«…И если у Вестников всё-таки не лопасти, как он поднимется сюда?.. Посмотреть стоит.»
Прославленный Путешественник поглаживает подбородок, устремив взгляд в туманную пропасть. Где-то там, в глубине, едва виднеется отпрыск острова – округлый и скромный. «Появится эффектно, как обычно», – хмыкает Итэр беззлобно. Руки скрещены на груди, одежда стекает свободно, мышцы почти напряжены.
Эту встречу назначил Итэр, само собой. Как бы ни был смышлён его ласковый зверь, заглянуть в сознание Сошедшего ему не дано... Разве что всё написано на лице самого Путешественника.
Всё – до мельчайшей судороги губ.
Инадзума оказалась бессмысленной. Сёгун оказалась бесполезна.
Какие бы приятные знакомства он ни завёл в нации Вечности, ни один из его новых попутчиков не дал ответов. Легкомысленные и эгоцентричные, сдержанные и хитрые, наивные и озлобленные – ни в ком из них Итэр не нашёл отдушину...
Почти ни в ком.
-- Итэр, Итэр… Ты ведь не журавль и не камень. Не стой на краю, мой прелестный друг.
Лава не успевает коснуться плеча – прежде развёртывается Путешественник.
Встречаются – виноватая усмешка и разгорячённый лёд.
-- Я, кажется, припозднился?
-- Непростительно.
-- Верно, верно... О
Архонты, как же мне загладить свою вину? Может, снова подставиться под твой точный до страшного меч? Или...
-- Сними эти дурацкие очки.
Смех Эндзё рокочет по мёртвым пустырям. И всё же – как тут воспротивиться – оправа сползает с переносицы, предвосхищая тёплое прикосновение к щеке.
-- Пробирался к тебе сквозь коллег и бумажную волокиту, душа моя.
Теперь с губ Итэра срывается смешок, когда фигуры – могучая и
Чтеца – опускаются на розовый в клеточку плед и сиреневый камень.
-- Только представь – снова взвалили на меня все отчёты! Я прекрасно понимаю, что махать водяными ножичками приятнее и проще, а для бумаг нужны маломальские умственные способности, но какова наглость! «Тебе ведь не впервой в безделушках копаться»! Тьфу!..
Плотными перчатками Путешественник укрывает моти от искр.
-- Но, говоря о безделушках, -- смягчается голос, -- где же твой неугомонный компаньон? Неужели ты бессовестно сбежал?
Итэр не глядя протягивает онигири – пожимает плечами:
-- Оставил на попечение Ёимии. Она уж точно справится.
Серая ухмылка медленно угасает. Тянется – и тёмный коготь утирает уголок чистых губ, как бы невзначай обращая к себе подбородок.
-- Человеческие чувства для меня потёмки, но тебя будто что-то тревожит, мой ненаглядный. Хочешь риса?..
Золотые кинжалы обращаются к Эндзё. Сиюминутное колебание --
-- Хочу тебя.
Такие острые и точные, что у Чтеца расширяются глаза.
-- Хах?.. Прямо здесь?
-- Сейчас.
«А раньше чуть ли не уговаривать приходилось», -- думается,
но не успевается –
Быстрее мысли пальцы сжимают плечи Эндзё и бёдра опускаются меж бёдер.
Их, худые, обнимают пришедшие в себя когти.
-- Ты сегодня проворнее об...
-- Молчи.
Дрожь доносится до заострённых ушей. Ей ответом – печальная улыбка, ложащаяся на шею.
-- Конечно.
-- Сегодня... Возьми меня. Хочу чувствовать тебя в себе.
Осторожно оголяется звёздная кожа.
-- Ха-ха... Уверен? Такого у нас, кажется, ещё не было.
-- Уверен... Уверен.
-- Ну, раз так... Как моя душа пожелает.
Поднимается ладонь, высвобождая Пиро – и вслед за ней возникает орган... Причудливой формы. Расширенный у основания, постепенно заостряющийся кверху – горячий, прижимается к оголённому животу, едва не обжигая своей пульсирующей оболочкой.
Из груди вырывается нервный смешок.
-- Разглядываешь, будто в первый раз, любовь моя.
Тёмная перчатка задумчиво скользит по губам.
-- Он стал больше?
-- С прошлой нашей встречи? Боюсь, ты меня переоцениваешь...
-- Точно стал.
Эндзё не смог бы сказать, сколько неловких мгновений проходит – с ним, разглядывающим Итэра, и Итэром, разглядывающим его член – прежде чем последний, кивнув самому себе, тянется к рюкзаку на другом конце пледа, поддерживаемый за грудь.
-- Вот.
Чтецу протягивают – без зазрения совести – голубой фиал. И губы приоткрываются было, ожидая ответов – благо, прерываются мягким смешком.
Пробка звонко выстреливает, окутывая лаву льдом. Его, текучий, тягучий, погружают в напряжённое кольцо, разглаживая стенки нежно и настойчиво. Прохладная судорога поднимается от копчика по позвоночнику, прогибая Итэра в спине, и высвобождается тихим вздохом. Как такое может не вызвать улыбку.
Пальцы задают ритм; поступательно – вперёд и едва назад, снова вперёд, и назад, и сосуд, опустошённый, исчезает где-то у земли.
-- Стой... Дальше я сам.
Краешек уха согревает поцелуй:
-- Давай-давай.
Тёплые ладони помогают бёдрам приподняться, а покалывающему входу – прильнуть к острящемуся навершию.
-- Не боишься?
-- Кто не рискует, тот не пьёт сакэ.
-- Это что же, инадзумская поговорка?
-- А как же.
Приглушённые радости сливаются.
-- Только... Держи меня крепче.
И когти нежно впиваются, когда, вторя поцелую в висок, опускаются бёдра Итэра. Вдох тихий на закушенных губах; толчки осторожные и упорные, почти жадные, неравномерные – пока бёдра обоих не входят в единый ритм, встречаясь, расходясь, и встречаясь, и снова, и снова; и горячеют органы, и ласково обжигают поцелуи, и спирается будто бы воздух, затмевая сознание странной – удивительной – близостью,
«Эндзё!..»
Пока влага в глубине не мешается в колюче-жгучий союз, согретый истощёнными лёгкими.
По горящим губам катится талая слеза.
***
Нимбом светится вдалеке рукотворная искра. Одинокая, в камень закованная, возвышается над Энканомией, возвещая в мёртвом царстве день.
Кончики когтей цепляются за волосы, перебирая их золото. Одним вишапам известно, сколько они лежат так – грудь к груди, созерцая невидимые звёзды.
Их горькую тишину нарушает прорезавшийся голос:
-- Ты назвал меня другом?
-- Другом? Я? Помилуй, я бы ни в жизни... Друзьям не дарят ожоги на филейной части. Так что – будь добр – береги этот дар как зеницу ока; я старался.
Одинокий смешок откликается тишиной и замирает под каменным куполом.
Вдох.
-- Мы с Паймон направляемся в Сумеру...
-- Знаю.
Молчание тянется нитью дрогнувших губ.
-- Думаешь...
-- Конечно. И не раз, душа моя – твоя царственная сестрёнка заждалась, а там и до меня недалеко. Может, и в архивы заглянешь на огонёк.
Горько мерцает звезда.
-- Не умри до нашей встречи.
-- Как посмею. А ты... -- мгновенье. -- Вспоминай иногда. Обещаешь?
-- Обещаю.
Кончики когтей цепляются за волосы, перебирая их тёплое золото.
Кончики пальцев жмутся к груди, согреваясь её угасающим пламенем.
