Один день

25 мая, 2010 год. — Новенький, у тебя на лице что-то, — Чуя тыкает в переносицу, — во-от ту-ут. — Целый учебный год прошёл, так и будешь называть меня "но-овеньким"? — последнее слово Осаму издевательски оттягивает, передразнивая. Они отбились от идущей впереди компании. Надоели крики, шутки и взаимные толчки, поэтому плетутся позади с довольными лицами. Чуя неожиданно по-детски хихикает, а на недоумённый взгляд отмахивается. — Что? — Да так. — Чу-уя, чего смешного? — Мысль появилась... Дурацкая, отвратительная, забудь. — Придурок, — Дазай закатывает глаза. Подошва обуви громко чертит по асфальту, отражающего в редких лужах сумеречное небо. Вдалеке появилась луна, звон бутылок вынуждает поднять головы. — Мы как-то отстали от ребят, — чешет макушку. — Догоним? — в голубых глазах вспыхивает неясный восторг, а сам Чуя ненавязчиво берёт за ладонь. — Чего кислый? — Нет, я... — обрывистая речь исчезает в воздухе после лёгкого прикосновения к губам. Осаму замирает, чувствуя, как рука ускользает из его руки плавным движением, и смотрит на убегающего Чую. — Быстрее, давай! Поцелуй, не продлившийся и пары секунд, оставил щёки пунцовыми в свете блеклых фонарей. Будто зритель в кресле, он следит за Чуей, что уже запрыгнул к кому-то на спину; коленки дрожат. — Осаму, идём! Ноги едва слушаются. Неизвестная сила толкает между лопаток, и Дазай бежит к друзьям, по пути натягивая улыбку. Чуя не смотрит. Зато с ухмылкой лезет к однокласснице, даже не планируя объясняться. Говорить себе, что поцелуя не было – глупо. Но эту фразу Осаму закрепляет в качестве основы. 25 мая, 2011 год. — В следующий раз, когда тебя соберётся бить толпа оболтусов – хоть знаки подавай. — И что, придёшь запугивать их костлявыми руками? Осаму, снизь планку. — Эти руки ни раз спасали твою задницу, — подтверждая, Дазай протягивает ладонь с улыбкой. Лучи плескаются в мягких волосах, окрашивая ни то в рыжий, ни то в золотой. Чуя отряхивает брюки, встав на ноги. И случайно размазывает кровь из носа по подбородку. В глазах досада от проигрыша. — Четверо на одного – слабовато, — Осаму, одетому с иголочки, стоять рядом совершенно не идёт. Брошенный на траву рюкзак обратно вешает на плечо; разглядывает камушки, уходящие под кроссовки во время шагов, и исподлобья рассматривает одноклассника. Осаму будто идёт с весёлой ярмарки. — Радуешься? — Ага, погоде, — еле сдерживает смех. — Осаму, блять, — Накахара шлёпает по плечу с откровенной злостью и отчаянием, — получишь по шее, если будешь смеяться. Ещё и рубашку испачкал... Супер, мать меня убьёт. — Чего они набросились? — Идиоты. Тон не понравился, видите ли. — Чуя никогда не отличался воспитанностью. Старший щурится от солнца и демонстративно оглядывает Дазая с ног до головы. Тот, словно читая мысли, спешит продолжить: — Не надо тут. Я воспитанный. — Ого, разве хорошие мальчики обманывают учителей? — Хорошие мальчики не выясняют отношения кулаками, — разворачиваясь спиной, Осаму семенит в другую сторону. Его дом ближе к школе. — Мамочка подсказала? На выставленный средний палец Чуя улыбается, шмыгая носом. Где-то в челюсти отдалось ноющей болью. — До завтра, Чуя, — раздаётся уже тише, когда Дазай ускоряется, повёрнутый спиной. — Брюки подтяни. Чуя смотрит вслед. Бесцельно стоит на месте, почёсывает плечо, но упорно остаётся посреди дороги, пока парень не скрывается за углом. Из волос по пути домой приходится доставать землю и прочую грязь. 25 мая, 2012 год. — Выпускной будет скучным, уверен, — пустая банка пива сжимается в кулаке. — Не спеши с выводами. Тебе же понравился коттедж, который ребята сняли. — 'Саму, наши дебильные одноклассники даже в этот вечер разойдутся по компаниям, сядут по разным углам, а потом дружно начнут блевать из-за алкоголя. Смех – мягкий и искренний – задерживается в голове, но Осаму даже не смотрит на него: перед парнем ноутбук и открытая онлайн-игра; Чуя никогда не находил в подобном веселья и смысла. — И в какую компанию пойдёшь ты? — Ни в какую. Запрусь в туалете с вином. — Чтобы потом не бежать? — Дазай поворачивается. — Я устойчив к алкоголю. — Да-а? Позволь напомнить... — Не позволю. Играй в игрушки, пока я добрый. Родители внизу принимают гостей, громко смеются, что аж люстра на втором этаже, кажется, пошатывается. Плотные шторы Накахара перебирает рукой, откинув голову. И ёрзает на кресле. Он не против, что Осаму заходит к ним, когда вздумается. Не против, что вваливается в комнату без ожидания ответа после стука и даже не жалуется на отстойные шутки. Так принято при дружбе. Чуе ли говорить? Он легко пролезет через окно в дом Осаму, сложись так ситуация. И легко выдаст одну из отвратительных шуток ради чужого, страдальческого вздоха. — Думаешь, мы продолжим общаться после выпуска? Видно, как младший сильнее сжимает мышку, и под натиском та жалостливо щёлкает. — Возможно. Хотел бы этого? Чуя медленно кивает, но быстро осознаёт, что Дазай не увидел. — Скорее да, чем нет. — Не пойдёшь со мной на край света? Как же так, Чуя? Я ожидал такого ответа. — Поплачь в подушку. Одновременно усмехаются и переглядываются. Накахара отводит глаза первый, шепча: — Аккуратнее в медицинском, а то в обморок свалишься на практике. — Постараюсь. 25 мая, 2013 год. — Общага оставляет желать лучшего, — смеётся, видя, как Осаму спускается по лестнице. — Почему не квартира? Родители слили деньги на образование младшего брата? — Нет, хуже: посчитали, что в одиночестве я умру от скуки. Приветственный жест в виде рукопожатия навевает тёплые воспоминания. Накахара увлекается, зависнув на тёмных глазах, и разжимает пальцы медленнее обычного. Противный ветер путает волосы. — Твоя мама пожелала мне удачи на сессии, представляешь? Ещё помнит. — Скажу больше, Осаму: она спрашивает о тебе чуть ли не каждый ужин. — Серьёзно? — Ага, — тянет на скамейку, ухватившись за рукав кофты, — приезжай в гости. Знакомые студенты приветливо машут Осаму, проходя мимо; это вызывает улыбку у Чуи, слегка саркастичную и вялую. Для мая неестественно холодно, деревянные доски даже через плотную ткань одежды доставляют дискомфорт. — Да ты звезда, кажется. — Это просто знакомые, Чуя, — неохотно парень машет в ответ, — план родителей, считай, провалился. — В школе тоже был не шибко общительным. — Я думал, что в универе начну с чистого листа. Ну, отдельно от родителей, в незнакомой обстановке... это как начало новой жизни. — А в итоге? — старший прищуривается. — Скучаю по прошлому. Чуя долго смотрит в глаза, пытаясь найти связь между словами и подлинными мыслями. Только Осаму попытку не оценивает, кашляя в кулак. Безуспешно. — Летом что будешь делать? Ну, после сессии, — новый вопрос от Накахары не заставляет ждать. — Попробую найти работу, чтобы избежать семейных поездок. А ты? — Тоже хочу поработать. Типо взрослый. Последнюю фразу произносят в один голос и неловко улыбаются, встретившись лицом к лицу. Неуверенным движением Чуя хлопает по чужому плечу. — Мыслишь, как я. До сих пор. — Эй, это ты мыслишь, как я, — Дазай с гордо поднятой головой откидывается на спинку. — Как-нибудь в июле встретимся и выпьем. Согласен? — Безусловно. 25 мая, 2014 год. — У тебя пушистые волосы, — придерживая стакан с виски, другой рукой девушка с беззаботным смехом касается затылка, — особенно во-от зде-есь. — Гвен, ты пьяна, — вздох звучит чересчур недовольно. Осаму смотрит вглубь бара и находит Чую. Тому быстрее удалось расслабиться в объятьях миловидной блондинки, чьи руки по-собственнически легли на мужские плечи. — А ты зануда. Почему ты такой зануда, Даз? — Это самое неудачное сокращение, прекрати. — Да-аз, Даз, Даз, Даз. — Специально, да? Будто смеясь над провалом, Накахара привлекает внимание свистом и последующие секунды приходится наблюдать за горячим поцелуем. Гвен стучит ногтями по барной стойке, не комментируя увиденное, а Дазай становится ещё мрачнее. — Хочешь отойдём? — не давая прикрыть лицо ладонью, Уокер сжимает её, наклоняясь к уху. — Осаму, ты мне нравишься. — Это взаимно, но можешь... Чёрт. Он так быстро оказывается на улице, что лёгкие перехватывает неизвестной силой. Пиджак пропитался запахом сигарет, но на свежем воздухе легче успокоиться. И легче скомкать и выкинуть в ближайшую урну всё произошедшее внутри здания. — Да-аз, о, Даз, я так люблю тебя-я, — хохот Чуи отпугивает даже незнакомых девушек, столпившихся у входа. Осаму скрипит зубами, дёрнув плечом, дабы стряхнуть упавшую на него руку. — Крутая девчонка, с чувством юмора. Не будь жесток. — Да она идиотка без мозгов. — Ого, правда злишься? — старший мгновенно попытался собрать лицо во что-то серьёзное, но вышло из рук вон плохо. — А вот Мия... — Заткнись, ни слова. Видел сам. Ты чуть её не сожрал. — Пусти всё на самотёк, хотя бы раз, 'Саму. Такими темпами ни девушку не найдёшь, ни даже поразвлечься не сможешь, — подбадривающий толчок не подбадривает, ни капли. — Ну да, научи, ты ведь мастер по укладыванию незнакомок в постель. Он принюхивается и с неприязнью отталкивает парня, успевшего разлечься на его спине. — Ещё и пьяница. — Не говори так, будто мне за сорок и, кроме секса по пятницам, не имею никаких успехов в жизни. — Я до сих пор не спал с девушками за почти двадцать лет, боже, — нервно смеётся. — Это было восхищение или скорбь? — Чуя вопросительно выгибает бровь. — Не комплексуй, во всяком случае. — Хочу вернуться в общагу, извини. Осаму ловит такси, а Накахара так и остаётся на улице, в одиночестве. Вывеска насмешливо подмигивает и зовёт внутрь, а кроме очередной сигареты ничего не хочется. Перед девушкой уже не стыдно: внутри расползлось неизвестное чувство вины с примесью досады. Даже настроение пить исчезло. 25 мая, 2015 год. — Всё сказал Ацуши, но я добавлю. Собственная квартира – это круто, но так же я поздравляю тебя со скорым окончанием третьего курса. Ну и с такой чудесной находкой, — бегло опрокидывает Акико равнодушным взглядом и поднимает бокал выше, — точнее девушкой. Будь счастлив, Осаму, и не забывай старых друзей. — Спасибо, Чуя, — шепчет, но достаточно отчётливо, давая расслышать благодарность сквозь поток ликования. Компания весело проводит время за небольшим столом посередине гостиной; под ногами снуёт кошка, жадно озираясь по сторонам с забавно поднятой мордочкой. К упавшим крошкам принюхивается, как настоящий хищник среди леса. — Не кормишь её? — замечает Чуя в осуждающем тоне. — Издевательство над животными – кощунство. — Что ты говоришь? Осаму в ней души не чает. Небось и любит сильнее меня, — стоит Йосано перебить – и над головой, по ощущениям, собираются грозовые тучи. — Не лезь, если не понимаешь шуток, женщина. — Бо-оже, как ты с ним дружишь, Осаму? Напомни-ка историю вашего знакомства. Ты в девятом классе перешёл в новую школу, а потом... — Ну, — младший замялся и тем самым заинтересовал остальных, что уже прервали беседы между собой. — Кстати, кошку действительно надо покормить. Сбегаю на кухню, налейте мне пока. Дазай исчезает молниеносным ветром из комнаты, полной немых вопросов. Питомец незамедлительно мчится за хозяином. Отложив приборы, Чуя выдыхает. И Акико следом. — Иногда он странный. Точное утверждение почему-то захотелось опровергнуть. Покосившись на другую часть стола, Накахара в сотый раз не находит в Акико ничего примечательного и поднимается. От гуляющего напряжения гостиная сжимается в воображении до крохотных размеров; не будь на улице прохладно – он распахнул бы окна, впустив свежий воздух. — Сбежал от вопроса? Как глупо, — перемещается на кухню, застав Дазая с кормом. — Всё нормально? — Да, извини. Чуя облокачивается на стол. — "Извини" да "извини", ты как-то зачастил с извинениями. — Изви... Блять, — ругается и от смешка друга тоже виновато улыбается, — привычка. — Вредная привычка. Неожиданная ласка застала Дазая врасплох: он отвернулся на мгновенье, а длинные пальцы уже пробегаются по предплечью неторопливым движением, хотя Чуя был у входа секундами назад. Оба вздыхают. — Такое ощущение, будто ты до сих пор не был откровенен со мной до конца, — заметную деталь старший долго отрицал, списывая на внутренние переживания. Но, когда перед тобой очевидно растерянный товарищ с тараканами в голове – молчать трудно. — Тебя что-то беспокоит. — Нет. — Это не вопрос, Осаму. Резкий оборот – и несколько хрустящих шариков из упаковки падают на пол. Кошка отрывается от полной миски, мгновенно реагируя, но возвращается.  Чуя забирает корм из холодных рук, ищет ответы в глазах. — Это связано с Акико? — И да, и нет. Не знаю. — Раздражающая персона, если честно. — Не хуже тебя. Возмутившись, Чуя убирает шуршащий пакет на полку и в шутку бьёт по груди. — Я серьёзно. Что происходит? У Дазая неплохо получается сделать задумчивый вид, а раскусить его проделки – ещё проще. Поэтому он получает второй удар. — Я сейчас вызову полицию. — Ты сейчас дошутишься, Даз. — Господи, перестань вспоминать ту ситуацию, умоляю. — Я тоже умоляю: хватит быть вредным. Осаму издаёт недовольный стон под хихиканье. — Ты невыносимый, Чуя. — Но был серьёзен за столом. Не забывай, что у тебя есть я. Можешь поплакать в плечо, излить душу, или... — Да ты еле смех сдерживаешь. Иди отсюда. Подмигнув, юноша исчезает с кухни, позволяя с концами выдохнуть и бессильно рухнуть на стул. Сердце сжимается. Зато кошка довольно облизывается и, оценив положение, запрыгивает на предоставленные колени. 25 мая, 2016 год. — Я говорил, что это идиотская идея, Чуя! Как обычно не послушал меня! — Это ты за рулём, а не я, я же не заставлял ускоряться! — А кто сидел весь из себя недовольный? Дебила кусок. Зеркало заднего вида давно не отражает преследующую хвостом полицейскую машину, но сердце размашисто колотится. Запыхавшийся Чуя отвернулся к окну, выслеживая в ночном пейзаже невесть что. В салоне неуютно. И бесконечно громко от единственного всхлипа. — Плачешь? Издеваешься, что ли? — давит на тормоз и плавно уводит транспорт на обочину. Спешить некуда. Лицо Накахара не показывает. Упрямо дёргает плечом, подобно ребёнку, и съёживается, прижавшись к креслу. — Ты сказал, что ненавидишь меня, Осаму. — Что? — Когда мы только пристегнулись, ты обратился к этому амбалу, а потом прошептал, что ненавидишь меня. Переваривая эту информацию как вне участия, Осаму нервно постукивает по колену и вглядывается вдаль, на упавшее к горизонту звёздное небо. — Вырвалось. Ну правда, ты же не маленький, какого чёрта плачешь? Просто вырвалось, ясно? С каких пор ты такой чувствительный? Кажется, последнюю каплю Дазай неумело расплескал в целом океане страданий. Громкий хлопок двери служит отличным сигналом оторваться от мыслей, он вылезает следом и более аккуратно прикрывает за собой. — Чуя, тебе двадцать два, а ты сбегаешь от меня посреди ночи в поле, как в идиотских мелодрамах! — Подавись хреном, говнюк! — Оставлю тут, если не вернёшься, считаю до пяти! Раз, — прикрикивает, но Чуя и не думает возвращаться, уходя дальше, — два, три... пять! — Вот почему учитель математики тебя не любил! — Вернись в машину! Понимая, что докричаться невозможно, он неудачно скатывается по небольшому холму и еле удерживает равновесие. Чуя даже не бежал, но грозные шаги увели его так далеко, что приходится бежать самому, проклиная белый свет. Но скоро становится проще: парень напротив замер, а затем уселся в траву, задрав голову. — И какого чёрта ты устроил? — Звёздное небо вдали от города совсем другое. Нахмурившись, Дазай повторяет, и миллион крошечных огоньков кружат голову не хуже алкоголя; то ли дело в адреналине, то ли эмоции поглотили заживо, но хочется раскинуть руки и кричать под звездопадом. — Чуя... Так ты не обиделся. — Не-а. — И не плакал. — Я похож на идиота? — Точная копия, — с досадой в голосе садится рядом. Тишина неприличная и до смущения долгая. — Но ты ведь не ненавидишь меня? — осторожно интересуется Чуя. — Накахара, если бы я ненавидел тебя – не сидел бы сейчас рядом, купившись на очередную шутку. Ты балбес, да? — Я ещё и балбес? А штраф кому выписали? — Это твоя вина, дубина. — Машина тоже моя? — Задушу тебя тут. Идеальная возможность. По холодной коже плавно текут мурашки: Чуя приподнялся и с грацией дикого слона уместился на его бёдрах. — Ты чего? — Ну, задушить же хотел. Облегчаю задачу, — пожимает плечами. — Тяжёлый. Пробежавшие по подбородку губы – напоминающие прикосновения вслепую – звонким поцелуем впиваются в щёку. Дазай хлопает ресницами. — Слабовато. — Да? Это было странно. Странно то, что Осаму ужасно хочет отвернуть голову, но невидимая сила не позволяет. Чуя целует ещё раз, в уголок губ – уже ближе – и сжимает волосы непонятно откуда взявшимися там пальцами. — Можно? — последняя гласная дрогнула, выдавая волнения. Дазай неуверенно кивает. 25 мая, 2017 год. — Не думала, что у Чуи появятся серьёзные отношения, — остатки на дне кружки Хигучи допивает одним нервным глотком. С неведомым ей гневом Осаму соглашается. — Слышала, он собирается делать предложение. Что думаешь? — Думаю, что крупно пожалеет, — выпрямляется на стуле и мотает головой, — пожалеют. Оба. — Звучит угрожающе, будто до сих пор любишь. — Нет, но забавно же, — хмыкает, махая рукой, — мой лучший друг и моя бывшая. Это нормально? — Но ведь причина вашего расставания не в Чуе? — Ичиё обращается к парню, но смотрит на парочку за соседним столом. При этом кажется, что остальная часть посетителей кафе смотрит на них. — Нет, в то время они ещё ненавидели друг друга. — А вдруг чего-то не знаешь? — Я знаю, что говорю. Мы расстались, потому что не умели прислушиваться, и Акико ушла в учёбу, — грустно улыбается, — Чуи тогда даже в городе не было. А потом "как-то закрутилось", деталей он избегает. — Странно дружите, — видя напряжённый взгляд, Хигучи спешит сменить тему. — Как работа? — Пока ничего интересного, но дела нормально идут. Мне нравится. Смех Чуи различает даже на фоне чужих разговоров и изо всех сил пытается не оглядываться. Безобразие, надо же было так удачно заглянуть. — А ты как? Как сестра поживает? — Жалуется на образование и коммунальные платежи. Привыкает, в общем, как мы в своё время. — Взрослая жизнь, да. Тяжело, — Дазай отодвигает пустую тарелку. — Надо почаще заглядывать сюда. Только убедиться сначала, что у этих голубков не такие же планы. — Согласна, смотреть тошно. — Тошно? — Да за тебя обидно, если честно, — Хигучи надувает губы и сводит брови, — я бы на месте Чуи так не поступила. — Брось, может это к лучшему. Я не люблю её, это главное. — Как скажешь. Просто боюсь, что начнёшь загоняться. — У тебя на лице что-то, — прищуривается, с серьёзным видом щёлкая по переносице, — вот тут. — Я сейчас так щёлкну, что улетишь. Перед выходом цепкий взгляд Накахары доходит до него. Чрезмерное переживание, нервозность – ощущения передаются по воздуху, и Осаму уже не верит в существование счастья между ними. Но картинка сменяется на истинную, туман рассеивается: Чуя обнажает белоснежные зубы в улыбке и очаровательно строит глазки. Пальцы в невиданной нежности захватили пальцы девушки, как дети они смущаются и часто замолкают, не думая смотреть по сторонам. — Пойдём, не терзай душу, — мешая другим, Дазай встал посреди прохода и стоял бы дальше, если бы Хигучи не вывела за локоть на свежий воздух. — Поверь, ты найдёшь девушку лучше. — Но не друга ведь. 25 мая, 2018 год. — Ты никогда не был кретином, а теперь вырос, что ли? — игнорируя очередной грохот за входной дверью, Осаму спокойно помешивает чай, еле уняв дрожь в пальцах. Слова, как сотни лезвий, ранят тонко и эффективно; царапины остаются на поверхности жестоким напоминанием. За этот вечер он услышал больше, чем за всю жизнь. — Открой дверь, Осаму, открой дверь, — крики и удары отчаянные, резкие. Дазай глубоко вдыхает. — Нахрен мне друг, который даже не может помочь? И шумно выдыхает, от души пиная стул по пути в прихожую. Ливень наградил Чую за бестолковость: одежда мокрая, волосы мокрые, жалкая картина. Парень нагло проходит в квартиру, но быстро возвращается за порог. — В подъезде и раздевайся. Нечего полы пачкать. — Издеваешься? Раздеваться в подъезде? Это вместо "проходи, пожалуйста, в ванную, дорогой гость"? — Я вообще не хочу видеться, поэтому скажи спасибо, — рявкает и грубым тоном автоматически затыкает Накахару. Тот даже ссутулился. — Акико ненавидит меня. Игнорирует второй день. — Потому что второй день шляешься не пойми где и без конца пьёшь. Громкий хлопок дверью – и Осаму чуть ли не за шкирку тащит друга в ванную комнату и в одежде заталкивает в душевую кабинку. Странно, но вместо очевидных протестов послышалось лишь бурчание. Прилипшая рубашка не поддаётся непослушным пальцам. С минуту Дазай наблюдает за никчёмными попытками раздеться и вслух желает рассмеяться над этой ничтожностью, но в итоге язык прикусывает: Чуя слишком поникший. Глаза не светят голубыми фарами, губы поджаты в тонкую полоску. — Дай сюда, — психует и сам разбирается с верхней одеждой, бросая ту в ванну. — Ребёнок, ей-богу. — Извини, я ужасно поступил, наговорил лишнего, ещё и ворвался к тебе. Я бы... Чуя визжит. Его смазливая речь подогнала к горлу тошноту, Дазаю пришлось направить холодную воду прямиком на пустую голову, повторно затыкая. — Выключи, блять, Осаму! Выключи! С остальным Чуя справился сам, но Дазай не стал наблюдать и отправился выполнять долг гостеприимного хозяина: налил чай, приготовил одежду; проверил чужой телефон, легко вспомнив пароль... И понял, что этот индюк написал ему кучу сообщений. На старый номер. Касательно Йосано, в личном чате фактически пусто, будто их жизнь построена на привычках звонить друг другу или обсуждать всё вживую. Чуя уснул мгновенно, просто удобнее положив подушку под голову и нырнув под неё руками. Влажные пряди свисали, вода копилась в лужице возле дивана; туда же, на всякий случай, Осаму поставил тазик. В помещении стало холоднее. Окна плотно закрыты, а дует неистово. На удивление, звонок от девушки друга приходится на его телефон. Акико вздыхает в микрофон, прежде чем мрачно спросить: — Он опять у тебя? И Дазай бессмысленно кивает, доставая из шкафа тёплый плед. — У меня. 25 мая, 2019 год. — До сих пор с твоей мамой поддерживаем связь, иногда на прогулку выбираемся, вас вспоминаем, — Коё кивает на сына. — Хорошо, что и вы дружите, мальчики. Дазай тоже сдержанно кивает. На лице нет места радости, чужой дом полон незнакомых гостей, средь которых Чуя и Акико выделяются особенно ярко, устроившись посередине стола. — Как любой родитель, я хочу ему счастья, — под умоляющим взглядом Дазаю кажется, будто это "счастье" зависит от него. — Акико милая девочка, а вот характер Чуи... — Полное безобразие, согласен, — следит за пузырьками в шампанском, покачивая бокал в воздухе, — больше пяти лет дружим, мне ли не знать. — Дай ему пинка, если потребуется, хорошо? — Разве я могу подвести вас? Но, знаете... Акико буйная. Её пинки даже надёжнее. Смеются и снова обращают взгляды на молодую пару. Дазай знает это лицо, знает, когда Чуя волнуется или не уверен; пальцы мнут край стола, глаза бегают по еде, но в горле явно стоит не дающий вздохнуть ком. А потом он резко выпрямляется и разминает лопатки, шепча что-то на ухо Акико. — Минутку тишины! О нет. Произошедшее дальше похоже на уносящий в проклятую долину туман; извилистые дебри заманивают в ловушку, скрывают красоты мирного неба и сеют в душе печаль. По ощущениям, он витает именно там, в брошенном лесу. Все радостно хлопают в ладоши, кто-то дёргает за плечо и кричит "поскорее бы погулять на свадьбе". Машинально Осаму улыбается, надеясь не вызвать подозрений, но, подняв голову, сразу ловит на себе вопросительные и недоумённые взгляды. Не только Чуи, но и других гостей. Восторг заполонил комнату, так что его уход в ванную незамечен. Перед глазами кольцо на женском пальце и закрепляющий согласие поцелуй. Становится нехорошо. — Эй, ты как? — Чуя вырастает в отражении за спиной. Осаму не убирает рук с раковины. — Плохо сплю и пью разные таблетки. Побочные эффекты, — красивое враньё Накахара ни за что не раскусит, в этом его прелесть. — Всё хорошо. — Уверен? Так побледнел за столом. Дазай хочет спросить, какие причины заставили в такой счастливый момент смотреть на него, но молчит. — Тошнило. Теперь не тошнит. — Ты не говорил о проблемах. — У тебя своих полно. Особенно сейчас, — хмыкает и хлопает по плечу, собираясь уйти. — С детьми нянчиться не буду, так и знай. — Ты не говорил о проблемах со сном, — повторяет тише и улыбка на лице младшего медленно исчезает. Он снова закрывает дверь. — Что на самом деле случилось? Врать не умеешь. Это оскорбление Осаму запомнит. — Ну ладно. Я жду ребёнка, поэтому тошнит. — Обхохочешься. — Поздравляю с будущей женой, — берёт ладонь и интенсивно дёргает вверх-вниз, сжимая. Насмешливая ухмылка не исчезает, на этот раз искренняя. Накахара смирился. И улыбается тоже, опустив взгляд. — Спасибо. — Я ведь буду свидетелем? — Посмотрим на твоё поведение. Неожиданно Чуя разбавляет тёплый момент горячими объятиями, обвив талию. Осаму поднял руки и опускает их на лопатки с прерывистым вздохом. В гостиной продолжают смеяться, у него по-прежнему беспорядок в голове, но он прижимает друга в ответ, коснувшись подбородком макушки. — Спасибо, что остаёшься рядом, 'Саму. — Будто выбор есть... — Сейчас тресну. 25 мая, 2020 год. — Не придёшь на похороны? — Извини, нам... мне правда жаль, Осаму. Нервные стуки по подлокотнику застревают в сознании. Или это стучит сердце, уже пропустившее несколько ударов. Акико прикрывает рот ладонью и смотрит в пол, прислоняясь к стене; втроём они думают об одном и том же. Дазай взъерошивает волосы резким движением. Откидывается на диван, кивает. — Ничего, я понимаю. Никто не ожидал. Сочувствие Дазай не любит. Но в душе пусто и не хватает поддержки, ласковых слов, присутствия близкого человека. Казалось бы, вот он Чуя, сидит рядом, а ощущение одиночества поселилось так глубоко, что этого мало. — Поставлю чай, — хрипло шепчет Акико и бесшумно скрывается в коридоре. Отношения с матерью Осаму выставлял не в лучшем свете. По крайней мере, Чуя знал о каждой ссоре, о каждом скандале из прошлого, знал все минусы его семьи; а ещё знает, что Осаму её любит, несмотря ни на что. И эта утрата ударила по нему с беспощадной силой. Чуя аккуратно поддевает подбородок пальцами, заглядывая глубже. Не успевая ничего сказать, сам через секунду прячет глаза от стыда после тихого: — Ты нужен мне там, Чуя. Мир Осаму крошится в бесполезную рухлядь. — Мы уезжаем рано утром, иначе не выйдет. Менять билеты поздно. Прости. Дазай с запутанными мыслями прижимает голову к открытой груди, ложится полностью и закрывает глаза. В комнате тихо. Чуя зарывается в тёмные пряди. — Когда вернусь – сходим вместе на кладбище, обещаю. — Через неделю? — Через неделю. Хочется заплакать, уткнуться глубже и сжать Накахару в немысленных объятьях, умоляя не отпускать. У него есть друзья, но до уровня бывшего одноклассника и товарища по сей день им далеко. Он в красках представлял, насколько легко будет там, в эпицентре страшного события, если Чуя составит компанию. И даже тут судьба поставила подлую подножку. — Плачешь? — осторожно спрашивают у Дазая, гладя по спине. — Нет. — Не переживу, если увижу, как ты плачешь. — Всё будет хорошо. Просто возвращайся, пожалуйста, поскорее. — Куда денусь? Конечно вернусь, — с горечью смеётся. — А ты держись. Я всегда рядом, звони и пиши в любой момент. — Не хочу портить вашу поездку. — Я свихнусь в этой поездке без общения с тобой. — Прям уж? — приподнимает голову. — Чуя, ты всё ещё невыносимый. Однажды я тоже умру, но стану призраком и продолжу мстить. — Мы разве не умрём в один день? Разбиваешь сердце, Осаму. 25 мая, 2021 год. — У тебя жена беременная за стеной, что ты делаешь? — лёгкие выплюнули весь воздух и оставили без надежды на новый глоток. Дазай жмурится. Кончик языка обводит шею, руки распахивают рубашку с концами, и твёрдая ладонь скоро сжимает вихрь кудрявых волос. Если бы Осаму предсказал итог этого вечера – смылся бы в другую страну, на другой конец света или за его пределы; но столь полезные способности в закрытом доступе и приходится захлёбываться в течении бесповоротных поцелуев. Стыдно признавать, что ему это нравится. Чуя поднимается выше, к губам, и льнёт к ним жадно и резко, ударяет лопатками о стену в попытках прижать ближе. Почему-то Осаму безудержно рад чужой трезвости. И что причина внезапного порыва никак не связана с алкоголем. Очертив небрежным движением ключицу, Чуя сжимает шею и цедит в губы: — Помнишь конец четвёртого курса? — Что именно? — тихо шепчет. Страшно быть услышанным Акико. — Ты разрешил поцеловать себя. Почему? — Не знаю. Куда важнее, что ты подмял всё под шутку и оттолкнул меня. — Из-за этого грустил? А клялся, что дело в штрафе. Вопрос ни к месту. Чуя горячо вздыхает в шею и лениво чертит на груди узоры. В полутьме трудно уследить за взглядом, но Осаму уверен, что он мечется со скоростью загнанного в ловушку зайца. Оба шумно сглатывают и тянутся обратно. Следующие поцелуи утеряли настойчивость: Чуя ласково сминает нижнюю губу, словно боясь лишних движений. Медленно, трепетно, он кладёт ладонь на щёку и наклоняет голову, вынуждая Дазая повторить. Ведёт за собой. Так хочется поднять взгляд, чтобы прогнать скопившиеся слёзы. Маленькими шагами и не отрываясь друг от друга, они прижимаются уже к круглому столу. Чуя, словно пробудившись после долгого сна, удивлённо осматривается по-новой; благодаря светильнику Дазай видит это чётче. — Эй, 'Саму. — Да? — Всё изменится. Даю слово. Осаму не верит, но упёрто кивает себе назло. На секунду из мира исчезают посторонние обязанности и люди; утешения ради или утверждения, но Чуя трётся носом о щёку перед последним поцелуем. 25 мая, 2022 год. — После поездки в Париж до сих пор голова кругом, — стараясь отвлечь Дазая от ноутбука, Чуя обходит стол. — А у тебя? — А у меня работы по горло. — Какой злой. — Домой не собираешься? Три пропущенных от Акико. Боюсь представить, сколько пропущенных на твоём телефоне. — Гонишь домой, серьёзно? Стирая усталость ладонью, Осаму вздыхает и кивает. Настенные часы указывают на поздний вечер. По неудачному ужину – и сгоревшему пирогу – желудок скорбит тихим урчанием. — Ты странный. Недовольный, хмурый. Осаму, что не так? Невинный вопрос влечёт за собой огромную ссору, но Дазай старательно сдерживает эмоции и, хватаясь за последнюю сосредоточенность, бегает по строчкам на экране. Пока Чуя не захлопывает ноутбук. Рука непроизвольно взмывает в воздух, и звонкая пощёчина отрезвляет не меньше ядовитого взгляда, направленного в глаза. Чуя отшатывается. — Соображаешь, что творишь?  Выжидая короткую паузу и будто собирая мозги в кучу, старший отрешённо кивает. — Тогда какого чёрта, Чуя? — Ты погнался за мной во Францию, отзывался на каждое приглашение, а теперь винишь одного меня? — Я холост, как видишь, — поднимается, а Накахара чувствует себя невероятно маленьким, — жены и детей не имеется. — Но, когда рушил мою семью – не думал об этом, да? Ярость легко обуздала, давя на нервы и противоречия, и прижатый к книжному шкафу Чуя с горьким осознанием смеётся. — Не думал, значит. — До сих пор не можешь определиться, поэтому сдохнешь в одиночестве. — Очень грубо, Осаму. Так сильно бешу, что ты стал меня ненавидеть? Для Чуи это остаётся шуткой. Он, издеваясь, не убирает улыбку и кусает пульсирующую от боли губу. — Смешно? — Просто забавно наблюдать. Ты ведь тоже не решишься никак. — Посоветуй, умник. — Научись думать о себе, Осаму.  — Я не собираюсь лезть в ваши отношения, — отходит, напоследок надавив на грудь так, что из горла вырывается хриплый кашель. — Иди домой и перестань страдать ерундой. — Ты постоянно наблюдал со стороны и боялся. Не смея соглашаться вслух, Дазай мотает головой, будто отрицает сказанное. — Я уеду через пару дней. Нужно помочь брату обустроиться в новой квартире. Чуя понимающе кивает, словно разговор свернул в обыденное русло. Впрочем, так это и выглядело, пока Осаму не продолжил: — За неделю постарайся внушить себе, что мы никогда не были знакомы. Взгляд Дазая режет заточенным лезвием; у Накахары нет должного ответа, потому младший выходит из комнаты, оставив на съедение мучениям и чувствам вины. Неделя – вечность для возлюбленных и вечность для одиноких. 25 мая, 2023 год. — Зачем пришёл? — Хигучи сказала, что ты женишься. Поздравляю. Скептически рассматривая завёрнутый букет, Дазай оглядывается на больницу позади, потом на парковку, потом снова на Чую. Удивительно, как за десять лет его глаза не утеряли блеск, с долей играющих в огне чертей. — Спасибо, — и не думает протягивать руку, перебирая в кармане ключи от машины. — Не возьмёшь цветы? — Нет. — Хотя бы передай невесте. — Чуя, зачем ты пришёл? Ответ лежит глубже, без особого энтузиазма Осаму пробует копать, но Чуя с еле видной растерянностью ведёт плечом. — Поздравить, 'Саму. Ты мой друг. — Не ищи поводы увидеться. — Мне на койку в твоём кабинете лечь, чтобы ты обратил внимание? — не желая выслушивать поток подступающей истерики, Дазай закатывает глаза и спешит уйти, но Чуя хватает за локоть. — Не отказывайся от меня. — Чуя, уходи, пожалуйста, — без разбора указывает в другую сторону, — я устал после работы. Хочешь поговорить – поговорим позже. — Ты даже не пригласил нас на свадьбу, козёл. — Как ребёнок себя ведёшь. — Постоянно это говоришь. Секунды на передышку – и Накахара сдаётся, разжимая ладонь. Это действительно глупо. Похожую картину он видел давно, когда ветер так же трепал кудри на голове Дазая, а солнечный свет беспомощно в них запутался. Изменились глаза, наполненные грустью и непониманием. Дазаю тяжело, знает. Как если бы их души связались в единое целое. — Жду приглашения, урод, — шепчет и пихает цветы в грудь, прежде чем развернуться. Осаму смотрит потерянно, давая парню уйти в поток подвижных улиц. Громко подают сигналы автомобили, ругаются и смеются прохожие, и Чуя теряется в этом безумии бесконечного шума. Растрёпанные розы робко роняют на ботинки лепестки. 25 мая, 2024 год. — Их направили на стационарное лечение, насчёт подписей не слышал, — пытаясь разобрать речь собеседника на том конце телефона, Дазай нервно протискивается сквозь идущую толпу и щурится от солнца. — Нет, не знаю, поспрашивай в другом корпусе или у Люси. Люди раздражают. Наступают на ноги, кричат что-то вслед, вынуждая зажимать свободное ухо ладонью. Час пик высасывает последние нервы и учит ненавидеть оживлённый город. — Да там беспорядок, без него наши ни на что не способны, — пока в ответ шипят ругательства, он отрывает телефон и, не веря глазам, выпрямляется. — Погоди секунду. Рыжие волосы впереди и знакомая походка с издёвкой манят, просят последовать; огромной волной за собой тянет ответственность, обещания выпадают градом, но Осаму резко ускоряется и почти бежит, не заботясь о незнакомцах. — Чуя! Крик тонет в толпе. Дазай правда как утопающий: зачем-то тянет руку, тяжело дышит и снова бежит. Ни седьмое чувство, ни простая уверенность не подводят. Накахара в нескольких метрах тоже куда-то спешит, тоже о чём-то думает, но не оборачивается, как перестал оборачиваться на прошлое. Это осознание погружает глубже. Он отводит взгляд на короткий миг и теряет его из виду. Под гнётом тоски Осаму только нервно смеётся, и слух вновь ловит крики капризных детей, лай собак, музыку из ближайших магазинов. Чуя мельком оборачивается, с сомнением глядя на чужие лица. Ругает мужчину с длинными руками, что задел стаканчик с кофе, и снова уверенно шагает на зелёный свет. Только сердце откликается судорожными стуками по неизвестным причинам. Он проверяет карманы, убеждаясь, что ничего не потерял, но это ощущение не покидает и через несколько минут. Осаму позади озирается и уже не обращает внимания на случайные удары или претензии. Безвыходная ситуация. 25 мая, 2025 год. — Я знал, что ты меня не бросишь. — Мы в больнице, придурок. Хриплый смешок не предвещает ничего хорошего. Белизна палаточных стен и едкий запах лекарств запомнятся на всю жизнь; возможно даже приплывут в кошмарах после выписки. Чуя по-настоящему устало вздыхает, ложась удобнее. В глазах рвение и погоня за будущим, горячее желание показать миру способности, заявить о себе, но крошечное отчаяние портит картину. Он лениво оглядывает вид из окна. — Пришёл в качестве посетителя или врача? — шмыгает носом. — Ну, на данный момент. — На данный момент тебе нужно заткнуться и поспать. Береги силы перед операцией, — одному Богу известно, с каким трудом Дазай сохраняет хладнокровие и сдерживает дрожь. — А этот ублюдок за рулём... — Чуя, всё будет хорошо, — голос предательски дрогнул. Убирая со лба влажные волосы, Дазай надолго прижимается к нему тёплыми губами. Чувствует, как аккуратно его тянут за халат, и держится за ладонь, крепко-крепко. По ощущениям, мужчина действительно расслабляется. — Я соскучился, — сентиментальность подводит, но Чуя, благо, не отвечает, закрыв глаза. Через пару минут дыхание становится размеренным, сладкий сон легко окутал и поберёг от переживаний. Ссадины на плечах хочется расцеловать, чтобы прошли быстрее. Чуя бормочет невнятное, и тогда поцелуй оказывается на приоткрытых губах. — Засыпай. — Так могут и уволить, — голос за спиной берёт за живое. Акико складывает руки на груди с грустной улыбкой, не решаясь зайти в палату. Она остановилась на пороге. — Посиди с ним, — шепчет, пока не решаясь обернуться. — Я знаю, если что, — планы меняются, когда Осаму слышит это и сразу смотрит в глаза, — про вас. Было странно, но это многое объяснило. — Когда узнала? — Несколько месяцев назад. Думать о её словах Осаму собирается позже. Девушка заменяет место на стуле рядом с койкой и молча отгоняет рукой, мол, "иди". — Он поправится. — Я знаю, Осаму. — Стоило передать его в другие руки. Я так не могу. — Чуя счастлив, пока ты рядом. Пользуйся преимуществом. Обречённо вздохнув, он покидает палату с ненавистью к собственным чувствам. И вспоминает манящий блеск, который впервые ослепил далёким вечером, перед поцелуем. Дурацкая мысль была, правда. Хоть в чём-то Чуя неизменно прав. Но сейчас – посреди больницы, полной боли и надежд – Осаму улыбается так же глупо и беспечно, как в тот день. Второй такой встречи не существует; неправильно потраченное время не вернуть, но, раз судьба не сдалась, их дни не сочтены. 25 мая, 2010 год. — Ну ладно, до завтра, 'Саму! — с глупым выражением лица Чуя подмигивает и машет рукой. — Пока-пока! — Очень смешно. Отходя от чужого дома, Чуя опасливо осматривает окна, но потом хихикает и тянет дальше, по улице. Остальная компания разбежалась, не заботясь о проделках. — Ладно, теперь мне правда пора. Спасибо, что проводил. — Увидимся завтра, Чуя. Мелкие шаги в сторону крыльца; сбитое дыхание наравне со рвущимся наружу сердцем зажигает в Накахаре яркий огонёк. Он сомневается в себе, но всё-таки оборачивается, видя, что Осаму и с места не сдвинулся, глядя с непонятным ожиданием. Чуя срывается так быстро, влетая в объятья со смехом и неряшливым поцелуем. Всё таким же детским, но смелым и уверенным. Наваливается всем телом, расслабляя ноги, и держится за счёт обвивших шею рук. Дазай не против и тоже смеётся, когда старший отрывается. — Это так, в шутку. — Знаю, — Осаму быстро кивает. — Ты отвратительно целуешься. — Первый и последний раз! Этот день ничего не изменит. Снова согласный кивок. — Ничего не изменит.