"Однажды ночью сквозь облака пронеслась падающая звезда, и я сказала: «Поглоти меня»." Вирджиния Вулф
❍
Невиллет бы солгал, если бы сказал, что ему все равно, повлияет его настроение на погоду Фонтейна или нет. Ему не так-то просто контролировать свои эмоции, и еще сложнее не дать чувству вины разъедать его душу, когда последствия дождливых ночей и дней сеют хаос в том, что он привык называть ценным; люди, которые обращают свой взгляд к небу, больше надеясь увидеть солнце, чем грозу, которые смотрят в окно каждый час, чтобы узнать, перестало небо плакать или нет, которые стоят с поднятыми вверх руками, говоря Гидро Дракону не плакать, и встреча с ними — это не что иное, как еще больше капель слез, обращенных в воду — он не плачет, но в его сердце эмоций больше, чем он может вспомнить; невозможно отключиться или утонуть, невозможно контролировать, они слишком сильны, чтобы подчиняться его воле. Такая у меня участь, — он думает, верит; это прошлое, следующее за ним, словно тень, это все решения, о которых он сожалеет, это боль, которую он причинил и от которой страдал — от которой все еще страдает, когда не занят своей работой или законами, близкими сердцу, а состоянием души, что так привычно. Он раньше ненавидел дождь и свои чувства, когда вокруг не было ничего, кроме тишины, разрушаемой тем же шумом, с которым его слезы стекали бы по щекам, оставляя следы — теперь, когда внутри него больше муки, чем облегчения, он прекращает тратить последние несколько минут до полуночи, пытаясь удержать свои руки от поиска тепла, которого он жаждал с течением времени, пока сменялись ночи и сезоны. — Вам нравится есть? — Ризли спрашивает, в руке — полная баночка с фруктовым мармеладом, Невиллет ощущает сладость даже не пробуя десерт или что-нибудь еще. Ему нравится есть, но он делает это скорее по личной прихоти, чем из необходимости. — Это Ваш ужин? На это Ризли только расплывается в улыбке, и это приносит Невиллету больше боли, чем удовольствия, не в силах удержать собственное сердце, выпрыгивающее из груди от подобного зрелища. Годы, годы знакомства, а он все еще не привык к красоте Ризли: необычный, немного экстравагантный, но именно это лицо Гидро Дракон видел среди звезд (в те редкие ночи, когда их не закрывали тучи). — Скорее перекус, чем ужин. Мне нравится ужинать снаружи после полуночи, — Ризли встряхивает баночку, его пальцы подцепляют сладость и подносят к губам — Невиллет взглядом следит за движением, и Ризли, должно быть, заметил, потому что снова ему улыбается. — Хотите одну? — Мне не нравится сладкое. Один удар, два. — Я мог бы изменить Ваше мнение, если позволите, — Ризли не нужно больше ничего говорить, Невиллет уже понял его намек, но какая-то его часть, более упрямая, отводит взгляд от его губ и смотрит вперед — это безопаснее, чем смотреть в глаза мужчине, сидящем рядом, море безопаснее двух розовых бутонов, преследующих его с той ночи, когда Ризли вписал себя в картину его жизни, делая ее более законченной, чем когда-либо раньше. Это было легко проигнорировать, но не так уж и просто быть жертвой взгляда, способного заставить его забыть, как дышать.❍
— В последние дни льет не переставая, что Вас так сильно беспокоит? — Ризли не из тех людей, что будут задавать вопросы, на которые не получат ответ, и все же, вот он здесь, со своими лазурными глазами, такими ясными, Невиллет клянется, что никогда не видел такого оттенка ни в одном небе — даже со дна моря поверхность кажется темнее, чем его радужки. — Это не то, о чем я могу говорить. — И все же, это один из тех моментов, когда Вы должны хотя бы попытаться сделать это, не думаете? — Ризли не сдается, и Невиллету интересно, есть ли в Фонтейне кто-то более упертый, чем он — может и нет, может он сам — по крайней мере больше, чем мужчина рядом с ним. Перевалило за полночь, и небо не такое темное, какое он ожидал увидеть; звезд не видно, но облака не свинцово-черные, а такие светло-серые, что это заставляет его задуматься, действие луны ли это или его эмоции взяли другое направление — все еще капает, без грома, что сотрясает сердце, без молний, что прорезают тьму. — Вы не поймете. — Заставьте меня. Стук сердца, минута тишины. Девяносто пять ударов, и потом: — Не сейчас. Небольшие капли воды стекают с волос Ризли, чтобы найти покой в складках его одежды, его запах — смесь легких специй, белого мускуса и земли — настолько силен, что легкие Невиллета чувствуют себя как дома каждый раз, когда он ловит себя на том, что вдыхает этот аромат с той же самоотдачей, с какой люди радуются новооткрытому блюду. Только сейчас Невиллет может почувствовать запах везде, где побывал Ризли — он не знает, то ли дело в легкости, с которой его глаза ищут его везде, куда бы он ни пошел, или в том факте, что он становится всем, что его пугает и в то же время тем, кем он стремится стать: кем-то, кто открыто проявляет свои чувства, но только в компании определенного человека. — Вы когда-нибудь задумывались, кем или чем Вы хотели бы быть, если бы Вы не…? — Ризли не нужно больше ничего добавлять, Невиллет уже знает, что тот имеет в виду. Если бы он не был Гидро Драконом. И часть его, вежливая, та, что скрывает мысли, которые он не может себе позволить, хотела бы ответить, что нет, он не думал об этом. Но Невиллет никогда не лжет, правда для него дороже всего; черта его характера, которая не имеет отношения к его чувствам, что можно быть свободным. Глаза Верховного судьи Фонтейна могут видеть глубже людей, и все же, у него всегда были небольшие проблемы с пониманием Ризли. Или, скорее, ему было труднее принять его доброту и его стремление быть рядом с ним, когда Невиллет всегда считал себя неподходящим для того, чтобы находиться среди людей. — Иногда. Ризли наклоняет свою голову, его рука лежит на спинке скамейки, а черные волосы легко развеваются на ветру — маленькая мысль приходит в голову и покидает его до того, как сердце предаст его еще раз. — И? — И лучше иметь голову на плечах, чем витать в облаках. Некоторым запрещено мечтать.❍
Пальцы Ризли легко находят свое место на щеках Невиллета, и последний всячески пытается воспростивиться необходимости позволить рукам полностью обхватить его лицо. Прикосновения — это зверь, если их позволяют тем, у кого никогда не было возможности их ощутить. — Почему ты плачешь? — голос Ризли спокойный, низкий, хриплый; он согревает сердце Невиллета, это огонь для его чувств, что находятся у него внутри, и что он все еще не может понять; это что-то опасное, чего он пытался избегать долгое, долгое время. Все равно, Ризли способен найти его в любом тупике, он способен разрушить любые стену и крепость, которые он забыл, что построил вокруг себя — или, наверное, Невиллет был создан с пустой дырой, которую он все еще медленно учился заполнять, в центре своей груди. — Я не плачу, это обычный дождь. Даже для него самого это звучит бессмысленно — у Ризли тоже есть глаза, он способен видеть и считать почти каждое его движение, и в данный момент они смотрят на него с нежностью, к которой он не привык. — Ты можешь одурачить любого, но не меня. Ему интересно, что Ризли думает, когда идет дождь; являются ли ночи, проведенные за наблюдением за одним осадком за другим, его способом дать ему почувствовать себя менее одиноким и более понятым, или это просто его привычка, или чувство долга, даже если рядом никого нет. — Почему ты здесь? — он не боится ответа, который может получить. — Мне нужна причина, чтобы быть рядом с тобой? Невиллет поднимает руку к лицу, пальцы ложатся поверх руки Ризли — есть что-то в его глазах, и он не дает себе шанса это прочитать, ему это не нужно. Он уже знает, что рука Ризли не сделает ему больно.❍
Есть что-то смешное в том, что Ризли не ненавидит дождь, а вполне наоборот: Невиллет все еще помнит вечер, когда признался ему, что любит гулять, когда снаружи капли срываются с неба, такие легкие, что кажутся почти незаметными, но в то же время достаточно тяжелые, чтобы оставить след, куда бы они не упали. — Почти как Вы, Ваша Честь. Забыть Вас невозможно, стоит людям Вас узнать. И сейчас, пока они бродят по улицам Кур-де-Фонтейна, а их одежду пачкают крошечные капли дождя, Ризли, кажется, наблюдает за ним больше, чем обычно. Трудно не заметить, как его взгляд прожигает кожу, когда ранее Невиллет делал то же самое: обращать внимание только на него, что он в конечном счете запомнил тяжелые шаги его походки, то, как он каждый раз наклоняет к нему голову, готовый рассказать шутку, легкий румянец на его ушах, когда с его губ слетают мысли, обещания и надежды, оставаясь на коже Верховного судьи — это что-то новое, необычное, но этого достаточно, чтобы заставить его забыть все мысли каждый раз, когда к нему прикасаются так, как никогда раньше. — Есть ли что-то, что может Вас успокоить? Они оба знают, что может ему помочь: отвлечься, либо открытыми глазами посмотреть на свое прошлое. Первый вариант проще второго, и Невиллет знает, что Ризли — не отвлечение, а болезнь, что проникла в его кости и не дает ему бросить его — ну, или он — единственный луч света, блеск которого его чувства позволяют ему увидеть; он согревает его грудь и руки, и этого недостаточно, и никогда не будет. — Я не знаю. — Почему бы нам не узнать? — Ризли останавливается на месте, заставляя Невиллета сделать то же самое. Он смотрит своими лазурными глазами в глаза Невиллета, и он чувствует, будто плавает в спокойном море, которое у него вместо радужек. — Если Вы хотите потратить свое время на такое дело, — Невиллета прерывают — рука Ризли касается его, и у него нет ни сил, ни желания отодвинуть ее: то, как его пальцы переплетаются с пальцами Ризли оказывается так естественно и спонтанно, это приводит его к мысли, что Герцог создан для него точно так же, что Невиллет думает — его сердце не способно биться ни для кого другого, кроме этого человека. — Это не трата времени, если это касается Вас, Ваша Честь- — Невиллет. Один удар, два. — Невиллет, — и Невиллет не может сделать ничего, кроме как закрыть глаза и насладиться тем, как мужчина произносит его имя: уверенным тембром, от которого перехватило дыхание, таким милым и ласковым тоном, который приводил его в замешательство. Ризли делает шаг к нему и обхватывает его руками — Невиллет стоит, не двигаясь, вечность, в моменте между временем и пространством, застряв меж двух миров, чувство принадлежности портит его жизнь не больше, чем это уже сделал Герцог. Он не против объятий. Если это в его руках, он может лежать между ними каждый раз, когда эмоции слишком трудно сдержать — некоторые объятия гораздо уютнее фонтейновских садов.❍
Ризли придвигается ближе к нему, и Невиллет чувствует его запах. Он задыхается, умирает от удушья и понимает, что бессмертен; это пытка, когда хочешь кого-то, но связаны руки, нет возможности прикоснуться, и не трогают в ответ. Но Ризли бросает вызов самим используемым им законам, и вот, Невиллет обнаруживает себя в объятиях смерча из желаний и неуверенности, определенности и прихотей, которые мужчина в конце концов делает собственными, пока мысли не покидают разум Невиллета полностью. — Если я тебя поцелую, дождь прекратится? — Ризли шепчет, рука на щеке Невиллета спукается все ниже и ниже, касается шеи, обжигает кожу, перемещается на затылок, пальцами зарывается в волосы, сжимая у корней, удерживая рядом с Герцогом — в его сердце, в его душе; в его глазах требование — Невиллет не может отказать, его улыбка — еще один приговор, который он принимает каждым атомом своего тела. — Ты хочешь проверить? — это говорит не смелость, а желание попробовать и чтобы попробовали его самого, это принять риск, который он больше не может избегать, это смотреть на полет бабочки и невольно надеяться стать таким же свободным — Ризли вызывает у него такие чувства: беззаботный, полный искр, только и ждущих, чтобы разгореться — это Ризли, пламя, разжигающее костер в центре его груди, и смотрящий, как он горит для него. — Я бы никогда не смог отказать тебе, Невиллет. Где-то начался дождь — над их головами капли воды отражали свет. Ризли проложил свой путь сквозь время и преодолел все препятствия, что вставали у него на пути; Невиллет, по своей собственной воле, из-за невозможности сдерживать себя, сократил расстояние между их губами и позволил увлечь себя в танец, в котором у него так мало опыта. Губы Ризли теплые, мягкие, так неподходящие под его характер; они спокойнее весеннего дня, но в то же время жадные как бушующее море. Он держит его лицо в своих руках, гладит щеки нежно, немного лаская, и Невиллет не знает, его сердце стучит от заботы, с которой Ризли его касается, или от того, как яростно его целуют — ему не нужен воздух, он гибнет между поцелуями, укусами, шепотом в губы и оттягивающими его волосы пальцами, которым он позволил бы делать все, что Ризли пожелает. — Я бы целовал тебя всю ночь, — небольшое признание, последний поцелуй — перед многими остальными — еще одна улыбка, что ярче любой звезды, которую может вместить небо Тейвата. Ризли прижимается своими губами к его, и Невиллет не может сдержать дрожь, сотрясающую его тело. — Никто не будет тебя останавливать. Он целует его еще раз, и неожиданно Невиллет чувствует меньше печали, чем было до этого.