Не выдыхай

Гарри Поттер стал другим. Весь Магический мир с ужасом наблюдал за переменой Золотого мальчика, затаив дыхание, но никто, совершенно никто не мог и слова сказать ему против. Ведь он — победитель Тёмного Лорда. Ведь он — национальный герой. Ведь он — мальчик-который-выжил-дважды, и люди не были уверены, что его вообще можно убить. Поговаривали, что он владеет тёмной, запрещённой магией, ещё более ужасающей, чем Волдеморт, и лишь только поэтому Гарри Поттеру и удалось победить его. Но это были лишь теории, сплетни, тем более его лучшие друзья: Гермиона Грейнджер и Рон Уизли ни словом, ни жестом не показали, что с Гарри Поттером что-то не так. Они втроём всё так же появлялись на приёмах в честь победы, ходили на интервью и полностью поддерживали любое слово своего лучшего друга. Но невидимая угроза будто нависала над Магическим миром, и люди чувствовали, что нужно бежать, бежать без оглядки, иначе будет поздно. Смешные, конечно, они. Поздно стало ещё в тот момент, когда Гарри впервые попал в Магический мир, когда люди впервые доверились Золотому мальчику, когда люди просто решили сидеть сложа руки, надеясь, что всё образумится само. И никто даже и подозревать не мог, что это был план, который реализовался годами, долгими и нудными годами, и каждая деталь, каждое действие должны были быть под контролем. И люди никогда не смогли бы догадаться, кто же все-таки стоит за Гарри Поттером и за его действиями. Лили Поттер сложила газету надвое, закончив читать статью Риты Скитер, любопытной истерички, которая пыталась призвать людей к разуму и присмотреться к Гарри Поттеру повнимательнее, перед тем, как выбирать его Министром Магии. Конечно, полноценных доказательств у неё не было — Лили не допустила бы себе такой оплошности, но эта пустая паника, которую пыталась Рита развести, начинала раздражать. Конечно, она могла бы заткнуть её в два счета, но это привлекло большее внимание к сыну и создало бы новых проблем. Вдох-выдох. Нельзя раздражаться на внешний мир — иначе можно допустить ошибку. Оставалось лишь только ждать. — Ма? — Гарри неслышно заходит в её комнату. — Привет. — Тяжёлый день, да? — Лили небрежно кидает газету на журнальный столик, внутренне собираясь духом. Да, она его ждала. Когда Гарри сталкивался с такой очевидной провокацией, он всегда нуждался в особой разрядке. И только Лили могла дать её в полной мере. На ней лишь одна шёлковая красная сорочка на тонких бретельках: ни нижнего белья, ни украшений, ни обуви. Волосы распущены, на лице ни капли косметики. Разрешается лишь капля духов за ухом. Гарри любит, когда мама его встречает при полном параде. — Как обычно, — горько усмехается Гарри одним уголком губ. — Бывает. Соскучилась? Иногда ей становилось жаль её сына. Обреченный на то, чтобы вершить великие дела не по своей воле. С самого рождения и до сих пор ему приходилось терпеть многое, очень многое, чтобы сейчас стать сильным. Могущественным. Властным. Отчасти, это её вина. Она это признавала. Но с другой стороны, если бы не она, разве Гарри смог бы один справиться с этой всей кашей, что заварил Дамблдор на пару с Волдемортом? Она просто защищала своего ребёнка. Чтобы никто и никогда не посмел его обидеть. Мир жесток и несправедлив сам по себе, поэтому уж лучше они будут теми, кто создаёт эту несправедливость, чем тем, кто будет терпеть её. Но Лили не учла одного фактора — Гарри стал неуправляемым. — Не хочешь ли ты сначала отужинать? — спрашивает она одними губами, хотя уже знает ответ. Гарри неимоверно зол: волосы растрепаны больше обычного — он тормошит их, когда не может высказать свои претензии к миру вслух, в зелёных глазах мелькают дьявольские огоньки ярости — ещё чуть-чуть, и он сожжёт всех и вся одним лишь взглядом. — Может быть чуть позже, — он одним движением притягивает её к себе и впивается жадным полуукусом в шею. Он всегда такой нетерпеливый. Стон вырывается сам по себе — то ли от боли, то ли от наслаждения. Лили уже не знает. Она, как кукла, просто подчиняется воле своего хозяина. И тот намерен поиграть: сегодня явно не обойдётся одним лишь простым сексом. Поэтому, собрав всю волю в кулак, Лили отстраняется и укоризненно глядит на того, кто стал её наказанием. Звонкая пощёчина становится началом их игры. — Гарри Джеймс Поттер! — голос, требовательный и властный, разносится по всему дому, как гром посреди ясного неба. Ведь Гарри нравятся крики. Гарри нравится сила. — Да, мама? — издевательски тянет он, делая к ней шаг и сбрасывая с плеч мантию, оставаясь в белой рубашке. — Ты хочешь мне что-то сказать? И ещё один шаг. — А это имеет смысл? — Лили щурится, а затем дёргает его на себя за галстук, что был еле завязан. — Вам, молодой человек, следует быть более вежливым со своей матерью. — Что такое вежливость, когда… — его пальцы сжимаются на её тонком запястье, грозясь переломать его в любую секунду, — не знаешь границ. Твое воспитание. И с каждым разом Гарри становился всё более ужасающим. Даже сейчас он нависает над ней, как тысячелетняя гора, камни которой когда-нибудь могли обрушиться на нее, и тогда её жизнь оборвётся. Она сама виновата, она сама привязала к себе сына настолько, что он теперь не воспринимал других людей за разумных существ. Воздух плотный, удушающий, плавит мысли, как обычно, а боль, что отбивается тупой пульсацией на запястье, начинает возбуждать — привычная реакция организма. Но нет, рано. Ещё слишком рано. — Тогда следует тебя наказать, чтобы ты усвоил урок, несносный мальчишка, — шипит Лили сквозь сжатые зубы и вцепляется свободной рукой в чёрные, чуть длинноватые волосы, утягивая их вниз. Конечно, она была слабее его в несколько раз и даже в магическом плане, но Гарри позволяет ей делать всё, что угодно. Пока что. Даже отпускает её запястье, наслаждаясь тем, как Лили впивается острыми коготками в его шею, пытаясь сжать её посильнее. И в этот момент она действительно хочет его придушить. То зло, которое она сама создала. Руки сжимаются всё сильнее и сильнее, а усмешка Гарри становится всё больше, всё торжественнее. — Брось, мам, у тебя не получается. Сейчас покажу, как надо. И никто не сможет прийти ей на помощь. Ведь никто не знает, что она жива. Гарри стремительно перехватывает на себя инициативу и одной рукой обхватывает её тонкую шею — дыхание сразу перехватывает, а внизу живота растекается приятный узел волнения. Она намокает быстрее, чем Гарри успевает впиться в её губы собственническим поцелуем. От нехватки воздуха сознание мутнеет, да и возраст, наверное, играет свою роль — Лили ведь не молодая девчонка, которая может задерживать дыхание надолго, поэтому лишь жалко машет руками, пытаясь хоть как-то противостоять. Но она не должна сдаваться так быстро! — А у меня сюрприз, — шепчет Гарри и покусывает мочку уха. — Думаю, нужно хоть как-то разнообразить наши уроки воспитания. Хватка на горле ослабевает, и Лили жадно хватает ртом воздух, как рыба, выброшенная на берег, не имеющая ни единого шанса выжить. Ей плевать, что там придумал Гарри — что бы там ни было, это принесёт лишь боль. А Лили привыкла к любым видам боли, неважно каким способом она ей достаётся. Левая рука Гарри скользит по телу, приподнимает край сорочки и останавливается на полпути — он ждёт реакции на свои слова. Но Лили всё ещё пытается дышать сквозь спутанные рыжие волосы, что упали на её лицо, она глядит на своего сына, и понимает, что снова тонет в чувствах — это её родной сын, её гордость, её настоящая любовь, несмотря на то, что за красивым невозмутимым лицом скрывается опасный зверь. Она готова на всё, что угодно, чтобы он был счастлив. — Люблю… сюрпризы… — хрипит она, а на глазах выступают невольные слезы, так как ей снова перекрывают доступ к кислороду. — Я в тебе не сомневался, мама, — шепчет Гарри так нежно и так ласково, что никак не сочетается с положением вещей. Его невесомые поцелуи по скуле и вниз, до шеи, кажутся издевательскими, но и опять же, Лили просто не думает об этом, а неизбежно плывёт в спасительную темноту. Ах, если бы всё закончилось так просто. Гарри отстраняется и шагает к столу, на котором лежит та проклятая газета и стоит свеча на серебряном подсвечнике. Каждый шаг, как смертный приговор, разносится эхом по всей комнате. Лили неосознанно вжимается в стену, нервно царапая бумажные обои. Убежать — нет сил, поэтому остаётся собирать себя по кускам именно таким способом. — Я люблю огонь, — Гарри разворачивается к ней со свечой руках, и отблеск в его очках кажется устрашающим, делая сына неимоверно безумным. — Мы с тобой сделаны из огня. А что если… Он щёлкает пальцами, и за его спиной моментально вспыхивает огненная стена. И когда Гарри настолько научился владеть беспалочковой магией? — Что ты делаешь? — Лили с изумлением смотрит на огонь, что разрастается с каждой секундой и пожирает собой всю комнату. — Это переходит все границы, Гарри! — Да неужели?! — внезапно вскрикивает он, а оранжевое пламя в тон его словам становится ещё больше. — Неужели, мама?! Что ты со мной сделала? Что? Я… не должен быть таким. Я не хочу быть таким. Я… Он затыкается на полуслове и поспешно подходит к ней, хватая её за подбородок и заставляя посмотреть ему прямо в глаза. — Мам, прости, прости, я просто устал. Это временно. Прости. Я соберусь и сделаю всё, чтобы ты была счастлива, просто, — его голос ломается, становится грубым, чужим, — откуда во мне столько всего?! Я одержим тобой настолько, что готов убить, лишь бы избавиться от этого чувства. И этот поцелуй отличался от всех других поцелуев, что были до этого. Он был спокойным, целомудренным, взрослым. Ах да, Гарри просто повзрослел. Если раньше их игры были всплеском гормонов и эмоций, то сейчас… Лили стала не просто игрушкой, а настоящей больной любовью. — И когда-нибудь я это сделаю, ты ведь понимаешь? — он вкладывает ей свечу в руки, которая тает моментально, огонь уже поглотил почти всю комнату и не прикасается к ним только по воле Гарри. — Поэтому одно лишь слово, и мы можем всё прекратить. Всё переписать заново, будто этого всего и не было. Или можем… просто перейти на новый уровень. Лили не отвечает — и так всё очевидно. Поэтому она просто подносит свечу к сорочке — она горит моментально на её теле, спадая обугленными чёрными кусками вниз. И этот огонь между ними завораживает. Жжение по всему телу приносит даже некое облегчение. Они — дети Сатаны. Им не страшен огонь. Гарри восхищённо наблюдает за картиной, что не удерживается и растегивает брюки, вытаскивает набухший член, проходясь по нему рванными, нетерпеливыми движениями. Сорочка догорает, оставляя на теле красные, уродливые ожоги — что ж, это теперь её новый наряд — Лили аккуратно ставит свечу на пол и садится на колени, облизывая розовую головку члена. На языке растекается солоноватый привкус, и она стонет от наслаждения — это заводит настолько, что она сама наталкивается на всю длину и давится членом. Ей хочется, хочется излить всю скопившуюся страсть за вечер, и Гарри, принимая её такой безмолвный ответ, грубо хватает её за волосы и толкается в рот. Рот немеет почти сразу, но Лили раскрывает его ещё шире, громко кашляя. Белесая вязкая слюна капает на пол крупными каплями, в которых отражаются язычки пламени, который даже и не думал угасать. Гарри шипит от удовольствия и закатывает глаза, а Лили скользит рукой к влагалищу, желая хоть как-то разрядиться. Её пальцы сами проникают внутрь, а потом выходят и быстро натирают набухшую, ноющую точку, что так желала прикосновения. Гарри это замечает, и Гарри это не нравится. Он отбрасывает её на пол, затылок тут же ноет от сильного удара, но Лили даже не думает убирать руку: дразнится, поглаживая себя всё активнее. И снова руки Гарри оказываются на её шее, а сам он кусает её губы. Во рту добавляется металлический вкус крови — вкусно, вкусно, вкусно. И пусть ей нечем дышать. Она изгибается дугой, желая ощутить своим телом больше прикосновений, больше боли. И здесь настолько жарко, что действительно кажется, что они находятся в самом центре Ада. В какой-то момент она уже не может различать ни звуки, ни запахи, ни мира вокруг. Ей не больно, когда Гарри зажимает двумя пальцами вставший правый сосок. Ей не больно, когда Гарри кусает её за внутреннюю часть бёдер. Ей не больно, когда Гарри её переворачивает, ставит в позе догги-стайл и наносит хлесткие удары по ягодицам. Ей не больно, когда Гарри проникает прямо в задницу, без подготовки, разрывая её мелкие частицы. Ей не больно. Она наслаждается. Стоны, перемешанные со всхлипами, заполняют собой всё пространство. Лили чувствует себя потным грязным комком неистовой похоти. И она хочет кончить до безумия. — Пожалуйста, — просит она, и Гарри понимает, притягивая её за грудь к себе одной рукой, а второй опускается к влагалищу, давя двумя пальцами на клитор, а потом нежно растирая по кругу. Лили извивается, темп сбивается, но это лишь дразнит их обоих. Гарри присасывается к её плечу, оставляя многочисленные засосы. Член разрывает её изнутри, а внизу скапливается напряжение, и она уже сама рукой Гарри доводит себя до конечной точки. Она застывает и задерживает дыхание, наслаждаясь приятной пульсацией, что отдаётся по всему телу. Гарри хватает лишь пару рванных толчков, чтобы излиться прямо в неё. — Не выдыхай… не выдыхай, — шепчет он ей на ухо, а затем щёлкает пальцами. Огонь, сдерживаемый невидимыми границами, наконец-то смог поглотить всю комнату.