Лимон, клюква и жасмин

      Удивительно — Рэю понадобилось столько времени, чтобы осознать кое-что очень простое. Прикосновения людей на вкус ощущались… земными. Оттого он не сразу разобрал, что именно кроется в привычном, родном вкусе, остававшемся на губах каждый раз после поцелуев или мимолётных прикосновений украдкой.       Чувствовалось что-то абстрактное. Пряно-цветочное с некоторой досадной примесью химикатов и лекарств, должно быть, въевшихся глубоко в кожу. Но даже это со временем стало приятным, потому что было его неотъемлемой частью.       Как и многое другое. То, что Рэй бы не потерпел ни в одном другом случае. Но он — исключение во многих отношениях.       — Я ведь просил тебя не тащить работу домой, — сел на кровать рядом, осторожно, чтобы не нарушить неясный ему порядок, сдвинул стопку исписанных от руки листов.       ДОК по-прежнему предпочитал пользоваться аналогом бумаги вместо намного более удобного — по мнению Рэя, конечно — планшета. Говорил, что от него ужасно болят глаза. Фидо, на счастье, интереса к бумаге проявлял намного меньше, чем к техническим приборам. Да и подрос уже — не норовил схватить всё, что плохо лежит и вкусно пахнет химикатами или металлом.       — Да, прости. Просто слишком много всего нужно сделать, — наконец поднял глаза, глядя сквозь толстые прозрачные стёкла. Отложил очередную стопку бумаг и потянулся, поправил распущенные волосы.       Теперь намного короче, чем были на Земле. Отрезанные в первый цикл здесь и едва отросшие ниже плеч. Сначала было непривычно, а после… в этом нашлась особая прелесть. Можно было целовать в шею сзади без нужды убирать мешающие пряди, можно было не уделять их заплетанию перед сном столько времени — всё равно не спутаются.       — Я соскучился, — Рэй протянул руку и накрыл чужую ладонь, улыбнулся мягко, склонил голову на бок, глядя в глаза, — И, если бы ты мог отложить это на завтра, я был бы благодарен. Хочу… побыть с тобой.       ДОК ответил улыбкой, кивнул. Даже не возразил, не сказал ничего против. Наверняка тоже скучал.       Времени друг на друга катастрофически не хватало. Даже теперь, когда всё наконец наладилось, все тяжёлые испытания остались позади. Когда Рэй зарекомендовал себя, как мудрого и справедливого императора, способного принимать трудные, но верные решения. А ДОК… как отличного — хоть и своеобразного — руководителя системы придворных НИИ.       На него даже не жаловались. Почти. Не потому что боялись — скорее, потому что понимали, что им досталась «версия» намного мягче и рассудительнее. По крайней мере, своим друзьям и знакомым из НИИ Рэй во всех красках рассказал, каким его учёный был в первый цикл их… знакомства.       После этого жалоб стало куда меньше.       Ладонью сместился на его бедро, сжал, медленно выводя большим пальцем круги по внутренней стороне.       Сколько бы циклов ни миновало, стагнации, изменений в худшую сторону не ощущалось, как бы то ни пророчил отец, который по-прежнему не мог принять выбор сына. Он скорее… смирился.       А Рэй научился не обращать внимания на его причитания. Он по-прежнему горел, по-прежнему любил, будто больше с каждым моментом. Быть может, дело было в самом ДОКе. Слишком разном и непредсказуемом, иногда вытворявшем что-то, не поддающееся никакому объяснению.       — Стой, — его руку сбросили, — Дай бумаги уберу. Я полдня над этим сидел, а ты бываешь неаккуратен.       — Да-да, конечно, — Рэй тут же встал и принялся слишком активно помогать. Да так, что ДОК рассмеялся, нарочно дразняще накрывая ладонью один из отростков и вновь отстраняясь.       Но этого горячего, почти обжигающего прикосновения хватило с лихвой, чтобы Рэй несдержанно выдохнул, едва не простонал. У них слишком долго не было времени друг на друга.       — Настолько не терпится, м? — он свесился с кровати, убирая внушительную стопку записей в сумку. Выпрямился быстро — Рэй не успел приблизиться, прикоснуться к соблазнительно открытым бедрам.       Теперь их не прятали ни длинные полы халата, ни части традиционного одеяния. Лишь тонкие домашние штаны, едва ли способные скрыть хоть что-то.       — Если скажу, что нет, поверишь?       — Не-а. По тебе всё прекрасно видно, — и усмехнулся, хватая за руки, утягивая к себе и заставляя упасть рядом. Поцеловал в скулу, после — в губы. Коротко и так недостаточно, но оставляя на них приятный вкус.       Что-то весеннее, свежее и цветочное. Как чай, однажды купленный ими в маленькой лавке в Нью-Йорке.       В тот день обычная поездка в центр по делам как-то незаметно, плавно переросла в настоящее свидание. Рэй никогда прежде не подозревал, что его учёный умеет смеяться так счастливо, так радоваться обыкновенным мелочам. Вроде цветущей яблони в центральном парке — её маленькая веточка всё ещё лежала где-то между страниц одной из привезённых с Земли книг, как напоминание о том дне. Подобранная учёным и подаренная в полушутливом жесте.       Что ж, именно тогда Рэй уверился, что правильно понимает традицию дарить цветы.       Но было ещё кое-что. Пряное, как глинтвейн на осенней ярмарке, как выпечка миссис Смит — однажды Рэй пришёл в гости к Эмбер и с порога почувствовал знакомый запах, который не смог бы спутать ни с чем.       Долго и подозрительно настойчиво выспрашивал, что же за специя. Ему выдали список из, наверное, десяти пунктов. Пришлось идти в магазин и мучать вопросами уже продавца. Отчего-то очень хотелось узнать название.       А потом он пришёл к своему учёному и выдал со смесью смущения и гордости за свои способности детектива — я понял, что ты на вкус, как жасмин и бадьян. ДОК тогда рассмеялся от неожиданности. Сказал, что подозревал что-то куда более прозаичное. Ну, вроде железа, лекарств или кофе на худой конец.       Поцеловал — долго и настойчиво, задумчиво хмурясь. И сказал, что Рэй на вкус, как клюква и лимон с сахаром. Потом поправился — скорее, как выпечка со вкусом клюквы и лимона, потому что не так уж и кисло.       Рэй не был уверен, бывает ли вкус неприятным или специфическим, но определённо испытал облегчение, когда получил кивок ответом на вопрос, нравится ли ему.       Ещё один пункт, в котором они сошлись так идеально.       — Подожди немного. Мне в душ надо, — шепнул, виновато улыбнувшись.       Ничего, Рэй был готов подождать. На попытку присоединиться его нежно поцеловали, а после безапелляционно выставили за дверь. Даже немного обидно — они были вместе уже с десяток циклов, видели друг друга в любых состояниях и ситуациях. Но в душ вместе с собой ДОК его всё ещё не пускал.

***

      Рэй сам не заметил, как, взяв планшет, чтобы скоротать время, углубился в чтение. Возбуждение немного улеглось. Даже подумалось о том, чтобы просто обняться и лечь спать пораньше, сонно переговариваясь о всяких мелочах. Это, пожалуй, ощущалось ещё интимнее, чем секс.       Но ДОК как-то незаметно оказался лежащим под боком. Прижался, заглянул, силясь прочитать мелкие буквы, но быстро отвёл взгляд, бросив попытки разглядеть без очков.       Вместо этого требовательно, настойчиво поцеловал между ключиц, скользнул узкой ладонью по шее, зарываясь в тут же заострившиеся и потемневшие отростки. Рэй сдавленно простонал в макушку, в волосы, ещё влажные от пара и капель воды.       Планшет тут же оказался лежащим на бумагах учёного. А ДОК… сидящим на чужих бёдрах. Он всегда говорил, что в этой позе очень устают ноги, но прекрасно знал, как она нравится Рэю.       Просто потому что в ней он был так красив. Подстраивал темп под себя, сбивчиво, часто-часто дыша, роняя волосы на чужую грудь. Розовеющими его щёки выглядели так очаровательно и живо, что хотелось целовать, прикасаться в порыве поглощающей нежности, порой не оставлявшей места возбуждению.       — Ты долго, — отметил Рэй, медленно расстёгивая каждую пуговицу большой белой рубашки, слегка влажной, кое-где прилипавшей к коже.       Не удержался, коснулся, накрыл большим пальцем твёрдый тёмный сосок, просвечивающийся сквозь мокрую тонкую ткань. ДОК вздрогнул, поморщился от холода, но чуть прикусил нижнюю губу.       И такие невербальные сигналы всегда ощущались ценнее, подбадривали и давали уверенность в том, что Рэй делает всё правильно.       Он положил вторую руку на горячее, мягкое бедро, огладил, скользя дальше. Сжал. Самого передёрнуло от внезапно накатившей волны возбуждения — внизу что-то так тепло стянулось, отдавая импульсами и в голову, и в самые концы отростков, что теперь скрутились. Да, из-за этого всегда приходилось держать себя в руках — они моментально выдавали все порочные мысли.       — Какая разница? Главное, что сейчас я здесь, — ДОК сам поспешил закончить с рубашкой, после падая рядом с Рэем и выдыхая, — Нет, прости, но мои ноги этого не выдержат.       Потёр внутреннюю сторону бедра, снова морщась.       — Ничего страшного, — Рэй скользнул губами по его шее, улыбнулся, — главное ведь, что ты здесь.       ДОК повёл плечом, хмыкнул, уводя взгляд. А после… перехватил чужую ладонь и потянул к себе. Не положил на кожу, будто предлагая Рэю самому выбрать, чего хочется коснуться. Но касаться хотелось всего.       Потому он и замер в нерешительности.       — Ты каждый раз ведёшь себя так, будто впервые меня голым видишь, — ДОК тихо засмеялся.       — Не впервые, но… — Рэй выдохнул, — я не могу перестать любоваться тобой. Я говорил, что ты удивительный?       — Говоришь уже пять лет, — ДОК прижался ближе, положил голову на чужое плечо и улыбнулся так… счастливо? Рэй лишь недавно заметил, что у него появляются ямочки на щеках.       Не нашёлся, что ответить. Лишь коснулся губами улыбки, бережно погладил порозовевшую щёку, убрал локоны, спадающие на лоб. Он бы хотел лежать вот так и любоваться им, но чужие губы так точно поймали кончик чувствительного отростка, что в глазах на мгновение потемнело.       Стало так хорошо — мягкое прикосновение ощутилось разрядом в затылке и внизу живота. О, он точно знал, что это запрещённый приём.       — Иди сюда, — повернулся к нему лицом, обнял, сбивчиво, кончиками пальцев проскользил от самых лопаток и до ложбинки между бёдер. Поймал резкий выдох губами, утягивая в очередной поцелуй.       И, вместе с тем, чуть надавил двумя пальцами, тут же оказываясь внутри.       — Рэй, блять, — ДОК вцепился в его плечи, рвано вдохнул, — предупреждать же надо.       Он так сжимался, так старался выровнять дыхание, отзываясь дрожью на любое движение пальцев, что Рэя откровенно вело. Всё сильнее хотелось оставить все приготовления и привычные условности, лишь бы скорее соединиться по-настоящему.       Но нет — долгая подготовка была одним из его правил. Он боялся сделать больно, а ещё… хотел убедиться, что учёному действительно хочется этого. Тот заводился намного медленнее и будто неохотнее, чем Рэй.       И менее всего хотелось принуждать.       Но сегодня будто был исключительный случай. Он выказывал непривычно много энтузиазма, желания, выглядел таким возбуждённым ещё с самого начала.       А долгие прелюдии частенько и вовсе называл пыткой.       — Прости, — снова поймал чужие губы, поцеловал глубоко, с наслаждением ощущая, как вокруг него сжимаются, как чувствительное тело отзывается на мягкие, неспешные движения.       — Прощу, если прекратишь тянуть время, — голос дрогнул на последнем слове.       Рэй хотел убедиться, что тот точно готов — добавил ещё один палец, ласково, но ритмично поглаживая внутри. Почти массируя и замедляясь каждый раз, когда чувствовал чужие ногти впивающимися в кожу.       Они успели достаточно изучить друг друга. Рэй знал все детали, подсказывавшие, что уже «вот-вот», потому и останавливался каждый раз, украдкой улыбаясь от вида возмущённого, раскрасневшегося учёного. Ему нравилось — эдакий безобидный способ почувствовать и показать свою власть.       Не всерьёз, конечно. И ДОК не раз говорил, что был бы не против других, более специфических методов для подобного.       Только вот Рэй не хотел. Как был любителем нежного, чувственного секса, так и остался. Его максимумом оказалась парочка слабых шлепков и нежные, игривые укусы в шею.       — Серьёзно, Рэй, — если бы не вторая рука, обнимающая за плечи и придерживающая за спину, ДОК бы отодвинулся и соскочил с пальцев, — я не могу больше.       А Рэй… признаться, тоже не мог. Ещё немного, и он бы точно не выдержал первым.       — Хорошо-хорошо, уговорил, — пришлось отстраниться, чтобы наконец избавиться от оставшейся одежды, что была так небрежно отправлена на пол. Запоздало подумал, что выдал себя опрометчивым движением, но ДОК не обратил внимания.       Он отвернулся, ловя ладонь Рэя и утягивая его ближе к себе. Ну нет, он терпеть не мог эту позу — он хотел видеть лицо учёного, ловить взглядом его эмоции. Целовать, в конце концов.       Ухватил за плечи, переворачивая на спину и нависая сверху. Красивый, такой раскрасневшийся и растрёпанный — будто уже после. Рэя обхватили ногами за пояс, призывно вскидывая бёдра, заставляя желать его ещё сильнее. Ещё глубже и чувственнее.       — Ты такой нетерпеливый, — беззлобно улыбнулся, уселся поудобнее и придвинул учёного к себе. Уже привычным, уверенным движением отвёл одну его ногу в сторону, вторую придержал под колено, плавно, но одним ровным движением подаваясь вперёд.       Врываясь в чужие бёдра точно, безошибочно.       Замер, ловя взглядом дрожащие ресницы и влажные, искусанные губы. Он бы уже сказал, если бы Рэй сделал больно, значит, всё в порядке.       Нагнулся, не торопясь двигаться, позволяя привыкнуть. Или дразня и заставляя желать сильнее. Бережно, подушечками прохладных пальцев коснулся шеи, поднялся к уху, обвёл заострённый кончик.       Поцеловал, мягко улыбнулся. Внутри, в груди, стало так искряще-тепло, что хотелось бы счастливо рассмеяться. Но нельзя — весь настрой собьёт. Спрятал улыбку в растрёпанных чёрно-белых прядях и прошептал:       — Я так сильно люблю тебя, — и приподнялся, одной рукой упёрся в проминающуюся кровать, другую положил на изгиб пояса.       Он оказался таким мягким, податливым, когда сам хотел того, позволял Рэю вести. В нём, в его действиях чувствовалась уверенность и властность. Он наверняка знал, стоит лишь намекнуть — Рэй окажется у его ног.       Глянул в прикрытые светло-серые глаза, смотрящие явнее любого ответа. С такой невыразимой нежностью.       Отчего-то в голову пришли слова отца, так отчётливо отпечатанные в памяти даже спустя столько циклов — «император имеет право опуститься на колени лишь перед той, которую будет любить всеми сердцами». Ещё в детстве они показались Рэю удивительно точными, лаконичными и верными. Теперь он бы внёс некоторую коррективу.

…перед тем, которого…

      ДОК нетерпеливо дёрнул плечами, устраиваясь удобнее. Руки опустил на пояс Рэя, погладил, пощекотал нежную кожу, улыбнулся так невинно, кривовато, но абсолютно счастливо.       А Рэй дёрнулся от неожиданности, резко подался вперёд в попытке избавиться от щекочущих пальцев. И проник глубже — ещё и с силой, буквально вжимая учёного в кровать.       — Рэй!.. — ДОК почти задохнулся от такого точного попадания. Сжал чужие руки, сплетая пальцы и почти не оставляя возможности держаться в вертикальном положении.       Рэй прижался к потрескавшимся губам, утягивая в поцелуй. Кусая за нижнюю губу так пошло, выдыхая от отчаянно сжимающегося вокруг, обжигающе-горячего.       Как же он скучал.       — Что случилось, алеф? Больно? Или неудобно? — пожалуй, стоило спросить прежде, чем целовать и будто ненароком входить ещё глубже.       ДОК лишь покачал головой, должно быть, не в силах произнести хоть что-то внятное. Он снова требовательно двинул бёдрами, бесстыдно насаживаясь на Рэя, выдыхая сквозь плотно сжатые зубы. Тихо и сдавленно выстанывал то ли его имя, то ли что-то очень похожее на родном языке.       — Ну-ну, иди сюда, — Рэй улыбнулся, чувствуя, что собственные щёки горят возбуждением, — Ты просто чудесный. Я так люблю тебя.       ДОК усмехнулся, дрожащими руками заправляя торчащие пряди за уши. Было заметно его желание прикоснуться к себе — ладонь почти накрыла прижавшееся к животу возбуждение, но в последний момент просто легла на бедро. Держится. Зачем — неясно. Может, хочет продлить удовольствие. А может — тут Рэй не сдержался и отвёл взгляд, кусая губы от таких мыслей — хочет закончить исключительно с ним.       Рэй бы спросил. Но не стал — решил, что в любом случае будет стараться так усердно, что в прикосновениях не останется нужды. Ему так хотелось этого. Будто таким образом он мог бы в очередной раз доказать искренность и силу своей любви.       — Я слышал это только что, — последнее слово осталось на губах, прервалось, перетекло в протяжный, несдержанный стон.       А ведь Рэй лишь аккуратно, мягко и совсем не глубоко толкнулся бёдрами, скорее желая проверить реакцию. О, а реакция была великолепной. Против воли выдохнул сквозь зубы — сдавленно, рвано, стараясь не наброситься на учёного прямо сейчас.       Наконец решился — опустил ладонь на горячее бедро, чуть розовое от частых прикосновений. Прижался к губам, целуя глубоко, влажно, жмурясь от вдруг передавившего низ живота удовольствия.       Поймал привычный темп почти сразу — неспешные, но размашистые движения, позволявшие прикасаться, целовать, ласкать учёного везде, где только вздумается. Разве что в этот раз Рэй был чуть… жёстче. Двигался резче, врезался в податливое, раскрывающееся перед ним естество с большим напором.       А ещё проникал под другим углом. Рэй знал любую реакцию ДОКа настолько хорошо, что даже спрашивать не пришлось. По невольно закатившимся глазам, по замершему на мгновение дыханию понял, что попал именно туда и именно так.       Целовать его губы было так хорошо, всё ощущалось чудесно до головокружения. И Рэй знал, что быть с его учёным — правильно. Оттого и спокойно.       Подумал, и улыбнулся. Перед глазами — золотое, ослепительное сияние, на губах — такой родной и знакомый вкус.       — Oh je , Рэй…— приглушённый, загнанный шёпот в шею, — schneller Bitte .       Чип автоматически переключился, сбив с темпа и с мыслей. Рэй слегка невпопад ответил:       — Du machst das gut, Liebling — он почти простонал, находясь на грани, но так отчаянно не желая заканчивать первым.       ДОК удивлённо распахнул глаза, коротко засмеялся от неожиданности. Но… ему наверняка нравилось, когда с ним разговаривали на родном языке. В конце концов, он сам частенько говорил, что для него это что-то почти интимное.       Но удивление быстро растворилось, сменилось. Рэй ускорился, стал двигаться совсем уж грубо, буквально прижимая учёного к кровати, заставляя принимать его глубже, чем прежде.       И это было слишком для них обоих. Рэй даже не понял, кто закончил первым — так быстро всё случилось.       На момент весь мир будто исчез, сосредоточился лишь в нём — в прикрытых серых глазах, в обволакивающем тепле, в обжигающе-нежном чувстве в глубине груди. Последнее движение — и не осталось даже этого. Мир погас, чтобы в следующее мгновение вспыхнуть ослепительно-золотым.       Рэй с пару мгновений держался на дрожащих руках, прежде чем опуститься рядом, всё ещё оставаясь внутри. Он досадно быстро пришёл в себя, почувствовал, что его всё ещё ритмично сжимают. Улыбнулся, обнял сзади, поцеловал в оголённое, подрагивающее плечо:       — Ты как? — положил широкую ладонь на едва ощутимо сокращающийся живот. Впалый, но мягкий, если сжать. ДОК, конечно, сжимать не позволял, но порой очень уж хотелось.       — Пиздец просто. Как же я скучал по тебе, — ему было так тяжело перевести дыхание, что Рэй решил больше не приставать. Пока что.       Одним движением выскользнул из учёного, заставляя того разочарованно выдохнуть, но позволяя наконец расслабиться. ДОК обессилено упал лицом в подушку, продолжая — Рэй только теперь заметил — сжимать в пальцах его руку.       — И я по тебе, — поцеловал за ухом, потёрся носом о заострённый кончик, обхватил за пояс.       Пожалуй, объясниться словами было едва ли возможно. Рэй не просто скучал — Рэй вряд ли вообще чувствовал себя живым в полной мере, когда долго находился не рядом. И понимал это лишь в такие моменты — когда наконец позволял своим чувствам обрушиться на учёного.       Тот не всегда был готов к такому. Но принимал и отвечал.       Рэй улыбнулся, прижимая к себе свернувшегося под боком учёного. Тот будто искал тепла — он вообще часто мёрз, оттого иногда становилось совестно. Рэй согреть не мог — как бы ни старался одеваться теплее, греть руки под водой, всё равно казался холодным.       — Пойдёшь в душ? — спросил, спустя время. Так не хотелось снова оставлять его, пусть и ненадолго. Но начинало клонить в сон, а засыпать, не приведя себя в порядок, не хотелось.       — Думаешь, я смогу встать? — ДОК обернулся, приоткрывая один глаз.       Не сонно, но так лениво, разморено. Чудесный — правда, чудесный. Рэй не сдержался, вжался губами в губы, вновь обнимая сзади. Снова стало теплеть внизу — отростки заметно потемнели, и Рэй поспешно отстранился.       ДОК-то может и не откажется, зато завтра обругает Рэя всеми известными словами за ноющее от долгого напряжения тело. А ему вообще-то в институте сидеть.       — Ну куда ты, — учёный схватил его за руки, возвращая на кровать, — я ведь… верно помню, что у тебя тоже завтра выходной?       Не то, чтобы у Рэя было установленное расписание. Но… тоже? Он уже и забыл, когда ДОК последний раз брал выходные, всё на работе.       — В свете открывшихся обстоятельств, точно выходной, — улыбнулся, присаживаясь на край кровати и запуская пальцы в чёрно-белые пряди, — получается, нам и правда некуда торопиться.       Мако вполне справится один день без него, она давно говорила, что Рэю пора бы побольше времени уделять семье. Вот и возможность представилась.       — Ага. Тогда я тем более никуда не встану, — ДОК улёгся на колени Рэя, смотря снизу вверх так очаровательно широко распахнутыми глазами, — И тебя не пущу.       А Рэй не особенно сопротивлялся. В конце концов, нет ничего страшного в том, чтобы полежать вместе ещё немного. Особенно учитывая, что завтра оба могут выспаться. И, что куда важнее, посвятить друг другу целый день.       Сон пришёл незаметно. ДОК рассказывал что-то о работе, смеялся в ключицы, становясь всё тише и тише, тоже засыпая в объятиях Рэя. А тот лишь закрыл глаза, наслаждаясь тихим умиротворением. Уже и не думалось о том, чтобы встать.       Тихо гудела лампа на стене, Фидо, всё же проникший в комнату, как-то незаметно оказался лежащим в ногах у ДОКа. Рэй успел подумать лишь о том, что уже очень давно не чувствовал себя так хорошо, так счастливо и так правильно. А после уснул, уткнувшись носом в растрёпанные волосы, пахнущие жасмином.

***

      — Спишь? — Рэй проснулся не то от яркого света, бьющего сквозь не затемнённые окна, не то от того, что ДОК не очень удачно приземлился на кровать то ли рядом, то ли прямо сверху на спящего Рэя.       — Уже нет, — потёр ушибленное плечо, глянул на учёного, тут же обнимая и прижимаясь губами к виску, — Ударился?       С ним иногда бывало такое. Задумается, увлечётся какой-то мыслью и совершенно перестанет следить за своими движениями. В такие моменты Рэю частенько приходилось становиться живой подушкой безопасности — заслонять собой углы и ловить, зачастую жертвуя целостностью собственной кожи. Но это ничего — их регенерация работала в разы быстрее, чем у людей. Через несколько клок незначительные царапины уже проходили без следа.       — А ты? Прости, я опять…— ДОК снова устроился у Рэя на груди, потянулся к панели на стене около кровати, чтобы затемнить окна. Передумал на полпути и просто улёгся на Рэя сверху.       — Задумался? — Рэй улыбнулся, прижал к себе, укрывая одеялом.       — Вроде того, да, — ДОК вздохнул, носом уткнулся в ямку между ключиц, поцеловал зачем-то. Знал ведь, что его поцелуи заводят, вновь заставляют думать не о том.       А может… он хотел?       — Ты поаккуратнее, повредишь себе что-нибудь однажды, — Рэй не настойчиво, бережно но одним уверенным движением переложил учёного на кровать рядом. Потому что начинал чувствовать стягивающее теплом возбуждение.       Тот даже не обратил внимания — потянулся, задумался о чём-то, усмехнулся мыслям, а после повернулся к Рэю:       — Не жалеешь, что приволок меня с Земли?       И засмеялся, глядя на удивлённого Рэя. Тот и правда не сразу нашёлся что ответить. И откуда такой вопрос вообще?       — Как я могу жалеть? Я столько раз повторял и буду повторять, что люблю тебя. Я не представляю жизни без тебя, алеф, — и поцеловал в уголок губ, ловя несдержанный выдох.       ДОКу всё ещё были непривычны признания, нежные слова, забота и уверения в его исключительности. Он будто не мог поверить, что для Рэя — единственный и единственно любимый.       — И как я должен на такое отвечать? — тихо, слегка нервно хмыкнул, отводя взгляд. Стало совестно. Он, хоть и не нарочно, снова поставил учёного в неудобное положение. Заставил смутиться.       — Просто… поцелуй меня, — Рэй положил ладонь на тёплую, колючую щёку, — этого будет вполне достаточно.       И теперь, ощущая на губах знакомый вкус, наслаждаясь прикосновениями, ему думалось, что он ничуть не преувеличил. Он действительно не видел жизни без него.       Он действительно чувствовал свой дом только рядом с ним.