30 октября.
Это был особенный день для здешних воспитанников. Сегодня дети могли показать себя и своё творчество или просто отвлечься от накопившихся забот. В своём раннем детстве и я любил креативить, но обычно никто не оценивал по-достоинству. Я подсыпал соль в выпечку, разливал на пол искусственную кровь, а в главной комнате однажды включил фильм ужасов. Со временем мне надоело пакостничать и сеять раздор в приюте, тогда персонал Дома Вамми выдохнул. В общем, от дальнейших погружений в воспоминания, я отвлёкся. Причиной этому послужил срочный вызов в кабинет Роджера. Честно? Лучше бы я сдох, провалился под землю, выпрыгнул с окна, что угодно, но не сидеть с детьми. Ладно бы просто посидеть с детьми. Я. Должен был. Это делать. С Ниа. И это по праву может считаться самой отстойной новостью за последний месяц. Другая отстойная новость, но уже в прошлом месяце, тоже произошла благодаря нему. Грёбаный тест. Снова обскакал меня и набрал свой жалкий максимум. Чтобы хоть как-то передать своё разочарование, скажу, что мне не хватило всего лишь двух баллов. Жалкие два балла убили моё первенство. Больше было жаль Мэтта, наблюдающего за тем, как я громил комнату, не жалея нецензурных выражений. Вернёмся к кабинету Роджера. Мне пришлось остудить свой пыл и угомонить моё желание устроить крупномасштабную истерику, так как за прошлую такую выходку меня наказывали совсем недавно. Отстранили на день от занятий, да ещё и в тот день, когда по плану был звонок L. Просто верх везения, молодец, Мелло, чёрт тебя дери! Так что, в моих же интересах пытаться сохранять спокойствие, но так издеваться умел только Роджер. Серьёзно, я и Ниа? Делать поделки с детьми? Всё больше мне казалось, что Линда, отвечавшая за всё это, совсем не заболела, что это были очередные, сразу скажу, тщетные попытки создать наш с Ниа симбиоз. И меня от этой мысли тошнило. Возможно тошнило больше от того, что и особого выбора не было. А возможно и из-за сегодняшнего какао. Сегодня этот напиток был особенно мерзким. Издевательство над тем, что могло стать вкусной шоколадной плиткой. В своей комнате, куда я отправился после кабинета Роджера, я тоже не нашёл утешения. Мэтт оттуда куда-то исчез, хотя буквально десять минут назад он здесь рубился в свои игры, что нередко затягивалось на долгие часы. Делать нечего, жаловаться некому, придётся спускаться в главную комнату, где и должна произойти моя миссия — изо всех сил вытерпеть свою новую временную компанию. Когда я зашёл туда, первой мыслью стало убежать куда-то очень далеко, а второй было что-то в духе: «боже, и это мой соперник?». Ниа покорно сидел и принимал свою участь. Лицо его было до боли непрофессионально раскрашено светло-серым цветом, чистая белая рубашка была заляпана красными отпечатками маленьких ладошек, а также я заметил нарисованный шов на шее. Вот вам и костюм на Хеллоуин. Был бы здесь Мэтт, мы бы пошутили, что ему и костюм не нужен. Но увы, какой склеп, такие и байки. А потом дети заметили моё присутствие. Это было отвратительно, их руки, которыми они меня обнимали, были перепачканы совсем не высохшей красной краской. Всё это, разумеется, отпечаталось на моей одежде. Попрошу у Роджера моральную компенсацию. — Здравствуйте, ребята, — я попытался с ними заговорить, — В этом году вместо Линды прислали нас, Ниа вам уже объяснил? — Нет! — в один голос крикнули дети, — он просто молча сел, ничего не сказал. Замечательный у меня сегодня напарник! Просто нет слов! Что-ж, я пытался взять ситуацию под свой контроль: — Сегодня у нас по плану была помощь с поделками. На это дети ответили мне настолько неожиданно, что самая первая мысль о побеге перестала казаться абсурдом: — Ну уж нет, вы сегодня наши поделки! А если нет, мы пожалуемся! Я зажмурился и глубоко вдохнул, не особо помогало, но не кидаться же на малышей с воплями. Идеальная тренировка стрессоустойчивости. На выдохе, я сказал, что мы согласны, Ниа в это время всё ещё сидел смирно, как манекен. В этой ситуации ужасно всё. Меня посадили рядом с Ниа и начали воплощать свои фантазии на мне. Слава богу, что детей всего восемь штук. Я даже не знаю, сколько им лет. Я постарался запомнить этот факт, изучил их внешность и только потом сел на своё место, закрыв глаза. Я чувствовал, как моё лицо покрывали толстым слоем какой-то краски. Явно не акварельной. Затем принялись что-то рисовать на моей уже запачканной одежде, а сопровождалось это нескончаемыми беседами. С ума сойти. А вот пофигизм Ниа раздражал до трясучки. Пока дети использовали нас, как холсты, кто-то зашёл к нам. Унизительно, что этот кто-то увидит меня в таким положении. Я не открывал глаза, но когда этот кто-то подошёл к ребёнку и сказал, что разрешает нарисовать на мне что-то перманентным маркером, из моих уст сразу вылилось излюбленное: — Ты придурок, Мэтт. — Не выражайся при детях, — справедливо поругал Дживас, — В общем, искал тебя, заразу, чтобы сказать, что у меня поручение в компьютерном кабинете. Увидимся нескоро. — Сваливай уже, — сегодня я прямо образец плохого поведения, ещё и от малышей нагоняй получил, мол, мешаю им творить. — Ай-яй-яй, — было ощутимо, как Мэтт грозился мне своим указательным пальцем, — Ниа, ты сегодня выглядишь сногсшибательно, — сказал Дживас и удалился. Я расстроился, обычно он засиживал в этом компьютерном кабинете подолгу. Роджер видимо делает всё, чтобы сегодня наше пересечение было минимальным. Как итог, мы с Ниа пали жертвами детских творческих порывов. Когда мне предоставили возможность полюбоваться, то сначала я, конечно же, взглянул на Ниа — Мэтт был прав. Просто чудесно ему подходил этот длинный рот, чёрные слёзы и швы в различных местах, походил то ли на психа, то ли на металлиста какого-нибудь, то ли на Пьеро, к чему я больше склоняюсь. По правде говоря, я думал, что из него сделают скелет или мумию. Потом я посмотрел в зеркало на себя, стало не до смеха. Малыши сделали из меня тыкву. У меня буквально был грим хеллоуинской тыквы. И не совсем аккуратный. Не представляю, сколько времени уйдёт на то, чтобы это отмыть. Ещё и ужин скоро. — Вы большие молодцы, у вас явно талант! А теперь мы вынуждены покинуть вас. Хотя, местного Пьеро можете оставить себе, — я не удержался и немного съязвил, не критично. Но детишки решили иначе. Сказали, что нужен фотоотчёт, который они делают каждый год. Я с трудом выносил это, но делать нечего. Одна маленькая девочка с тёмными длинными волосами и светлыми глазами уже стояла с камерой. Я пропустил момент, когда она ею обзавелась. Сегодня больше ничто не сможет спасти моё положение, а я встал подальше от Ниа, на что малыши разозлились. — Вы должны стоять вместе! Вы же наши сегодняшние воспитатели и поделки! — Это уже слишком, — я возмутился, — вы разве сегодня недостаточно развлеклись? Мне ответил маленький пацан, чем-то похожий на меня. Светлые глаза, такая же одежда и такие же светлые волосы. — Тогда я могу случайно, — мальчик согнул два пальца на правой руке и проговорил второй раз, — случайно сломать камеру и вас поругают. Маленький засранец. Господи, никогда больше не буду соглашаться сидеть с детьми. Я молча смирился с требованиями моей маленькой полу-копии, нехотя встал рядом с Ниа, всем своим видом показывая, что мне это содружество неприятно, но на камеру широко улыбнулся. — Теперь вы свободны, за нами сейчас придут, — сказала девочка-фотограф. Она оказалась права, через минуту зашла крупная женщина в очках и непонятной одежде. Хорошо, что никого не заставили расхаживать по приюту и спрашивать про сладость или гадость. Нас поблагодарили за помощь, собрали детей парами и вывели из комнаты. Мы остались наедине, я собирался покинуть комнату, как вдруг Ниа, не обронивший ни слова за этот день, сказал: — Хотя бы сегодня ты мог быть проще. От такой наглости я опешил, я конечно мог его ударить, но он был настолько маленьким, что смог бы сложиться вчетверо после одной пощёчины, к счастью, я тоже умел разговаривать. Я повернулся к нему, положил большой палец на его фарфоровый подбородочек и приподнял к себе: — Твоя белая морда не будет указывать мне как жить и что делать, ясно? — Я говорил практически шёпотом. Ниа отстранился: — Зачем тебе это при детях? Что ты хочешь доказать? Я действительно держался из последних сил. — Слушай, если ты превосходишь меня в каких-то циферках, это не значит, что ты обладаешь педагогическими полномочиями. Просто отвали от меня, это был последний раз, когда мы сотрудничали. Ниа покачал головой, выдохнул, начал крутить прядь своих волос: — цветок не соревнуется с другими цветами, он просто растет, для себя. В ответ я тоже решил позволить себе обнаглеть и зарылся руками в его волосы. Мягкие. Ниа явно не ожидал. Я с лихвой улыбнулся. — Не стой у меня на пути, хуже будет, маленькая ты дрянь. Это были мои последние слова перед тем, как я отправился всё это смывать и переодеваться. А пока я умывался, я раздумывал над его последней фразой и над тем, что зря перешёл на оскорбления. Мда, не очень весело, но извиняться перед ним я точно не буду, ещё чего. Малышня. К ужину я опоздал, зато пришёл чистый и спокойный. На поиски красной макушки Мэтта, у меня ушло десять секунд. Он махал мне с конца столовой. Я взял себе немного риса с овощами и компот, затем спешно подсел к нему. — Как ты не опоздал на ужин из-за своих компьютеров? — Сегодня не было ничего необычного, просто нужно было их обновить, мне даже не дали особых заданий, скукотища, — Мэтт закатил глаза и принялся ковырять вилкой творожную запеканку. Я знал, как он ненавидел творог. — Зачем ты её вообще взял? — Я показал глазами на его тарелку. — Пытаюсь приучить себя есть всё. Мне посоветовали, — Мэтт поправил очки на лбу. — Что мы всё обо мне, да обо мне. Ты сегодня вон, целый день манекеном пробыл. Рассказывай. — Пусть меня задавит машина, но с Ниа я больше не буду иметь дел. — Всё настолько плохо? — Да. Мой соперник — недоумок. Я насильно пихал в себя пищу, которая по какой-то причине не лезла в горло. Фраза Ниа застряла в моей голове, я пока не знал способа от неё избавиться. Цветок не соревнуется с другими… Честно, я и сам не особенно уже понимал, зачем мы воюем, но мне казалось, что так нужно и правильно. Мы совершенно разные, я действительно стараюсь превзойти Ниа, чтобы выбор L пал на меня, но с каждым днём убеждаюсь, насколько я не подхожу. Я отвратительно стараюсь. Каждый божий день я смотрю в зеркало и не вижу будущего. Что со мной? И вся эта рефлексия происходит сейчас, в столовой. И не закончится ни сегодня, ни завтра, да я уверен, что не скоро, а может и вовсе никогда. — О чём думаешь? — любопытный Мэтт вытаскивает меня из раздумий. — О том, что хочу променять тебя на Ниа, — я отшутился. — Хм, ну тогда я променяю тебя на… — Мэтт сверлил изучающим взглядом всех, кто сидел в столовой, наконец сказав: — А вон, на повариху. Я рассмеялся, Мэтт подхватил. Зато голодным не будет. — Относи свою вкуснятину, погнали уже отсюда, — скомандовал я. — Хорошо, мистер тыква! И почему ты только не появился в таком виде здесь?***
С момента побега Мелло утекло уже много воды. Сам Ниа нашёл этот дневничок в комнате Мелло, когда пришёл, чтобы попрощаться, но понял, что опоздал. Ему действительно было жаль. Он хотел предложить помириться, даже несмотря на то, что шанс выслушать вселенские оскорбления в свой адрес выше, чем согласие на примирение, Ниа всё равно этого хотел. Перед уходом отсюда он в последний раз пробежался глазами там, где больше никогда не будет прежней жизни. Прежняя жизнь закончилась в принципе. С этого дня её больше нет. У Ниа не было привычки рыться в чужих вещах, но дневничок, мирно лежавший на комоде, он всё же забрал. Когда он осторожно взял дневничок двумя пальцами, оттуда вылетала детская фотография Мелло. Такой светлый и яркий, счастливый и красивый. Мелло в это время был уверен в том, что в его комнату первым зайдёт персонал, чтобы всё выбросить и заселить другого человека на его место. Или Мэтт, которого он потом найдёт и в случае, если тот его прочитал, откусит ему голову. В общем, тот вариант, что дневник заберёт именно Ниа, никем даже не рассматривался. Так никто вплоть до самой смерти не догадывался, что бирюзовый дневничок с пёстрыми наклейками теперь у Ниа, который после кончины Мелло перечитывает его от корки до корки, игнорируя любую мораль, любые устои и всякие там принципы.