаю я твою помощь, — закатывает Антон глаза. — Ничего не получится. — Это мы ещё увидим.

***

— Это тупая идея. — Ничего она не тупая. — Ещё какая, самая тупая в мире. — Сам ты тупой! — Заткнись, он идёт.       Помощь Дмитрия заставила себя ждать целую неделю — все семь дней он никак себя не выдавал и делал вид, что и вовсе забыл об их с Антоном разговоре в курилке, пока сам Антон весь изводился и не мог найти покой, ибо вечно ожидал какого-то подвоха.       Единственное, что радовало — это то, что Журавль перестал подкатывать к Попову и разве что перекидывался с ним парой фраз в течение дня, не более. Сам же Арсений был удивлён такой смене общения, но никак этого не выражал; Антон, внимательно следя за ним, пришёл к выводу, что его всё устраивало и ничего не волновало. Эта мысль согревала тем, что возможно Антон в тот день ошибся, и выходка Журавлёва ему не понравилась, а, наоборот, была для него слишком и, не угомонись сам Дима, тот бы сам ему обязательно это высказал.       Сейчас же они собрались на общем новогоднем корпоративе, на котором присутствует вся компания — тем не менее, их отдел держится вместе, ровно как и другие, так как они практически ни с кем из «посторонних» не знакомы.       Арсений выглядит роскошно: приталенный чёрный костюм выгодно подчёркивает достоинства фигуры, придавая солидности, но образ разбавляет ободок с заячьими ушками, увидев который Антон чуть не расплылся от умиления; сам он, как и остальные, без украшения не остался, но предпочёл надеть слегка банальную красную шапку Деда Мороза, а Журавль в последствии намотал ему на шею мишуру.       А также весь вечер делал мозги, чтобы Антон пригласил Попова на танец, от чего он отнекивался — на виду у всех танцевать как-то совсем не хотелось, на что Дима восклицал, что на мероприятии находится более сотни людей, и никто их даже не заметит. Доля истины в этом, конечно, была, но Антон всё же отмахивался банальным «стрёмно» и продолжал потягивать шампанское, заедая немного пресной канапешкой.       До тех пор, пока Дима самостоятельно не подошёл к Арсению, не сказал, что Антон его зовёт, и не принялся ждать, чуть ли злобно не потирая руки, наблюдая за богровеющим Антоном — то ли от злости, то ли от смущения. — Привет, ребята, как вы тут? — с улыбкой интересуется Арсений, приблизившись к парням. Дима незаметно кивает в сторону Попова и взглядом требует начать активно действовать, на что начинает тушеваться и сам Антон.       В самом деле, сколько можно ныть? Жаловаться на то, что чувствуешь себя одиноким, из-за того и несчастным, пускать слюни на мужчину, который стоит перед тобой, мило улыбаясь. В конце концов, даже если Арсений откажет, то мир не перевернётся — да, будет неприятно, но Антон хотя бы будет спокоен, что попробовал.       Именно потому он залпом опрокидывает в себя остаток напитка, кладёт бокал на длинный стол и уверенно смотрит на Попова, что так и не сводит взгляда с него. — Арсений, — говорит он, стараясь игнорировать стучащее сердце в груди. — Разреши пригласить тебя на танец.       Это первый раз, когда он обращается к нему на «ты», и почти единственный, когда спрашивает что-то, не связанное с работой. И он соврёт, если скажет, что ему не нравится это ощущение — он, безусловно, чувствует себя волнительно, но алкоголь всё же придаёт расслабленности и расковывает.       Арсений посмеивается, сверкая ямочками, и заинтересованно оглядывает его, после чего делает пару шагов ближе. — Разрешаю.       Он накрывает ладонью вытянутую руку Антона и уводит его поближе к музыке, на что Журавль улыбается во все тридцать два и приближается, дабы не выпускать их из поля зрения — ему до безумия интересно, как всё будет складываться.       Арсений располагает руки на плечах Антона и позволяет ему аккуратно дотронуться своей талии, тем самым разрешая вести. Они начинают покачиваться в такт спокойной, плавной музыке, и Антону кажется, что он спит — он и мечтать не мог, что будет настолько близко к Попову, однако реальность оказывается куда лучше. — Наконец-то ты осмелился, — опаляет дыханием его ухо Арсений, отчего то мгновенно розовеет, а по шее проходятся мурашки. — Всё было так очевидно? — нервно усмехается Антон, глядя в голубые глаза, отливающие безмятежностью. — Конечно, я просто ждал. — Чего? — выгибает бровь, на самом деле не понимая. — Пока ты будешь готов сделать первый шаг.       Он проводит носом по его шее, и Антон жалеет, что не расстегнул пару верхних пуговиц рубашки, открывая больший доступ; хотя, как ни крути, они на виду у всех, и тут не разгуляешься — даже такая вольность может иметь большие последствия.       Именно поэтому он останавливается, хватает за руку Арсения и утягивает к уборной — до выхода из зала далековато, а терпения в наличии совсем не оказывается.       Дверь за ними закрывается, он легонько подталкивает Арсения к стене и пытливо смотрит в глаза, спрашивая: — Так я тебе тоже нравлюсь?       Арсений на это усмехается и касается рукой нежной кожи на щеке парня, мягко поглаживая, и проводит пальцем по пухлым губам, что гипнотизировали его всё это время — взгляд его такой же охмелевший, однако они оба отдают отчёт собственным действиям, поэтому наслаждаются моментом. — Как ты можешь не нравиться? — он наклоняется ближе и опаляет его лицо горячим дыханием. — Особенно, когда ты такой.       Первым расстояние прерывает Антон и напористо накрывает губы Арсения, пробуя это новое и доселе невообразимое ощущение, что оказывается ярче любых фантазий, которым порой предавался Шастун. Арсений довольно мычит, зарываясь пальцами в волнистые локоны Антона, и углубляет поцелуй, пока Антон и сам смелеет, располагая руку на его талии и поглаживая, отчего Арсений невольно толкается вперёд, сокращая жалкие миллиметры между ними, и оттягивая волосы.       Антон отрывается от него, и оба дышат так, словно на протяжении часа играли в какой-нибудь регби, но не могут перестать улыбаться и отвести взгляд друг от друга. — Ооо, мужики, ну красавы.       Мужчины рефлекторно отскакивают друг от друга, но заметно расслабляются, когда видят довольного Журавля, вошедшего в помещение. — Поздравляю вас и себя с успешно выполненной миссией. Счастья вам, здоровья, детишек побольше, — он поочерёдно пожимает им руки, вызывая смесь удивления и смеха — ситуация всё же нестандартная, но тем и лучше, ибо такое обычно пополняет копилку забавных историй, которые можно рассказывать на посиделках или неких шоу. — Арсень Сергеич, ничего личного, вы всё ещё охуенный, но весь этот спектакль с флиртом был для Антохи, чтоб яйца в кулак побыстрее взял и к вам подкатил, — по-актёрски ведает Журавлёв, теперь уже поясняя ситуацию им всем. — Так вот оно что было, — выдыхает Попов, посмеиваясь, и поправляя свои отросшие волосы. — Подожди, ты ж сказал, что недавно узнал, — хмурится задумчиво Шастун. — Припизднул маленька. Просто понял, что перегнул тогда с пальцами, — пожимает он плечами. — Ну ты придурок, Журавль, ты вообще представляешь, сколько клеток моих нервных потратил? — беззлобно говорит Антон.       Такой исход событий уж радует его куда больше, чем если бы друг был действительно влюблён в его начальника; или чего хуже, наоборот. Поэтому Антон просто опирается лбом об Арсеньевское плечо и не может скрыть улыбки, пока его приобнимают в ответ.