Seven sI.Ns

— Да вы издеваетесь, — раздраженно вздохнул Чонин и с недовольством в каждом движении закатал рукава рубашки. Смена понедельника началась с печального известия о том, что его напарник-тире-сменщик взял больничный, и теперь Чонину предстояла целая неделя увлекательных вечеров в пропахшем алкоголем клубе на окраине Сеула. Чонин сам выбрал это место, оно напоминало ему дом. Заведение с вульгарным названием «Семь грехов» было маяком для тех, кому больше некуда податься, и находкой для тех, кто уже перепробовал всё. Люди заворачивали сюда, проходя мимо, приезжали специально, стекались со всех уголков города, а после закрытия рассыпались кто куда, возвращаясь к привычной жизни, ведь все, что было в «Семи грехах», останется в «Семи грехах». — Не ворчи. Как будто ты никогда не болеешь, — фыркнул администратор и устало махнул в сторону бармена рукой, прежде чем оставить его одного. Разговор можно было считать оконченным, но Чонин все равно буркнул удаляющемуся начальству в спину: — Вообще-то, не болею. И даже не умру. Почему-то его словам никто никогда не верил. Извечные разговоры про смерть не были шутками из копилки парня, который вырос на эмо-группах, — там, где он родился, не было музыки вообще, — не были брехней, с которой не надо считаться. Чонин всегда говорил правду, но человеческая тупость поражала. Ближайшую неделю он был за баром один, и, видит ад, это не сулило ничего хорошего.

***

Людей в понедельник почти не было. Маленький танцпол пустовал, только по столикам вокруг расселись в уединении парочки. Какая-то компания на втором этаже справляла день рождения, за барной стойкой к двенадцати уже мирно спал перебравший мужчина. Больше человеческой тупости Чонин ненавидел только скуку. Он уже собирался все бросить и уйти курить, как перед глазами на высоком барном стуле вырос новый гость. Даже не вырос, а устало свалился, поминая недобрым словом родственников Чонина — чертей. — Выбирай выражения, — привычно фыркнул Ян, даже не задумываясь над тем, чтобы использовать чондэмаль. Из-за этого все вокруг его постоянно поправляли, переучивали, делали выговоры, но ничто не могло заставить трехсотлетнего демона назвать старших коллег хёнами или сонбэ, а уважать посетителей уж тем более. Тем не менее, удивительным образом ещё ни одной жалобы от гостей на бармена так и не поступило. — Прошу прощения? — молодой человек поднял настолько выразительный взгляд, что даже Чонину стало понятно: его слова — та самая выпавшая из рук вилка в конце тяжелого рабочего дня. Еще немного — и рванет. В глазах блеснул огонёк любопытства и тут же угас, как монетка, которая упала решкой. Чонин — ребенок ада, и земля для него — детский лагерь с образовательной программой по человеческой психологии. С каждой смены Чонин уносил с собой чью-то историю: чью-то боль, чью-то страсть, чью-то радость, гордость и даже честь. Для молодой демонической души не было ничего аппетитнее свежих, концентрированных людских эмоций. — Про чертей ты это зря, говорю, — спокойно отозвался демон, протирая очередной стакан, а взглядом заинтересованно скользнул по чужому лицу. Красивый, уставший, настолько в раздрае, что от его раздраженного вида под кожей расползалось жгучее покалывание. Парень смотрел напряженно, будто вот-вот развернется и уйдет, плюнув на все, на что Чонин лишь приторно-вежливо улыбнулся. — Что налить? Он знал, что отсутствие какой-либо реакции с его стороны — кроме этой блядской улыбки — только больнее топталось на последней капле терпения гостя, так что Чонин буквально мог оценить количество усилий, которые парню пришлось потратить, чтобы ответ звучал спокойно. Если не развернулся, не ушел, не плюнул, значит, идти было некуда: либо терпеть хамство здесь, либо домой, куда совершенно не тянет. Если бы не музыка, наверняка можно было бы услышать зубовный скрежет, с которым парень вздохнул, прежде чем буркнуть: — Я не очень люблю алкоголь и особо не пью. Сделай джин-тоник, — гость уронил руки на стойку и нервно тряхнул головой, в конце как-то рассеянно, по-кошачьи моргнув. Что-то мягкое во взгляде растворилось, как наваждение, так же быстро, как появилось. Чонин еще только учился читать между строк. Демоны, в идеале владеющие ложью, как холодным оружием, в своих паутинах были точны и искусны, а потому понятны. Но люди… настолько неумело они выдавали одно за другое, что картинка буквально трещала по швам. Каждый врал, как мог, где мог, по причине или без, и разобраться в этом стоило большого труда, но опыт за годы жизни среди людей понемногу накапливался. И прямо сейчас он подсказывал, что когтистый нрав — защитный механизм, а за непрочной скорлупой — сплошная усталость. Такой набор — в кармане у каждого первого, и Чонину, по правде говоря, не должно быть никакого дела, но так себе понедельник, новости о семидневной смене и красивая грустная мордашка приводили его в какое-то колкое настроение. Хотелось расковырять скорлупу барной ложкой, пока не рассыпется. — Зачем пришел тогда? — скучающе поинтересовался демон, прекрасно понимая, что только подкармливает чужое раздражение, но, тем не менее, сразу же принялся за заказ. Загремели бутылки и посуда. Гость склонил голову вбок с саркастичным прищуром и огрызнулся вопросом на вопрос: — «Доебись до нервного» — это твоя любимая игра? — Да, я мастер спорта по сованию носа не в свое дело, — буднично улыбнулся бармен, со звоном пересыпая в бокал лёд. — Выкладывай. Ненадолго повисло тяжелое молчание. Было видно, что гость особо не настроен говорить, но спустя несколько долгих секунд он все-таки ответил. — Я на спорте и плохо переношу алкоголь, — коротко отозвался парень, с явным намерением разобраться с формальностями и закрыть тему. Ну, или в надежде, что за сговорчивость коктейль ему достанется побыстрее. — Мне срать, если честно. Я не об этом, — Чонин качнул головой и стряхнул с барной ложки капли воды, прежде чем три раза помешать ей в бокале по часовой стрелке. — Да какого хера? — выругался гость, хмуря ровно очерченные брови. — Что ты, блять, хочешь услышать? Чонин улыбнулся и с видом сертифицированного обслуживающего персонала поставил влажный от конденсата бокал на салфетку, двигая ближе к парню. — Хочу услышать душещипательную историю о том, почему ты весь такой красивый и заебанный приперся в понедельник ночью в бар, если ты на спорте и плохо переносишь алкоголь, — ладонь с длинными пальцами жестом подогнала гостя к рассказу, но тот лишь недоуменно скривил лицо. — Давай, давай, это вместо чаевых. — Тебе заняться больше нечем, что ли? Вряд ли тебе доплачивают за ставку психолога, — грубо фыркнул парень, выпустив из плена губ кончик коктейльной трубочки. — И я не собирался оставлять тебе чаевые, просто чтоб ты знал. Чонин неожиданно для себя ухмыльнулся и окинул взглядом свои владения, где решительным образом не было ничего интересного с тех пор, как мужик в конце барной стойки уснул, перестав с ним разговаривать. — Как видишь, нечем, — демон любопытно сверкнул глазами и подпер щеку ладонью, через бар наклонившись поближе к гостю, а затем со смешком не глядя кивнул в сторону спящего мужчины. — Да ты не бойся, он никому ничего не расскажет. Парень покосился на третьего лишнего, явно усомнившись в том, что бармен в своем уме, а после вернул взгляд к нему. Ян прекрасно видел, как он, несмотря на всё внутреннее сопротивление, залип на его озорную улыбку — они все так делали: смотрели, ломались, а потом начинали говорить. Кому-то приходилось договариваться с собой дольше, кому-то не приходилось вообще. У гостя с большими кошачьими глазами вместе со временем ушла половина коктейля, но треск его скорлупы был слышен инородными помехами в орущей клубной музыке. Ему хотелось поделиться. Демон чувствовал, что нужно было только надавить, чтобы все рассыпалось, поэтому со всем мастерством изобразил, как уже заскучал в ожидании. Стоило ему только выпрямиться в приступе разочарования и раздражения, как гость заговорил. — Я профессиональный танцор и хореограф, и меня до усрачки бесит моя работа. Было видно, что признать этот факт стоило парню некоторого труда, но Чонина такая откровенность заставила лишь рассмеяться, растягивая улыбку во все тридцать два. — Что, прям вот до усрачки? — он хмыкнул с недоверчивым смешком и снова загремел посудой, которую нужно было вымыть и оставить сушиться. Его слова встретил до удивительного убийственный взгляд молодого танцора, поэтому пришлось в знак своей защиты помахать руками. — Я в восторге, если что, ты продолжай, продолжай. — Давай поменьше восторга, плиз, — раздраженно отозвался танцор, на что Чонин изобразил, как его рот крепко закрывается на невидимый замочек. В ответ на ребячество раздался еще более усталый вздох. — Я работал сегодня с девяти до одиннадцати, потому что у меня нет замены, — гость в полном недовольства жесте стал стучать трубочкой по кусочкам льда. Чонину это действовало на нервы, но он стоически молчал. — Никто не идет работать в эту дерьмовую студию. А в другую меня не берут, потому что мой бывший — последняя сука. Испоганил мне характеристику, когда увольнял… — Ты спал с начальством? — бармен все-таки открыл рот, не удержавшись от довольной ядовитой улыбочки. Как же ему нравились людские развлечения. — Во-первых, завались, — в сторону Чонина грозно смотрел мокрый кончик трубочки. — Во-вторых, он сам мне изменил и сам меня уволил. Надеюсь, в аду для него есть отдельное место. — О, поверь, найдется, — голодно улыбнулся Ян, уже представив наказание для такого гнусного придурка, пока протирал вымытый стакан. Танцор, кажется, не предал ни улыбке, ни словам значения. — А еще ебучие дети! — вдруг воскликнул он и потянулся запить свое негодование небольшим глотком коктейля, прежде чем продолжить. — Неужели, блять, так сложно запомнить связку из нескольких движений? Не отвлекаться? Не пинать друг друга и не кидаться соплями? Я ненавижу детей, серьезно. Они в этом, конечно, не виноваты, просто детские группы не для меня. Но — ах да — замены мне все еще нет. И не будет. Кто станет работать за такие копейки, как работаю я? Чонин внимательно слушал, хотя и слабо понимал, почему парень позволял обращаться с собой так. Почему расклеился вместо того, чтобы испортить обидчику жизнь, а себе на руинах построить новую. Для демона из глубин ада это было ясно, как день, но к демону из андеграунд-клуба, который пытался постичь непостижимое — человеческие поступки, — ответ так просто не шел. — А еще я не удержался и подобрал третьего кота. Он болеет, так что много средств уходит на его лечение, но я правда в него влюбился, — поистине кошачий парень поджал губы и снова неутешительно загремел льдом в почти опустевшем бокале. — Вот твой ответ на вопрос, почему я, блять, в понедельник ночью пытаюсь напиться. — Ну, напиться джин-тоником — это надежный план, конечно, — на автомате отшутился Чонин, хотя у него перед глазами едва ли не красными фарами мигал ответ на его простое «почему». Потому что он просто добрый. А жизнь таких никогда не любила. — А давай ты уже к черту сходишь со своими шутками? — парень раздраженно цокнул языком, опуская взгляд к бокалу, из которого цедил последние капли не особо крепкого алкоголя. Скорлупа уже рассыпалась, и теперь все колкости воспринимались лишь как попытка защититься. Чонину больше не нужно было нападать, но он все равно усмехнулся и перекинул полотенце через плечо: — Далеко идти не придется, — он дождался, пока в чужом бокале останется только лёд, и привычным движением забрал его, чтобы сполоснуть, а в новом без спроса повторить коктейль. Он уже прикинул, что молодому танцору хватит всего трех, чтобы почувствовать себя немного лучше. — Как тебя зовут? — Минхо, — бесцветно отозвался парень, наблюдая за отточенными действиями чужих тонких пальцев. Каждое движение завораживало и отвлекало, напоминало хорошо поставленный танец, к которому сложно было придраться. Было странно поймать себя на мысли, что что-то в этой малолетней язве цепляет. И хотя характер у парня мерзотный, Минхо соврет, если скажет, что не стало легче — вот так всё вывалить. Алкоголь понемногу проникал в кровь, так что с языка сорвалось само: — А тебя? Танцор перевел взгляд с рук к лицу и только успел уловить, как губы дрогнули, чтобы ответить. — Йена! — резко раздалось прямо у Минхо за ухом. Подбежавший с подносом пустых бокалов и стаканов официант со стеклянным грохотом водрузил его рядом на бар. Спящий в конце барной стойки мужчина даже вздрогнул. — Они хотят все по пятому кругу. И еще два лонг-айленда для той парочки за столиком. — Спать пора, а они все никак не угомонятся… Иди, я сделаю. Живенький официант кивнул и улетел на кухню, а Чонин переставил новый бокал с джин-тоником на салфетку перед Минхо и на одной руке склонился к нему ближе. Тот невольно подвис под чернющим взглядом, которым Ян его наградил. Демон и сам слабо понимал, что делает, но за время жизни с людьми уяснил одно — хорошие заслуживают хорошего. Вряд ли по его душу явятся из адской канцелярии, если он всего лишь позволит этому случиться. — Ладно, теперь серьезно, — вдруг вкрадчиво произнес демон, понизив голос почти до шепота, так, что сквозь орущую в клубе музыку его едва было слышно. — Я не могу помочь тебе с твоими проблемами, но я могу помочь тебе расслабиться. «Семь грехов» — это про кайф, смекаешь? — Я на спорте, никаких наркотиков, — строго качнул головой Минхо, за что заработал укоризненный взгляд. — Дьявол, заткнись, — Чонин раздраженно цокнул языком. — Диджея видишь? Он кивнул в сторону танцпола и быстро вернул взгляд к отвернувшемуся Минхо. Зацепился за профиль: высокие скулы, длинные ресницы, острый нос, — но не дал себе забыться. — Это Чанбин. Можешь попросить его поставить то, что тебе понравится. Просто потанцуй в свое удовольствие. Уверен, это для тебя редкость. Минхо повернул голову обратно к нему, и Чонин готов был поклясться, что вместо усталости и раздражения увидел серебряные звезды в его глазах. Ян вдруг неловко улыбнулся, впервые за долгое время снова чувствуя, как внутри что-то демоническое нещадно пылало и корчилось в мутной агонии, и попытался стереть это выражение с лица. Но вместо слов благодарности и восхваления, на которые Чонин, вообще-то, рассчитывал, он получил только недоверчивый прищур. — Тебе зачем это? Демон даже растерялся на секунду — ну правда, а ему зачем? — но ничего убедительнее не придумал: — Мы в ответе за тех, до кого доебались. А теперь иди отсюда, мы закрываемся через час, — Чонин помахал рукой и принял первозданный незаинтересованный вид, взявшись за большой заказ. Он уже не видел, но Минхо наградил его взглядом, который люди обычно принимают за неловкий и благодарный, и вместе со своим коктейлем соскользнул с высокого стула в сторону танцпола. Людей на маленькой площадке особо не прибавилось — проще было сказать, что Чанбин работает впустую, но такова была участь понедельников. Минхо воодушевленно прошагал через центр танцпола к пульту и со скромной улыбкой прилип к стенке диджейского места, поднимая глаза на Чанбина. — Эй, привет, — танцор поманил его пальцем, чтобы Чанбин наклонился и сквозь грохот музыки хоть что-нибудь услышал, на что получил нечитаемый, но, кажется, удивленный взгляд. Если улыбка сошла за флирт, то Минхо готов был провалиться сквозь землю. — Йена сказал, что ты можешь поставить музыку для меня. Диджей наградил Минхо ещё более странным, долгим взглядом, по ощущениям — оценивающим, и в итоге, закончив сканировать, лишь добродушно пожал плечами. — Ну, раз Йена сказал. Когда одна песня плавно перетекла в другую — все ещё танцевальную, но гораздо более живую и менее резкую для ушей, демон за баром почувствовал, как агония в груди вспыхнула сильнее: Минхо танцевал. Его не смущало что вокруг не было привычной для клуба толпы, в которой легко затеряться, не смущал специфический стиль клубной музыки, в которую Чанбин превратил плейлист Минхо. Ему было все равно, и это было особенно сексуально. Каждое чужое движение Чонин ловил в стеклянном блеске бокалов, пытался стереть его полотенцем, но силуэт не исчезал, и Чонину приходилось смотреть. Как плавные движения превращаются в резкие и сильные, отточенные годами тренировок и работы, как закрываются глаза и медленно открывается сердце. Кажется, понедельник перестал быть таким плохим в тот момент, когда демон познакомился с другим определением слова «страсть». «Тебе зачем это?» — прокручивал в голове демон, когда к своему удивлению поймал острый взгляд из середины танцпола и не смог отвести глаза. Минхо ненадолго забыл о тяжелом дне, о дрянной работе, о том, что, вообще-то, не собирался оставлять бармену чаевые, и просто смотрел, вместо всего этого вдруг вспомнив, что просто хорош собой. А с этим наружу всегда выбирались и другие желания. «Тебе зачем это?» — да хотя бы ради таких моментов. Больше на Минхо Чонин не смотрел, хотя и сделал для него третий коктейль, оставив таять на новеньком квадрате салфетки. *** Минхо вернулся за бар под самое закрытие, когда Чанбин оповестил изрядно выпивших гостей, что вечеринка окончена и всем пора по домам. Он тяжело дышал, привалившись к барной стойке; Чонин буквально слышал, как гулко у танцора в груди грохочет сердце. Раз, два, три, четыре… — Боже, блять, я так давно не танцевал для себя, — шумно выдохнул Минхо и зачесал влажные волосы от лица одним широким жестом. Они чуть полежали в красивой укладке и рассыпались шторками по лицу. Минхо сделал большой глоток из оставленного ему бокала и широко облизнул пересохшие губы, а демон, блять, залип. — Хоть ты и так себе психолог, я правда очень тебе благодарен, это как второе дыхание… Я… …пять, шесть, семь, восемь. — Это ещё не всё, — Чонин вдруг резко прервал восхищенную тираду и поймал Минхо за руку. — Идем. Сразу налево от конца барной стойки располагалось темное кладовое помещение с коробками, полными бесчисленных бутылок. Минхо не успел ни подумать, ни ахнуть, когда оказался прижат к закрывшейся двери кладовой и почувствовал чужие горячие губы на своих. Он запоздало дёрнулся от неожиданности и недовольно замычал, но Чонин будто и не слышал. Демон целовал настойчиво, но вместе с тем так не демонически нежно, с настоящим привкусом страсти и желания на языке, что Минхо хватило нескольких долгих секунд, чтобы сдаться. Только тогда Чонин отстранился. — Что ты… — снова не договорил Минхо, на этот раз замолкнув без чужой помощи. В темноте помещения он видел только прищур черных глаз и на секунду смог разглядеть в них сквозящую пустоту, мрак и холод, боль, свою и чужую — целый ад в глазах гораздо старше их владельца, но, к удивлению, ничего опасного. Его руки доверчиво легли на чужие плечи, и даже шальная улыбка расцвела на губах. — Тебе понравились мои танцы? Йена улыбнулся. — Да, — его губы прижались к уголку чужих, затем к челюсти, к кадыку, к жилке на шее — там, где отчетливо билась жизнь. Минхо теперь весь ей пропах. А на вкус — как сладкие-сладкие эндорфины с каплей лимонной горчинки от тоника. И пальцы у него такие же горячие и живые, метят холодную кожу на шее прикосновениями, мажут по скулам и снова вниз, царапая короткими ногтями загривок. — Целуешься со всеми, кто хорошо танцует? — губы тронула хитрая улыбка, когда Минхо зарылся пальцами в волосы. Он сжимал пряди, мягко оттягивая, чтобы заставить на себя посмотреть, и совершенно не догадывался, что смеет заигрывать с демоном. Просто потому что Чонин позволял. В отличие от большинства демонических существ, которые умели только брать, Чонин никогда не стремился к власти над человеком и к его полному подчинению — какое в этом развлечение? Гораздо интереснее, горячее, было оказаться на равных, и, блять, люди каждый раз его удивляли. Столько желаний, о которых стыдно сказать, столько страсти, когда появляется возможность их исполнить. Глупо для демона внутри, но слишком заманчиво для человека снаружи — сделать все, чтобы угодить, а потом впитать все эмоции на пике. В темноте кладовки под ритм гулко бьющегося за ребрами сердца Чонин даже не задумывался о том, чтобы попросить что-нибудь для себя. «Семь грехов» — это про кайф, он обещал показать его Минхо. Ладонь с длинными пальцами легла на сильную шею, оглаживая горло и вены, пока Минхо облизывал губы. Его удивительная расслабленность и ни намека на прошлую строптивость заставили Яна искренне улыбнуться. Он разглядывал очертания лица в темноте не как добычу: как трофей — с восхищением и обожанием. — Мм, нет. Только с теми, кто пытается послать меня к черту, — демон довольно промурчал в чужие губы, кусая и оттягивая нижнюю. Ладонь с горла сползла по торсу ниже, словно повторяла контур того движения, которое Минхо не раз показал на танцполе. — Уверен, с таким сервисом — это каждый первый. Когда улыбающиеся губы Минхо потянулись за новым поцелуем, надеясь, что он продлится дольше, Чонин отпрянул от лица и сощурился. Его весело приподнятые брови не сулили Минхо ничего хорошего — да, у демона был повод поиздеваться. В тот момент, когда ладонь накрыла чужую ширинку, сжимая и поглаживая член сквозь жесткую ткань, веселья во взгляде не осталось. — Хочешь сказать еще что-нибудь насчет сервиса? — глаза Чонина блестели в темноте искрами пошлого желания, пока от Минхо слышались лишь ругательства и рваные вздохи. Он заводился слишком легко, вот так зажатый у стенки бог его знает где, бог его знает с кем. И пока чужое дыхание на шее ощущалось горячее адского пекла, а губы и зубы продолжали терзать кожу до красных отметин, богу лучше было и дальше не знать. И пока ладонь норовила забраться в брюки, и до стонов приятно было в нее толкаться, возразить Минхо было нечего. — Коктейли неплохие, но пиздишь многовато, — со смешком попытался отозваться Минхо, когда пуговица на его джинсах поддалась умелым рукам. — Рот бы занять. Он опьяненно улыбнулся — совсем бесстрашный — и за волосы потянул Чонина к себе ради поцелуя. Язык тут же скользнул в рот, ища прикосновением чужой. Чонин целовал до одури хорошо: каждый вздох слизывал с языка, сминал губы так охотно, будто они сочнее красной коктейльной вишни, заставлял задыхаться от напора. Вдруг вжавшееся между бедер колено и пальцы, потянувшие вниз молнию на брюках, тоже не помогали — Минхо всё отчетливее плавился и больнее цеплялся за плечи. Чонин с ухмылкой отстранился: — Желание клиента — закон, — демон спокойно пожал плечами и опустился на колени. Руки заползли под рубашку, задирая края, чтобы горячий поцелуй пришелся на кожу над резинкой белья. Минхо, который искренне имел в виду долгие поцелуи и, как максимум, быструю дрочку, глухо выругался. — Что ты… Ох, черт, — пальцы судорожно вплелись в пряди на макушке, когда Йена приспустил чужие брюки и коснулся губами головки сквозь ткань белья. Одно радовало — в темноте он не видел, каким взглядом Чонин наградил его за очередное упоминание родственников. Просьбу заткнуться демон воспринял, как вызов. Пальцы гладили твердеющий член, а губы повторяли за ними вслед, заставляя Минхо сдерживать себя, лишь бы вместе со вздохом не обронить настоящий стон. Он закрыл глаза и прижался затылком к стене, стараясь не думать о том, как пальцы оттянули давящую резинку боксеров, а бармен сразу поймал налитую кровью головку на подставленный язык. Чонин медленно собрал языком капающую с кончика смазку и пропустил член в рот — на вкус, как текила, если выпить залпом и слизать соль с края шота. Минхо едва сдержался, чтобы не вцепиться пальцами в волосы и не толкнуться сразу и поглубже. Во рту было горячо и мокро, язык кружил под головкой, по венкам, по-сучьи дразнил до мелких вздрогов и постанываний, пока длинные пальцы обжигали ледяными прикосновениями низ живота. — Йена, блять, — Минхо требовательно качнул бедрами, когда терпения оставалось все меньше. Ян на это лишь расслабленно промычал, но послушался и опустил голову ниже, вбирая в плен рта наполовину. Щеки мягко втягивались, когда он отстранялся, а губы легко скользили по плоти, когда опускался снова. Чонину становилось все интереснее: если с такой незатейливой ласки Минхо уже дошел до ругательств, то что же дальше? Демону внутри очень нравилось действовать назло. Он двигался медленно, то проталкивал член по языку в рот до самой стенки горла, то полностью выпускал, чтобы измучить кожу поцелуями и прикосновениями влажных губ. Минхо на это шумно вздыхал и ёрзал, в отвлечение кусая нижнюю губу, пытался насладиться даже такими издевательскими ласками. Терпение закончилось в тот момент, когда вместо ритмичных, пускай и медленных движений, Чонин принялся мягко посасывать только головку и дразнить языком уздечку. Минхо глухо прорычал что-то невнятное и крепче сжал пальцами пряди на макушке, заставляя замереть. — Блять, хватит. Маленький лис… — он раздраженно качнул головой, до предела сытый неторопливыми движениями, и с глухим стоном сам толкнулся в раскрытый рот. Если бы Йена мог усмехнуться, он бы усмехнулся, довольный тем, что получилось заставить Минхо взять контроль, но вместо этого лишь послушно расслабился, отзываясь мягким мычанием на совсем не мягкую хватку в волосах. Минхо не грубил, хоть и толкался по самое горло быстро, в свое удовольствие. Чонин жмурился, позволял слюне течь с края губ по подбородку, цеплялся пальцами за бедра и лишний раз не сглатывал. Ему нравилось слышать, как сбивчиво Минхо дышал, нравилось чувствовать, как он за волосы тянул на себя, с оттяжкой проезжаясь по языку в горячий рот. Нравилось, потому что Минхо наконец думал о себе, и это было вкуснее всех остальных эмоций. Он с шумным вздохом оттянул Чонина от себя, буквально снимая с члена, и попытался вглядеться в лицо. В темноте едва ли что-то можно было различить, так еще и перед глазами плыло от удовольствия. Но руки знали, где мягкий подбородок и где влажные губы, которые он очертил большим пальцем, стирая слюну. Пальцы скользнули по щеке и приглашающе потянули обратно к члену. — Справишься же, хороший? С елейного тона по спине ползли мурашки: было приятно не узнавать в человеке напротив того Минхо, который устал настолько, что кроме колкостей в нем ничего не осталось. Это нравилось Чонину-человеку. Чонину-демону же нравилось, как одна маска сменяет другую — у людей так всегда, не понять, какая из всех настоящая. Конечно, демон справится. Он умело обхватил член пальцами у основания и пару раз двинул на пробу, прежде чем снова взять в рот. На этот раз Чонин не дразнился: он двигался быстро, стараясь выдерживать ритм, пропускал в рот до половины и помогал себе рукой. То, как пошло хлюпали слюни от каждого движения губ, приводило его в какой-то особый восторг, заставляя мычать от удовольствия. Минхо несдержанно отзывался в ответ, запрокидывая голову каждый раз, как по чужому горлу расползалась мелкая вибрация. И снова пальцы в волосах, снова толкнулся сам: раз, два, три, четыре, — потрясающий музыкальный слух и чувство такта. Ему было хорошо в узком горле до подрагивающих коленей. На пять-шесть-семь-восемь в тесноте плотно втянутых щек стало совсем плохо. И так по кругу, недолгое влажное рондо, пока со вздохом в качестве предупреждения не раздается чужое имя. — Йена… — Минхо едва сдержал стон, больно сжав пряди между пальцев. Чонин в ответ лишь что-то согласно угукнул, не став отстраняться, и от этого звука напряженное горло снова прошила вибрация, а Минхо — дрожь. Демон почувствовал, как вниз по корню языка стекает горячая сперма, и охотно проглотил ее вместе с чужой гордостью. Он вылизал все до последней капли и только тогда поднялся, вытирая рот тыльной стороной ладони. Минхо тяжело дышал, с закрытыми глазами прижавшись затылком к стене. В голове было пусто-пусто и спокойно, но Чонин решил нарушить маленький рай, не дав уберечь послеоргазменную негу: — Это ведь твой первый раз после бывшего? — он провел рукой по волосам, возвращая наведенный беспорядок к первозданному виду. — Что? — Минхо нехотя вынырнул из своей пелены. Он не расслышал слова за стуком сердца в ушах, но когда собрал их обрывки в осмысленную фразу, вдруг нахмурился, озадаченно моргая. В темноте было едва ли видно, как он пытался что-то подсчитать в уме, складывая картинки из собственного прошлого: измена, недоверие к новым отношениям, работа без продыха, коты, сегодняшний вечер. Чонин смиренно ждал, пока картинка сложится, потому что в его голове нарисовалась точно такая же. После долгого молчания и звука застегнувшейся ширинки, Минхо усмехнулся. — Получается, да. Чонин молчал. — Но знаешь что? Я слишком долго разбирался с дерьмом, в которое он меня загнал, так что пошел-ка он нахуй, — Минхо вдруг глухо рассмеялся, чувствуя по телу приятную перетекающую усталость, и пожал пожал плечами. — Я ведь могу открыть свою студию. — А я-то думал, ты и не предложишь, — со смешком отозвался демон, искренне довольный тем, что получил новый урок в свою копилку: иногда люди заталкивают себя вглубь чувств и страхов и перестают видеть очевидное. Но выход есть. Чонин распахнул дверь и позволил Минхо выскользнуть из подсобки обратно в неоновый свет клуба. Гостей уже не было, освещение еще не выключили, но Чанбин уже складывал складывал свою аппаратуру. Чонин вернулся за бар, Минхо вернулся за барную стойку. В оставленном бокале ждала еще половина коктейля, который он поспешил допить, пока Йена начал потихоньку убирать рабочее место. — Вот, — когда бокал опустел, на стойку легли бумажные воны и небольшая визитная карточка из танцевальной студии. Минхо смотрел огромными кошачьими глазами и едва различимо улыбался. — Это если вдруг захочешь потанцевать или типа. Чонин убрал визитку в задний карман, а деньги — все-таки оставил чаевые — сунул в кассу. Минхо глянул на бармена еще раз, как-то странно поджав губы, и побрел в сторону гардероба, на вид — одновременно загруженный и более разгруженный от осознания, что впереди наконец не пропасть, а новые планы. — Такси тебе вызвать? — вдруг окликнул Чонин, не успев удивиться самому себе. Минхо обернулся через плечо и усмехнулся. — Хватит с тебя добрых дел на сегодня, — он качнул головой и махнул рукой, прежде чем уйти. — Спокойной ночи, Йена. Демон вежливо улыбнулся в ответ и вернулся к бокалам. Он надеялся, что лимит по добрым делам исчерпан на век вперед. Запах жизни от Минхо остался на его рубашке.