Ангел хранитель Антонио Сальери

По современным теориям о мире потустороннем, духовном, верховном, всё делиться на жизнь и смерть, а что будет дальше Бог, или если хотите Дьявол его знает. Некоторые верят в реинкарнацию,кто-то в вечный туман, а может светлые райские луга, с пышным зелёным ковром..Или вы предпочитаете бурлящие болью адские котлы? Хотя не важно, ведь эти сведения не точны, ангелы и демоны давно перебрались в просторные офисы с панорамными окнами, а некоторые оккультные личности смогли добиться закрытых подземных парковок и кофемашин, за что получили долю благодарности от неких эфирных личностей.В наше время посредники религий тонут не только в бумажных отчётах, но и в кофеине. Люди перешедшие черту мира Живого и мира Загробного, тоже устраиваются в подобные офисы для отдачи долгов посланных им всевышним еще при жизни..Но это не столь важно, ведь Антонио Сальери верил только в высшее предназначение и полностью отвергал фатальную ересь. С отличием окончив консерваторию двадцати трёх летний мужчина полный надежд на карьеру устроился в довольно милый и уютный театр работать композитором. Но как бы не восхвалял молодой маэстро сие место, его белоснежные с позолотой стены, высокие и величавые колонны упирающиеся в резной потолок, на фоне всех этих громоздких и вычурных вещей, Антонио сам себе казался мелочным и невзрачным, потерянным среди пыльных бумаг с нотами, вечно галдящими актерами в пестрых, до невозможности усыпанных блестками костюмах, коридорах которые эхом разносили какофонию звуков, музыки и голосов. Иногда ему перед глазами мерещились ноты, они кружились будто вальсируя, собирались в цепочку, а после в голове композитора на короткое мгновение проносилась мелодия, такая тихая и далекая, но столь красивая и изящная..Как досадно ведь она обрывалась резко, словно гром раздавшийся весенним утром в мирной тишине.Антонио не успевал вдоволь ее насладиться, он лишь на пару секунд смыкал глаза в надежде погрузиться в глубь изящных переливов звучаний в своём сознании, как все прекращалось. Зачастую такое происходило по ночам, в квартире где жил,творил и спал маэстро, но в такие моменты его мучила бессонница. Сальери силился вспомнить, сохранить, собрать по крупицам дивную мелодию, он ворочался в холодной постели, на мятых и колючих простынях, подолгу пялился в потолок, после рывком поднимался и таращился уже в стену, а уже под утро за пару-тройку часов до того как должен зазвенеть будильник, Антонио отправлялся на кухню, прихватив нотные листы и ручку. Мужчина сгорбившись в три погибели, резкими движениями руки выводил на удивление ровные и острые ноты, иногда они сбивались и тогда композитор с тяжёлым вздохом перечеркивал все разом, после чего принимался писать все заново, раз за разом. Единственное что отвлекало его в такие моменты - это конфетница с марципаном, молочными ирисками и другими конфетами. Конфетница наполнялась только в моменты его ночных работ, обычно же на его кухне конфеты и пирожные дальше чем в упаковке свою жизнь не продолжали, не успевали.Какая разница где они будут лежать, ведь в любом случае будут съедены в короткий срок. А где-то далеко-далеко несколько существ обсуждали между собой, в какую неизведанную морскую фигуру свернулся мужчина и зачем он играет в "Море волнуется раз" когда на дворе пятый час утра. После таких вот бессонных ночей Сальери являлся на работу потрёпанным душевно, уставшим, но одетым с иголочки, будто собирался не на свое рабочее место, а на обложку журнала play boy. В спешке проходя мимо одного из менеджеров, мсье Розенберга, который был крайне оскорблен тем, что с ним не поздоровались и даже не взглянули в его сторону, тут же хорохорился и провожая взглядом коллегу, про себя рассуждал: «Опять, опять эта мрачная «ля-физиономия», рубашка белая тёмный пиджачок, отутюженный и отглаженный… Платочек белый из кармана торчит. Ещё бы галстук напялил. И глаза подводкой накрасил. У-у-у, никаких понятий этики у молодого поколения! Ноготки тёмным лаком накрасил… Волосёнки свои гелем уложил… Духами надушился… Сдаётся мне, он пидераст!» Мсье Орсини Розенберг сопровождал свои помыслы презрительным фыпканьем, бурчанием, он презабавно отпячивал нижнюю губу..Не будем столь сильно акцентировать на нем свое внимание, но это был человек старого закала, не разделявший новейших воззрений. Давайте вернемся к нашему маэстро. А онутже находясь в театре, на едине с самим собой и своим недосыпом, позволял себе прикрывать глаза, совсем на чуть-чуть, на мгновение погрузиться в дремоту, а после вернуться к своим делам. Сальери запускал руки в свои идеально уложенные волосы, забывался больше положенного и ощущая чувство свободного падения, возвращался в свой просторный и оттого выглядящего одиноким кабинет. Сальери падал лицом на стол, просим заметить на очень опрятный стол, взглянув на который, можно было заметить с каким перфекционизмом и придирчивостью композитор в стопочки складывал партитуры, нотные листы, документы, а рядом с ними канцелярию. Все эти предметы находились в левом углу стола, правая же сторона зачастую была свободна, ведь именно на неё мужчина ставил среднего размера стакан с кофе, которое кстати находилось там и сейчас. А так как сегодняшний день не был удачливым с самого начала (начала шестого рабочего дня, третьего века, некоего демона Леонардо), то вышеупомянутый кофе не выдержал вызванного Сальери столотрясения и упал, проливая свое содержимое, на белую рубашку композитора. Можно поклясться, что вдали нашего восприятия раздается короткий смешок. Антонио резко отпрянул, рассматривая как по рукаву уродливо расползается темное пятно.Напиток был остывшим, поэтому маэстро не обжегся (смех резко смолкает), но ощутил долю негодования и печали, постепенно переходившей в гнев. Мокрая ткань неприятно липла к коже. Мужчина был уже готов выругаться, а ругался он исключительно на итальянском, ведь это прекрасно дополняло его образ и в какой-то мере было данью малой родине. В голове уже крутились различные изысканные ругательства, готовые вырваться наружу, но рвение Сальери к самоизвержению эмоций прервал участливый, но настойчивый стук в дверь. Ненадолго забытый менеджер, просивший или скорее настоящий на том, чтобы к нему уважительно обращались «Мсье Розенберг» появился в дверном проёме и завидев весьма раздраженный вид своего знакомого, притуплено откашлялся. —Мой друг, вы опоздали на репетицию, вокалисты на пару оркестром устроили балаган!–Спешил пожаловаться Орсини.–Прошу устранить этот назойливый шум, не ваша ли это работа, держать под контролем этих..этих! Сальери встал напротив собеседника, сложил руки на груди и сверлил того взглядом.Розенберг там временем продолжал: —И вообще, как нам..мне в первую очередь писать отчёты, когда голова разрывается от такого пренебрежения к общему порядку?! Антонио который всегда был крайне ответственным ко всем аспектам своей работы нахмурился, он не терпел критики в свою сторону, а ежели такая имелась сдержанно улыбался, после чего человек который его критиковал, отказывался говорить вообще, все это было по большей части из-за того что замечаний в свой адрес он почти не получал. Антонио проработал в театре чуть больше трёх лет и успел завладеть дивной репутацией, среди всех работников он был почтен и уважен. —Если я опаздываю, то на это есть причины,– спокойным тоном отвечал композитор.—И уж если вам так не нравится поведение моих подопечных, то со извольте сами сделать им замечание.–Антонио порывисто выдохнул, заметив как раздуваются ноздри Орсини и добавил,–Их "балаган" незамеченным не останется, будьте уверены. Розенберг будучи владельцем мерзкого и изворотливого характера, мгновенно стушевался под грозным взглядом маэстро. —Конечно-конечно, мой друг! Я ведь не имею никаких претензий к вам.Все ведь избалованность этих взбаломошенных юнцов, ни стыда, ни совести..Да-да-да..– С придыханием звонко восклицал он, живо жестикулируя и стараясь не наткнуться взглядом на своего коллегу. Сальери тем временем искал в ящиках стола нужные для репетиции бумаги, постоянно одергивая липнущую к коже ткань. Уже выбегая из кабинета Антонио прихватил пиджак, натягивая его на ходу, стремясь скрыть свою не опрятность.Так же он заверил себя, что впредь не будет спать на рабочем месте. А мсье Орсини же семенил вслед за ним, позабыв о своих отчетах, не боясь докучать спешащему композитору сплетнями.