Анютины глазки

      15 октября 1977 год.       Чувствовал ли Регулус себя одиноким? Нет. Компании в гостиной Слизерина хватало с лихвой. Ни обстановка, ни интерьер ему не мешают — подобный мрак царит и в поместье Блэков. Напротив, он бы предпочел, чтобы людей вокруг было меньше. Темные стены на него не давили, тишина каменных плит никогда не смущала. Разве что сырость иногда вынуждала его проводить по полнедели в больничном крыле. Легкие и дыхание всегда были его слабой стороной, а простуда почти всегда закономерно переходила в бронхит. Но все равно весь учебный год Регулус мечтал о лете, когда вновь окажется в привычных стенах поместья Блэков, в окружении строго смотрящих портретов и приятном одиночестве. Без необходимости вести светские беседы с неинтересными студентами, без постоянного присутствия кого-то еще в комнате.       Итак, Регулус не считал себя одиноким. Но завидовал ли он, смотря на своего брата? Ни в коем случае.       Все гриффиндорцы были до омерзения шумными. А компания его брата — апогей безобразия красно-золотого факультета. Если что-то происходило в Хогвартсе, то не приходилось сомневаться — в этом виноват несомненно Блэк. Старший. Регулус терпеть не мог, когда кто-либо упоминал брата с ним в разговоре. Особенно сравнивая их между собой. «Блэк, слышал, что вчера гриффиндорцы устроили?», — после этого вопроса у Регулуса обычно начинали чесаться костяшки. Но он просто извинялся и уходил в библиотеку или уборную. Желательно в ту, что подальше и потише. Холодная вода отрезвляла, но, увы, забрать скребущиеся чувства и рокот сердца она не могла.       Сириус, позор семьи, выводил Регулуса из себя. Он должен был быть образцом, старшим братом. А не тем, что из него вышло. Нонконформист, делающий всё, чтобы насолить родственникам. И даже эта эмоция Регулуса не находила нигде выхода. Оставалась тлеть и искриться, будто сдерживаемая невидимыми, неизвестными чарами. Но этот уголек был родным братом зависти, жгучего ощущения которой Регулус старался избегать. Чему он должен был завидовать? Сириус был блестяще умен, но совершенно не умел этим пользоваться. Регулус тоже не был примерным учеником. Списывать и избегать лишней нагрузки он умел не хуже. Но нарушать правила ради мелочей и развлечения — идиотизм. Глупость и мелочь, не сравнимая с преданностью Принципам. Идее.       Но зависть умудрялась просачиваться ему под кожу. У Регулуса были только приятели, не друзья. Не было никого, кто стал бы защищать его перед другими, кто бы разделил его мечты. Регулус видел людей насквозь, и все они всегда хотели своего. Будь то желание быть ближе к чистокровному роду Блэков, к их деньгам или к плечу, в которое можно было бы поныть без особого осуждения. Большая часть слизеринцев — бледный второй план. Регулус был другим. Умнее, амбициознее, исключительнее. На факультете ему не было равных. Наверное именно поэтому его так раздражала эта компания.       «Мародеры». Так они себя называли. Это он подслушал в одном из разговоров брата. Как подходяще! Они, оборванцы, и впрямь были настоящими преступниками. В уставе Хогвартса не было правила, которое они не пытались нарушить. Еще с такой пошлостью и вульгарностью... Хотя, признаться, пара их выходок смешила даже слизеринцев. Но, в основном, ничего кроме раздражения и снобизма в студентах они не вызывали. Регулус — не исключение.       Взять хотя бы прошлый год! Тогда, чтобы всего лишь поздравить с днём рождения одного из своих друзей, Сириус с Поттером расставили и зажгли фейерверки, составив из них надпись «Поздравляем, лунатик!». Что за дурацкое прозвище? Вся школа это видела. Разговоры об этом не утихали всю оставшуюся неделю, как и легкие подколы в сторону Регулуса. Но даже если вместе с остальными слизеринцами он относился к гриффиндорской компании с показательным презрением, он не мог не кусать локти. «Вот бы кто-нибудь меня так же поздравил…» Эта мысль мелькала в его голове несколько раз, но оказывалась задушена его собственными руками.       «Темный лорд примет меня и мне станет легче», — вместо этого думал Регулус, рассматривая девственное предплечье с кружевом сизых вен, пока с вьющихся волос капала вода.       Что-то пошло не так ровно в тот момент, когда дверь в туалет отворилась. Регулус вздрогнул от протяжного скрипа петель, выпрямился и спешно раскатал рукава рубашки. К его удивлению, зашёл не кто-то из преподавателей, а гриффиндорец. Растрепанный, в очках и мантии, надетой с измеренной небрежностью. «Вспомнишь солнце — вот и лучик», — про себя фыркнул Регулус, делая вид, что слишком занят своим отражением, худыми щеками и смольными кудрями. Хогвартс хоть и был огромным замком, но не пересечься было трудно. Особенно учитывая то, что раз в сезон Регулус и Поттер обязательно сталкивались на поле для квиддича. (Но, признаваясь честно, последнее, что волновало Регулуса, как ловца, — охотник гриффиндора.) Джеймс не стал скрывать, что заметил младшего брата своего лучшего друга, но вместо приветствий и разговоров просто сдержанно кивнул. Регулус никак не ответил.       Он старался не смотреть на раздражающего гриффиндорца через зеркало. Но глаза приковались к тому, как старшекурсник пил воду из-под крана, по простому и обыденному. Капли стекали у него по подбородку, стекая под свободно расстегнутый ворот рубашки. У Регулуса вся спина покрылась мурашками, сердце застучало чаще, а губы сами собой скривились в отвращении. Атмосфера уединения пропала с появлением Поттера, когда тишина испугалась чужого присутствия и плеска воды. Регулусу не осталось смысла задерживаться. Развернувшись на каблуках, он торопливо направился к выходу. Следующий урок был зельеварение и опаздывать ему не хотелось: не хватало еще разочаровывать Слизнорта.       — Подожди, — голос Поттера отразился от стен, Регулус сперва хотел его проигнорировать в той манере, что так свойственна всем слизеринцам. Этот порыв был настолько естественным, что возникал сразу же, без раздумий. Но что-то внутри все же заставило его остановиться и повернуть голову к Джеймсу. Тот незатейливо продолжил. — Может тебе зайти к мадам Помфри?       Спустя мгновение, как чужие слова дошли до него, глаза Регулуса округлились. Он неуверенно замер. К чему это вообще было? Голова вмиг заполнилась вопросами. Это забота? Розыгрыш? Оскорбление?       — Что? — прошипел Регулус, внезапно ощетинившись.       У него волнение перетекало в оправданное недоверием раздражение. Что за бред нёс Поттер? С чего? В любом случае, помимо того, что он нёс откровенную ересь, Регулус никак его не касался. Они не друзья и даже не знакомые. И если вдруг у гриффиндорца проснулось наставническое чувство, то ему следовало об этом немедленно забыть: Регулус не хотел иметь ничего общего с Сириусом. Но в ответ Джеймс просто пожал плечами, не давая никаких объяснений. От лучшего друга своего старшего брата Регулус ожидал похожей наглости и дерзости, бунтарства в его худшем проявлении. Но реакция, точнее, почти полное её отсутствие, заставила его задохнуться в возмущении и, возможно, растерянности, прежде чем с громким стуком каблуков вылететь из ванной. 16 ноября 1977 год.       Тот смазанный диалог в ванной стал отправной точкой, после которой Регулус лишился остатков своих нервов.       Потому что после него не прошло и двух дней, как Регулус проснулся с одышкой, раздирающим кашлем и болью в ребрах при каждом вдохе. Мадам Помфри упоминала, что именно он подцепил на этот раз, но Регулус её совершенно не слушал. Все его мысли были забиты этой сценой два дня назад. Разговором с Поттером.       Как он мог догадаться, если даже Регулус не видел никаких симптомов? Об этом нельзя было узнать. Отлеживаясь в медицинском крыле, Регулус испытал весь спектр чувств, начиная неверием и заканчивая страхом и раздражительностью. Его знобило и совсем не из-за болезни. Регулус раз за разом прокручивал в голове разговор, мимолетные сцены в коридорах. В какой-то момент он стал вспоминать моменты из раннего детства, когда они с Сириусом еще не избегали друг друга в узких коридорах поместья. Все дни, что он провел в постели, он пытался найти разгадку на свои вопросы. Это чувство было зудом, и Блэку пришлось силком его отталкивать. Врать самому себе, убеждать, что это было не более чем совпадением. И если ложь самому себе для него была привычной, то закрывать глаза на факты ему давалось с трудом.       Когда мадам Помфри выписала его, Регулус с неприятным чувством вернулся в большой зал на очередной завтрак. Чувство, что он пропустил что-то важное, иррациональное ожидание непоправимого были ожидаемы, но нежеланны. Регулус проскользнул за стол к слизеринцам, пара человек с ним лениво поздоровались, формальность за формальностью и вот он уже всем рассказал чем и почему болел, как себя чувствовал и как он соскучился по нормальной еде. Устроившись на деревянной лавке удобнее, Регулус хотел уже начать завтракать, но его взгляд упал выше.       Слизеринцы так сели сегодня, что напротив него образовалось «окно» без учеников. Половина зала была как на ладони. И ему прекрасно открывался вид на старшекурсников-гриффиндорцев. И Регулус даже сдержал порыв найти глазами объект, занимавший его мысли последнюю неделю. Но взгляд сам притянулся сперва к рыжим локонам Лили Эванс, с ней Регулус был знаком, а после — к Блэковским кудрям человека, с которым он предпочел бы не состоять в родстве. И вот его глаза смазано скользнули по правильным чертам лица, круглым очкам и растрепанным в выделанной небрежности волосам. Джеймс Поттер. Регулус сглотнул и хотел все-таки положить аппетитно пахнущие хрустящие тосты к себе в тарелку, но гриффиндорец внезапно помахал ему рукой. Он от удивления вздрогнул, заморгал в неверии. «С каких это пор меж факультетами так легко здороваются?» Регулусу показалось, что все взгляды направлены на него. Ему хотелось провалиться сквозь землю. Поттер был дураком и идиотом, Регулусу казалось, что сейчас он лишится своих ушей: настолько горячими они были. Чтобы хоть как-то сгладить ситуацию, он фыркает в слизеринской манере, так свойственной всем Блэкам. Высокомерный звук слетает с его сухих, растрескавшихся на погоду губ. На облегчение слизеринцев за столом и на осуждение гриффиндорцев. Тревога от такого никуда не денется. Лишь затаится, иногда всплывая вопросами о том, что теперь о нем подумают его друзья и знакомые. «Это ведь слишком плохо, да?»       Следующие несколько минут Регулус развлек себя болтовней своей однокурсницы, что сидела совсем рядом: девушка, чье имя он вспоминал с трудом, была рада поделиться с ним пропущенными темами лекций и сплетнями, а он совсем не возражал. Тосты казались ему пресными, яичница — никакой. Он несколько раз успел мельком взглянуть на Джеймса. И с удивлением обнаружил, что к еде он почти не притронулся. Странно. Почему ему самому не нравилась еда, Регулус прекрасно знал. К ней он с самого детства был равнодушен, к тому же аппетит не успел вернуться после болезни. Возможно, Регулуса все еще лихорадило. Иного объяснения тому, почему Джеймс Поттер вызывал в нем такие чувства, он не находил. Были ли эти ощущения с ним всегда или лишь недавний разговор стал их причиной? Регулус стал задумываться над тем, чтобы заглянуть к мадам Помфри еще раз. На этот раз с просьбой выписать ему успокоительные.       После того ужасно неловкого случая в главном зале, Поттер обрел отвратительную привычку. Она была хуже любой пытки. Хуже «круцио». Джеймс Поттер стал здороваться с Регулусом каждый раз, когда видел.       Каждый. Раз.       Регулус мог идти по коридору, повторять в голове тему эссе или думать о своем. Мог разговаривать с друзьями, когда сзади или сбоку разносился звонкий, заливистый голос: «Доброе утро, Регулус!». Каждый прием пищи начинался с постоянных взмахов чужой руки и желания Регулуса повторить судьбу Кровавого Барона.       Поттер напрягал Регулуса, как может напрягать увязавшаяся бродяга. Невольно он стал оглядываться по коридорам, лишь бы знать откуда и когда нагрянет неприятность. И чем больше он пялился на Поттера, стараясь запомнить, куда и во сколько они ходят компанией мародеров, тем больше он замечал… странностей. То как Поттер двигался, как он ел, с явной неохотой и какой-то немирской скукой. Но, пожалуй, лучшим открытием было то, что Поттер не любил выходить на улицу в редкие ясные дни. Впрочем, учитывая истинно-английскую погоду, его это не сильно беспокоило. Зато Регулуса, тоже привыкшего к мрачности подземелий и зашторенных окон, внезапно стало привлекать и радовать уже не греющее, но все еще яркое ноябрьское солнце. Не сказать, что оно его сильно спасало. Пальто не очень хорошо защищало от промозглого ветра, а накладывать на себя заклинание и сидеть в одиночестве во внутреннем дворе было слишком глупо, чтобы Регулус решился так сделать.       Сегодня была тренировка квиддича, совместная между слизерином и гриффиндором. И Регулус всю неделю по-детски надеялся, что этот момент не настанет. Как магловские отпрыски ждут, что в Рождество их ждет чудо, так и он надеялся на то, что Поттер сломает ногу, упав с движущихся лестниц. Но этого так и не случилось, и Регулус уже знал, что его ждало. Поэтому он отпросился с истории магии пораньше. Всё, лишь бы переодеться в раздевалке спокойно. Без назойливого внимания Поттера.       Увы, его мечтам сбыться было не суждено. Когда Регулус, переодевшись, уже собирался выйти, он услышал противный голос, которого уже успел наслушаться.       — Регулус! Ты уже здесь.       Регулус не сквернословил. Но сейчас ему невыносимо захотелось броситься в Поттера парочкой проклятий или превратить его в жабу. Хотя слушать постоянное кваканье он тоже был не готов, как и пытаться блеснуть скудными познаниями в трансфигурации. Регулус хмуро смотрит на Джеймса. Его тонкие губы растянулись в легкой улыбке, волосы, как обычно растрепанные, сегодня будто лежали немного лучше, чем обычно. Регулусу показалось, что он увидел пятно на вороте его рубашки, но гриффиндорец поправил её, почувствовав, куда уткнулись чужие глаза, и он не придал этому значения. «Этот раз будет последним», — четко решил для себя юный Блэк, поэтому, пока не успел передумать, он с несвойственной себе манере выпаливает:       — Что тебе от меня нужно?       Поттер отпрянул, его веки распахнулись, а линзы очков лишь усилили эффект его удивления. Сама невинность! У Регулуса зудели костяшки, но он держал себя в руках. Он был настоящим Блэком, не то что его позорник-брат. Но более Регулус не удивлялся случаям, когда Сириус по-магловски распускал руки: теперь это чувство стало ему знакомо больше, чем ему хотелось.       — Ничего.       Ответ оказался таким простодушным. Регулус сощурился, будто это помогло бы ему докопаться до глубины чужих глаз. Поттер поджимал губы, в его выражении удивление смешалось с растерянностью. На секунду в голове Регулуса промелькнула отвратительная мысль. Когда пазл складывается, он сжимает зубы и кулаки, в надежде сдержать так соблазняющий его порыв.       — Я не мой брат. — Он умолк, сверля взглядом переносицу Поттера. Смелость смотреть в глаза резко закончилась. — Не разговаривай со мной больше.       Не узнав собственный голос, Регулус вышел из раздевалки, толкнув Поттера плечом. Дурак! Им все равно идти на одно поле через пятнадцать минут. Но он быстрым, твердым шагом шел куда-то по коридору, пока у него кровь кипела от злости, а уши почти вот-вот сгорели бы. Он не хотел считать Поттера идиотом, напротив — быть лодырем и старостой одновременно нужно было уметь, но тот всегда старался доказать ему обратное. Мысль от того, что его так легко приравняли к кому-то вроде его брата становилось до тошноты обидно. Так по-детски и незрело, но контролировать себя не хотелось, хотя бы в этот раз. Регулус делал всё, лишь бы затмить старшего. Избежать сравнений. Но как бы он ни старался, лицо, походка, знаменитые кудри — все в них выдавало одну породу. Одна кровь, но оба — отражения кошмаров друг друга. Как Регулус боялся стать шумным, ершистым и непокорным, разочарованием своей семьи, так Сириус избегал всего, что напоминало ему о чистоте крови и нелюбимой матери.       Регулус вскоре вышел на улицу и сделал круг вокруг замка, прежде чем прийти на поле. Тренировка прошла неплохо. В своих способностях держаться на метле он никогда не сомневался, и хоть от тренировки он не получал таких эмоций, как от соревнований, лишний раз помотаться за снитчем он был отнюдь не прочь. Еще одна вещь украсила оставшийся вечер: Поттер с ним так и не заговорил. Регулус несколько раз ловил его взгляд на себе, но стоило обернуться, как оказывалось, что ему показалось и того гораздо больше интересовало небо или другой гриффиндорец. На мгновение Регулус даже пожалел, что так отсек его. Но стоило воспоминаниям о том, как у него желудок уходил в пятки каждый завтрак, стоило Поттеру снова выкинуть эти глупости, как все сожаление в миг куда-то исчезало.

***

      23 ноября 1977 год.       Эта неделя была тихой, спокойной. Почти как затишье перед бурей. Но Регулус держал свои тревоги на коротком поводке. По сравнению с тем, как нагнетающе на него смотрели портреты предков в поместье Блэков, это было лишь мелочью. Самое главное, что за эту неделю не произошло ничего необычного. Ни-че-го! Регулус отметил сегодняшний день в календаре, как самый счастливый за последний месяц. Он все еще нервно оглядывался в коридорах, но даже если Поттер оказывался на горизонте, то лишь уводил взгляд в другую сторону. Регулус вздыхал с облегчением, сглатывая сосущее под ложечкой чувство тревоги. Наконец-то всё встало на круги своя. Поттер медленно покидал голову Регулуса, уступая место волнениям о предстоящем экзамене. Промежуточная работа по трансфигурации мрачно маячила в середине декабря, приветливо напоминая, что «удовлетворительно» — его максимум. Стоило только представить строгий взгляд профессор Макгонагалл, когда он едва-едва наберет проходной балл. Еще хуже было вспоминать, что почти сразу после работы, ему нужно будет вернуться домой. Перед глазами всплывало осунувшееся лицо матери. Как её губы изогнутся в разочаровании, будто проговаривая роковое «Я ожидала большего», и его спина покрывалась липким, холодным потом. Завоевать одобрение Вальбурги было так же сложно, как легко её было разочаровать. Последнее, чего он хотел, — исполнение кошмара наяву.       Возможно на нем сказывалось волнение. Иной причины, почему он продолжал искать взглядом Поттера, по старой привычке, будто стараясь удостовериться, что тот правда даже не собирается донимать его, Регулус не видел. Но всё было наяву: Джеймс перестал кричать ему с противоположных концов коридора, не здоровался за завтраками и ужинами. Регулуса это радовало. И тревожило. Как будто чего-то не хватало в этом пазле. Жизнь Регулуса стала вновь тихой, такой же, как прежде. Но зудящее чувство никуда не уходило. Почему? Всё закончилось, но его голова отказывалась выбрасывать все произошедшее вон. Устало бредя из главного зала, Регулус продолжал накручиваться. Об экзамене, о тревожащем и не покидающем его ощущении чего-то грандиозного, что наверняка скоро случится. Стоило ему отпустить свои мысли, как уже ничто не было способно его остановить…       — Хей, Регулус…       О. Оказывается могло. Он вздрагивает от звука собственного имени, останавливается как вкопанный и разворачивается на каблуках. Глаза впираются в высокого, как всегда взъерошенного Поттера.       — Чего тебе? — не задумываясь фыркает Регулус.       Усталость от учебы сменилась настороженностью и легкой неприязнью. После спокойной недели она притупилась, но еще не пропала.       — Я слышал от Лили, что у тебя проблемы с трансфигурацией…       Регулус вздрогнул и скривился. Рыжая волшебница ему симпатизировала. Как никак, она тоже была в клубе Слизней, хоть и была гриффиндоркой. Даже несмотря на её дружбу с Поттером, его мнение о ней никак не менялось. Регулус начинал об этом жалеть.       — Я мог бы тебе помочь, если ты хочешь.       Джеймс пожал плечами так, будто ему это было безразлично. Но Регулус чувствует на себе его быстрый взгляд. Первое желание — отказаться. Однако прежде, чем грубые и резкие слова слетели с губ, Регулус задумывается.       Джеймс Поттер — староста. Может быть он и был мародером и другом Сириуса, но отрицать, что он был умен было бы глупо. Признавать это вслух — слишком обидно. Регулус встречается глазами с Поттером, с его светлыми карими омутами, и он чувствует, как между собственных бровей залегла легкая складка. Что ему выбрать? Чувства, гордость, принципы или желание заполучить высокий балл? Превзойти Сириуса? Угодить матери?       Кажется, он размышлял слишком долго. Но Джеймс продолжал ждать, опустив руки в карманах и смотря то на потолок, то Блэку в глаза.       — … Ладно. — Спустя долгую минуту тишины произнес Регулус. — Я не против.       Джеймс засиял, будто его лицо озарилось блеском светлячков. Для Регулуса это было не поражение. Лишь тактическое отступление.       Его оценка за трансфигурацию была важнее, чем комфорт и покой.

***

22 декабря 1977 год.       Прошел месяц. Голые ветви деревьев укрылись тонким снежным одеялом. Промежуточный экзамен сдан, предварительная оценка — «превосходит ожидания». Поттер прямо-таки светился от счастья, в то время как Регулус лишь спокойно выдохнул. Не идеально, но… Лучше, чем он сам от себя ожидал. Теперь впереди было Рождество — каникулы, возвращение в семейный особняк, встречи с родными и чопорный ужин. Легкое разочарование матери. «Она не сильно расстроится. Не так сильно, как могла бы», — пытался успокоить себя Регулус, в который раз возвращаясь в мыслях к своему результату. Ему еще было над чем работать.       Многие вещи изменились. Например отношение Регулуса к Джеймсу. Тот оказался менее раздражающим, чем выглядело со стороны. Он все еще был шумным, язвительным, иногда до тошноты пошлым и плоским в своей гриффиндорской отваге и безрассудстве, он оставался находчивым и порой, после пары ссор и повышенного тона, понимающим и поддерживающим. И даже если иногда Поттер продолжал вести себя, как придурок. Регулус умудрялся в нем находить качества, достойные какой-то части его уважения. Ну и как минимум Джеймс Поттер знал, как выглядеть хорошо, а вся его небрежность была не более, чем хорошо спланированным образом. А Блэкам всегда нравились приятные глазу вещи. Дополнительные занятия с ним влияли на Регулуса неоднозначно. То, что он невероятно умён — правда. То, что Блэк не мог понять месяцами, Джеймс объяснял за несколько десятков минут. Но сколько в нем было ума, столько же в нем было абсолютно дурацкой лени. Однако эти занятия уже вошли в привычку, они встречались по три, а то и по пять раз в неделю на протяжении месяца. Поэтому, пока все студенты готовились к завтрашним разъездам на каникулы, Регулус и Поттер сидели в библиотеке. И пока Джеймс очевидно и бесстыдно бездельничал, Блэк в который раз просматривал учебники и по привычке жевал свои губы.       Неважно, что было на улице — зима или лето. У Регулуса губы всегда сухие, покрытые мозаикой трещин. Он периодически их облизывал, а если к этому добавлялся холодный английский ветер, то часто к этому добавлялся металлический привкус на языке. Но сейчас это было совершенно неважно.       Когда Джеймс сказал Регулусу, что сегодня они сделают домашнее задание вместе, он ожидал совсем не этого. Как минимум не того, что Поттер сейчас будет мешать Блэку писать эссе.       Джеймс развалился на столе, задумчиво подперев щеку и не отрывая темных глаз от Регулуса. Его это начинало немного напрягать, шея неприятно взмокла. В этом взгляде было что-то… жуткое. Как будто на него смотрела живая картина или что-нибудь в этом роде. Скоро Регулусу показалось, что Джеймс не моргал. От собственной мысли он даже вздрогнул, поежившись и стараясь стрясти застигшую его дрожь. Но уже в следующую секунду Поттер лениво моргнул.       — Почему ты не пользуешься кремом? Или маслом?       Регулус оторвал взгляд от эссе и с удивлением и растерянностью посмотрел на гриффиндорца. Его очки забавно съехали с носа, уперевшись в стол, и от того лицо приобрело странную перспективу.       — Что?       — Твои губы выглядят очень сухими.       Джеймс ткнул пальцем в собственный уголок губ. Регулус, не задумываясь, повторил его жест и вспомнил, что как раз сегодня у него на этом месте треснула кожа: он старался её не тревожить, чтобы лишний раз не ломать запекшуюся корку. Обдумав вопрос, он с пожатием плеч ответил:       — Мне и так нормально.       Джеймс изогнул бровь в непривычной для самого себя манере. Регулус невольно ощутил неприятный холодок изнутри позвоночника — жест, так свойственный и ему, и Сириусу, и их матери. Как бы его старший брат не пытался отрицать свою природу — кровь не вода.       — Но это же больно.       Слова Поттера показались Регулусу почти детскими. Он невольно фыркнул. Джеймс — восемнадцатилетний лоб, и зачем-то пытался поучать его, хотя никто не просил.       — Я привык.       Регулус отвернулся в книгу. Он даже не соврал — если не грызть губы намеренно, то больно и вправду не было. Но Поттера, увы, его ответ не устроил. Он поднялся со стола, волосы взъерошены, гриффиндорец сейчас был больше похож на смущенного воробья, чем на роскошного "льва". Регулус старается на него не смотреть — глубже зарывается в учебники и даже прикрывает уши руками. Но разве могла такая слабая линия защиты хоть как-то спасти от назойливого Поттера? Тот садится совсем близко к Регулусу, наклоняется еще ниже, настолько, что тот чувствует жар от его распахнутого жилета.       — Можно я тебе помогу? — голос Джеймса прозвучал осторожно и вместе с тем уверенно.       Необычная интонация заставила Регулуса поднять голову и посмотреть на Поттера, в его глубокие карие глаза, что на солнце отливали орехом. Его лицо — в сантиметрах от него. Их дыхания смешиваются в одно, и у Регулуса бегут мурашки по спине, когда Поттер избавляется от лишнего расстояния.       У Джеймса губы мягкие, с привкусом утреннего кофе и кончика излюбленного пера. Поцелуй разливается ощущением отрицания, шока и ужаса. Но Поттер достаточно наглый, чтобы прижаться только ближе, запустить руку вокруг головы, талии. Не пробираясь пальцами под одежду, но залезая прикосновениями в самую душу. Регулусу хочется оттолкнуть его и одновременно с тем навсегда остаться в этом моменте.       — Это… подарок. На Рождество. — Шепчет Джеймс, медленно и неохотно отстраняясь. Регулус чувствует в воздухе его смущение и потрескавшуюся уверенность.       У него у самого уши горят, горло пересохло. Плечи крупно дрожали, и Регулус боялся смотреть на свои пальцы. Еще немного и его сердце проломит ребра, но возможно, что на губах Поттера было что-то очень крепкое, опьяняющее и затуманивающее рассудок. Да, всё было точно так. Потому что Регулус наклоняется ближе, и выдох замирает на его губах.       — Это всё?       Как в бреду шепчет Регулус, но так и не решается неуклюже податься вперед. Вместо него это делает Джеймс, сжигая и без того малое расстояние.

***

25 декабря 1977 год.       Регулус не помнил последние дни. Ни последний вечер в Хогвартсе, ни часы, проведенные в поезде, ни даже как его встретила мать в особняке Блэков. Последние пару дней Регулус избегал разговоров, которые требовали от него не односложных ответов. Аппетит безвоскресно скончался, в душных помещениях было жарко настолько, что в какой-то момент мать разволновалась и почти вызвала лекаря. Регулус кое-как уговорил её этого не делать, сославшись на сезонную простуду. Но как же на самом деле он сгорал со стыда.       Что на него нашло в библиотеке? Когда первая эйфория спала, и он остался один, без присутствия вечно сиявшего Поттера, это чувство свалилось на него, пригвоздив к полу. Стыд и волнение. Страх быть раскрытым. Нездоровое удовольствие от прокручиваемых в голове сцен, как с него, обманщика, срывают маску идеального сына. Его бросало в дрожь, он нервно подскакивал с кровати и начинал расхаживать по комнате. Встревоженный, возбужденный собственными мыслями. Ноги шли сами, не слушались в попытке высвободить скопившиеся эмоции. Регулус раз за разом прокручивал в голове образ Джеймса, его съехавшие очки, взъерошенность прически, вкус зерен на его губах и даже как пахла его кожа, слегка солоноватая, кофейно-миндальная.       Щеки Регулуса вновь вспыхнули из-за воспоминаний, он пискнул в свои руки и упал лицом в кровать. Раннее рождественское утро встречало морозными узорами на окнах и приятной зябостью комнаты. Дом еще был в полудреме, а Регулус уже вовсю был в муках.       Раздался стук в дверь. Неприятный и резкий, он заставил его вздрогнуть и встревоженно поднять голову. Спина мгновенно покрылась испариной, щеки залило алым. Никто же не прочитал его мысли? Это чувство преследовало его последние три дня, не оставляя ни на минуту.       — В-войдите.       Регулуса поразил собственный голос, тонкий и дрожащий. Сев на кровати, он попытался привести себя в порядок, будто он не страдал от собственной головы и жара в теле. Он взъерошил темные локоны и поправил пижаму как раз перед тем, как его брат распахнул дверь.       Сириус, как всегда, был неопрятен. Глаза недобро сощурены, в них остался лихорадочный блеск, будто после совершенной пакости, но слишком обыденной, чтобы считаться достойной. Он с явным неодобрением осматривает Регулуса с головы до ног. Даже с более явным, чем обычно.       — Тебе тут письмо, — хмыкнул Сириус с такой недоверчивой и едкой интонацией, что Регулус не смог не вздрогнуть.       — Какое письмо? — мысли слетели с языка вслух.       Регулус подскакивает с кровати, машинально одергивает одежду и в несколько шагов оказывается рядом с Сириусом. Песочно-коричневый конверт в чужих руках кажется неуместным, тяжелым, и вызывает плохо поддаваемый объяснению страх. Регулус с неохотой и слишком громким биением сердца берет конверт в руки под как будто неодобрительный взгляд брата. (Хотя когда он смотрел с уважением?) Он стал судорожно перебирать в голове варианты, кто мог ему написать. Лишь взяв его в руки, Регулус побледнел, покраснел и слегка затрясся. На конверте, на месте отправителя, размашистым, уверенным почерком было написано: «Джеймс Поттер».              Регулус отмер лишь когда услышал мягкий скрип двери. Резко подняв голову, он не пересекся глазами с Сириусом. Тот смотрел в сторону, на испещренную растительным узором стену.       Регулус понимал, почему его брат так себя ведет. Представить себя на его месте он не мог: не было у него настолько близких друзей, как Поттер для Сириуса, и его брату не написывали Слизеринцы. К сожалению. Может быть хоть такие приятели его образумили.       — С Рождеством. — Тихо сказал Регулус напоследок, прежде чем Сириус не заинтересованно кивнул и закрыл дверь.

***

      Регулус несколько часов слонялся по комнате. То откроет один из фолиантов книг. То в очередной раз пробежит глазами по вырезкам статей над его кроватью. Имя того, кого нельзя называть, не смогло заполнить его голову, словно вата. Регулус продолжал кидать аккуратные взгляды в сторону стола. На нем аляповатым пятном лежало аккуратное письмо, запечатанное сургучом темно бордового цвета. Печать на нём заставляла его хотеть кривиться, но он мог лишь трепетно вздрагивать. Почему всё так вышло?       Наконец подойдя к столу, Регулус внимательно сверлит взглядом письмо. Аккуратно приподнимает его за краешек, будто оттуда могло что-то высыпаться. И невзначай поддевает ногтем печать. Нервно оглянувшись, Регулус оторвал печать и неуверенно забегал глазами по строкам: «Дорогой Регулус! Я много размышлял о нашей последней встрече. Хотел поговорить перед отправлением поезда, но нигде не нашел тебя. Ты правда заперся в купе и не высовывался оттуда все эти часы? Поражен твоей усидчивостью. Надеюсь, что ты не избегаешь меня. Твой брат рассказывал кошмарные истории о том, как вы отмечаете Рождество. Ты, наверное, и так догадываешься, что дома он не останется. Хотя, вряд ли Вальбургу это удивит! Сколько лет он не отмечал с вами, четыре? Не думаю, что вы уже накрываете для него стол. Я так же много думал о твоих словах. Ты прав, такого подарка было недостаточно. Надеюсь, что я сумел тебе угодить. Прости, я совсем не знаю, чем тебе можно угодить. С Рождеством, Регулус! С любовью, Джеймс. P.S. Если хочешь, то можешь присоединиться к нам. Мои родители всегда рады гостям!»       Каждое слово обжигало, осушало его горло, будто было выжжено заклятием. Регулус дрожащими руками отбросил письмо на стол, а сам отошел. В комнате не осталось звуков, только его шаги и сердцебиение, что больше походило на отзвук барабанов. Его тошнит, ему страшно, жарко, плохо. Даже если бы он хотел, то взять письмо у него не вышло. Слишком сильно его руки дрожат. Загадка того, что же осталось в конверте, и интриговала и пугала. Ровно так же, как он хотел увидеть чужой подарок, в той же мере он хотел сжечь письмо невинным «экспеллимеллиус». Но если его магия сольется с эмоциями, вряд ли все пройдет гладко.       Проходит должно быть полчаса, когда Регулус пялится то на вырезки из газет над своей кроватью, то на письмо. Такое теплое, наполненное гриффиндорскими красками. Даже кусок пергамента в его комнате выглядел инородно, что уж говорить про самого Джеймса в его жизни?       Но ему придется это сделать. Пока Кикимор не пришел и не позвал его к семейному обеду. Пока мать все-таки не вызвала доктора. Руками, которые он так и не сумел унять, Регулус раскрывает конверт и выуживает из него свой подарок. Металл обжег ладонь, но, посмотрев на него несколько мгновений, он надевает его на свою правую руку.       Широкое серебряное кольцо точной копией повторяло змею. Она тонкой, блестящей лентой обвивалась вокруг его жилистых, тонких и холодных пальцев. Еще мгновение и казалось, что она поползет вверх, вдоль фаланг, тихо-тихо шипя и высовывая тонкий язык. Такой же серебряный, как и всё её хрупкое тельце. Регулус как завороженный смотрел на кольцо, бережно оглаживая его подушечкой пальца и чувствуя, как теплеют его щеки.