Театр вампиров

Тарадор никогда не отличался разговорчивостью. Как и все воители-ангелы, которым перевалило хотя бы за второе столетие, он чаще бывал угрюмым, чем радостным, чаще погружался в себя, чаще ворчал на современную молодёжь. Всё менялось после долгих, томительных часов страсти, проведённых с Карлоттой. У него было много доноров, но её он охотнее предпочитал остальным. Её он обучил правилам поведения в обществе бессмертных, вытренировал, научил защищаться, вытащил из долгов, расправился с её врагами. Лотта была многим обязана Тарадору, была благодарна ему за спокойствие, мирную жизнь и надёжность. Но также он обещал обратить её. И всё никак не протягивал к её губам руку со вскрытыми венами. Это огорчало Карлотту. Она выполняла все его поручения, по-прежнему была лучшей и любимой в его гареме, но желанной награды так и не получала. А недавно она узнала, что многие ангельские общины веками соблюдают одно правило — правило воздержания. И для того, чтобы стать ангелом, нужно до 25 лет оставаться девственником. Лотта была моложе. А Тарадор был милым, наглым и обольстительным. Думая об этом, она водила пальцем по белесым шрамам у него на груди, глядя в спокойное лицо ангела. Она лежала на его мягких крыльях, Тарадор обнимал её, всё ещё тяжело дыша после выпитой крови и акта ретивой любви. Он не обратил Карлотту. До сих пор. И потому она не хотела говорить ему о своей беременности. — Узнаю этот взгляд, — хмыкнул Тарадор, проведя языком по клыкам. — Кто-то снова захотел поскандалить. Карлотта приподнялась, откинув назад пышные чёрные волосы, окинула взглядом серафима. — Я выполнила твой приказ, — негромко произнесла она, ладонью водя по крепкому, соблазнительному телу. Будучи человеком, Тарадор явно занимался изнурительным, отупляющим трудом, который и превратил его в совершенство мужской красоты. — Я стала подругой Изабель. Я провела тебя в театр. Ты узнал, кто встал на сторону Призрака Оперы, ты выяснил, кто служит ему и кого он ненавидит. О... ты ещё говорил о королеве вампиров. Полагаю, она тоже в театре. — Ты всегда была милой, догадливой ведьмой, — улыбнулся он. — И за это я хочу свою награду. Выражение лица Тарадора не изменилось. Он протянул руку, чтобы погладить девушку по щеке, но она лишь хлопнула по его ладони. — Лотта.., — произнёс он. — Я достаточно служила тебе. Либо ты делаешь меня ангелом, либо сходишь с ума от уз крови. — Лотта, — процедил он. — Ты представляешь, насколько опасно быть ангелом? — А ты? Ты хоть представляешь, насколько опасно среди бессмертных быть человеком? Ему было нечего возразить. Девушка долго сверлила его взглядом, но, не дождавшись никакого ответа, встала с кровати и подняла с пола свою одежду. Разговор был окончен. Карлотта устала от скандалов, неблагодарности и напрасных надежд. Она всегда была эмоциональной, вспыльчивой, но в последнее время чувства были ей в тягость. Настолько, что её могла заставить расплакаться даже разбитая чашка. Может, рассказать об этом Изабель? Поделиться переживаниями, проплакаться, излить душу. С монашками Лотта конкурировала, между ними никогда не было и не будет дружбы. А вот с вампирским донором ей было нечего делить. Да и Изабель была... искренней. Редкое качество для спутницы древнего вампира. — Я добыл кровь генерала, — со вздохом произнёс Тарадор. — Кровь Гелиос, если быть точнее. — Поздравляю. — Лотта, — с нажимом произнёс серафим. — Сила этой крови сделает меня более могущественным. И тогда после обращения ты не будешь бескрылым птенцом. Ты тоже станешь гораздо могущественнее. — Чего же ты её не пьёшь? — Я расскажу, если успокоишься. Лотта хмуро смотрела на него, скрестив руки на груди. Она давала ему столько вторых шансов, что от этого уже начинало тошнить. Но... она не была дурой. Пожив в гареме всего месяц, девушка хорошо усвоила, что гордость здесь может только навредить. И если что-либо само идёт в руки, из этого нужно извлекать выгоду. Особенно если это что-то — информация. Вздохнув, она опустилась на кровать, позволила Тарадору поцеловать тыльную сторону ладони, плечо, шею и, наконец, губы. Ангел накрыл её тяжёлыми, тёплыми крыльями, спасая от прохлады комнаты. С ней он всегда был нежен. — Я не хочу разрывать наших уз крови. Карлотта вскинула брови, встретившись с ним взглядом. Тарадор оборвал её речь, опустив палец на губы девушки. — Я так стар... в мире осталось так мало того, что приносит мне радость, – прошептал он. — Лотта... позволь любить тебя ещё немного. Пока это возможно. Девушка вспыхнула. — Дурак престарелый. А чем я сейчас занимаюсь? — она отвела взгляд. — Да пожалуйста. Люби, хоть облюбись. Жалко что ли? Ангел рассмеялся, обнажив клыки. — Ты так молода, но сварлива, будто тебе три сотни лет. — Не нравится — хлопнул крыльями и вылетел к чёртовой матери отсюда. Он не ответил, лишь провёл клыками по шее девушки, несильно царапнув кожу. Карлотта задрожала. От свежего укуса ангела всё ещё саднило кожу, но, если бы он снова присосался к её шее, она не была бы против. Тарадор отвлекал внимание девушки, сбивал с толку. Иногда он так делал, чтобы не обсуждать неприятную тему. — И это всё? — произнесла она, нехотя отстранясь от Тарадора. — Не смеши меня. Ты одержим генеральшей. Узы крови не остановили бы тебя от возможности выпить её кровь. Он тяжело вздохнул. — По легендам кровь верховного ангела горит на воздухе. Она обожжёт мне пищевод, прежде чем достигнет желудка. Горит на воздухе... У ангелов горячая кровь — и буквально, и фигурально. Настолько горячая, что Карлотта в первую неделю совместной жизни думала, что Тарадор тяжело болен, и за ним нужен уход. И он действительно был болен. Жаждой. После неё его тело остывало не от лекарств, а от пары литров крови. Насколько же мощной должна быть пылающая кровь? Должно быть, за неё ангелы бы с удовольствием добили остатки своего войска. — Как это к тебе попало? Тарадор вздохнул, накручивая пряди пышных чёрных волос девушки себе на палец. — От короля вампиров. Настоящего. Карлотте не нужны были дальнейшие объяснения. Полярис действительно боялся Призрака Оперы, раз решил передать настолько мощное оружие своим врагам — ангелам. В Ночи ночей победителей не было. Королева вампиров, супруга Поляриса исчезла, сам Полярис бежал, Призрак Оперы был ранен, а Тарадор лишился всех, кого знал и любил. Он создавал новую армию из тех остатков, что смогли пережить гнев могущественных вампиров. И пускай Тарадор другим казался добродушным, спокойным и приветливым, Лотта хорошо знала, насколько тяжёлый камень был у него на сердце. — С этой кровью, — выдохнула девушка, — мы можем не только от Призрака Оперы избавиться. Но и от Поляриса. — Нет, Лотта, — он вздохнул. — Нельзя. Если эти земли останутся без повелителей ночи, на них позарятся другие. Король вампиров из Англии старше меня, о японском ничего неизвестно, а возраст африканского — тысячи лет. Полярис молод и спесив. Лучше он, чем действительно могущественный вампир. Карлотта потёрла шею. — Но ты можешь примкнуть и к Призраку Оперы. — Считаешь? — он улыбнулся. — Что ж... у него никогда не было острых конфликтов с ангелами. Но в то же время он никогда не проявлял к нам дружелюбия. — А Полярис? — А он.., — Тарадор вздохнул. — А он, как и короли до него, воевал с нами. Он надолго замолчал. — Когда Гелиос пропала, вампиры пытались вытравить нас, добить, уничтожить, — он провёл ладонью по лицу. — И им почти удалось. Европейских ангелов меньше, чем тех же сибирских или индийских. И из-за этих давних войн наши старейшины окончательно лишились рассудка. — Но теперь, — произнесла девушка, — теперь всё изменится. Ты возглавишь ангелов, ты возродишь святое воинство. Ты, Тарадор... — Не думаю, что я готов. Карлотта сжала его руку, вглядываясь в молодое, резко очерченное лицо мужчины. Ей он и нравился этим. Несмотря на внешнюю молодость и свежесть, в глубине души он был стариком, полным тревог и переживаний. Юноша не способен так чувствовать, не способен быть таким невыносимо серьёзным и строгим к самому себе. — Тади... — Гелиос нет уже две тысячи лет, но её наследие живо. Она устраивала хитроумные ловушки, она выходила победительницей даже с малым войском, она ловко вела политические игры. Если представить, сколько ответственности на неё валилось... любой бы предпочёл исчезнуть. Карлотта обняла его, гладя по плечам. — Я не могу быть таким же, — продолжил ангел. — Я... в Ночь ночей я подвёл всех. — Не говори глупостей. — Глупости, Ло? — он закрыл глаза. — Мои друзья погибли, потому что мы послушались приказа старейшин. Абсурдного приказа. Самоубийственного. Карлотта поцеловала его в щёку. — Я до сих пор жалею, что остался жив. Он говорил это без эмоций. За сто с лишним лет, прошедших после Ночи ночей, чувства должны были угаснуть, притупиться. Но разрывать изнутри не переставали. Товарищи, братья по оружию, семья. Тарадор потерял всех. И всё новое, что он пытался создать своими руками, казалось непрочным, хрупким, легко разрушалось. — Ты остался жив, чтобы дождаться меня, — прошептала она, перебирая светлые волосы ангела. — И убить всех вампиров вместе со мной. Всех на Земле. — Ло... это невозможно. — Ангелы живут долго. Ни за что не поверю, что для вас существует хоть что-то невозможное. Он грустно улыбнулся. — Когда тебе стукнет первая сотня лет, — произнёс он, — ты поймёшь, что в чём-то мы гораздо слабее людей. Хотя и выше их по пищевой цепи. Тарадор провёл рукой по лицу, зарылся пальцами в волосы. В следующую секунду он упал на кровать, роняя Карлотту на себя. Она в ответ хлопнула его по груди. — Эта кровь... заставила меня задуматься. — О чём же? — девушка приподнялась на локте, глядя в лицо Тарадора. — Если даже ангел не может её выпить... как же это удалось древним людям? — он вздохнул. — Генерал обращала целые войска, наблюдала за тем, как у них росли крылья. И, что более важно, почему крылья Гелиос сияли ярче солнца, а наши... обыкновенные? Карлотта хмыкнула. — Ты сам знаешь, как часто время искажает смысл мифов. — Знаю, — его голос звучал устало, сонно. Настала ночь, и в это время ангелы засыпали мёртвым сном. — Но в них немало правды. Девушка провела пальцами по его губам, подбородку, шее. — Куда ты дел кровь, Тади? Он молчал пару секунд, закрыв глаза. — Сейф, — его голос звучал неразборчиво. — У меня... Тарадор уснул, но большего Карлотте знать и не требовалось. Девушка поцеловала мужчину в щёку, убрала его руку со своего плеча и встала. Она быстро оделась в грубую чёрную одежду, взяла фонарик со стола и ключ от кабинета Тарадора. И, прежде чем уйти, Карлотта накрыла спящего одеялом. В конце концов, сегодня он был скорее милым, чем вредным. Она шла бесшумно вдоль каменных коридоров старого храма. Луч фонарика давал достаточно света, чтобы Лотта видела своды высоких потолков и тяжёлые шторы на окнах. Лунный свет был вреден для ангелов — от него у них появлялись холодовые ожоги — и потому в их ночных убежищах либо не было окон, либо были тяжёлые шторы. Стены храма были голыми. Ангелы ценили аскетизм. И, пока взгляд ни на чём не задерживался, тревога Лотты усиливалась. Она знала, что делать с кровью. Знала, как извлечь её и не допустить воспламенения. Странно, что Тарадор не додумался до этой простой идеи. Карлотта спрятала фонарик под одеждой, открыла дверь в кабинет, вошла. Зажигать свет не стала — не хватало, чтобы её заметили с улицы раньше времени. Храм охраняли падшие ангелы и пара оборотней, и от них у Лотты были бы только проблемы. Код от сейфа она узнала давно. Тарадор не хранил в нём денег, драгоценностей или огнестрельного оружия. Но там был чей-то дневник на незнакомом языке, длинная прядь рыжих волос и женские шёлковые перчатки. Зачем ангел хранил это — для Лотты оставалось загадкой. Если только он не пытался сохранить память о той, кем дорожил даже после её смерти. Лотта тряхнула головой и без проблем открыла сейф. Думать об этом будет после, как и устраивать ему скандалы из ревности. Сначала — кровь. И, увидев её, Карлотта испытала разочарование. Ей казалось, что кровь генерала ангелов должна быть необычной — голубой, сияющей ярче солнца, как и крылья, дымящейся. Но она была обычной. И хранилась в старой пыльной склянке. Плотное стекло от времени стало тусклым, неровным, на нём виднелись следы гари. Тёмно-красная обычная кровь. И колба с ней была закрыта тонкой, но плотной металлической мембраной. Карлотта невольно улыбнулась. Это всё упрощало. Поначалу она думала перелить кровь в бескислородной среде или разбавить её какой-нибудь жидкостью. Но для первого нужна была целая лаборатория или помощь мага, а второй способ мог быть неэффективен. Вряд ли после разбавленной крови получился бы сильный ангел. Как хорошо, что медицина и наука у вампиров шагнули на столетия вперёд. Пальцы Лотты дрожали, когда она взяла в руки склянку. Ледяная. Никакого жара ангельской крови. Впрочем, а чего она ждала? Эту кровь извлекли, сотни лет назад. Удивительно, что она осталась жидкой и не свернулась. Лотта сильно сжала склянку в руке, и от волнения её сердце готово было выскочить из груди. Разве это — не то, о чём она всегда мечтала? Кровь ангела в её руках, кровь бессмертного. Могущество богов в одном маленьком стеклянном сосуде. Но, разве она шла не затем, чтобы показать Тарадору, каким образом он мог бы это выпить? Разве не для него она пробралась в кабинет за склянкой? Для него. Но если подумать, сделал бы Тарадор то же самое, поменяйся они ролями? Эти мысли были для Лотты невыносимы. Ангел клялся ей в любви, доверял ей, обожал её, но... Она подняла взгляд на рыжую прядь, на дневник, на перчатки. Между ними всегда была тень другой женщины. Несчастье Лотты заключалось в том, что она была похожа на неё, но никогда бы ею не стала. Карлотта вновь посмотрела на склянку. Может, разбить? Тарадор не рыпнется с места, не нападёт на Призрака Оперы, не погибнет. А вампир, этот надменный ублюдок, не обратит на него внимания. Тарадор простит Карлотту. У него не останется выбора. Они уедут. Куда-нибудь далеко на север, в глушь, где не будет ни одного вампира, способного им помешать, где полярный день длится по полгода, где никто не сможет разрушить её маленького счастья. Даже женщина из прошлого. Но ведь это неправильно, не так ли? Нужно показать Тарадору, как правильно проткнуть мембрану, как выпить кровь. Верно? Сморгнув слёзы, Карлотта встала и ушла, не закрыв сейф, не спрятав улики. Каждый шаг был таким тяжёлым, словно ей на ноги надели кандалы.