Ты ничего не понял, каланча

Находкинс озадаченно повертел головой, когда проснулся и открыл глаза. Сон его был крепок и тягомотен — настолько, что после пробуждения голова слегка покруживалась, а перед глазами рябило. Находкинс моргнул, потом ещё раз моргнул. Чуть мотнул головой и поморщился, когда та вспыхнула болью. Что-то мягкое и нежное, словно замша, проскользило по его щеке. В сухие губы ткнулось прохладное стекло. — Пей, каланча. Конечно же, Находкинс узнал этот голос. Этот тонкий, писклявый, жутко раздражающий, но ещё больше напрягающий и даже слегка пугающий голос. Лоракс, чёртов хранитель леса, был тут как тут. Сидел на бревне возле его лица и терпеливо придерживал стакан, позволяя хлебнуть живительную воду. Находкинс глотнул сильнее, чем следовало, и захлебнулся. Откашливаясь и отфыркиваясь, он разбрызгал вокруг себя мириады разноцветных на солнце капель и устало упал обратно на бревно. Так, стоп. Бревно?! Серо-голубые глаза Находкинса широко распахнулись. Лоракс, сидящий рядом, даже не шелохнулся, хотя бревно ощутимо заколыхалось, когда парень, обнаружив себя связанным, дико завырывался и хрипло завопил от страха. — Эй-эй, каланча, а ну отставить истерику! — Лоракс со всей силы шлёпнул его по щеке. Удар был не особо болезненным — всё же хранитель леса не обладал богатырской силищей. Но этого хватило, чтобы Находкинс перестал вопить и съёжился. — Ч-что? Ч-что… П-почему? — Он напряг мышцы на руках, пытаясь порвать верёвки, но те явно были связаны из местных лиан, а потому даже не поддались. — К-кто… Кто это сделал?! — Я это сделал, — самодовольно произнёс Лоракс. Встав, он потянулся, посверкивая золотистой шёрсткой, играющей с солнечными лучами, и вновь перевёл взгляд на ошарашенно глядящего на него Находкинса. — Мои лесные друзья помогли. Не бойся, сюда не ходят люди и никто тебя не услышит. — Не бойся?! По-моему, эти слова ни грамма не успокоили! — Находкинс сердито дёрнулся. Без какого-либо особого профита. Его глаза, полыхая гневом и плещущимся в глубине страхом, не отрывались от лица Лоракса. — Развяжи меня! Что ты за ирод такой, а? Что я тебе сделал?! — Цыц! — Лоракс вдруг извернул руку и щёлкнул невесть откуда взявшимся прутом прямо перед носом рычащего парня. Находкинс отпрянул, чуть было не сломав себе позвоночник, а Лоракс, убедившись, что его слушают, продолжил: — Не далее, как вчера вечером ты нагло нарушил данное тобой слово и снова совершил акт вандализма в лесу, который принял тебя, как собственного сына. Я, как его хранитель, обязался донести до тебя всю мерзость твоего поступка тем способом, который ты можешь осознать. — Чего? — Каланча, у тебя со слухом проблемы? Ты зачем вчера дерево срубил? Ты же обещал! — А-а-а… — Находкинс слегка посмурнел. Про обещание он, конечно же, не забыл, но надеялся, что на срубленное на самом краю леса тощее и хилое деревце никто из лесных не донесёт. Донесли. — Ну… прости. Я просто подумал, что так… ну… будет быстрее. — Ты обещал! — Лоракс сердито топнул ногой, чуть не поскользнувшись на бревне. — А обещания надо держать! Ты убил маленькое зелёное деревце, которое расти могло и расти. Ну что ты за нехороший человек! Находкинс ощутил смутный укол вины, но почти сразу на смену ему пришло раздражение. Да что… что вообще себе этот жёлтый гном возомнил?! Отчитывает его, как неразумного малыша! Как будто от одного дерева небо рухнет на землю, а всё живое погибнет! — Одно дерево. А за ним ещё одно. И ещё. И ещё… — Лоракс словно прочитал его мысли. Пушистые усы встопорщились, а взгляд, смягчившийся было при виде виноватого лица Находкинса, вновь ожесточился. — И ты ничего не понял, каланча. Даже одно дерево имеет значение. — Ну и что теперь? Убьёшь меня за него? — огрызнулся Находкинс. Лоракс сумрачно глянул на него, поигрывая прутом, которым ранее запугивал, и Находкинс вдруг почувствовал себя не в своей тарелке. А… собственно, что мешало лесному духу и правда замочить его? Он сейчас связан, беспомощен… Достаточно позвать пару-тройку медведей — и всё будет кончено. От таких мыслей сердце суматошно забилось в груди, а во рту пересохло. Лоракс увидел что-то в его глазах, потому что мгновенно вышел из задумчивого ступора. Он протянул ладошку и, положив её на взмокший человеческий лоб, слегка похлопал, как будто поглаживал какую-то псину. — Нет, не убью, — признал он, и Находкинс, выдохнувший с облегчением, чуть было не пропустил продолжение фразы, — выпорю. — Ч-что? — Парень ошарашенно глянул на него. Его никогда не наказывали подобным способом, отчего на Находкинса банально напал ступор. — В смысле, выпорешь? — Вот так и выпорю. Сниму штаны и хорошенько отхлещу по заднице! — Лоракс поиграл бровями и решительно направился вниз по бревну, вновь задевая щеку, а потом и плечо, бок Находкинса нежной замшевой шерстью. — Будешь знать, как мои деревья рубить. — В смысле, по заднице? В смысле, выпорешь? — Находкинс всё ещё не мог поверить в происходящее. Он упёрся локтями в бока бревна и натужился, пытаясь вновь вырваться, но не преуспел в этом. Лоракс же дошёл до нужного места и слегка прихлопнул затянутые в штаны ягодицы парня. Находкинс изогнулся, сдавленно пискнув. — Ай-яй, какая большая задница! — сокрушённо выдохнул Лоракс. Взявшись за резинку штанов, он принялся медленно спускать их, приговаривая себе в усы: — Такой большой мальчик — а такой хулиган. Мама не учила, что ли, что нельзя лесу вредить? Ай-яй-яй, какая плохая мама! Какой непослушный мальчик! Раз уж родители не озаботились твоим воспитанием, каланча, то им займусь я! Теперь я — твой новый папочка. А ты, моё приёмное глупое дитя, сейчас огребёшь! — Нет! Нет!!! Отпусти, урод! — вопил Находкинс. Он рвался так сильно, что кора с бревна летала ворохом. Но паренёк не учёл, что своими трепыханиями только помог лесному духу стащить с себя штаны. Пришёл в себя он лишь тогда, когда рядом засвистели и закурлыкали местные зверушки. Подняв взгляд, он увидел, что весь лесной народ собрался на поляне, чтобы посмотреть на наказание. Кто-то из них выдал его, и он… он будет зол, когда узнает, кто. Может, это любящие зефир медвежата? — Эй! — Лоракс с силой ударил его ладонью по одной из ягодиц, заставив вскрикнуть. — Не смей думать об этом! Тронешь хоть одного пушистика — и поркой не отделаешься, каланча! Поверь, тебе это не надо. — Отпусти меня! — заныл Находкинс, осознав, что сотни любопытных и достаточно умных, чтобы понимать, что происходит, глаз будут смотреть на его наказание. — Я больше не буду! — Я не верю тебе, каланча. Один раз ты пообещал, а обещанье не сдержал. Нет тебе веры больше. — Я клянусь! Клянусь! Но Лоракс больше не слушал его. Замахнувшись, он опустил прут на его поджавшиеся ягодицы. Удар не был критически сильным, но всё-равно обжёг кожу, не привыкшую к подобным экзекуциям. Находкинс впился пальцами в бревно, к которому был привязан, и окаменел от боли. Он судорожно выдохнул сквозь сжатые зубы, моментально вспотел и не менее моментально замолчал. Удар, что прилетел ему, был оглушающе откровенным. Никто и никогда не бил его, а вот Лоракс взял — и ударил. И это вдруг показалось Находкинсу столь удивительно удивительным, что он замер. Второй удар, впрочем, почти сразу вывел его из ступора. Он не знал, как, но Лораксу удавалось наносить достаточно грамотные удары, несмотря на небольшой размер. Второй взмах прута разорвал воздух и остановился на ягодицах, добавив им красноты. Находкинс ещё сильнее впился пальцами в шершавую кору. Его затрясло. Широко раскрытые глаза слегка остекленели, а крепко сжатые зубы пропустили тихий присвист, словно парень хотел шикнуть, но так и не смог. Третий удар упал внахлёст, и Находкинс зажмурился. Глаза предательски намокли, а в пальцы впились занозы — так сильно он их сжал. Он судорожно задышал одним носом, вжимаясь в бревно так сильно, словно хотел слиться с ним в одно целое. Ягодицы пекло и слегка дёргало, и эта боль вовсе не была приятной. Она… она казалась правильной, но какой-то ужасной, мерзкой. Четвёртый удар прошёлся, в основном, по правой ягодице. Находкинс буквально почувствовал, как вспух на коже красный рубец, и спрятал лицо за изгибом руки. Его трясло и лихорадило; ему было больно и одновременно он вдруг с ясностью осознал, что заслужил эту боль. Обещание ведь он и правда нарушил. Пятый удар осчастливил левую ягодицу. Находкинс уже вовсю плакал, закрываясь от скулящих зверят. Его плечи подрагивали, а бёдра с силой сжимали бока бревна, словно это как-то могло облегчить боль. Хотя, на деле, неподвижность Находкинса только помогала Лораксу вершить правосудие. Он размеренно двигал рукой, направляя гибкий прут на красные и горячие ягодицы, снова, и снова, и снова — пока Находкинс, не выдержав, зарыдал в полный голос. Тогда Лоракс остановился. Откинув прут, он вернулся к лицу паренька и, обхватив его мохнатыми руками, приподнял, глядя в мокрые, несчастные и полные раскаяния глаза «приёмыша». — Думаю, на первый раз с тебя хватит, — наконец произнёс Лоракс и обернулся в сторону зверят. — Как думаете, а? Пощадим его? Медвежата согласно заурчали, птицы зачирикали, и даже ослик Находкинса согласно взревел. Лоракс кивнул, внимая им, после чего стёр пальцами собравшиеся у глаз Находкинса слёзы. Отойдя на шаг, он хлопнул в ладоши — и верёвки, лианы, что удерживали парня, дрогнули и медленно вползли в землю. Как оказалось, это были обычные корни, которые, повинуясь магии Лоракса, ожили и тоже решили отомстить за убитое деревце. Находкинс медленно встал; его пошатывало, а перед глазами расплывалось ещё сильнее. Он натянул штаны, не желая светить голым задом ещё дольше, и зашипел, когда жёсткая ткань прошлась по выпоротым ягодицам. Лоракс слегка приподнял брови, явно ожидая колкости или злого рычания, но ни того, ни другого не последовало. Находкинс кинул на него взгляд побитой собаки и, отвернувшись, опустив голову, побрёл к своему лагерю. Целую неделю после он даже не смотрел в сторону деревьев.