Бесшумный

      - Боже, дорогая, ты слышала, о чем в сегодня весь день говорят?! – Молодая официантка придорожного кафе вопросительно понимает взгляд своих небесно голубых глаз, которые я успел разглядеть, пока она приносила мне мой кофе, и смотрит на свою старшую коллегу. Я невольно засматриваюсь на блондиночку и прислушиваюсь к кудахтанью второй официантки, которая и начала этот разговор. – Вчера ночью в соседнем городе, говорят, убийство было! – Дамочка старается говорить шепотом, но ее эмоции настолько яркие, что, даже будь они на кухне, я бы все равно слышал их «тихий лепет».       - Еще одно? – Раздается обеспокоенный голос голубоглазки, а я из-за всех сил сжимаю руки под столом, что бы хоть как-то сдержать свое внутреннее желание сжать пальцы вокруг ее тонкой шеи..       - Да, говорят, что убийца перерезал мужчине горло, а потом вспорол живот и развесил его внутренности по дому, как гирлянду! – Что верно, то верно… Правда никто не говорит о тех пакетах с героином, которыми до отвалу был напичкан его дом. Я видел, как этот отброс общества продавал наркоту школьникам. Они захаживали к нему домой вечерами, пока я выслеживал эту скотину, дабы понять, сколько потеряет его семья, если убить ЕГО.       - Какой кошмар! Теперь ходи, бойся. – Голос молодой официантки явно напуган, и мой разум снова захватывает картина ее расправы…       - Ох, не говори, дорогуша. И у полиции, как обычно никаких зацепок. Это чудовище уже может быть в нашем городе!        …но воспоминание о последнем убийстве немного меня успокаивают, и я снова могу спокойно пить свой черный кофе.       Пока на фоне, словно пташки, щебечут сотрудницы придорожного кафе, я устало прикрываю глаза. Усилием воли, вспоминаю кровавую картину минувшего вечера, чтобы успокоиться окончательно.       Он просил меня о помощи, говорил, что у него есть ребенок, что ребенку нужен отец. Но моя потребность убивать была намного выше, чем потребность его ребенка в таком отце. Вид его изуродованного тела не принес и толики успокоения… Значит, эта гнида не только торговала наркотой. Значит, за его плечами есть грех куда хуже этого!       Ведь, если бы вся его преступная деятельность ограничилась одной продажей, я бы сейчас мог спокойно наслаждаться невинным видом этой неземной девушки. И мог бы делать это еще очень долго! Но прошло чуть меньше суток, а мои руки уже чешутся изувечить чье-либо тело. И сейчас я из-за всех сил стараюсь не смотреть на молодую официантку, чтобы не представлять, как ее яркие голубые глаза тускнеют, как ее тело будет содрогаться раз за разом, пока я буду сжимать ее глотку. А пока она будет медленно задыхаться, я…       - Как планируете оплачивать? – Раздается над ухом ее нежный мелодичный голос. Меня всего передергивает, потому что я нутром чую, что после ее убийства, буду чувствовать себя удовлетворенным. Меня не будет преследовать эта ноющая жажда насилия. Смогу прожить спокойно несколько лет, а может и того дольше.       Пытаясь взять себя в руки, все же тянусь за кошельком в задний карман джинс. Достаю пару купюр и протягиваю девушке. На секунду чувствую мягкость ее кожи, она мило краснеет и, пролепетав что-то про сдачу, немного неуклюже, ступает в сторону кассы. Я врезаюсь взглядом в ее ровную спину и представляю, как касаюсь ее кожи своей мозолистой рукой, провожу пальцами по выпирающим костям, а потом вырываю ее позвоночник! Ее кровь (наверняка ярко алая) начнет плескаться, она будет кричать, молить о пощаде, пока я буду вырезать ее печень!       Трясу головой, прикусываю щеку с внутренней стороны, чтобы отогнать столь непрошеные мысли, и пулей выбегаю из кафе, пока рот наполняет металлический привкус. Стараюсь не смотреть на официанток, что бы вновь не упасть в этот омут.       Я дал себе слово не убивать ни в чем не повинных людей!       Морозный воздух быстро приводит в чувство, и к машине я возвращаюсь уже с чистым разумом. Сажусь на водительское сидение, дверь не закрываю, потому что нужно закурить. Просто жизненно необходимо!       Первая спичка гаснет, не успеваю даже поднести ее к сигарете. Получается только со второй попытки. Откидываюсь на спинку сидения и выпускаю дым в открытую дверь.       Замечаю старшую официантку, которая видимо тоже вышла подымить. Достает из фартука телефон и звонит кому-то. Мне не важно, чем занимаются люди, но до моего слуха непроизвольно долетают обрывки фраз: да сегодня… мужа нет дома… после работы приеду…       Любовник значит. Затягиваюсь сигаретным дымом и неотрывно наблюдаю за ней. Обычная взрослая женщина, с небольшим лишним весом, темненькая. Ничего примечательного, а яйца выкручивает двум мужикам. Хотя только одному, второй, по всей видимости, в курсе о наличие первого.       Может ее? Притупить желание убивать хватит месяца на два. А если она лишь изменяет мужу, то глядишь и на все четыре. Связать ей руки и подвесить под потолком. Можно медленно располосовать кожу, и, пока она будет истошно кричать, я выпущу ее кровь, вспорю живот и…!       С силой прикладываю сигаретный окурок к тыльной стороне ладони, наплевав на то, что останется очередной шрам, тем самым приводя себя в чувство, и хлопаю дверью машины.       Достало.       Надеюсь, та тварь, которая наградила меня этим, сейчас мучается в аду и так же страдает, как и я.       Та тварь… А ведь он тоже когда-то был простым человеком, которому «посчастливилось» стать следующим. Эти мысли заставляют проявить сострадание к нему. Но только на секунду.       Задумываюсь. А ведь я был тогда совсем мал, когда стал таким. Понимаю, что разум снова уносит меня в столь болезненные воспоминания, где мне раз за разом приходится наблюдать за собственным падением в бездну.       Я не скажу, что рос в нищете, но мы не были богаты. Покупали всегда все по необходимости, и в доме всегда была еда. Но родители никогда не баловали меня новыми игрушками или какими-нибудь другими детскими вещами. Максимум, я мог получить старые погрызенные и короткие карандаши, которые отец мог взять со своей работы. Кажется, была зима. Я помню, что сидел дома в своей комнате, пока мать была на кухне и пила очередную бутылку чего-то красного. Это сейчас я понимаю, что это было вино, но раньше… Для меня было загадкой, почему, когда мама плакала, она пила этот напиток. Отец, вроде, задерживался на работе. Снова. Я слышал, как она ругалась с ним по телефону, постоянно спрашивая, кто та мразь, что пытается увести его из семьи. Я никогда не придавал значения их словам, да и не особо мне было интересно. В такие моменты я предпочитал сидеть тихо в своей комнате и рисовать.       В тот день я тоже рисовал. Рисовал большого льва. Зеленого. Потому что красный и желтый карандаш у меня закончился. Отец обещал принести с работы новые огрызки, но судя по маминым слезам, он уже и не помнил о том, что обещал мне вчера. Поэтому я решил не ждать и принялся рисовать зеленым. Получалось ничуть не хуже. К тому же, я думал, что мать порадуется моему рисунку и перестанет плакать… Хоть мне и было все равно на их очередную ссору, успокоить маму хотелось.       - Мама, мама, я нарисовал льва! – Я старался изобразить радостный голос, в надежде, что она отзеркалит мое настроение. – Правда он зеленый, но когда папа принесет мне оранжевый карандаш… Мама?       Не знаю, зачем я вообще вспомнил об отце, потому что, после слов о нем, мать посмотрела на меня с такой злобой и ненавистью, что я забыл все, что хотел сказать. Я попятился назад, роняя свой рисунок и зеленый карандаш, который был самым длинным из всех и на который мать тут же наступила, вдавливая его в пол с такой силой, будто надеялась, что вместо карандаша сломается моя шея.       - Лучше не попадайся мне сегодня на глаза, маленький ублюдок! – Мать перехватила бутылку с красной жидкостью за горлышко так, будто намеревалась снести мне ею башку, совершенно не обращая внимания, что все вино стало выливаться на пол.       Я тогда впервые испугался ее. По-настоящему. И не придумал ничего лучше, чем убежать к себе в комнату. Мать не пошла за мной, видимо была расстроена, что все же на месте карандаша была не моя шея, или же тем, что разлила свое пойло. Не знаю. Знаю лишь то, что когда я вернулся в свою комнату, услышал, как она ругалась. Говорила, что-то о бесполезном выродке, который только и делал, что путался под ногами. Тогда, своим детским разумом, я подумал, что она говорила про соседского кота, который иногда приходил к нам и клянчил еду. Сейчас, я понимаю, что говорила мать обо мне.       Запершись в своей комнате, я слушал мамино бормотание, боясь, что она зайдет ко мне и сделает то, что сделала с несчастным карандашом. Тело билось в конвульсиях, и я потерял счет времени. Мне казалось, что я стоял там вечность.       А потом услышал звук открывшейся входной двери.       Отец вернулся.       Я так обрадовался, что хотел, было уже выйти из комнаты. Приоткрыл дверь и… тут же закрыл ее.       - Ну и у какой шалавы ты был на этот раз? – С порога начала кричать на него мать, и я тут же залез под кровать и силой прижал к ушам свои крохотные ладони.       Отец что-то кричал в ответ, но я не слышал. Точнее старался не слушать. Но до моего детского слуха доходили обрывки его фраз, которые я упорно старался не замечать, потому что знал, что завтра снова будет все как раньше. Надо только перетерпеть.       Они ругались долго. А еще громко. А потом я услышал удар. Звонкая пощечина, которой, наверняка, мать наградила отца за его, как выражалась всегда мать, хождения «налево».       Когда крики прекратились, я осторожно вышел из комнаты. Мама ушла в их совместную с отцом спальню, а папа вышел на веранду покурить. Я же, чувствуя необходимость забрать обломки своего зеленого карандаша, на цыпочках пошел на кухню. Потерпевший лежал под столом, сломленный пополам. Потом вспомнил про высохший набор фломастеров, которые мне подарил на новый год школьный Дед Мороз. В прочем это был всего лишь взрослый, которому стало меня жаль, и он сделал мне небольшой подарок. Они лежали в зале, в тумбе под телевизором.       Я не стал медлить и подошел к тумбе, открывая темные стеклянные дверцы, которые тут же противно заскрипели, перебивая тихо работающий телевизор, который, кажется, в нашем доме не выключался никогда. Опасливо оглядевшись, чтобы убедиться, не появилась ли за спиной пьяная фигура матери, я все же аккуратно достал свои фломастеры. И пока я делал это не хитрое дело, невольно прислушался к тому, что говорят по телевизору.       - Не далеко от центрального парка, был убит эксгибиционист, который появлялся перед девушками, а после, пользуясь их шоковым состоянием, ударял их по голове дубинкой. И пока его жертва находилась в бессознательном состоянии, он насиловал их, после чего незамедлительно покидал место преступления. – Я сделал себе мысленную пометку, уточнить у родителей, что такое «эксгибиционист» и продолжил слушать диктора. – Судя по следам на месте преступления, насильника долго мучали. После чего отрезали его половой орган и засунули его ему в рот. Есть предположения, что мужчина умер от болевого шока. Пока полиция проводит обыск на месте преступления и не нашла никаких следов убийцы маньяка. А теперь новости спорта…       - Не стоит тебе смотреть такое, - раздался уставший голос отца за моей спиной, от чего я вздрогнул, - хотя ты уже все увидел.       - Кто такой эксгибиционист? – Тут же задал интересующий меня вопрос, но отец как-то уклончиво улыбнулся, облокачиваясь о дверной косяк.       - Это плохой взрослый, как, например, маньяки, убийцы, воры, - немного погодя он добавил, - и как я. – Теперь его лицо стало печальным.       - В телевизоре сказали, что его убили. Плохих взрослых нужно убивать? Получается и тебя убьют? – Отца, от чего-то, развеселил мой вопрос, пока я судорожно соображал, что сделать, чтобы этого не произошло. – Тебе надо стать лучшим взрослым и тогда ты будешь жить вечно! – заключил я с удовлетворенным лицом, будто решил вопрос вселенского масштаба.       Папа ничего не ответил, но сейчас, оглядываясь назад в прошлое, думаю, он искренне веселился над моими словами. Ведь, каким-бы человек не казался идеальным, его скелеты в шкафу всегда напоминают о его ничтожности. И у каждого эти скелеты свои. Даже мой отец, несмотря на свои регулярные измены матери, я уверен, чувствовал вину. А может он тоже, как и я сейчас, был обязан? Сейчас, оглядываясь назад, я никак не мог понять, почему они прожили столько лет вместе, если уже не могли терпеть друг друга. И ответ на этот вопрос я не нашел даже спустя пятнадцать лет…       - Не засиживайся допоздна. – Небрежно бросил отец, зевая. Я кивнул, хотя не думаю, что он видел.       Спустя время, я выключил телевизор, поднял с пола фломастеры и направился в свою комнату. Путь мой проходил мимо родительской спальни, и я старался идти максимально тихо.       Мое внимание привлекла открытая дверь, и, не в силах сдержать свое детское любопытство, я заглянул внутрь. Увиденное повергло меня в шок. На кровати лежала мать с широко открытыми глазами, а в ее животе ковырялись чьи-то руки. Мужчина стоял над ее трупом и вытаскивал ее внутренности. На секунду мне показалось, что он съест их, но он лишь жадно вдыхал их запах. Будто наслаждаясь.       На моих глазах тут же навернулись слезы страха. Ноги перестали держать мое тело, и я свалился на пол. Звук падения сразу привел убийцу в чувство, и он перевел голодный взгляд на меня. Я икнул от страха, и попытался подняться на ноги, но тело упорно отказывалось слушать команды мозга. Сквозь пелену слез я увидел тело отца, валяющееся на полу. На его лице застыла эмоция страха, и до последнего не мог отвести взгляд от его уже мертвых глаз. А потом почувствовал, как убийца схватил меня за грудки майки и поднял над полом. Это был здоровый мужчина. Метра два ростом не меньше. Он держал меня своей огромной рукой, пока второй прикидывал, как лучше мне вспороть живот. Мысленно, я уже валялся мертвым с трупами своих родителей, но вдруг убийца остановился. Он пристально посмотрел в мои глаза, будто нашел то, что так давно искал. Я опешил, чувствуя под ногами твердую поверхность. Убийца изучал меня тяжелым взглядом, всматриваясь в каждую черту моего лица. Я едва заметно вздрогнул, когда его большие ладони коснулись моих щек, и почувствовал, будто что-то от него переходит мне.       Его волнительный взгляд убедил меня в этом. И тут я понял, что это мой шанс. Дернулся в сторону, чтобы бежать, но был пойман за ногу. Он повалил меня на пол и сел на мой живот. Открыл рот, будто собирался что-то сказать, но нет. Убийца показывал, что у него нет языка. А после сделал то, от чего я до сих пор в шоке. Он сжал мои скулы, заставив открыть рот, грязными пальцами, которые до сих пор были в крови моей матери, схватил меня за язык. В глазах убийцы я увидел нездоровый блеск, язык, который он крепко на крепко держал своими пальцами, в момент высох. Я пытался выбраться из его хватки, пока он что-то искал в своей сумке, переставая держать меня за скулы. Но силы явно были не равны.       И пока я пытался вырваться, убийца крепко приложил меня затылком о пол. Чуть не потеряв сознание, краем глаза заметил блеск металла. Ножницы.       Я запаниковал еще сильнее, но сделать ничего не мог, так как после удара в ушах еще звенело. Ощутил, прикосновение холодного металла.       Клац.       И я завыл от невыносимой боли, потому что отрезать язык сразу у него не получилось.       И пока я корчился на полу, изнывая и чувствуя привкус крови, мой мучитель взял отрезанный язык и засунул его прямо к себе в рот. Жадно смакуя, будто жуя. А потом довольный открыл рот, и я увидел, как мой язык прирос к его обрубку.       Я смотрел на то, как он шевелит вновь приобретенным языком во все глаза, не в силах поверить в происходящее. Ведь, несмотря на то, что в свои десять лет я все еще верил в домовых и леших, но никак не мог поверить в то, что какая-либо часть тела может так запросто прирасти. Убийца моих родителей, окинул меня сочувственным взглядом. Я почувствовал приступ ярости! Какого черта? После того, что он сделал со мной и моими родителями, этот ублюдок смеет так смотреть на меня? Я встал на дрожащие ноги, и хотел наброситься на эту тварь с моим языком во рту. Хотел, чтобы мои руки сомкнулись вокруг его толстой шеи. И хоть головой я понимал, что с моими силами, я ничего не смогу ему сделать, но внезапное зародившееся чувство жестокости, отбросило логику на дальний план. Я сделал шаг, но тут же упал, потому что болевой шок давал о себе знать. Убийца моих родителей лишь усмехнулся, присаживаясь на корточки напротив моего искаженного болью лица.       - Уже ощущаешь это? – Начал говорить он, и я широко распахнул глаза. Открыл рот, чтобы выплюнуть какую-нибудь колкость в ответ, но получилось только сдавленное мычание. – Привыкнешь, - хмыкнул мужик, отшатываясь от моих рук, которыми я пытался ухватить его за ногу, - ну уж нет, теперь я хочу пожить спокойно. Теперь тебе предстоит нести это бремя, я слишком устал убивать. И да, прости за родителей, я не знал, что у этого кабеля есть сын. Бывай, парень, со временем ты сам все поймешь.       С этими словами, он направился к выходу из дома. Мое тело будто охватило параличом. Я не мог пошевелиться, не мог даже толком вздохнуть. В ушах стоял пронзительный звон, и сквозь пелену этого противного шума я услышал последнее слово брошенное убийцей моих родителей.       - Ты следующий, бесшумный.       Корчась от боли, я поклялся на трупах мамы и папы, что найду его и заставлю поплатиться за их смерть…       Но я его так и не нашел. Просто не смог вспомнить его лица.       За то я все понял, как он и сказал. После смерти родителей, меня отправили жить к бабушке и дедушке в поселок, где я и совершил первое свое убийство. Это был соседский ребенок, с которым я часто играл. Тогда я не понимал, что возникающие в голове картины, того, как я перерезаю его сухожилия, и он падает на землю, истошно крича.       Мне нужно убивать, чтобы кровавые картины не преследовали меня. Иначе, просто не сдержусь, причиню вред ни в чем неповинному человеку.       И никто никогда меня не поймает, и все из-за «Бесшумного». Он оберегает меня, любые улики: отпечатки пальцев, ДНК, будут просто не распознаны; свидетели никогда не запомнят моего лица и имени; никакая камера не может запечатлеть меня.       Я невидим, неуловим, и тих. И лишился языка, чтобы не рассказать никому, что это я их убивал.       Открываю глаза, и понимаю, что солнце давно скатилось за горизонт. Время уже восемь вечера. Перевожу свой взгляд на вход в кафе, из которого выходит та взрослая официантка, которая собралась ехать к любовнику. В голове сразу складываются два плюс два. И я неотрывно наблюдаю за тем, как она садится в свою машину и заводит двигатель.       Я тоже завожу свою машину следом и еду за ней…