и если красота способна убивать
без слов пронзив меня
я рад отдаться ей
я рад так умереть
и если красота свой лик такой печальный вдруг скроет от меня как буду жить тогда?и если красота,
великая и сильная
вдруг скажет, что я слаб
не буду я рыдать
сражаться буду я
до самого конца. до поцелуя с ней.
— Разве это обо мне? — Да, Сефирот. Ты — есть красота. — С выражением прочитал, отдаю должное. Даже слезу пустил для пущего эффекта. Но обо мне не стоит плакать. — О нет. Я плачу не о тебе. Точнее, не только о тебе. — О ком, тогда? Генезис поднял глаза к небу. — Я плачу, потому что никак не достигну нашего предназначения. Что ты, что Анджил никак не возьмете в толк, что нам действительно нужно. — он сделал прерывистый вдох, собираясь будто закричать — Что нужно мне. А ты, Сефирот? Почему ты сейчас плачешь? Тот улыбнулся. — Потому что я знаю, что я есть истинная красота мира, который мне и принадлежит. Пусть многие сочли бы меня монстром из лаборатории. И твои глупые стихи в очередной раз лишь подтвердили мои мысли.Ты плачешь от горя. Я же от счастья.
***
и между нами та глупая нить что зовется судьбой и я буду её нежно целовать как целовал бы тебя — Если ты это сочинил женщине, я не сомневаюсь, что ей это понравится. Но если ты это сочинил ему… Анджил не стал договаривать, а лишь многозначительно покачал головой: — Ему явно не до такого. И пытаться победить его в бою тоже дурная затея. — Я писал не про него. — А? Анджил поднял голову, пойманный врасплох. — …Но признайся, друг мой, ты и сам бы хотел Сефирота одолеть. Ах, засранец, как извернулся. — Победить с честью и достоинством. А не как ты. — Как я? — Как помешанный. Генезис фыркнул. — Я восприму это как комплимент, помешанный на чести. — «Помешанный на чести»? — усмехнулся СОЛДАТ первого класса — Неплохо парировал. Тренировка закончена, так чего они прилипли друг к другу? Пора было разойтись, и всё же… — Я и тебе поэмы сочинить могу. Пойманный врасплох Анджил только встряхнул головой, решив сначала промолчать, но слова сами слетели с его губ, сбежали прямиком из головы: — Такое баловство меня бы смутило. Раздался тихий смех. — Замечательно! Пойду напишу и про тебя, и про Сефирота. Анджил вскочил с места. — Даже не вздумай! Но было понятно, что Генезиса не остановить. — Твою честь это никак не замарает, — улыбнулся он, сложив руки у груди и горделиво подняв голову — Воспринимай это как доказательство твоего благородства. — Ерунда. Доказательства своего благородия я найду на поле боя. — «Доказательство благородия я найду на поле боя»… — проговорил жуткий романтик, закрыв глава — А что, звучит складно. — Ты неисправим… — Анджил приложил ладонь ко лбу — Делай, что хочешь и как знаешь, раз воспевать чужую честь тебе дороже, чем свою беречь.раз воспевать чужую честь тебе дороже, чем свою беречь
В его голосе прозвучала минутная непонятная горечь. Генезис хотел было саркастично высказаться, но не успел. Анджил встал перед ним, держа что-то в руках и улыбаясь с той нежностью, что есть только между товарищами в бою. Генезис удивился, поняв, что тот держал в руках. — Это?.. — Loveless твой, чтоб его. Который ты вечно цитируешь. Генезис с восторженным испугом принял подарок. — С иллюстрациями. — добавил Анджил после паузы, смотря как Генезис счастливо рассматривает обложку — Влетело мне в копеечку, это точно. — И по какому поводу ты такое мне даришь? — едва оторвав взгляд от книги, спросил Генезис. И сразу детский восторг на его лице сменился на эту дрянную улыбку лисицы. Его товарищ хмыкнул. — Воспринимай это как доказательство твоего благородия.Какая ложь.
***
Холодный ветер. Небо, наполненное густой темнотой. Опустевшие дома вдалеке. Испуганные, исхудавшие деревья вокруг. Прах, порох, угли. Сефирот что-то читает и усмехается про себя. Целая стопка стихов, набор неразборчивых мыслей. Про него, Сефирота, особенной дитя мира. Про монстра, защищавшего свою честь. Но какой теперь толк в этих творениях? Когда что автор, что его музы заслуживают лишь презрения. Сефирот произнес, продолжая задумчиво изучать почерк Генезиса, пропуская смысл слов мимо: — Может быть, покажешься? — Я и не скрывался. Из тени деревьев вышел Анджил. Сефирот так на него и не взглянул. Борец за свою честь даже не удивился этому. Пожал плечами и покачал головой. И решил мягко прервать друга: — Повторюсь, я и не скрывался. Это ты меня почему-то видишь. Сефирот подмял губы, чуть нахмурился и удосужился наконец взглянуть на облик того, кто этот самый облик в этом мире потерял. Однокрылый убийца спокойно ответил, пусть на дне его глаз разжился огненный гнев: — Стресс. Эмоциональное потрясение. Долгое нахождение в лабораториях, наполненных мутантами. Отравление преизбыточной энергией мако. И тот немаловажный факт, — он повысил голос — что твоя душа блуждает, будто тебя и не прикончил твой послушный пес. На последних словах он оскалился. Анджил же в лице не поменялся. — Неужели ты на него за это зол? — он сложил руки на груди — Может быть, и смертью моей расстроен? Однокрылый убийца. По имени Сефирот. Сын той, чьи злые глаза смотрят в века. Был в злости от этих слов. Нет, не просто зол. Оскорблен. И мрачное выражение его лица, и хищные глаза не внушали добра. — Вовсе нет. — мелодично разлился его ответ. В голове мельтешили образы. Как он набрасывается на этого призрака. Как пальцы сомкнулись на его шее. Как он поднимает тело, такое теплое, живое будто бы, над землей. Как он, Сефирот, душит до боли знакомого монстра, не прикладывая усилия, так, дурака валяя попросту. Как потом он отбрасывает игрушку так же резко, как и начал с ней играть, и отходит в сторону, бормоча непонятно что под нос. Он остановился, потому что Анджил не сопротивлялся. Потому что тот ясно подавлял желание захрипеть от боли, дать отпор, проявить слабость, показать, как ему плохо и больно. Анджил был спокоен, как мог, будто зная Сефирота лучше, чем он самого себя. Даже после смерти он ставил честь превыше всего. Сефирот пытался успокоить дыхание, не совсем понимая, было ли это всё реально или странное наваждение к нему пришло. — Безумие срываться на того, кого нет в живых.Кто из них это сказал?
— Безумие за свою честь цепляться после смерти. — сплюнул однокрылый психопат эти слова к фигуре на земле. Сефирот долго вглядывался в лицо Анджила. Анджил прогнил. Прогнил в тот миг, как взял в руки якобы отцовский меч. Прогнил, потому что избрал путь чести. Как бедняк с трущоб, жаждущий высокого положения в Мидгарде, так и Анджил желает спрятать свою душу за доспехами мечты. Послушной собачкой бегая за благородством. Это не путь сына Дженовы, тому, кому мир действительно принадлежит. От этого тошнит. И тем не менее… — Мне нужно сказать тебе это, Сефирот. Вот что. Ты низко пал. Падший ангел стиснул зубы от внезапной боли в виске и прошипел: — Приму твоё мнение к сведению. Ему были бы совершенно равнодушны эти слова, будь они сказаны другим. Он бы и не услышал их, может, утопая в собственном величии. Но сейчас? Сейчас его жестокое сердце пронзили тонкими стрелами двух самых мерзких чувств — тоски и разочарования. Тоска. По тем дням их неровной, безумной, но всё же, дружбе. По тем дням, когда руки их пересекались и странное молчание их троих накрывало головы, а чувства их были не озвучены, но были видны. По тем дням, когда Генезиса уносило прочь из этого мира в мир Loveless, по тем дням, когда Анджил повторял свои нравоучения, как мантру.Разочарование.
Разочарование в тех днях.
Тоска по утраченной человечности.
И разочарование в этой самой человечности как таковой.
Падший однокрылый ангел поднял руки к небу и отпустил. Отпустил страницы чужой любви к нему, чужой любви к одному умершему существу. Отпустил свою любовь к тем, чьи имена в скором времени станут отголоском прошлого. —