Арабские ночи

– Помогите мне! – девушка пребывает в полном душевном раздрае, её голос срывается. – Вы – не последний человек во дворце. Вы оказываете большое влияние на моего отца. Пожалуйста, скажите ему, что это неправильно! Я не хочу замуж! А потом она вдруг опускается на колени, мысленно прося прощения у покойной матери и всей династии. Наверное, она утратила право называться принцессой, выразив слепую покорность главному визирю повелителя. Мужчина напротив удивлённо приподнимает изломанные брови. У него идеальные черты лица и странный, даже немного безумный вид, – бледные губы приоткрыты в немой реплике, подбородок нагло вздёрнут, будто он абсолютно всех вокруг считает пылью под своими ногами, а взгляд ястребиных глаз цвета кофейной гущи – очень лихорадочный и пронзительный. Он медленно тянет руку вниз и касается чёрных, как тушь на кончике кисти, которой самурай пишет свой дзисэй – предсмертное стихотворение, волос принцессы. Та судорожно проглатывает всхлип, шире раскрывает веки и боязливо смотрит на чужие пальцы, унизанные роскошными перстнями с каменьями цвета голубиной крови. – Вы действительно не любите своего жениха? – глухим басом визирь буквально стреляет ей в висок. Принцесса пытается прочистить горло, но слюна во рту отсутствует напрочь. С каждым вздохом лёгкие словно наполняются свинцом, а глупое, ущербное сердце колотится навылет в тщетных попытках выбраться из тесной грудной клетки. Девичьи впалые щёки, ещё утром поражавшие всех обитателей дворца своей покойницкой бледностью, сейчас пылают, как половинки спелого граната. – Не люблю, – жарким шёпотом выдыхает она, пока перед глазами всё плывёт. – Кого же вы тогда любите? Визирь держится невозмутимо: ровная осанка, уверенные движения и змеиная улыбочка. И ни одна живая душа не знает, что внутри него в этот момент разгорается настоящая война. На мгновение губы темноволосой красавицы расплываются в горькой улыбке. Кого она любит? Его. Очень давно и сильно. До пульсирующей головной боли, тошноты, паморока, трясущихся рук и хрипов в горле. До слёз, что почти каждую ночь чертили мокрые солёные дорожки по её лицу. Бремя чувств давило на хрупкие фарфоровые плечи уже третий год. Иногда девушке казалось, что она постоянно сутулилась под его тяжестью. – Никого, – лжёт она, подняв голову и смотря в глаза напротив; в них горит дьявольский костёр и бесенята танцуют кадриль. ЭТОТ секрет не должен узнать никто. Ни при каких обстоятельствах! Она обязана унести его с собой в могилу. Признаться в таком – всё равно что по собственной воле ступить на эшафот. Кто бы мог подумать, что чувство, веками воспеваемое поэтами, музыкантами, художниками, скульпторами, царскими особами и простолюдинами, принесёт ей СТОЛЬКО боли? Но, видимо, такова судьба. Ей остаётся лишь дальше хранить молчание. *** За неделю до этого. «Я – Жасмин, принцесса Аграбы, единственная дочь строгого, но справедливого султана Селима и его ныне покойной законной жены Айшель Султан. Я – любимая дочь своих родителей. Я – династия, я родилась в этом дворце, в нём и умру. Наложницы, евнухи, а так же знатные особы кланяются мне в ноги и смотрят с почтением и страхом. И я… очень устала». Девушка закрыла дневник и уронила голову на письменный стол. Устала… Ха! Это мягко сказано. Один Аллах знал, как тяжело было на душе у бедняжки, да и тот предпочёл бы отвернуться. Дворец казался ей самой настоящей клеткой, из которой не было выхода. Её мутило от золота, драгоценных каменьев, картин, красивых статуй, мраморных бюстов, шёлковых платьев и платков. Ей осточертели снующие туда-сюда слуги и гости, постоянные разговоры, перешёптывания, улыбки, поклоны, танцы, банкеты… Вчера она полдня пролежала на кровати, прокручивая в голове одну-единственную фразу: «Вот бы уснуть и не проснуться». Отец никогда не понимал свою дочь; считал, что та должна гордиться своим статусом и происхождением. Она – представительница благороднейшей династии, в её венах течёт голубая кровь, её все любят и уважают, перед ней в жизни открыты любые двери. А Жасмин хотелось снять с себя шелка и драгоценности, облачиться в простой сарафан и пройтись по рынку, а затем спуститься к реке, намочить ноги в прохладной воде, вдохнуть чистейшего лесного воздуха, прижаться щекой к шершавому и тёплому стволу дерева, слушать пение пташек, наблюдать за муравьями, бабочками и стрекозами… Не следить за осанкой, причёской и чистотой одежды. Не ощупывать каждые полчаса шею, уши и пальцы с мыслями: «Надеюсь, все украшения на месте! Хоть бы ничего не потерялось!», не останавливаться у любой отражающей поверхности, рассматривая своё отражение, потому что принцесса должна всегда выглядеть безукоризненно… – Надоело! – воскликнула девушка. – Дочь моя, чем ты занята? – прозвучал обеспокоенный голос слева. Жасмин мигом вскочила на ноги и поклонилась. Отец был единственным, кому не требовалось разрешение, чтобы войти в её покои. – Здравствуйте. Я писала стихи. – Стихи? – седые брови родителя поползли вверх. – Не знал, что ты пробуешь себя в поэзии. – Да, но они не получились. Забудьте, – девушка отодвинула дневник подальше. – Жасмин, я пришёл с благой вестью, – султан любовно погладил слегка растрёпанные волосы дочери. – О, Аллах, в каком ты виде! – Я поняла вас. Я причешусь. – Вот и замечательно. А теперь главная новость, – в голосе отца зазвучали торжественные нотки. – Я нашёл для тебя жениха. – Что? – не поверила своим ушам дочь. – Жениха? – Жасмин, вчера тебе исполнилось восемнадцать, – Жасмин показалось, что на лице родителя промелькнули противоречивые эмоции: словно тот сам не хотел расстраивать своё чадо, но в то же время не мог противиться обычаям. – Хочешь не хочешь, но время пришло. – Вот так просто? Так неожиданно? И кого же? – Принца Эртугруля. Через неделю он прибудет в наш дворец, чтобы познакомиться с тобой, – султан положил руку на бессильное плечо своей наследницы. – Вот увидишь, он тебе понравится. Он молод, красив, силён, умён, грамотен… – Эртугрун? Эртумур? О, Аллах, я даже его имя выговорить не могу! – вспыхнула Жасмин. – Эртугруль, – засмеялся повелитель. – В переводе – воин-ястреб. Да, звучит необычно, но со временем ты привыкнешь. – Ответьте, пожалуйста, честно, – девушка сжала кулачки и до боли прикусила губу. – Это только ваше решение? Что об этом думает… ваш визирь? Отец подозрительно нахмурился, и ей захотелось провалиться сквозь землю. – Странно, что ты о нём спросила. – Почему? Ведь вы советуетесь с ним по любому вопросу, – растерянно пробормотала дочь. Нужно было как-то выкрутиться, чтобы не выдать себя! – Я не успел сообщить ему об этом. Вчера его не было во дворце. На губах Жасмин расцвела улыбка, которую она изо всех сил постаралась скрыть. Значит, всё не так уж безнадёжно. Ей есть, на кого уповать. *** На следующий день Жасмин проснулась на рассвете и долго смотрела в окно. Чернильная синева неба уступала место жемчужно-розовой красоте, чтобы потом расцвести бирюзой морской лагуны. Всё вокруг стремительно наполнялось звуками: щебетали цветастые попугаи и зимородки, подавали голоса породистые собаки стражников, чихали, кашляли и о чём-то переговаривались служанки в коридоре. Когда ноги налились тяжестью от долгого стояния на одном месте, девушка медленно побрела к зеркалу и мельком взглянула на своё отражение. Это была не она, а её подобие. Кожа побледнела до цвета могильного савана, под глазами появились широкие (явно шире её личных границ) круги, пухлые губы покрылись сухой корочкой и мелко подрагивали, силясь втянуть в себя хоть чуть-чуть воздуха, чёрные волосы спутались и напоминали воронье гнездо. – Надо что-то делать, – решительно заявила принцесса. Вскоре в покои набились служанки, которые помогли ей привести себя в порядок. Умывшись, причесавшись и нарядившись в голубое лёгкое платье с завышенной талией, рукавами-фонариками и ленточкой под грудью, она вышла в коридор, от чистоты и золотых оттенков которого у неё сразу защипало в глазах. Как глупо! Провести здесь всю свою жизнь, не знать ничего другого, и так реагировать! – Принцесса, – вдруг раздался сзади голос, в одно мгновение пустивший по коже девушки табун мурашек. – С вами всё в порядке? Пересилив себя, она обернулась и увидела его. Высокого темноволосого мужчину с большими выразительными глазами и манящими на грех губами. На нём был длинный плащ цвета венозной крови и множество украшений. Красивый. Сильный. С такой мощной энергетикой, что голову дурманило посильнее самого крепкого вина. Вокруг него словно витала какая-то колдовская дымка. Жасмин даже думала, что он владеет гипнозом. Смотришь в эти глазищи – и будто в Геенну огненную летишь. Джафар. Главный визирь и друг её отца… Друг ли? Иногда принцесса думала, что он только и мечтает о том, как извести всех во дворце. И если султан будет в его дьявольском списке первым, то она – второй. – Всё хорошо, – наконец дала ответ Жасмин и не узнала своего голоса. Это было какое-то хриплое карканье! Вот что с людьми делало волнение! – Вчера я не поздравил вас с днём рождения, – начал визирь, приблизившись. – Виноват. Примите извинения и скромный подарок, – он стал медленно разворачивать свёрток, который до этого держал в левой руке. В правой у него был посох с отлитой из золота головой королевской кобры. – Спасибо, но не стоило, – залепетала девушка, чуть боязно смотря, что он там достал. Это оказалась красивейшая золотая цепочка тонкой работы с кулоном в виде сердца. – Ох, ничего себе! – не сдержала эмоций принцесса. – Я рад, что вы довольны. Позволите помочь вам надеть её? Она безмолвно кивнула. Стало так жарко, что несколько капель пота стекли вниз по тонкой шее. Через мгновение на её ключицах оказались чужие прохладные руки. Мужчине открылся прекрасный вид: пряди тёмных волос ниспадали на молочно-бледные плечи, цепочка переливалась, идеально завершая образ, а аристократическое лицо вчерашней именинницы было залито красками от смущения. Неловкий момент был нарушен появлением верной служанки и подруги Жасмин – Айлин. Живая, энергичная, смешливая и трудолюбивая девушка попала во дворец полтора года назад и почти сразу снискала расположение дочери повелителя. Жасмин любила беседовать с ней обо всём на свете: о важных новостях Аграбы, животных, растениях, книгах, нарядах, вкусностях, – и посвящала во многие свои тайны, кроме главной. О любви принцессы к Джафару не знал даже её личный дневник, что уж говорить о людях! Наследница султана всегда считала, что некоторые мечты, мысли и чувства нужно держать только в голове – туда-то точно никто не доберётся. – Принцесса, повелитель просил узнать, почему вы не явились к завтраку, – залепетала Айлин, поклонившись. А затем взглянула на Джафара и вся подобралась. – Ты не заметила, что мы разговаривали? – визирь метнул на неё инквизиторский взор. – П-простите, – выдавила из себя служанка, но мужчина уже ушёл, оставив за собой шлейф преступной харизмы и парфюма с нотками розмарина и кардамона. – Вы в порядке? – обратилась девушка к подруге. – Он вам не навредил? – Нет, – улыбнулась Жасмин и дотронулась до своего нового украшения. – Это он вам подарил?! – отшатнулась Айлин. – О, Аллах, интересно, что это значит?! – Просто решил поздравить с днём рождения, – неуверенно объяснила принцесса. – Что такого? Всё-таки мы давно друг друга знаем. – Пожалуйста, будьте осторожнее, – ломающимся голосом попросила подруга. – Не доверяйте Джафару! Чует моё сердце, он ужаснейший человек! Если бы я имела влияние на повелителя, я бы попросила его приложить все усилия, чтобы выслать этого колдуна в какую-нибудь заморскую страну на корабле и забыть о нём, как о страшном сне! Пока он во дворце, для нас каждый день может оказаться последним. – Упаси Аллах! Что ты болтаешь! – Он мечтает захватить власть и оказаться на троне вашего отца! – в глазах рассказчицы появились кристально-чистые слёзы. – Для этого ему нужно извести повелителя и всех его наследников, вплоть до внучатых племянников! Мы глазом моргнуть не успеем, как он устроит переворот! – Айлин, отец хочет выдать меня замуж за принца, – сообщила Жасмин, решив, что более удобного момента не будет. Ведь сейчас ей придётся идти завтракать, потом изучать иностранную литературу, затем подбирать наряд к вечернему банкету… Весь день пройдёт в хлопотах и времени на беседы не останется. – Правда? – зеленоватые глаза служанки расширились, тонкие брови взлетели на середину лба. – И как вы отреагировали на это известие? – «Как, как, – одновременно с тоской и смехом подумала наследница султана. – Решила попросить помощи у того, чьё чёрное сердце покрыто толстым слоем льда. У того, кого боится добрая половина дворца. У того, кто, по-твоему мнению, хочет узурпировать власть и всех нас отправить к Аллаху», – Никак, – вслух ответила она. – Жасмин, нам нужно молиться, чтобы ваш будущий муж оказался сильным и смелым человеком и не побоялся вступить в борьбу с Джафаром. – Послушай, Айлин, по-твоему, мой отец болван? – вдруг разозлилась принцесса. – Иначе почему он не сомневается в своём визире? – Нет, что вы! – всплеснула руками девушка. – Он просто ничего не замечает, потому что находится под воздействием колдовских чар этого дьявольского отродья! Ой, простите, – поняв, что перегнула палку, она прикрыла рот ладонью и испуганно посмотрела по сторонам. – Обратите внимание на посох Джафара. Он не просто так всюду носит его с собой! – Довольно! Я не желаю дальше тебя слушать. Прости, но я пойду в свои покои. Мне нужно побыть одной. *** – «Эта служанка опасна, – прошептал Джафар, усаживаясь на расшитый алым бархатом диван. – Она что-то подозревает!» Визирь не мог понять, что с ним делалось. Уже второй год он вынашивал в голове план по свержению с трона старого недоумка Селима и по уничтожению его раздражающих, не видящих ничего дальше своего носа приближённых. Втёрся в доверие к повелителю, пустил в ход свою харизму, всё продумал и просчитал… На его счастье, у султана не было сыновей. Только поздняя дочь, которую этот дурак берёг как зеницу ока. Она образованна, но донельзя бесхитростна и наивна. Бороться с ней проще простого: на одну ладошку посадить, другой прихлопнуть – и всё, мокрого места не останется. Джафар изредка наблюдал за ней, замирая посреди коридоров дворца, и представлял, как однажды её, как поломанную куклу, запихнут в мешок и поволокут по каменным лестницам, чтобы затем погрузить на корабль и отправить в монастырь… А может, в рабство к кому-нибудь из знатных господ. Это уже будет не его проблемой. Убивать принцессу он не собирался, но и оставить её здесь не мог. Но это было раньше. А сейчас… Мужчина стал всё реже думать о троне и власти. В его неукротимом сердце поселилась неземная тоска. По ночам его не тянуло в сон, утром всё валилось из рук, а за обедом кусок в горло не лез. Он неоднократно пытался собраться с мыслями, но ни одна мысль на собрание не приходила. Даже Селим заметил произошедшие в своём «соратнике» перемены и недавно спросил: «Джафар, неужели ты больше не хочешь принимать участие в жизни дворца?» Всё верно, визирь не хотел… Он хотел только принцессу. Джафар изо всех сил запрещал себе подобную блажь. Всё, что он должен был испытывать к единственной кровиночке падишаха и главному препятствию на пути к своей безграничной власти, – презрение и злость. Не ровен час, Селим выдаст Жасмин замуж за какого-нибудь богатенького недоноска и оставит тому трон! У Джафара оставался вариант самому жениться на принцессе, но на этот брак не согласились бы ни султан, ни сама Жасмин. Поэтому единственно верный выход был один – сослать пигалицу куда подальше и, став повелителем, заиметь целый гарем таких, как она. Но где такие водились? Наверное, на другом конце света. Талия осиная, запястья тоненькие, плечики острые, пальцы слабые, бедра покатистые… Вся ладная, подтянутая, как плакучая ива. А лицо – вовсе отдельный вид искусства! Глаза – как два колодца бесконечности, обрамлённые чёрными и пушистыми, словно крылья мотылька, ресницами. Скулы выразительные, кожа фарфоровая, а волосы отливаются шёлком звёздной сентябрьской ночи, зовущей сорваться в бесконечность. Даже имя у принцессы необычное, до жути красивое и женственное. Жас-мин… При произношении приходилось перекатывать гласные на языке, как самые сладкие в мире леденцы. – «М-да, привидится же! – одёргивал сам себя Джафар, когда перед глазами всплывали неприличные образы, в которых щёки Жасмин полыхали румянцем, иссиня-чёрные пряди рассыпались по роскошным простыням и подушкам, а сама она извивалась в его сильных руках, словно быстрокрылая пташка, да издавала сладкие стоны от нахлынувшей страсти. Иногда он хотел подчинить принцессу, сорвать с неё тоненькое голубое платье, прижать её к стене и заткнуть ей рот напористым влажным поцелуем. Наверное, она сама тайно мечтала о чём-то подобном взаперти в этом чёртовом дворце! А иногда – защитить от всего и всех, обнять и не отпускать, вечерами чмокать в лоб, а на рассвете подносить кофе и сладости. – «Ты влюбился, Джафар», – сказал бы его покойный отец. Но чтобы в эту пигалицу? В источник своих проблем? В свою главную головную боль? Визирю нужно было подумать. *** – Рад видеть тебя в хорошем настроении и добром здравии, – улыбнулся Селим следующим вечером, пожав руку своему «соратнику» – волку в овечьей шкуре. Джафару было непонятно, издевался тот или говорил серьёзно. Поклонившись, визирь прошествовал вглубь покоев султана и уселся в специально отведённое ему кресло – большое, мягкое, с красивым изголовьем и удобными подлокотниками. – Мне бы хотелось обсудить с тобой важнейшую новость, – продолжил повелитель. Визирь натянул на лицо улыбку, но в его тёмно-карих глазах в этот момент можно было прочесть: «Что ещё тебе нужно, старый пень? Никакого покоя не даёшь!» – Я собираюсь выдать свою дочь замуж за принца Эртугруля. – «Час от часу не легче, – пронеслось в голове у Джафара. – Сбылись мои худшие опасения! Теперь у меня ещё меньше времени, чтобы разобраться с этой компанией». – Джафар? Ты меня слушаешь? – в голосе Селима послышались злость и недоумение. Что такое? Почему его советчик витал в облаках, когда с ним разговаривает сам падишах?! – Да, – поступил лаконичный ответ. – Немного задумался, простите. Вы уверены, что он – удачная партия для Жасмин? – Конечно! – всплеснул руками султан и забегал по покоям. В этот миг он до смешного напоминал колобка или Шалтая-болтая: толстенького, невысокого и немного несуразного. – Он молод, образован, хорошо воспитан и точно не держит в голове злых умыслов! К тому же, я в прекрасных отношениях с его родителями. Что ещё нужно? Он скоро прибудет во дворец и ты сможешь лично с ним познакомиться. – А как Жасмин отнеслась к известию о своём скором замужестве? – осведомился Джафар, почувствовав, как его в самое сердце кольнула жалость. Жила девушка спокойно, никого не трогала, читала книги, играла на бубне и кеманче, что-то постоянно записывала в дневник, заботилась о своём ласковом ручном тигре по кличке Раджа, болтала со служанками, наряжалась в красивые платья, и вдруг как гром среди ясного неба: бросай всё и становись женой какого-то недоростка, которого ты знать не знаешь! – На удивление спокойно, – полуулыбнулся падишах. Неожиданно из коридора раздался громогласный вопль: «Принцесса, туда нельзя, повелитель сейчас занят!» и последовавший за ним быстрый цокот каблучков по мраморному полу. Собеседники не успели переглянуться, как двери покоев распахнулись, и на пороге появилась лёгкая на помине принцесса. – Отец, мне нужно с вами поговорить, – резко и уверенно выпалила она. – Жасмин, кто тебе дал право врываться ко мне? – родитель был поражён такой наглостью. – Немедленно выйди! Я сообщу, когда буду готов принять тебя. – Зачем вы кричите на свою дочь? – вдруг вступился Джафар, смотря прямо в широко распахнутые, слезящиеся, невинные, чувственные и болезненные глаза девушки. Жасмин не поверила своим ушам. Вот так раз! Пришла подмога, откуда не ждали. – А тебе-то какое до этого дело? – насторожился Селим. – Простите, повелитель, – молодой мужчина отвесил своему покровителю изящный, но фальшивый поклон. – Но мне не по себе от мысли, что я являюсь доверенным лицом человека, неуважительно относящегося к своей единственной наследнице. Жасмин чуть не упала в обморок. В чём дело? С каких пор визирь стал таким добрым? А может, он всегда был таким? Хотя бы в глубине души? Многие отзывались о Джафаре как о бесчувственном мерзавце, которому плевать на мнения других людей. – «Всё, на что он способен, – возвышаться над теми, кто ниже его по статусу, и мечтать о власти и золоте падишаха», – однажды сказала о нём всё та же Айлин. Жасмин была знакома с Джафаром около трёх лет. Иногда они перекидывались дежурными фразами и желали друг другу доброго утра или вечера, ещё реже – обсуждали дела во дворце и искусство. Визирь ни разу не навредил ей – ни словом, ни делом, но все её попытки сблизиться с ним в первый год раз за разом терпели крах. Взаимопонимание с кареглазым красавцем было возможно лишь до определённого барьера, которой ещё никому не удалось преодолеть. Он словно боялся открыться миру и людям; был уверен, что все вокруг него плели интриги и строили козни. Наверное, в чём-то он был прав. Даже принцесса знала, что во дворце нужно всегда держать ухо востро – иначе здесь не выжить. Спустя ещё один год она решила оставить Джафара в покое. Ещё не хватало, чтобы отец заподозрил неладное! Жасмин иногда боялась, что её влюбленная душа была видна всем как на ладони, но, к счастью, это было не так. Знатные особы, прислужницы, евнухи и гости были слишком заняты своими делами, чтобы обращать внимание на томный взгляд кровиночки султана и грустные вздохи, которыми она провожала визиря в спину. А теперь Джафар начал открываться с другой стороны. Поздравил её с днём рождения, сделал чудесный подарок, защитил от разгневанного отца… Но что всё это значило? Почему она вдруг стала его интересовать? Неужели Айлин права, и Джафар втирался в доверие к ней, к главной наследнице повелителя, только потому, что хотел со дня на день привести в исполнение давно вынашиваемый в голове план по свержению власти? – Как ты смеешь разговаривать со мной в таком тоне? – крикнул Селим. И тут случилось то, отчего у принцессы душа рухнула камнем вниз, кончики пальцев заледенели, а по позвоночнику прошествовали мурашки величиной с кулак: визирь схватился за свой посох, пару раз стукнул им по полу и навёл на своего покровителя. Глаза отлитой из золота кобры вспыхнули кроваво-красным цветом, а султан наблюдал за этим, не в силах оторвать взгляд. Через несколько секунд он покачнулся, как китайский болванчик, и улыбнулся. Случайный свидетель не посчитал бы данную сцену жуткой. Подумаешь, настроение султана изменилось как по щелчку пальцев кого-то свыше – ну и что с того? Он вообще человек чудаковатый. А блеснувший посох – просто игра воображения. Но Жасмин стояла на близком расстоянии от Джафара и внимательно следила за его действиями с момента поклона, поэтому у неё не появилось сомнений в достоверности увиденного. – О, Аллах! – только и смогла пролепетать бедняжка. Она побледнела как полотно, предательская слеза противно защекотала щёку и подбородок, прежде чем упасть на платье и поползти дальше. – Дочь моя, ты что-то хотела? – с той же глупой улыбкой обратился к ней родитель. – Уже ничего, – мотнула головой девушка. «Это конец», – застучало в висках, снеся стопоры. – Тогда ступай к себе. И ты тоже, Джафар. Мне хочется отдохнуть. Визирь искривил губы в подобии улыбки и вальяжной походкой удалился из покоев падишаха. Жасмин минуту постояла в раздумьях и побежала за ним. – Стойте! – повелела она, настигнув мужчину. – Что вы сделали с моим отцом?! Джафар сдвинул брови к переносице и посмотрел на неё сверху вниз. Внутри у девушки снова всё перевернулось и похолодело. С чего она взяла, что он не так плох, как считали многие? Да он сумасшедший! Не только чёрный колдун, но и настоящий деспот! На саму принцессу взирал, как на насекомое! – О чём вы? – Не притворяйтесь! Я всё видела! Вы околдовали его! – Не лезьте не в своё дело, – прозвучал ответ, от которого у Жасмин земля ушла из-под ног. – Что?! Как вы смеете?! Перед вами дочь повелителя! Если я захочу, вас уже завтра не будет во дворце, – окончательно осмелела она. В следующую секунду визирь наклонился к ней и, обдав горячим дыханием, прошептал: – Что ж, действуйте. Кровь принцессы закипела, щёки стали гореть, а язык прилип к нёбу. Она чувствовала себя извергающимся вулканом. Столько злости в ней было, пожалуй, только в тот день, когда отец нежданно-негаданно объявил о её скором замужестве. – Джафар, я вас насквозь вижу, – собственный голос показался бедняжке сухим и надломленным. – Вы давно замышляете что-то очень нехорошее. Но, клянусь, произошедшее сегодня в покоях султана вам с рук не сойдёт! Никто здесь не посмеет ему навредить! – с этими словами она сделала что-то уж совсем немыслимое, а именно, ткнула пальчиком в чужую грудь. – Собираетесь воевать со мной, принцесса? – нахально уточнил Джафар. Если бы он умел стрелять глазами, то в оппонентку вошла бы очередь патронов. Коридор пустовал. Один на один, без всяких прислужниц и евнухов, преемница правителя против его главного советчика; по-честному и на равных. Казалось, напряжение между ними можно было резать ножом или сечь катаной. Жасмин смотрела в чужие глаза, напоминающие тихие омуты, в которых не только черти поселились, но и сам Шайтан на чай захаживал, и слабела в коленях. Голова грозилась рассыпаться на части, как глиняная фигура. Джафар улыбался подчёркнуто самодовольно. А потом вдруг схватил принцессу за руку – так резко, что та ойкнула – и опустил пальцы на тыльную сторону тонкого запястья, – туда, где бился крохотный пульс. – Не смейте прикасаться ко мне, – прошипела юная особа. Она бы с удовольствием ударила этого дикаря, но какой от этого толк? Всё равно что прутиком по скале хлестать. Ей же будет больнее: только кулачки заноют и костяшки пальцев задрожат. – Смелая вы девушка… Ох и смелая! – качнул головой визирь. Широко распахнутые глаза дочери повелителя с горящими в них раскуроченными звёздами и её неровное дыхание с запахом яблок действовали на него сильнее алкоголя. Он сделал шаг вперёд и, прокрутив в голове одну-единственную мысль: «Ладно, будь, что будет», оставил на бархатистой щеке кроткий поцелуй, каким обычно приветствовали друг друга близкие друзья и родственники. Жасмин в тот же миг отпрыгнула от своего неприятеля, как от надвигающегося конца света. Она выглядела шокированной, сбитой с толку. – Какого чёрта вы… Как это понимать? – Если бы мы на денёк-другой остались здесь одни, то довели бы друг друга до припадков, – улыбка Джафара стала крепкой и немного развязной, как вино столетней выдержки. – Или совершили бы двойное самоубийство, потому что этот дворец слишком тесен для нас обоих. Девушка завороженно кивнула. Он был прав. Они оба слишком яркие, странные и влиятельные. Их противостояние вряд ли ограничится спорами, охами, ахами и сплетнями. Оно обернётся настоящей катастрофой, от которой извергнутся вулканы, сойдут лавины с гор, сгорят леса, выйдут реки из берегов и расколется земля. *** На следующий день принцесса сидела в саду и читала книгу. Хотя сосредоточиться на чтении ей было трудно. Из головы не выходил вчерашний поцелуй. Удивительно, но даже сейчас ей всё ещё казалось, что на щеке, в том самом месте, где оставили отпечаток губы Джафара, дрожал приятный холодок. – Глупости! – обозлилась сама на себя Жасмин и ожесточённо потёрла кожу. – Он просто надо мной поиздевался! Наверное, теперь вспоминает, как я отпрыгнула от него, словно перепуганная кошка, и смеётся до одури! Какое сумасбродство! Нужно было обо всём рассказать отцу! Чтобы в следующий раз у Джафара даже в мыслях не было позволять себе такие вольности! Хотя… Вспомнив, что случилось вчера в покоях повелителя, Жасмин отложила книгу, скукожилась, обняла себя обеими руками и коснулась лбом колен. Что ей делать? Приложить все усилия и сослать визиря из дворца? Но ведь тогда они больше не увидятся. – О, Аллах! – губы принцессы тронула горькая улыбка. – О чём я думаю?! На кону судьба моего отца! Я должна его защитить! Это мой долг! А я поступаю как самая настоящая предательница! Такую блажь в голове держу! Знала бы об этом покойная матушка… Внутренности девушки болезненно скрутило от отвращения к самой себе. Как она могла быть настолько легкомысленной? Имела ли она после этого право называться особой голубых кровей? – Принцесса, вы позволите мне составить вам компанию? Жасмин едва не вскрикнула, когда к ней подошёл её возлюбленный и неприятель. Вот уж действительно, лёгок на помине! Только его здесь и не хватало! – Нет, не позволю, – ответила темноволосая красавица, гордо приподняв подбородок и выпрямив плечи. – Оставьте меня в покое, или я пожалуюсь отцу. – Почему вы так непритязательно держитесь? С чего вы взяли, что я вам – враг? Джафар был намного выше принцессы, а в его глазах снова виднелись какие-то нехорошие искорки. С ним было… не страшно, нет. Странно. Жасмин зачем-то указательным пальцем провела по своей нижней губе, слегка размазав помаду. – Вы хотели навредить моему отцу. Да и вообще, вы – колдун, бунтовщик и волк в овечьей шкуре. Я вам не доверяю. И жду не дождусь того дня, когда вы покинете дворец! – «Вот именно, что не дождёшься», – подумал Джафар, искривив губы в двусмысленной ухмылке. – Я не вредил вашему отцу. Он жив, здоров и не высказывал в мой адрес никаких недовольств. А по поводу всего остального… Вы наслушались россказней других обитателей дворца? Такая образованная, благородная девушка, а верите сплетням? – Если множеству людей не нравится один конкретный человек, есть огромнейшая вероятность, что с ним действительно что-то не так, – учительским тоном заметила Жасмин. – Думаете, только вы здесь – умный, а другие – дураки, не видящие ничего дальше своего носа? Я вчера лично стала свидетельницей отвратительной сцены с вашим участием! А после у вас ещё хватило наглости меня поцеловать! Имейте в виду, если вы сделаете это ещё раз, я закричу! Джафар засмеялся скрипучим, неестественным смехом, от которого Жасмин пробрало до мурашек. Вот чернокнижник проклятый, ещё и веселился! – Разве то, что случилось между нами, можно назвать поцелуем? Я так и не коснулся ваших губ. – «И никогда не коснёшься», – подумала принцесса то ли с сожалением, то ли со злорадством. – Оставьте меня, прошу вас, – попросила она вслух, стараясь держать голос на ровной ноте. Оставьте… Не уходите… Не имейте со мной никаких дел… Нет, я не смогу без вас жить. – Я не хочу, чтобы кто-то видел, как мы беседуем! – Что вы читаете? – спросил визирь, словно не замечая огромнейшего смущения дочери султана. – Стихи Неджати, – уже из вежливости дала ответ Жасмин. – Как интересно. Но мне больше нравится творчество Бакы, одного из «четырёх великих» турецких поэтов, – Джафар вдруг устремил взгляд своих тёмных глаз с невыносимой поволокой прямо на принцессу и стал медленно и с выражением читать одно из своих любимых заученных наизусть стихотворений: – от кожи нежных щек твоих идет благоуханье, пушок твой — абиссинский раб, Рейхан ему прозванье. И родинка твоя — Биляль, а две твоих губы — одна коралл, другая лал, готов платить им дань я. Вовеки будь благословен и черный локон твой, который амброю твои наполнил одеянья… Жасмин слушала и чувствовала, как её одновременно охватывают палящий жар и жуткий холод. Это было не просто красиво. Это было слиш-ком, особенно для её неопытного сознания и тела. Его голос, мягкие интонации, хитрых прищур, чуть сбитое дыхание и жесты руками – всё сливалось в одно огромное великолепие и оставляло отпечаток глубоко в сердце. Внутренние механизмы девушки дали сбой, в глазах блеснули слёзы, в горле встал ком. – Перестаньте, – попросила она, понимая, какой впечатлительной дурочкой выглядит со стороны. – Вы очень красиво читаете, правда. Но я… Я, наверное, слишком ранимая. И я… Если вы не хотите уходить, я уйду. – Нет, постойте! Но их беседа была прервана донёсшимся издалека голосом: «Во дворец прибыл принц Эртугруль!» *** Новоприбывший принц оказался молодым человеком лет двадцати: среднего роста, стройным, с каштановыми волосами и большими глазами янтарного оттенка; глаза эти были полны неизрасходованного буйства юности, их выразительность и яркость приковывали к себе внимание многих окружающих; но только не внимание наследницы султана. Несчастная Жасмин про появлении визитёра заметалась по территории дворца, как Эсмеральда по «Двору чудес» – такая же роковая и потерянная. Она не могла понять, почему Эртугруль приехал сегодня. Ведь отец говорил, что он будет здесь только через неделю! Она даже не успела подготовиться, настроиться на перемены! Как в полусне девушка следила за тем, как к ней подошли стражники, отец и, конечно же, дорогой гость. Когда принц поклонился ей в знак приветствия, она беспомощно огляделась вокруг, надеясь увидеть Джафара, но того и след простыл. – «Как так? – подумала Жасмин. – Он ведь совсем недавно был здесь, разговаривал со мной. Что ж, вот я и снова убедилась, что уповать мне совершенно не на кого. Я здесь одна-одинёшенька, и ничего не изменится». – Познакомься, дочка, это – тот самый принц, о котором я тебе рассказывал, – улыбнулся падишах. – Он образован, мудр, из очень хорошей семьи… Девушка слушала отца вполуха. При первом же взгляде на Эртугруля она поняла, что не будет испытывать к нему ничего, кроме дружеского участия и холодного расчёта, что союз двух династий пойдёт всем на пользу. Им будет очень скучно вдвоём. А ведь брак – это на всю жизнь. О, Аллах, почему это происходило именно с ней?! – Я рад приветствовать вас, принцесса, – нерешительным, рокочущим голосом проговорил Эртугруль и протянул возможной будущей невесте букет тюльпанов – жёлтых, означающих пожелание счастья. – «Тюльпаны, я, кстати, терпеть не могу, – мысленно заметила Жасмин. Она готова была думать о чём угодно, только не о том, что сейчас происходило на её глазах. – И говорила об этом отцу, просила передать принцу. Либо отец что-то запамятовал, либо Эртугруль. Ну и ладно». Пойдёмте во дворец, – вслух сказала она. – Там поближе и познакомимся. Что здесь стоять? Во дворце, за накрытым столом, визитёр рассказывал о себе. Говорил он много, нудно, и из каждого его монолога лишь две-три фразы были дельными, а остальные – сплошной водой. Жасмин пропускала всё мимо ушей. Смотрела на него и думала о своём, догадываясь, что то же самое делали все собравшиеся здесь приближённые султана; Джафара среди оных не было, он сразу отказался принимать участие в этом пире во время чумы, сославшись на дурное самочувствие. Принцесса даже позавидовала ему: она-то не имела такой возможности. – Я считаю себя счастливым человеком, – заметил Эртугруль в разгар своего очередного монолога. – Могу и ещё кого-то осчастливить, если придусь по сердцу, – на этих словах он хотел коснуться запястья Жасмин, но девушке всё это показалось до того гнусным, что она брезгливо отклонилась и выпалила как из пушки: – Говорите-то вы много, все слова у вас тянутся, будто рахат-лукум, но ничего по делу. Всё о себе да о себе. Ах, скучно! – Что ж скучного? – немало удивился такой наглости гость. – Полагаю, вы во дворце и до моего появления не особо много веселья видели. – Думаю, вам стоит побеседовать с глазу на глаз, – подал идею падишах. Голос у него был тихим и уставшим; видимо, даже он устал от болтовни своего возможного будущего зятя. – Ни на что и ни на кого не отвлекаясь. И сразу станет понятнее, кто скучен, а кто весел. Личное общение – это ведь совсем другое… По саду пройдитесь, у нас там очень красиво. – «Какая же всё это вода! Неужели отец заразился суесловием от Эртугруля? – подумала Жасмин, сцепляя и расцепляя тонкие пальцы на узорчатой скатерти. – Не могу, не хочу! Была бы моя воля, я бы лучше ещё послушала стихи Бакы от Джафара!» Ей хотелось закончить всё это сейчас же, немедленно, но от неё, увы, почти ничего не зависело. *** Дворцовый сад вправду был прекрасен. И огромен. Каких растений здесь только не было! Садовники постарались на славу. И неудивительно: на территории, где жили представители древней и могучей династии, всё должно было быть идеально. В саду было множество тропинок и дорожек, главные из которых были выложены бурыми кирпичами. То тут, то там виднелись цветы, которых больше не было ни у кого и нигде: нежные и изящные, яркие и броские… Но как они все благоухали! Над этим великолепием порхали быстрокрылые бабочки и полосатые пчёлы, а чуть поодаль, на плодовых деревьях и кустарниках спели сочные вишни, наливные яблоки и сладкие персики. Ах, лето! Месяцы плодородия, тепла, радости и уюта! Принцесса села на скамейку рядом со своими любимыми белыми розами; многим обитателям дворца они казались холодными, но Жасмин не разделяла их мнения. Каждую белую розу она сравнивала с гордой и неприступной дамой. – Как у вас здесь, в целом, настроение? – поинтересовался принц, пока не решаясь сесть рядом с возможной будущей супругой. – Ничего живётся? – Право, какой вы странный, – повела плечом наследница султана. – Кажется, всё в порядке. – То-то, что «кажется!» Молоденьким девушкам всегда «кажется!» А повнимательнее посмотришь – трудно приходится, одиноко. А впрочем, видный у вас дворец! А сад-то! Всем на зависть! Вот интересно, сколько средств на него ежемесячно уходит? – Ох, оставим это! Не хочу! – Отчего же вы смутились? Я, кажется, неприличного не спросил. Так, интереса ради, разговор поддержать. – Вы лучше скажите, что мы делать-то будем? – жалобным голосом поинтересовалась Жасмин. Она уже потеряла нить этого разговора; если таковая, конечно, вообще имелась. – Отец говорит, мне замуж за вас нужно. А между тем ваша персона производит на меня… крайне неоднозначное впечатление. – Что же неоднозначного? Поверьте, вам это только мерещится! И узнаете меня получше, и симпатией проникнитесь – всё в своё время сделается. Обо всём поговорим, не будем спешить, точно на пожар. А если поженимся – ещё как заживём! Толкуя свою речь, Эртугруль смотрел на принцессу масляным, заискивающим взором, и девушке от этого было очень неловко. Она чувствовала себя слишком маленькой и неподготовленной для всего происходящего. И чем дольше юноша говорил, тем сильнее ощущался комок в её горле, мешающий дышать. – Ох, не знаю, не знаю… Что за выражения у вас? Ничего по делу, только воду льёте! Не покорюсь я перед таким злостным пустословием! – В чём же вы меня упрекаете, принцесса? – Эртугруль красиво приподнял тонкие брови. – Поговорить я люблю, но неужто это грех? Если вы считаете, что я поступаю недобросовестно и гневлю Аллаха, я покаюсь, попрошу прощения. Только это сначала нужно доказать. А то как страшно сказали: «злостное пустословие!» Никогда я злодеем не был! Эртугруль говорил много, не переставая, а Жасмин, глядя на это, прокручивала в голове один-единственный вопрос: «и как он не устаёт?» Но принц так и не ответил, что они будут делать, как станут развиваться их отношения, и как он, в целом, представлял себе семейную жизнь. У него любое слово имело по десять значений – поди, разберись! В ответ на все конкретные вопросы и просьбы Жасмин юноша начинал тянуть какую-то постороннюю чепуху, что после принцесса уже кляла себя за то, что его потревожила, и хотела только тишины. – «Если он в гостях так себя ведёт, что будет, когда я переберусь в его дворец? – помыслила Жасмин, помассировав виски пальцами. Её мутило, хотелось спать и пить. Но более её мучил страх. – Какую там волю над собой возьмёт! Ох, не будет у меня столько терпения! Как увидел меня, так и изошёлся слюной! А глаза-то как бегают! Пошлость какая! Бесстыдник, хоть и голубой крови! Если Аллах дарует человеку силы всё преодолеть, то он забыл о моём существовании!» *** Во дворец принцесса возвратилась бледной, уставшей, нездоровой, с тяжёлой головой. Без всякой надобности она ходила взад-вперёд по своим покоям, а когда случайно взглянула на своё отражение в зеркале, то показалась себе растрёпанной, перепуганной, некрасивой. Сейчас у неё в рукаве были два варианта дальнейшего развития событий. Первый: высказать отцу чёткое и однозначное нет: «хоть режьте меня, но не выйду!» Второй: всё-таки согласиться на свадьбу, а потом попробовать притереться к супругу, присмотреться, подружиться. Вот только оба варианта требовали выдержки и силы духа. А у Жасмин не осталось ни того, ни другого. Почти всю свою сознательную жизнь она провела в тоске разной глубины и особенно ясно это ощущалось сейчас, в период юности, когда остальные формировали дружеские и полезные связи, и чего-то добивались. С переменным успехом выползая из дебрей печали, девушка понимала, что ей уже сложно что-либо исправить. С какой бы стороны Жасмин на себя не смотрела, она – человек-пепелище, без тяги к достижениям, обществу и даже семейному счастью. Контроль со стороны отца, потеря матери, постоянный страх козней или заговора от кого-то со стороны, длительные чувства к визирю султана высосали из неё все надежды на лучшее. Девушка понимала, что нужно что-то менять, выбираться из вакуума, но на большие шаги она бы не отважилась, а маленькие ни к чему не приводили. Постоянно мешало ощущение собственной изломанности, будто она – камень, который годами валялся на улице, а сейчас его подобрали и пытались отшлифовать, украсить, в общем, сделать что-то путное. Где-то через час принцессу навестила её единственная подруга – Айлин. Она, как обычно, была энергичной и смешливой, а в её зелёных глазах горели крохотные искорки любопытства. – Госпожа, ну как вам наш сегодняшний гость? – с порога поинтересовалась служанка. В руках она держала поднос с двумя кружками чая. – По-моему, очень интересный юноша. В груди у Жасмин потянуло странной болью. Скрыть это не получилось, маска равнодушия не подействовала, поэтому наследница султана в немом крике прижала ладонь ко рту, а затем выпалила: – Упаси Аллах! – Что? Он вас обидел? – встревожилась Айлин и со звоном поставила поднос на прикроватную тумбочку. – Сказал что-то дурное? – Да у него все слова дурные! До единого! Только в другом понимании. Не оскорбительные, а… Я даже не знаю! Не привыкла я к такому. – Неужели болтун? – Айлин говорила тоном именинницы, которой вручили трёхъярусный торт. Сплетничать она умела и любила. Да и для прислуги во дворце других развлечений не водилось. – Да не то, чтобы… – замялась принцесса, поправив выбившуюся из сложной причёски прядь тёмных волос. – Вот ты, например, тоже болтушка, но я от тебя не устаю. А с ним очень тяжело. Пока мы были в саду, меня не покидало ощущение, что меня заперли в клетке, где воздуха осталось всего на десять минут. Говорит он очень скучно и долго. Любую незначительную тему может по получасу растягивать! То про сад, то про доходы, то про веру, то про свою персону… Зачем мне это? – Мне кажется, вы к нему слишком строги, – Айлин заглянула в своё отражение на дне кружки с коричневатым напитком из комбинации травинок и листиков. – Это, вероятно, от нерасположения духа. Вы сами говорили, что в минувшую ночь дурно спали. – Да какой тут сон! – вдруг вспыхнула Жасмин, почувствовав крепнущее внутри раздражение. Её никто не понимал! Да она и сама с трудом представляла, кому и какими словами рассказать о своём состоянии. – Может, он разволновался, вот и говорил несуразицу. Оно и понятно – впервые будущую жену увидел! Его пожалеть нужно. – А меня кто пожалеет? Только представь, что начнётся, когда мы станем жить вместе! Он мне так голову своей чепухой забьёт, что не приведи Аллах! Пошлость и пустословие имеют большую силу. Они всегда очень быстро окутывают ведомых и слабых людей. – Хоть убейте, но не понимаю, что в этом такого страшного! – Айлин продолжала улыбаться. Она знала, что госпожа никогда не сердилась на неё подолгу и всерьёз. – Простите, если позволяю себе лишнего. Вам-то, конечно, лучше знать… Но между нами говоря, – девушка скосила взгляд на двери и, словно опасаясь, что её могли подслушать, понизила голос до шёпота: – кажется мне, что вы любите совершенно другого человека, вот вам будущий муж и не мил. – Что ты говоришь! – топнула ногой принцесса; лицо её тотчас начало переливаться всеми мыслимыми и немыслимыми цветами, от ярко-розового до смертельно-бледного. – Грех-то какой мне приписываешь! Если уж держишь такие дурные мысли в голове, хотя бы не делись ими! – Что же в чувствах грешного? Жасмин демонстративно отвернулась от своей собеседницы. Нет, Айлин не могла догадаться! Она, возможно, и зоркая, но не настолько! Принцесса всегда думала, что ничем себя не выдавала. Хотя чёрт знает! Может, она намедни слишком долго стояла в коридоре и следила, как Джафар закатывал рукава длинной рубашки из тонкой полушёлковой ткани. Проклятие! Ей тогда казалось, что она вовремя отвела взгляд, сделав вид, что увлечена разглядыванием собственных ногтей. Абсурд среди абсурда! «так больше продолжаться не может, но продолжится», «я этого не потерплю. Ну, ещё годика три, может, потерплю, но потом – точно нет!» Ладно, сейчас главное стоять на своём: ничего не знаю, никого не люблю, ни на кого не засматривалась. – И кого же я, по-твоему, люблю? – уточнила Жасмин, придав своему голосу в меру насмешливую интонацию. – Левента, того молодого человека, который бывал у нас на последнем торжестве, – фраппировала заявлением Айлин. – Я заметила, что вы были с ним очень милой и вежливой, и даже подумала, что из вас с ним получилась бы неплохая пара. Простите, если вас это оскорбило. – Кого-кого? – принцесса теперь уже искренне улыбнулась. С её плеч будто упали две огромные горы. – Да я о нём давно и думать забыла! А вежливо беседовала с ним только потому, что этого требовали правила этикета. Вот ты меня обескуражила, право слово! – она в очередной раз умилилась поистине детской непосредственности своей подруги. – Я надеюсь, ты ни с кем более не поделилась своими умозаключениями? – Нет, что вы! Как можно! – Вот и замечательно. Тогда давай прекратим этот разговор. Мне пора спать; да и тебе, думаю, тоже.