И воспламенится гнев мой

— Молчать, с-сука анархистская! Отдалось звоном жужжание в голове лежавшего, куда ещё прилетел и тяжёлый сапог, оставивший большой красный след и много, много грязи на лице. Сначала удар отозвался неприятным холодом, и только после этого по всему лицу расплылась жара и сильная боль. На лице ударенного очевидно останутся отёки и много ссадин. Не успел пострадавший обматерить своего обидчика в бывшем ранее белом, но сейчас запачканном, кителе, как двое других в болотных гимнастёрках пнули в спину лежавшего, который пытался подняться, отчего тот снова измазюкался в слякоти. Его руки тут же до боли завязали верёвкой, а на голову накинули мешок. — Вставай, — подпнули его уже помягче. Послышался звук взведённой винтовки. — Ебучие сыны соба… В спину уткнулась тонкая железная жердочка. Униженный соизволил замолчать, пока ему велели, куда идти. Как можно посудить, анархистская диверсия полностью провалилась. Отряд из пятнадцати человек, пытавший обойти позиции белых, неким образом (уже не важно, каким: и так почти все мертвы) были обнаружены и завязался бой. Даже артиллерия пару раз бахнула! От этого факта у нашего избитого героя таилась гордость глубоко в сердце — драгоценные боеприпасы потратили на их жалкий отрядик. Значит, они молодцы. — Имя, должность, — отвлёкшись от своих непринуждённых разговоров протыкало ружьё в спину. — Герасим, ополченец, — не стал врать мужчина. — Сколько вас было? Десятеро? — Не знаю, — слегка улыбнувшись ответил Герасим, однако в груди у него что-то ёкнуло: либо там 14 трупов, либо помимо трупов какую-то часть тоже взяли в плен. — Слыш, не знаю, — грозно прозвучал позади бас конвоира, который надавил ножом в спину, — ты со мной не шути. — Конечно, я знаю, что вы, лесожители, народ тупой, но чтобы не знать сколько людей в своём отряде, — насмешливо произнёс голос из начала рассказа. — Командир! Тут офицер в плену. — раздался где-то вдалеке радостный голос. — Да ну! — произнёс мужчина в кителе, — может он считать умеет. А если не умеет — научим, — добавил он последнее с особой злостью в голосе. «Саныча пытать будут,» — первое, что возникло в голове у Герасима, когда он услышал этот диалог. Саныч, как было уже сказано, был офицером. Как один из опытных и старших был назначен главой отряда. Это был чуть ли не старик, однако не менее удалой, чем какой-нибудь восемнадцатилетний парнишка. Как говорили, цветных кромсал он направо и налево. Дальше нашего героя довели до какого-то здания без особых происшествий. С него сняли мешок лишь когда его завели в какой-то подвал. Тесный, сырой, полностью в плесени и с горьким окошком со скамейкой. — Получше апартаментов не было? — спросил Герасим, повернувшись своему конвоиру, который и его охранник, запирающему клетку. — Для тебя специально королевские. Скажи спасибо, что в будке не оформили, — проворчал охранник глубоким голосом, а после того, как разобрался с замком, добавил, уходя: — с нетерпением буду ждать распоряжений о расстреле. Лишь еду переводите… — Ну, спасибо, — вздохнул мужчина, садясь на скамейку. Начались тяжёлые деньки. К сожалению Герасима мама Анархия могла кормить только его дух, но не желудок: еду давали раз в день, какие-то скудные порции солоноватой похлёбки, невесть из чего сделанной, или совсем немного противной каши с жалким куском хлеба. Басоговорящего охранника звали Артемием, и измывался он над Герасимом дай бог. Плевал в тарелку с едой, словесно унижал, как он говорил, чёрномордую мразь, и прочее, прочее, прочее. Думаю, не стоит говорить о том, насколько наш пленный был зол. Ответный мат и оскорбления сотрясали полусгнившие стены, а потом… а потом в самый неожиданный момент его избили, и этим моментом была ночь. Неприятно просыпаться под ударом дубинок, согласитесь? После одного такого случая Герасим понял, что за свои слова он будет отвечать либо бессонницей, либо синяками. Когда он начал играть в молчанку, даже напор Артемия поутих. В таком спокойном темпе прошло ещё пару дней. В один прекрасный вечер, когда желудок снова подобно киту завывал на всю камеру, Герасим услышал пьяную песенку своего охранника. Тот, шатаясь от одной стены к другой, еле доковылял до своего стульчика рядом с камерой, не промолвив ни слова в сторону узника уселся, и, откинув голову назад, что-то забормотал. Почти сразу в камере почуялся сильный перегар. Захотелось выпить. — Напиться в хрючку и поспать, — мечтательно прошептал Герасим, лёжа на скамейке. После своих слов он на секунду замер, его вымотанное лицо стало серьезным, а время замедлилось. — Поспать… — задумчиво произнёс он, повернув голову в сторону охранника. Он очень удачно сидел на стуле недалеко от решётки. В теории до него можно дотянуться руками… От этой мысли у Герасима захватило дыхание. Он начал медленно считать время. Не ясно, зачем, но было очевидно, что у него появилась возможность сбежать. Надо ждать наверняка. Чтобы пока узник пытался дотянуться до сладкой шеи своего охранника тот не проснулся и снова не избил его. Через какое-то время нутро начало подсказывать, что время пришло. Но Герасим ждал, чтобы его внутренности закричали, зарычали и начали разрывать его изнутри, чтобы он наконец-то начал. Живот больно сжался. Сразу же мужчина тихо вскочил со скрипящей скамейки и начал на носочках подбираться к клетке. Кровь в висках забилась, голова закружилась — адреналин делал своё дело. Всё-таки волнительный момент. Руки прекрасно прошли через достаточно широкие створки, дошли до так манящих, пахнущих сладостью плечиков. Стул с грохотом упал на грязный пол, винтовка с металлическим звоном упала к клетке, а непонимающий ничего Артемий в панике начал махать руками и пытаться вдохнуть хоть немного воздуха. — Распоряжаю, что б ты сдох, гнида ебучая, — сквозь зубы прошипел Герасим, крепче обхватив двумя руками уже посиневшую шею. Измученные мышцы уже начали реветь от боли, но гнев наполнял их всё новой и новой силой. Как же Герасиму хотелось посмотреть в глаза того, кого он сейчас душит! Наконец-то раздался хруст. Единственный, кто здесь это мог, выдохнул. На всю комнату раздался тяжёлый выдох, тело мужчины молниеносно накатило расслабление, а мгновение спустя оно превратилось в дичайшую усталость. Тело ныло с макушки головы до кончиков пальцев ног. — Он здесь точно не один, — заключил Герасим, собрав всю волю в теле в одном движении: за ключами. На удивление это получилось довольно легко. Небольшая связка висела на боку тела и, подвинув его поближе, достать её не составило труда. Тут же мужчина открыл свою клетку и выскочил наружу. Он приметил, что воздух сразу же стал каким-то свободным, что-ли. — Хах, — усмехнулся мужчина, когда поднял с пола винтовку и снял с пояса убитого нож, — теперь иронично, да? Нацепив нож на оружие как штык, Герасим схватил его двумя руками и со всей силы вонзил в широко разинутый рот бывшего охранника. Туда же последовал и плевок. Будто ничего не произошло бывший заключённый пошёл прочь с ружьём наперевес. Теперь наступило самое сложное — сбежать. «Надо проверить другие клетки в поисках единомышленников,» — посетила разумная мысль голову Герасима. В любом случае толпой сбежать шансов больше, чем одному обессиленному. По крайней мере кто-то может послужить тебе щитом. Или наоборот. Ближайшие к мужчине камеры были пусты. Он со всё большим отчаянием вглядывался в каждый тёмный уголок, надеясь обнаружить там хотя бы труп, пока не явился маленький луч надежды в виде лежавшего на полу одной из камер. Он подскочил к её двери, затаив дыхание. — Эй, мужик! Проснись! — громко шептал Герасим, пока нервно пытался подобрать нужный ключ, — пойдём! Однако чем больше он разглядывал лежавшего — тем медленнее двигался и больше округлял глаза. Худощавый, покрытый синяками, рубцами и кровяными пятнами даже начавший гнить труп пялился на нашего героя в ответ закрытыми глазами. Герасим не сразу обратил внимание на знакомую кожанку и бороду, лишь когда он неосознанно попятился назад, начав терять рассудок от усталости, вызванной всем, до него дошло, что перед ним лежит труп замученного «офицера» — Саныч. В беспамятстве мужчина начал даже рычать. В голове начали проноситься картины. Умершая от чахотки бледная мать. Размазанные по стене внутренние органы испуганного брата. Гора красно-белых трупов с чёрными крапинками. Грязные оторванные конечности соратников. — Подъём на хуй! — рвал горло он после пинка по двум спящим белым за столом. Те, очевидно недавно выпившие, ничего не поняли, может, даже не проснулись. Но Герасим, неясно как очутившийся в маленькой комнатке с желчно-жёлтым освещением и заставший там этих двух несчастных, был в гневе. — Что вы, бляди, натворили?! Что, сука, что, что, что? — громко повторял тот с выпученными и красными глазами, наставив винтовку на белый китель. Второй, видимо, более трезвый, приподнялся и начал сонно и лишь во вторую очередь панически осматриваться в поисках оружия. Его нос хрустнул как сухарь, когда по его лицу прилетел приклад. Раздался крик, режущий горло. — Замолчи! Замолчи! — еле слышалось через нечленораздельный рёв Герасима, пока тот нервозно бил бедного парня прикладом куда нипоподя, вызывая всё больше и больше шума. Приклад ударялся глухо в животе, пахе, мышцах, груди и других частях тела. Всё-таки, чтобы вызвать перелом у мужчины не хватало сил, но как же он этого хотел! — Бля-я-я-я… — завыл лежавший рядом человек в белом кителе. — Ах ты сука, — зашипел Герасим, двинувшись с окровавленным прикладом в сторону того, кто потревожил его спокойствие. — Нашёлся, — штык вспорол живот, — тут мне, — прошёлся в сторону, открывая путь кишкам, — белый! — неистово рычал мужчина. Распоротый, издавая крики, начал захлёбываться своей же кровью, которая рекой хлынула из его горла. — Что ты натворил?! Сука! — Герасим отцепил штык и начал просто поласкать им мужчину в кителе, — почему?! Краем глаза Герасим заметил, как второй, с лёгкими по сравнению с его товарищем ранами, потянулся к брошенному ружью. Владелец его опередил. — Заткнись, мразь, — жёстко сжав зубы сказал он, наставив винтовку. Выстрел. Прямо в голову. Слух мгновенно пропал, в голове зазвенело. Снова нахлынули воспоминания. Разлетевшийся на куски от артиллерийского выстрела сослуживец. Смертники, отдавшие себя в объятия нашей матери. И прочее. Прочее. Прочее. Он не мог этого выдержать. Изувеченный офицер, размазанный мозг по полу, расчленённое тело. Герасим снова взвёл оружие. Стальной вкус наполнил рот. Выстрел.