Баня, но не кровавая

Плохая это была идея – весь этот поход в баню. С самого начала была таковой. Кому именно пришло в голову вскипятить на углях вяло ползущую по венам кровь, никто точно сказать так и не смог. Одно было ясно: ни трепетавший над печью раскалённый воздух, ни взметающиеся к потолку алые искры не сулили ничего хорошего. И предчувствие не подвело. Никогда ещё не подводило. В висках разбивались колокола. Они звенели и звенели друг о друга, выбивая невнятную мелодию, эхом отдававшую вязкой болью куда-то в затылок. Клубы пара взвивались в воздух, обдавая колючим жаром, и с каждой мельчейшей каплей, что жалила кожу, разум всё глубже и глубже тонул в густом, словно мёд, воздухе. Удар, ещё удар. Возможно ли сгореть изнутри? — Не, не, тихо, я вот ещё один знаю. Значится, сидят в бане немец, русский и еврей... — Дикон, ну что такое! Сколько уже можно, прошу прощения? Бом-м, бом-м, бом-м Когда простой докучливый гул разговоров превратился в разрывающую голову боль? Он моргнул и сделал очередную попытку сосредоточиться хоть на чём-то. Не показывать. С потолка упала и разбилась о каменку одинокая капля. Терпеть, я сказал! — А тот ему и говорит, это самое... Вдруг сделалось душно, так душно, как только может быть тому, кому вовсе не нужно дышать. Треклятый перезвон лился со всех сторон, из каждой щели в потолке, из каждого уголька в печи, заглушая голоса, и нигде от него нельзя было укрыться. Комната медленно закружилась вокруг неверной оси, поглощённая обжигающим конденсатом. Он вцепился в край скамьи, ощущая, как к горлу подкатывает комок, тяжёлый, вязкий. Вот ещё немного, и... — Точняк, Влад? Владислав поднял мутный взгляд. Будто бы одного было мало, аж три Дикона скалились ему в лицо, явно жаждая какого-то одобрения. Он медленно кивнул, и Дикон удовлетворённо продолжил балаболить. Его болтовня, шипение углей, ненавистные колокола – всё смешалось в один беспросветный белый шум. Терпеть дальше не стало мочи. Владислав медленно спустился с полка, ступил на неожиданно ледяной пол, рванул с крючка халат и взялся за ручку двери. Она не поддалась. Он дёрнул ещё раз. Никакого эффекта. Захотелось взвыть. — От себя, дорогой мой, от себя... — прошелестело откуда-то со стороны. Проклятая дверь наконец распахнулась, и Владислав сделал шаг на свободу из огненного плена. Раскрасневшаяся физиономия Дикона слегка вытянулась. — Оба-на... Чегой-то Влад наш сдал совсем, а? — Слышь, я сейчас вообще коньки отброшу, если ты стручок свой не прикроешь. — Э, завидуй молча, шпала клыкастая! — Заткнись! Владислав их уже не слышал. Притворив за собой дверь, он вышел на террасу. Уже опустилась на землю прохладная ночь, утопив в своих чернилах и землю, и океан. Словно тяжёлый морской тюль, в грудь волною ударил поток свежего воздуха. На пару коротких моментов колокола замолчали, но уже через мгновение взвыли с утроенной силой. Земля ушла из-под ног. Владислав пошатнулся, сделал ещё один неровный шаг и провалился в пустоту. Словно сквозь толщу воды донёсся до него голос. Шёлковый, осторожный и до невозможности знакомый, он был насквозь пронизан точёными иглами паники. Конечно, он не мог принадлежать никому иному, кроме одного-единственного человека на всём белом свете, он в один только миг вымыл из головы колокола, все до единого, прихватив с ними и остатки сил. О, Владислав воздал бы за это хвалу всем дьяволам и богам. Взметнулся белоснежный рукав пушистого халата, и Виаго, подхватив его под руки, бережно усадил на скамейку. Владислав несколько раз моргнул; белёсая пелена перед глазами нехотя рассеивалась, выцветая бледными силуэтами. Гладили небо редкие перистые облака, ярко-ярко светила стареющая луна, отражая в себе весь земной шар, но ярче всего сверкали огромные звёзды в полных тревоги глазах напротив. Обхватив его голову, Виаго лихорадочно метался глазами по лицу, дотрагиваясь то до щеки, то до шеи, и отчаянно звал его по имени. Владислав поднял руку и перехватил его запястье. Виаго тут же прекратил тормошить его, но ни на сантиметр не отстранился. — Влад, Владислав, ответь, прошу, что с тобой?! Что ты?.. — Там... Чёртово пекло... — выдавил Владислав. Пусть его всё ещё немного мутило, ясность ума возвращалась к нему со всей стремительностью. Виаго свёл брови, двинулся ближе и невесомо прикоснулся к его лбу, снимая приставшие мокрые пряди. Словно пятью минутами ранее он не побывал в шаге от раскалённой печи, руки у него были прохладными. И до невозможности мягкими. — Почему ты сразу не сказал мне, что тебе... нехорошо? Владислав потёр переносицу и прикрыл тыльной стороной ладони глаза. — А ты стал бы такой позор допускать? — Ну что за глупости! — Виаго с ноткой укора цокнул языком. — Разумеется, э-э-э, это немного необычно, я не знал, что мы можем так подвергаться влиянию температур, но... Тут совсем нечего стыдиться, Владислав, это могло случиться с каждым из нас. Владислав хмыкнул, отвернулся и уставился в занавешенное оконце предбанника. Не то это свежий воздух так подействовал, не то ночь была уж чересчур темна, но слова вырвались совершенно против его воли. — Со мной всегда так было. — Что значит «всегда»? — совсем по-совиному наклонил голову Виаго. Владислав мысленно побранил себя за несдержанность. Он хотел было забрать свои слова обратно, или промолчать, как прежде, но отчего-то не стал. Только не тогда, когда огромные взволнованные тёмные глаза уставились в самую его душу. — А то и значит. На дворе июль. «Терпеть», рычит отец, «Меч держать». Балбес. Как воевать прикажешь, коли господарь без памяти в шатре прозябает? Владислав быстро вытирает рукавом размахайки горячие слёзы, откидывает ниспадающие уже почти что до плеч волосы и снова подбирает ставший неподъёмным меч. Ещё только падучей не доставало. Стране погибель, ежели правитель слабину даст. Сотни раз он уже слышал все эти слова, все невзначай брошенные фразы, жалящие крепче солнца, но в конце-концов, отцу ли не знать? Владислав верит. И терпит. Это не помогает, когда по полуденнице во время очередного похода вощёная узда выпадает у него из рук. Взмыленная лошадь покорно проседает под ним, и дорожная пыль безразлично встречает его острыми камнями. По стеклянному небу неспешно чиркают крыльями ястребы. Что-то орут ратники, истошно ржут их кони, и всё так же нещадно палит небесное светило. Пропади оно пропадом, чёрт бы его побрал. А бесконечные колокола всё твердят свой перезвон. — И ты никогда мне не говорил?! — всплеснул руками Виаго. Владислав снова хмыкнул. Признаться честно, этот вопрос на мгновение поставил его в тупик. Действительно, почему же? Разве после всех этих лет Виаго этого не заслуживает? Разве есть на свете хоть одна другая живая душа, знавшая бы его так, как знал он? Ответ очевиден. Конечно, Виаго доверил бы, да и доверял ему уже и не такие секреты, так что же такое внутри столь упрямо твердит молчать ему? Откуда наползает, овивая рёбра стальными нитями, это тягучее чувство стыда? От таких размышлений снова начинало фантомно ныть где-то в затылке, и ещё, совсем немного, в груди. Нет, на сегодня хватит. Владислав хотел было снова отвернуться, но Виаго ему этого не позволил. — Не делай так больше, пожалуйста, не молчи, хорошо? Ты до смерти напугал меня. Только сейчас Владислав осознал, что давно уже не сидит, прислонившись к деревянной стенке, а лежит у Виаго на коленях, а тот нежно гладит его мизинцем по щеке. Их руки до сих пор были мирно переплетены друг с другом, и ладонь Виаго просто идеально лежала в его собственной. Зачарованный этой картиной, Владислав не мог отвести взгляд. Было в этом всём что-то такое... Невероятно привычное. Нет, даже не так. Родное. Словно они делали так десятками раз до этого. Словно не было между ними непреодолимого расстояния в пять без малого сотен лет. Словно они были всего лишь парой старых-старых людей, и не было ничего необычного в том, что они шли наперекор незыблемой, но такой хрупкой временной цепи. И отчего-то Владислав почувствовал, что совсем не плохо быть с кем-то родным. И вот за это, впервые за долгое-долгое время, ни капли не было стыдно. Спохватившись, он кивнул в ответ. — Как тебе будет угодно. Где-то далеко играла на своей вечной зелёной скрипочке одинокая цикада. Покой разливался в небе тёплым молоком, беря свой исток меж ветвей кипарисов и неслышно перебирая листья полыни. Владислав было начал погружаться в хрупкую дремоту, но случиться ей было не суждено. — Владислав... — М-м? — Почему ты никогда не заплетаешь волосы? Ответ уже давно вертелся у него на уме. — А ты никогда и не предлагал. Виаго тихонько рассмеялся. Быстро наклонившись, он оставил у него на носу короткий поцелуй. — Да будет так. Наблюдая, как расцветают на его щеках до дрожи родные ямочки, Владислав уже знал, что готов сколько угодно сидеть на жаре, биться до последней капли крови. Лишь бы только Виаго продолжал вот так, и никак иначе, целовать и гладить по волосам, как умел только он один на этом свете. И за этим ещё приятнее было думать, что именно он этого не допустил бы никогда в своей жизни. Не разъединяя рук, Владислав коснулся губами тыльной стороной его ладони. Что ещё надо говорить? — Владислав? — Виаго вдруг поднял голову и повёл носом. — Ты это чувствуешь? Будто... Будто... Владислав нехотя приподнялся на локтях и свёл брови, втягивая воздух. Поначалу ветер не донёс ничего, кроме дразнящей сладости цветущей черёмухи и терпкости пыли, но затем, будто издалека, послышался какой-то неведомый, едкий и смолянистый запах. Медленно, но верно он становился всё отчётливее, пока не стал явно похож на... — Пожар!!! — не своим голосом завопил Виаго и вскочил с места. Дверь бани с грохотом распахнулась, и наружу повалил удушливый сизый дым. Из-за непроглядной завесы вывалился закопчёный Дикон, прикрытый хуже, чем Адам на седьмой день Творения. — Горим, идиоты!!! — окончательно подтвердил он и без того очевидный факт и зашёлся кашлем. — Ник!!! Где Ник?! — как заведённый выкрикивал Виаго, отчаянно стараясь разглядеть хоть что-нибудь сквозь дымовую завесу и что было сил цепляясь за руку Владислава. Владислав поднял бровь и испытующе взглянул на Дикона. Тот безучастно высморкал копоть и просипел что-то невразумительное. — Что?! — Виаго живо рванулся к Дикону, схватил его за плечи и слегка тряхнул. — Ник... — уже более разборчиво повторил Дикон и сплюнул на землю. Виаго выглядел так, будто его сейчас хватит удар. — Ник – ослина. — выговорил наконец Дикон и шлёпнулся на скамью. — Я здесь! — послышался глухой голос откуда-то сверху. Владислав задрал голову, но никаких признаков присутствия Ника не обнаружил. И тут из трубы в фейерверке искр и дыма выпорхнула тощая облезлая летучая мышка. Отчаянно заверещав, она взмахнула дырявыми крылышками и неуклюже шмякнулась на закопчёную черепицу. Виаго подставил ладони, и мышь бессильно скользнула в них, съехав по крыше, как по горке. С полным скорби лицом, Виаго ласково погладил её мизинцем и опустил на скамью около себя. Раздался негромкий хлопок, и перед группой благодарных зрителей во всём своём великолепии явился Ник. Зрелище это было, надо сказать, поистине не для слабонервных – весь перемазанный сажей, в порванных шортах и с разодранными локтями, он дико озирался по сторонам, хлопая глазами. На спине его ещё алела стремительно светлеющая продолговатая отметина. Созревший у Владислава вопрос на её счёт сам собою отпал. Взъерошив и без того торчащие волосы, Ник кинулся на Дикона с кулаками. — Козёл, — вминая кулаки в и без того помятую физиономию, приговаривал он, — нет бы тушить, так он кочергу схватил и попёр всё подряд лупить! — А кто вякнул, что надо пламя сбить?! — вяло отбрыкиваясь, орал Дикон. Так некстати приставший к морде банный лист счастья не добавлял. Влад в мгновение ока оказался между дерущимися и слегка толкнул Ника в грудь, спасая Дикона от праведного гнева "младшего братца". Ник выглядел готовым убивать. — Ты сказал ему за огнём следить, да же, Влад, да?! Скажи, что да! Так этот придурок вместо этого, — продолжая прожигать его глазами на расстоянии, он беззастенчиво ткнул Дикону аккурат промеж глаз, — стал выпендриваться своим шлангом, будто это сраный деньрожденческий подарок. Так пока он выёживался, веник под лавкой – фьють – и вспыхнул как ебучий бенгальский огонёк. Ты же сказал ему, а он... Владислав поймал взгляд Виаго. Тот упёр руки в бока, поочерёдно взглянул на одного, на другого, шумно выдохнул и с укором покачал головой. Поняв, что на него смотрят, Дикон моментально нацепил маску безразличия. Быстро показав благодарной публике средний палец, он обернулся летучей мышью и взвился в воздух, покидая поле боя по-английски. Виаго проводил его взглядом, вздохнул и переключил внимание на Ника. Словно провинившийся мальчишка, Ник сердито отвёл глаза и по привычке засунул руки в карманы. Увы, шить их на плавках люди пока не додумались. Осознав свою ошибку, он стал с остервенением терзать излюбленную клыкастую цепочку. Владислав хотел было спросить, почему же он не снял её перед "началом конца", однако передумал. Виаго его опередил. — Ну скажи, зачем ты полез через трубу? — принялся пытать он оставшегося "сына". — Я запаниковал, ясно? — огрызнулся Ник, — Ты бы видел его морду. — Ну, ну, — Виаго погладил его голое плечо, — не злись на Дикона, Николас. Ты же знаешь, какой он. Он сделал обречённую на провал попытку стереть сажу с его щеки. — Лучше лети домой и смой наконец-то этот кошмар, только, ради всего хорошего, не наступай на ковёр. Ладно? Ник угрюмо дёрнул головой. Обменявшись с Владиславом кивками, он рванулся вверх и спустя несколько секунд скрылся тёмной звёздочкой в ночной кисее. Виаго потёр руки друг об друга, стряхивая сажу, и взглянул на Владислава. — Молодёжь, — философски заметил Влад, — Что с них взять? — Ой, сущее безобразие... — Виаго поморщился, — Как ты себя чувствуешь? — Дьявол, Виаго, — Владислав двинулся ближе и потянул его к себе на скамью; — Вот скажи, как тебя хватает на то, чтобы возиться со всеми сразу? — Ну... — Виаго присел на краешек и задумчиво посмотрел на бабочку-бражника, кружащую над фонарём. — Больше ведь некому, так? У нас нет никого, кроме нас самих, а они — он кивнул в сторону чернильного неба, — они не покажут, но им очень хочется, чтобы за них волновались. Чёрт возьми, думал Владислав. Слишком похоже на правду: Дикон, обожающий внимание больше жизни, и Ник, так отчаянно им обделённый. А что до него самого? — А ты? — М? Владислав поднял голову. Виаго вытянулся в струнку и натянул халат на колени. — Мне показалось... тебя это раздражает. Ну, то, что я постоянно мечусь там и здесь над тобой. Мне прекратить? Владислав долго смотрел ему прямо в глаза. Наконец, он наклонился, так, чтобы не услышали даже деревья, накрыл его руку своей и выдохнул: — Не вздумай.