Проект "ХРОНО" По велению сердца

Вязать и пристёгивать к креслу, не стали. Ну и то хорошо, я бы не удивился. Потом, глядя на застывшие лица солдат, на побелевшие пальцы сжимавшие автоматы, понял почему. Вовсе не по причине благости и доброго ко мне отношения, а из страха. Побоялись, что я не дам себя связать. А на что, обершарфюрер Кудашев, способен, если сердится, все видели в лесной Смоленской заимке. Может и успели бы убить, но вдруг нет, и он бы успел? Повреди я этот большой, незнакомый корабль, и всё! Застрял бы отряд тут, в неведомой дали, на веки вечные! С вероятностью в 100% можно предположить, ещё одну спасательную экспедицию, за ними не пришлют. И эта то, больше похожа на чудо… Но что сделано, то сделано! С самого начала, я не хотел афишировать свои новые способности, а тут так глупо прокололся! И хуже всего, сделал это против воли. Не выдержал. Переполнявшая меня сила просто выплеснула наружу, штормовой волной, ураганом. Своего я конечно добился. Там, в чужом мире, где остались новые друзья, страху на врага я нагнал. Теперь был почти спокоен и за Машу с отцом и за Сергея с женой. Но вот стоило ли это того, что теперь, солдат в знакомой с детства форме, сидящий напротив, совсем не мальчишка, наверняка побывавший не в одном бою, поглядывает на меня с плохо скрытым страхом. Хотя о чём я?! Жизнь людей, ставших мне близкими, стояла на кону! Конечно стоило! Маленькое помещение, наверное, три на три метра, скорее всего, судя по штабелю ящиков в углу, используется как склад, наскоро приспособленный для содержания спасённого пилота, вновь сделавшегося пленником. Трое солдат, пристально наблюдающие за мной. Один слева, усевшийся на патронных ящиках, второй справа у стены, а третий, облокотился на стену рядом с овальной дверью почти в рост человека. Дверь наверняка заперта снаружи. М-да… Чуть слышно, на грани восприятия родился и стал усиливаться гул с частотой почти не воспринимаемой человеческим ухом. Но это человеческим, а мне он просто впился в мозг, а потом, неожиданно сменив тональность, будто обложил плотно голову ватой, а через мгновение сразу стало легче. Глаза гренадёра стоявшего у двери и неотрывно смотревшего на меня, округлились, а лицо стремительно побледнело. Я почувствовал тёплую струйку стекающую по губам к подбородку. Прижал ладонь к лицу, а потом поднёс к глазам. Носом пошла кровь, попадая по приоткрытым губам в рот, но её вкуса я не чувствовал. -«Сядьте, ребята, сейчас взлетать будем! И держитесь за что-нибудь!» - сказал я, и сам не узнал своего голоса. В заложенных давлением крови ушах, он звучал словно чужой, безжизненно и глухо. Стоявшие солдаты, даже не думая спорить, быстро сели, ища за что бы уцепиться. Никто из них уже не хватался за оружие, больше заботило, как бы пережить старт корабля. Их товарищи, расселись с полукруглом помещении, через которое меня провели по дороге в эту импровизированную камеру, Там стояли по обе стороны прохода широкие мягкие скамьи со спинками, и ремнями фиксации, ума не приложу, почему и нас там не усадили. Перед глазами всплыло изувеченное тело бедняги Ролле, а ведь в день нашей аварии он был пристёгнут так как нужно. Случись что не так, нас четверых, просто размажет по этим выкрашенным в мрачный серый цвет металлическим стенам. Ускорение способно превратить нас в окровавленные мешки с переломанными костями. Гул в моей голове почти утих, но его сменила вибрация идущая откуда то снизу, из под стоящих на мягкой губчатой резине покрывавшей пол, ног. Какой странный летательный аппарат! Я даже не мог представить, что такие существуют. Откуда он взялся?! На мгновение, появилось дурацкое чувство гордости, что ради меня, простого по сути солдата, используют такое чудо техники. Сразу чувствовалось, что движет им совершенно иной уровень технологий, чем привычных уже двухместных «VRIL-Jager3». Я почувствовал, что мы оторвались от земли и стремительно набираем высоту. Активировать хрономатрицу, нельзя до набора высоты в пять тысяч метров и я наверняка почувствую её включение. Не зря же я штурман «Зондербюро 13»! Я прикрыл глаза и успел про себя досчитать всего до шести, когда перед глазами на краткий мир всё поплыло, зарябили, выстраиваясь в причудливый объёмный узор линии самого разного оттенка. Ого! За шесть секунд, эта махина почти в пятьдесят метров, вышла на высоту включения хрономатрицы! Быстрее чем «Вассерфаль», примерно на уровне скорости снаряда из старушки Flak 41. И что самое главное, скорость набрана мгновенно и совершенно не чувствуется ускорение и перегрузки. А ведь снаряд Flak 41 покидает ствол с перегрузкой более сорока тысяч G. Будь мы на обычной ракете…, даже думать не хочется! А самое главное, я даже отсюда, без приборов, чувствую пульс хрономатрицы! Теперь я уверен, что могу управлять хронолётом один, без второго пилота. Оказывается это так просто! Хм… хотя это ещё кому просто, а кому и нет. Но вот это знание, точно следует оставить при себе. Секунда текла за секундой. Голова слегка гудела от пёстрой мешанины пересекающихся разноцветных линий, но я постарался отвлечься от них и решил заняться чем то приземлённым. Например, вытереть перемазанное кровью лицо. Как кстати оказалась в набедренном кармане упаковка с бинтом и салфетками. Открылась бесшумно дверь и к нам заглянул профессор Вигман, наверняка не может дождаться возможности завалить меня огромной кучей вопросов. Увидев меня с окровавленным лицом, он перепуганно всплеснул руками и повернулся к охранявшим меня солдатам, которые к тому времени уже поднялись с пола. -«Успокойтесь, герр Вигман, это всего лишь перепад давления при старте!» - сказал я, предвосхищая его вопросы, и разрывая вощёную упаковку с бинтами, сам удивляясь своему, глухому, будто чужому голосу. Профессор тут же выскочил за дверь, но почти сразу вернулся и протянул мне флягу. Как нельзя вовремя. А то кровь уже начала засыхать и стягивать кожу. Сухие салфетки только скребли её, будто наждачная бумага. Я открутил крышку фляги и смочил плотную марлю в руках. Сразу резко запахло спиртом. Вообще отлично! Кровь давно остановилась, забив сухими корками нос, на то что бы вытереть лицо, приводя себя в порядок, ушло пару минут времени. Профессор всё это время стоял напротив меня и готов был просто взорваться от нетерпения. Я не нашёл ничего лучше, как убрать скомканные, перемазанные салфетки в карман и вопросительно глянул на Вигмана. Он явно находился в замешательстве. Огромное количество вопросов, теснились у него в голове, толкаясь и оспаривая своё первенство. Наконец он спросил: «Кудашев, объясните наконец…» -«Профессор Вигман!, - послышалось сзади, от двери, - я запрещаю, до прибытия на место, какие либо…. допросы, обершарфюрера Кудашева!» Новоявленный командир, штурмбанфюрер СС Карл Бюркель, вошедший в сопровождении Киндлера в помещение, всем своим видом показал, что спорить с ним бесполезно. В бывшем складе, сразу стало слишком тесно. Карл Вигман, попытался, что то сказать, но тут же передумал и протиснулся мимо офицеров к выходу. Бюркель внимательно осмотрел меня и спросил, не нужна ли мне помощь медика. Я отрицательно покачал головой. Серьёзный тип. Специальный представитель Рейхканцлера. Таким сам чёрт не брат. Через несколько минут, мой караул сменился. Но тщательно скрываемый страх и беспокойство на лицах солдат никуда не делось.   Часа полтора, мы провели в тягостном молчании. Моя охрана сменялась ещё три раза, наверное, каждые тридцать минут. Бюркель явно старался ограничить мне общение с солдатами айнзацгруппы, а я просто нутром чувствуя царящее напряжение и не пытался. Неожиданно вновь заложило уши, и желудок словно провалился вниз. Корабль вышел в обычное пространство, незнакомые движители опять загудели снизу, передавая полу под ногами чуть заметную дрожь.  На этот раз переход прошёл мягче и к счастью, обошлось без крови. Минут двадцать, мы летели с неизвестной мне скоростью. Судя по всему, необычный аппарат мог за это время пересечь тысячи километров, сидя в четырёх стенах под не очень яркими лампами, светящими желтоватым светом, этого не разобрать. Как же хотелось быть сейчас в кабине, рядом с оберфюрером Рейсом. Но будем решать проблемы по мере их возникновения. Главное я жив и я дома. Еще минут через пять, нас слегка тряхнуло и пару раз ощутимо качнуло. Посадка. Солдаты оживлённо переглянулись, лица ожили, один даже снял касту, и достав платок, стал вытирать вспотевший лоб. Но сесть, ещё не значит выйти из места моего заключения. Минута текла за минутой, один раз дверь приоткрылась, к нам заглянул Киндлер, он окинул взглядом помещение и ничего не сказав, вновь закрыл дверь. За стенами помещения чувствовалась суета, летательный аппарат, двигатели которого работали уже на чуть слышно, по-прежнему немного потряхивало и покачивало. Совсем как самолёт на рулёжке. Но вот, стихли окончательно звуки работы странного корабля и секунды ожидания стали тянуться неимоверно долго. Широко отворилась дверь, штурбанфюрер Бюркель, вошедший к ним в сопровождении ещё одного штурмовика, после чуть заметной паузы произнёс: «Обершарфюрер Кудашев, выходите!» Видно было, что он так и не решил для себя как ко мне относится. Вся экспедиция, целью которой было спасение меня, вообще странная штука. Задействованы просто немыслимые силы для спасения, в общем-то, обычного унтер-офицера. Даже боюсь предположить, во сколько рейхсмарок обошлась вся операция. На эти средства можно подготовить нескольких таких же специалистов, а по всему миру ежедневно, в этой затянувшейся войне гибли десятки унтер-офицеров всех родов войск. Вряд ли очень важную роль играло и то, что отец – военный агент при посольстве России в Германском Рейхе. Уж  точно не основную. Я поднялся, одёрнул форму, поправил ремень. Не знаю, не задумывался, как ступлю после всего происшедшего, на родную землю, но уж точно не думал, что под конвоем. В коридоре, за дверью, какое то движение и мимо солдата в дверях, к нам настойчиво протиснулся оберфюрер Рейс: -«Штурбанфюрер, я не оспариваю ваших полномочий, но это мой солдат! Прошу разрешения сопровождать его!» Бюркель кивнул, соглашаясь и мы вышли. Первым по коридору шёл солдат пришедший с Бюркелем, не удивлюсь что тоже вовсе и не ефрейтор, за ним я, потом Рейс, а за ним все остальные. По обе стороны коридора, меня провожали глазами поворачивая головы парни, вытащившие меня от оставшихся в чужом мире большевиков. Полукруглый коридор со скамьями, потом вместительный тамбур, лестница-трап и я оказываюсь под слепящими лампами очень высокого и большого ангара, куда закатили летательный аппарат. Чувствую, не передать как, но чувствую, что над головой кроме крыши ангара, многие тонны камня. Горы. Я на какой-то базе в горах. Альпы? Судеты? Шварцвальд? Харц? Оденвальд? Хм… Мои новые способности при мне! А ведь была мысль, что они связаны с тем, чужим миром, а дома я окажусь вновь обычным парнем. Нет, я уверен, что в Баварских Альпах. Это место называется «Альпийская крепость» и если мне дать в руки карту, я уверенно ткну пальцем именно в то место, где сейчас нахожусь. Меня провели по извилистым бетонным коридорам и вот я оказался в глухой камере чуть побольше чем тот отсек на корабле. Аккуратно заправленная серым армейским одеялом узкая кровать с тощей подушкой сверху, металлический небольшой стол со скамьёй, намертво прикрученные к полу, мрачные, выкрашенные в тёмно-зелёную краску стены. Яркая лампа забранная частой решёткой на низком потолке, ещё одна лампа, настольная, посреди стола. У углу, слева от двери сан.узел с перегородкой по грудь. Вот ты и дома, Кудашев! Правда дом неожиданно обернулся тюремной камерой, но тут чисто, тепло и хорошая вентиляция. Могло быть и хуже. А останься я там, у чужаков, всё было бы хуже почти наверняка. За моей спиной захлопнулась дверь, заскрежетал в замке ключ. Я сел на кровать, прошёлся ладонью по серому сукну одеяла. Провались всё пропадом, хочу спать! Пусть тут, в камере этой армейской гауптвахты, но наверное за последние две недели, спать буду спокойно и желательно без сновидений… ну или пусть Маша присниться. Тут же, стоило только вспомнить дочку пасечника, заныла грудь тоской. Я не разуваясь, прилёг, откинулся на подушку, оставив ноги свешиваться с кровати, прикрыл рукой глаза от слепящего электрического света. Как же я устал! Даже нет сил раздеться.… Всё, всё после, а сейчас спать! Конечно же уснуть не удалось. Вновь заскрежетал дверной замок, не прошло и пяти минут. В сопровождении незнакомого солдата заглянул ко мне оберфюрер Рейс, хотел что то спросить, но осмотрев внимательно мои апартаменты, решительно развернулся и вышел. Вернулся командир примерно через четверть часа вместе с штурмбанфюрером Бюркелем. Видимо их разговор начался ещё по дороге ко мне. -…ну, что я говорил? – в голосе Рейса чувствовалось сильное негодование, - с какой стати, мой солдат, которого мы вытащили из неимоверной дыры, оказался в тюремной камере? Его в чём то обвиняют? На сколько мы все можем судить, он не совершал каких то преступлений или проступков! Неужели на всей базе нет другого, более достойного помещения, чем гауптвахта?!» -«Ну вы же понимаете, оберфюрер!» - пытался возразить ему специальный представитель рейхсканцлера, ошеломлённый напором летчика. -«Нет, камрад, не понимаю, отказываюсь понимать, – давил Рейс, - что бы там ни было, Кудашев не преступник! И если тут нет лучших условий, я как его командир, требую принести мне сюда, вот в этот угол, кровать. Я остаюсь с ним». На Бюркеля жалко было смотреть. Ситуация была не стандартной. С одной стороны, Рейс был прав. Обершарфюрер Кудашев вовсе не заслужил камеру в толще скалы. Бюркель только что, воспользовавшись экстренной связью, переговорил со ставкой, причём не смог даже по закрытой линии передать подробностей, только доложил о выполнении задачи, но упомянул о возможных проблемах. Завтра его ждали с личным докладом, а сейчас стоило бы хорошенько выспаться. Но этот оберфюрер, спутал все карты. Хотя его отношение к подчинённому, достойно всяческого уважения. Ладно… -«Камрад Рейс, вы даёте мне слово, что не будете вести с обершарфюрером разговором о происшедшем с ним на задании, прежде чем он будет допрошен уполномоченными на это лицами?» -«Проклятье, но хоть о семье я могу ему сообщить?» - спросил Рейс, понимая, что победил. Штурмбанфюрер молча кивнул и повернувшись к двери крикнул: «Глаубер, выведите обершарфюрера на казарменный ярус и разместите вместе с оберфюрером Рейсом в свободном помещении для унтер-офицеров». Через полчаса, мы с Рейсом уже расположились вдвоём, в комнате больше напоминающей четырёхместный гостиничный номер со своим санитарным узлом с душевой и ничем не напоминающей тюремную камеру. Разве что окон не было. А ещё через пятнадцать минут, мы с аппетитом наворачивали обильный ужин к которому подали по бутылке настоящего немецкого светлого «Helles», пришедшегося как нельзя кстати, к подкопчённым свиным колбаскам с тушёной капустой. Рейс сдержал слово, хотя видно было, как не легко ему это далось. После ужина, перед сном он рассказал мне про отца, что он был на базе и что в курсе моей службы, про несчастную супругу Ролле, которая потеряла ребёнка, кое-что про то как готовилась спасательная операция. Слушая его, я уснул, даже не помню как.