Не сдерживайся

Влад спешно покидает готический зал, даже не заглянув в гримёрку. Ему ни к чему туда идти. Он не хочет никого видеть. Мужчина перепрыгивает ступеньки, намереваясь дойти до последнего этажа, что он и делает. Глубоко вздыхает, останавливаясь около окна. Открывает его нараспашку, несмотря на то, что на улице уже порядком похолодало. Облокачивается на подоконник, посматривая на улицу. Темно. Везде светят фонари, людей уже вообще нет. Изредка по дороге проезжают какие-то машины. Сегодня экстрасенсы завершили съёмки совсем поздно. Череватый шмыгает носом, когда ветер обдувает его лицо. По спине начинают бежать мурашки. Чернокнижник достаёт из кармана дрожащими руками полупустую пачку сигарет и зажигалку. Перед тем, как зажечь фитиль, с ненавистью стирает с щёк капельки солёной влаги, проводя по коже слишком резкими движениями, от чего та начинает краснеть. Он медленно затягивается, ещё медленнее выдыхает дым, смотрит на него, пытаясь отвлечь свои же мысли. Он просто старается не думать. — Влад? В горле застывает комок, когда Череватый слышит знакомый, обеспокоенный голос. Он не хочет, чтобы рядом с ним кто-то был. Это тяжело. — Уйди, Олег. — Я хочу поговорить с тобой. — Ты не понял, шо я хочу? — фыркает мужчина, пытаясь сдержать крупицы уверенности, которые у него остались. Он так и не поворачивается на Шепса. — Что ты хочешь, я понял прекрасно, — кивает самому себе медиум. — Но я хочу убедиться, что с тобой всё хорошо. — У меня всё заебись, — чернокнижник ловит взглядом уходящую из дома Стахеева Викторию. Она о чём-то переговаривается с Марьяной и Костей, весело смеётся и широко улыбается. Олег замечает, куда направлено внимание Влада. — Не думай про неё, — Шепс позволяет себе положить ладонь на плечо Череватого. — Да пошла нахуй эта Райдос! — Влад тушит сигарету, оставляя её в пепельнице и стремительно отходит от окна. Соответственно, и от Олега тоже. Чернокнижник оборачивается на младшего, каким-то злым, но при этом пронизывающим болью взглядом, смотрит на него. — Сейчас будешь мне нотации читать? За то, шо нельзя материть людей, особенно тех, с кем я работаю? — Влад, я тебя не осуждать пришёл, — вздыхает медиум, не совсем понимая, почему друг так сильно хочет прогнать его. — А поговорить. Может быть, успокоить… Если ты позволишь, — зачем-то добавляет Шепс. Череватый нервно смеётся, делая круг на месте. Он впивается в короткие волосы руками, будто пытаясь их оттянуть. Смотрит одурманенным взглядом. — Я спокоен. Извини, но я пойду. Мужчина делает первый шаг, но останавливается как вкопанный, когда Олег говорит: — Я видел, что ты чуть не заплакал, Влад. — Шо? — Я видел, что ты чуть не заплакал. Там, в готзале. Шепс не слышит ответа несколько секунд. Оглядывает Влада, но тот даже не оборачивается. — Иди в жопу, Шепс, — голос дрожит. — Влад, — Олег упорно следует за ним и пытается достучаться до мужчины: ему можно доверять. — Что же ты всегда кусаешься, как дикий ёжик? Я тебя поддержать пришёл. Позволь мне помочь. Олег осторожно укладывает ладонь на напряжённое плечо. Разворачивает Череватого на себя, хмуро смотрит на то, как тот опускает голову, лишь бы младший чего-нибудь не увидел. — Влад, всё хорошо, — мягче говорит Олег. — Не хорошо. — Почему? — Потому что отец, сука, всегда говорил, что слёзы — это удел слабых, — чернокнижник поднимает голову, не мигающим взглядом смотрит на Олега. А тот видит, как у старшего в глазах собирается влага. — Влад, послушай, ты в первую очередь человек, — начинает говорить Шепс негромким, успокаивающим голосом. — Не чернокнижник, не экстрасенс, не робот, а человек. У тебя есть эмоции и чувства, ты их ощущаешь, и с этим ничего сделать нельзя, да и не надо. Ты можешь злиться, радоваться, психовать, смеяться или плакать. Ты можешь делать всё что угодно, Влад. Никто из нас не железный. И это вполне нормально, что из-за воспоминаний о прошлом тебе стало плохо. — Ну видимо, не все такого же мнения. Вон, по мнению Райдос, я, блять, не висельник, раз среди живых стою. Череватый замечает, что Олег смотрит на него с каким-то переживанием. — Давай я тебя просто обниму, — и Шепс мягко прижимает его к себе. Влад чувствует себя странно. Он лишний раз никого никогда не обнимал, кроме жены и сына, люди на испытаниях обычно всегда сами просили обнять его, он, конечно, соглашался. Но мужчина никогда не обнимал никого, чтобы успокоить. Смотрел на то, как работают Шепсы, и удивлялся: им действительно дороги чувства и состояние незнакомых для них людей. Это казалось Череватому странным. А сейчас он стоит в объятиях младшего медиума и пытается сделать что угодно, лишь бы не заплакать. — Не сдерживайся, Влад. Всё равно тут только мы. Раздаётся тихий всхлип. — Я, блять, ненавидел себя, — начинает признаваться чернокнижник. — Всегда, сука, думал, шо делаю всё не так. Сначала отец, потом мать, одноклассники… Все были такими долбоебами, Олеж… Издевались ни за что просто. Всегда я всем чем-то не нравился, учителям тоже. Всем хотелось задеть меня, словами или делом. Обзывали, пиздили, постоянно замечания делали… И в бошку мне шо-то ударило, сброситься хотел. Под поезд прыгнуть, утопиться, повеситься, вскрыться — и всё разом. Думал о смерти постоянно, о суициде, я хотел этого… Я уже не мог терпеть… Я был тогда ещё таким мелким… — Олег прижимает к себе чуть сильнее, когда чувствует, что Влад начинает дрожать. На шее медиум ощущает влагу. — И вот, шо отец, шо всё окружение, блять… Говорили, шо я ужасен, омерзителен, а я совсем не понимал почему… Я не понимал, почему я делаю всё не так… — Тш-ш-ш, Влад, — Шепс поглаживает его спину через рубашку. — Ты не омерзителен и не ужасен, ты сильный, очень сильный. Не только как экстрасенс, чернокнижник, но и как человек. Каждый день бороться с собой и окружением… Это тяжело. Просто думай о том, что тебе удалось это всё пережить, в отместку словам и действиям всем, кто тебя обижал… — Они все идиоты, — сквозь зубы шипит Череватый. — Идиоты, Влад. Идиоты, долбоебы и все-все ругательные слова мира, которые существуют. Чернокнижник издаёт неровный смешок, когда начинает приподниматься, отрываясь от Олега. Быстро трёт мокрые глаза, когда понимает, что и так расклеился слишком сильно. — Они все уже заплатили. Это сделал, блять, не я. Это не я на них порчи нагнал, — поднимает взгляд к потолку, пытаясь сдержать новый порыв слёз, — их, сука, судьба наказала. — Видишь, что все всегда получают по заслугам, — Олег обхватывает Череватого за плечи, таким образом, не давая упасть и даря возможность понять, что сейчас Влад не один против всех в этом мире. Рядом с ним стоит Шепс. — И ещё на том свете получат. — Получат. Обязательно получат, — Влад шмыгает, наконец успокаиваясь. Ему холодно и он очень хочет наконец отойти от окна. В объятиях Олега было как-то теплее. — Порядок? — медиум тихо спрашивает его, поправляя задравшийся ворот чужой рубашки. — Ага. Спасибо, — тяжело дышит Череватый. — За такую помощь не благодарят, — всё ещё не отпускает, видя, что Влад находится в какой-то прострации. — Ты сейчас домой ехать хотел? — В магазин. Лены и Лёвы всё равно дома нет, к родственникам уехали, я из-за съёмок к ним только завтра вечером вылетаю. Олег внимательно слушает, кивает и думает о том, что всё же чернокнижника лучше не оставлять одного в таком состоянии. Мало ли, что может сделать или загнаться ещё больше. В конце концов, какой-нибудь ритуал на Вику провести. И как бы подло и некрасиво не поступила женщина сейчас, она тоже человек, поэтому это могло произойти в порыве эмоций. Лучше уж Владу сейчас сдержать чувства в себе, в который раз оказываясь сильнее окружающий, чем как-то нагонять порчу на обидчика. — Не хочешь ко мне поехать? — предлагает Олег. — Мы с Диманом «Игру престолов» будем смотреть. Он кстати, не против, если ты составишь нам компанию. Влад мнётся буквально пару секунд, но затем говорит: — Только чур с первой серии... И с попкорном. — Договорились, — медиум широко улыбается. Олег по-свойски закидывает руку на плечо Влада, замечая, что тот замёрз, и они начинают спускаться в гримёрку.