Буль!терьер.

Будучи с шишкой на голове, ещё ноющим плечом и со странным осадком после конфликта пьяного Чëрного с группой - Курильщик постепенно начал осознавать, что же он натворил, не сдержав смех, когда все начали цепляться за слова Чëрного о бультерьере и помощи с переходом дороги. Только после звонкого хлопка двери он понял, что Чëрный мог слышать и его: создалось ощущение, что этот необдуманный жест заставил Курильщика совершить предательство... Пускай Чëрный и начал первым этот нелепый разговор, чуть не искалечив его в попытках доказать другим, насколько тяжело им придëтся после выпуска. ...Или он пытался доказать лично Курильщику, насколько те не способны будут выжить одни вне стен Дома? Было не ясно. И, тем не менее, сейчас Чëрный явно был не в том состоянии, чтобы объяснять кому-то свои действия... - ...Нужно приложить что-то холодное, - внезапно сказал Македонский, выведя Курильщика из мандража. - болит? Курильщик, моргнув, спешно покачал головой. Но его взгляд всë ещё был прикован к двери: он даже не взглянул на Македонского, пусть и слышал его. - Я... Ты не мог бы придвинуть поближе мою коляску? - спросил Курильщик, хмурясь. Сфинкс, вздохнув, повернулся к нему, с упрëком уставившись на кисть руки парня, всë ещё массирующую больное плечо. - Не советую. Или ты хочешь опять попасть под горячую руку? - Сфинкс боковым зрением заметил, как Табаки уже готовиться пустить какую-нибудь острую шутку про руки, потому с укором перевëл внимание на Шакала, предупреждая того воздержаться. После же он вернулся обратно к Курильщику. - Просто дай ему остыть и не лезь. Поверь, он сейчас сам едва понимает, что несëт... - Мне просто хочется прогуляться. - отрезал Курильщик, пододвигаясь ближе к краю кровати и кивая Македонскому, чтобы тот не медлил с коляской. - Я всë понимаю... Думаю, мне тоже стоит побыть одному. Забравшись в коляску (не без помощи Мака, конечно) и устроившись в ней, Курильщик плавно поехал к выходу из комнаты, продолжая размышлять о произошедшем. Остальная группа молча провожала его взглядами (не считая Слепого), но стоило только ему открыть дверь и чуть выехать за порог, как Сфинкс вслед добавил: - Всë равно: даже не пытайся. Он не исправим и всегда будет стоять на своëм... - Я знаю, - бросил через плечо Курильщик, продолжая удаляться из комнаты. - спасибо, я уже навëл справки! С этими словами он выехал за дверь, оставив ту открытой. За ним прикрыл тот же Македонский. Сфинкс мрачно отвëл взгляд. Он раздражëнно фыркнул, присаживаясь рядом со Слепым. - Ох, о чëм это я? Они оба неисправимы... *** В коридоре не было следов, зато за собой Чëрный оставил много погрома и лëгкий запах алкоголя, коим несло от его, казалось бы, чуть ли не на весь Дом. Курильщик, когда за ним закрылась дверь четвëртой, неспеша поколесил к окнам, всматриваясь в улицу. Что же, чëрт возьми, произошло?.. Чëрный реально напился? Как? К чему он вообще начал доказывать всем, что о жизни за пределом Дома нельзя молчать?.. Столько пурги, а такой скандал... Да ещё и Чëрный наверняка потерял доверие к нему... ...Если говорить честно, то Курильщик и сам в какой-то степени разочаровался в Чëрном после устроенного им спектакля. Осадок был неприятным и таким давящим... Но даже несмотря на это Курильщик не мог не волноваться за Чëрного. Был разочарован, но не зол: даже с пульсирующей шишкой на затылке и плечом, на котором, возможно, позже будет синяк. Кстати о Чëрном... Оставить его так было бы действительно неправильно. Однако и слова Сфинкса звучали, как самый безопасный вариант: просто не трогать беднягу Чëрного. Дать выкипеть без остатка. Но если даже подумать не о том, что было бы правильно с точки зрения верного товарища или того же Сфинкса: чего бы хотел сам Чëрный, если бы мог сказать?.. Уже почти дойдя до мыслей о "правильном" и "неправильном", Курильщик и сам не заметил, как запах перегара и пятен алкоголя с одежды усилился. Не заметил он и того, что окна кончились классами: ближе всего к парню был общий туалет, предназначенный для того, чтобы инвалидам не приходилось тратить перемену, ковыляя или доезжая до комнат. И именно оттуда запах шëл сильнее всего... Вздохнув, Курильщик решил, что он не сможет спокойно разгуливать по коридорам, зная, что Чëрный близко. Да даже просто игнорировать его вечно не получилось бы: наорëт, не наорëт - уже не важно. Важность имело лишь то, не сделал бы сам Курильщик ему ещё хуже, чем есть сейчас... И вот, набравшись смелости и будучи готовым вытерпеть всë что-угодно - Курильщик открыл дверь туалета, свернув в бок так, чтобы потом можно было закрыть еë изнутри, а после как можно тише заехал в комнату, прикрыв за собой. Как и ожидалось, Чëрный действительно был здесь: стоял напротив зеркала, упираясь широкими ладонями в бортики состарившихся раковин и опустив голову... Толком не дëрнулся, как только зашëл кто-то ещё. Со стороны лица ничего не было видно, но было понятно даже со спины, что ему было паршиво. Тошнотворный запах также присутствовал... Как и нагнетающая атмосфера в сопровождении с ним. Ничего не говоря, словно боясь нарваться на немилость Чëрного, Курильщик остановился через раковину от него, по-прежнему в тишине наблюдая за эмоциями собеседника. Сейчас, если смотреть со стороны колясочника, Чëрный выглядел крайне жалко, но в то же время пугающе-неадекватно одновременно: в своëм отражении он скалился до перенапряжения скул со всей челюстью, лицо было красным, но при этом в глазах встали слëзы. Особенно пугали конкретно глаза: холодные и параллельно озлобленные, словно те искали кого пронзить насквозь, пытаясь найти счастливца в зеркале... И их злоба не просто пылающая, а переливающаяся всеми языками пламени; пожирающая рассудок Чëрного изнутри, будто огонь обгладывал дрова. А холод жгучий, как само обморожение... Как тонкие, искусно сделанные стальные иглы, вставленные и забитые с ювелирной точностью под ногти. Как глаза бультерьера, о котором недавно говорили в четвëртой... От вида одного только Чëрного у Курильщика пробежали мурашки от локтей до спины. Он испытал довольно смешанные чувства, когда понял, что этот взгляд перешëл со своего отражения на его собственное: он увидел Чëрного не просто злым, а... Подавленным? Да. Именно подавленным и взвинченным. Но тот немного сбавил обороты, смягчившись при виде знакомого. Безумие и устрашающая озлобленность за несколько секунд спали на нет: остался только холод. Когда Чëрный перевëл внимание с зеркала на парня, Курильщик дрогнул, хватаясь за спицы колëс и, в ожидании со страхом уставившись на пьяного холерика, сильнее вжался в сиденье. Ничего плохого ещё не началось, а он уже несколько раз успел поймать себя на мысли, насколько плохая была идея плестись за ним... Чëрный же кулаком вытер выступившую влагу на глазах, грустно улыбнувшись при виде такой реакции колясочника. - Ты считаешь так же, как они? - спросил он, застав Курильщика врасплох. - Скажи честно. Курильщик отцепился от колëс, впав в замешательство от вопроса. - Насчёт чего?.. - Про Наружность. - уточнил он, выпрямляясь и слегка покачиваясь: видимо, он где-то выпил ещё, прежде чем сбежать сюда. - Про то, что за пределами этого проклятого места... Примолкнув, Чëрный улыбнулся, но не радостно: скорее с усмешкой над произошедшим, но в то же время с какой-то нездоровой. Курильщик отвëл взгляд, ощущая себя неловко и не к месту. - Ты хочешь поговорить про Наружность? - поинтересовался он, прекрасно зная: речь о своей жизни за пределами Дома запрещена еë обитателями (но ведь не пойман - не вор, так ведь? Вы бы знали, как плевать ему уже было на все заговоры, загадки и правила Дома). Чëрный мрачно покачал головой. - ...Я хочу знать, не видишь ли ты во мне болвана, каковым выставили меня эти подонки, - ответил он, облокачиваясь копчиком на одну из кабинок с боку от раковин. - хочу знать, на моей ли ты стороне. От разговора, зашедшего в более мирное русло без навязчивости Чëрного и его привычек калечить всё на своëм пути - Курильщик слегка расслабился, будучи готовым поговорить, но всë же начал наблюдать за каждым действием Чëрного, словно тот что-то выкинет, если Курильщик скажет что-нибудь не то, или наоборот что-то лишнее. - Я с тобой, - вздохнул он. - прости... Я не хотел высмеять тебя вместе со всеми. Я- - Знаю. - перебил Чëрный. - Я расстроен не из-за собаки. Пускай думают, что хотят... Меня больше волнует, долго ли они проживут настоящим, когда придëт будущее за пределами этого места. - ...Спасение утопающих, дело рук самих утопающих, - внезапно даже для себя выпалил Курильщик, а потом, спешно закрыв рот, перевëл внимание на зеркало. - Нет-нет, всë в порядке: кажется, ты прав... - расстроенно согласился Чëрный, поспешив успокоить собеседника. - ...Одна лишь поправка: эти утопающие как-то не торопятся всплывать... Пьяно усмехнувшись от этой мысли, он отстранился от стены кабинки. Курильщик и сам представил такую картину: тонущие ребята из четвёртой группы, сидящие где-то на дне затопленной комнаты... Пока мимо них всплывают на поверхность вещи. И то, с каким умиротворением они набирают побольше воды в лëгкие... ...Может они и впрямь обречены за этими стенами? Или изнутри?.. Тем не менее, это действительно теперь уже их забота, а не Курильщика и Чëрного. - ...Эрик, - внезапно окликнул Чëрный Курильщика, заставив того дрогнуть от неожиданности: на памяти колясочника, это был первый раз, когда здесь его назвал по имени именно воспитанник Дома, а не его педагог или кто-либо другой. - они говорили что-нибудь после того как я ушëл? Задумавшись, Курильщик обдумал, что можно сказать за основу, уставившись в потолок и, упустив часть со своим уходом из комнаты, ответил: - ...Сошлись на том, что никто ничего не имеет против бультерьеров. Тут уже Чëрный скривил губы в подобие улыбки, запустив руки в карманы своих штанов, отвëл взгляд в сторону, осуждающе и наигранно качая головой, словно поражаясь людям, с которыми он живëт, а после не смог сдержать горькую усмешку. - Лицемерные сволочи... - скалясь, выплюнул он. - Вполне ожидаемо... Ну и чëрт с ними. Ты-то как? - Ты о чëм? - О тебе, - Чëрный изменился в лице, выглядя так, будто теряет терпение: порой тормозное мышление Курильщика доводило и его. - я имею в в виду, в порядке ли ты сам. Разговаривая с Чëрным, Курильщик совсем забыл про пульсирующую шишку и ноющее плечо. Точнее, он помнил о них, потому и боялся своего собеседника, но боль будто бы притупилась, пока они общались. На это едва можно было сказать что-то определëнное. - Всë путëм... Уже и не болит, - ответил колясочник, массируя пальцами плечо и неловко отведя взгляд. - ты зол?.. - М? - Чëрный слегка пошатнулся, но продолжил стоять. - На кого? На тебя, что-ли?.. Пхах! По-прежнему покачиваясь, Чëрный встал на одно колено, одной рукой опираясь на пол, а другой держась за раковину, чтобы опуститься на уровень с собеседником. Его застывшие пьяные глаза никак не гармонировали с собачьей ухмылкой: именно этот зрительный контакт и напрягал на тот момент, когда он напрямую уставился на Курильщика... Поразительно то, как пьяный человек способен напугать одним лишь неаккуратным действием. - Не зол. И даже не пьян, - с последним Курильщик бы поспорил, но, по-видимому, на этот вопрос его приятель отвечал скорее себе, увидев, как от него отшатнулся колясочник из-за резкого удушающего запаха. - я зол на всë здесь, кроме тебя. На весь Дом в целом. Что-то подобное в ответ и ожидал услышать Курильщик, но он не думал, что Чëрный так обозначит его среди всех. Даже не догадывался, что тот когда-нибудь скажет это ему лично: пускай и в нетрезвом состоянии. Даже будучи в таком напряжении между ними... Чëрный же придвинулся ближе, оставив считанные сантиметры до лица Курильщика. - Всë. Практически всë. Порой мне кажется, что ты единственный, кто делает моë пребывание здесь не таким бессмысленным... - перегар в перемешку со спиртовым духом ударил в нос. - Заебало быть изгоем. Теперь же заебало то, что я больше не один в этом курятнике... Но чëрт, ты бы знал, насколько ты спас меня от сумашествия здесь. Если бы тебя не перевели, я бы уже давно не держался за здравый смысл. Прежде чем Курильщик успел бы что-то сказать, громила одной рукой взял его за лицо, удерживая на месте, а после поддался вперëд, коснувшись губами чужих губ. Инвалид даже сообразить не успел, что произошло: во рту появился лëгкий вкус какой-то древесной настойки, язык был оторван от нëба и придавлен сверху, а на щеке уже находилась горячая грубая ладонь... Дыхание спëрло сразу же, тело не могло пошевелиться: мандраж явно взял своë... Что же, блин, делать?.. Чëрный пьян в зюзю, да и физически больше самого Курильщика. Оттолкнуть и закричать? Нет, либо начнëт буянить, либо обидеться (что допускать было нельзя: как бы странно это не прозвучало, но даже при таком раскладе Курильщик всë равно дорожил дружбой), а то и упасть с пьяну... Продолжить сидеть в полном шоке? Можно, но ситуацию не решит... Ответить взаимностью? А это вообще взаимно?.. Поцелуй был недолгим: спустя секунд пятнадцать губы с влажным звуком отлипли друг от друга. По всей видимости, у Чëрного кончился кислород: он запыхался, словно пробежал километр, а в глазах вместо холода появилось другое чувство - ожидание и надежда. Ещё будучи ошарашенным, Курильщик сидел с приоткрытым ртом, не зная что и сказать. Опомнившись, он закрыл рот и вытер губы обратной стороной ладони, пятясь на выход. Чëрный поник, осознав, что ответа не будет. Он встал с колен, отойдя от коляски и, опираясь на стену спиной, медленно сполз вниз, прислоняясь макушкой к холодной плитке. Он сгорбился, больше не смотря в сторону Курильщика. - Чëрный... - Уходи, - внезапно выпалил качок. - исчезни. Я не зол, слышишь? Не зол. Забудь про то, что я сделал. Прошу тебя, уйди... Оставь меня. Мне больше ничего не нужно, спасибо... Колясочник ощутил, как где-то чуть ниже груди холодеет. Он начал думать, что сказать и как поддержать, но после понял окончательно: он ничего не сможет с этим сделать. Слишком напряжëнно и неловко. И, даже если он попробует что-то сделать, то наверняка станет только хуже... Лучше не рисковать. Он и так ослушался Сфинкса. И поэтому он просто повиновался: начал колесить прочь, лишь изредка оглядываясь. С одной стороны, он был рад покинуть туалет, а с другой его мучила мысль... ...Может стоило сказать "да" Чëрному? *** Здравый смысл... Теперь Курильщик лежал на своей койке, смотря вверх. Встретили его равнодушно, как будто и не уходил: Табаки пел, Слепого не было, Лэри у девушек... Македонский лишь проводил прибывшего сочувственным взглядом, увидев красное, шокированное лицо колясочника. Сфинкс же смотрел сурово, с выражением лица: "а я говорил", но Курильщик не удосужился посмотреть на него, даже когда тот устало вздохнул. Наверное, они думали, что ревел недавно или хотел заплакать, судя по физиономии Курильщика, но всё было гораздо хуже: он горел. То ли от мысли о поцелуе, то ли от стыда за то, что не смог дать нормальный ответ Чëрному. И чувствовал себя слишком хреново, чтобы реагировать на кого-либо из соседей и отвечать на их злорадство: просто не до этого было. Тот поцелуй... Из-за того, что Чëрный пьян, или он действительно хотел?.. Прижав кончики трëх пальцев к губам, колясочник задумался о том, что губы липкие и местами раскусанные. Неужели кто-то реально мог бы хотеть первый поцелуй с ним..? Звучало странно. Но в какой-то степени даже приятно. Надо будет потом поговорить с Чëрным об этом, когда тот протрезвеет. Он прикрыл глаза, натянув улыбку и слегка надавив подушечками на нижнюю губу посильнее. Македонский и Сфинкс переглянулись, не понимая, что с Курильщиком. А им и не надо знать: пусть и дальше гадают... Всё равно они далеки от сути.