***
Тогда она находит Тиссаю: одинокую, заплаканную, сжавшуюся от страха в углу собственного кабинета и отгородившуюся ото всех стеной, к которой была прислонена спина, и сильнейшим магическим барьером, который Йеннифэр когда-либо видела, держащийся только на силе не пролитых, а застывших где-то в уголках глаз, слез и дрожащих и обессиленных руках. Она впервые видит старейшую чародейку в таком шатком и непритязательном виде: с растрепанными волосами, что своими белыми всполохами освещали всю комнату, и огромными, слишком голубыми, даже синими, глазами — красными от многочасовых рыданий. Йеннифэр находит Тиссаю в таком состоянии, и сердце ее сжимается от боли и того, что проглядела. Тиссая с самого начала не была в порядке. С самого начала нуждалась в ком-то, кто смог бы спасти ее от себя самой, но Йеннифэр была слишком занята Геральтом, Цири и Аретузой, забывая о единственном человеке, благодаря которому она выживала в этом мире, а не закончила в том свинарнике, забитой своим же отцом до смерти. — Тиссая! — вскрикивает Йеннифэр, падая на колени. Взгляд Тиссаи, направленный прямо в глаза Йеннифэр, смотрит невидяще. Не узнает. Йеннифэр в ужасе отшатывается от слепого, бешеного взгляда, стараясь понять, что происходит. — Тиссая? — снова произносит имя наставницы, уже намного тише, проникновеннее, но все с тем же нажимом в своем желание докопаться до сути: — Ответь мне хоть что-то, прошу. И даже ее мольба не сыграла здесь: Тиссая качает головой, быстро, раскачиваясь всем телом и сжимая полы собственного платья. А затем вжимается в стену позади себя. Йеннифэр слышит глухой стук головы о каменную поверхность и кусает губу, намереваясь взять Тиссаю за руки. — Вильгефорц, — шепчет хриплый от рыданий голос: — Пожалуйста, Вильгефорц. Пожалуйста, не делай этого. Йеннифэр хмурится, все еще стоя на коленях перед Тиссаей, которая находилась сейчас точно не в своем кабинете, не в безопасном убежище. Она находилась в прошлом, в тот момент, когда Вильгефорц открыл факт своего предательства, освобождая путь для эльфийских захватчиков. — Хэй? Тиссая? Йеннифэр осторожно касается холодных рук, сжатых до побелевших костяшек, и ободряюще улыбается. — Тиссая, я здесь, слышишь? — она произносит с нажимом, но тон ее сразу смягчается, когда взгляд голубых глаз становится осознанным и, наконец, видящим, смотрящим прямо на нее, Йеннифэр: — Да, вот так. Все хорошо? Все хорошо, Тиссая. А затем Тиссая разваливается на части, захлебываясь в собственных рыданиях. Слезы скатываются по щекам вниз, разбиваясь о каменный пол. Соленые, они попадают в рот, из носа течет, и Тиссая, совершенно не задумываясь о своем внешнем виде, вытирает мокрое лицо рукавами платья. Грубая ткань жестко проходится по ее мягкой коже, царапая, и Йеннифэр сжимает чужие запястья в своих руках, отдергивая и притягивая Тиссаю к себе. — Все в порядке, Тиссая, — шепчет она в макушку женщины, чьи плечи все еще сотрясались в рыданиях. И только позже, когда тело Тиссаи в ее руках обмякает, Йеннифэр видит это. Окровавленный стилет, лежащий совсем рядом, незамеченный, но теперь, когда Йеннифэр смотрит на него тяжелым, непонимающим взглядом, не прекращает сверкать в лучах солнца. Его блеск опасен, завораживающ, а красный на его тонком лезвии — смертелен. Осознание наваливается на нее как запряженная повозка, выворачивает наизнанку. Подступившая тошнота становится ощутимее, когда под своими пальцами, там, где ее кожа прикасалась с чужой, она чувствует вязкую жидкость, разливающуюся и теплую. Так не должно быть. Только теперь, когда она отталкивает Тиссаю от себя, Йеннифэр видит мертвенную бледность, неаккуратными мазками застывшую на лице ректорессы. Она издает судорожный вдох, медленно и осторожно опуская тело на пол, стараясь не смотреть на поврежденные запястья. Йеннифэр не знает, что произошло. Она не хочет разбираться с этим самостоятельно. Ее черное, траурное платье, которое она так и не поменяла после похорон, спеша узнать, почему Тиссая так и не пришла, служит отличным приспособлением для того, чтобы впитать кровь. Уже после, когда Тиссая забывается в беспокойном сне, Йеннифэр до боли заламывает пальцы, ожидая Трисс. Та не заставляет себя долго ждать, на самом деле, просто Йеннифэр чувствует, что каждое мгновение растягивается на несколько часов ее метаний по спальне Тиссаи и наблюдений за тем, как женщина спит. Та постоянно вздрагивает во сне, ворочается, а ее перевязанные руки покоятся на одеяле, сжимаясь в кулаки. Йеннифэр угрюмо наблюдает за ней, сидя в кресле, которое притащила из кабинета и поставила напротив кровати. Она не хочет вмешиваться в жизнь Тиссаи, но конкретно в этом случае: это лучшее, что она может предпринять в своей попытке не потерять последнее, что у нее осталось в этом мире: контроль. А Тиссая была именно тем контролем, к которому Йеннифэр прибегает каждый раз, когда чувствует невыносимую потребность получить то, что кажется ей утраченным. И теперь этот самый контроль ускользает от нее все дальше, все стремительнее, обнадеживающе поглядывая на нее со стороны потерявшейся в себе Тиссаи. — Она… здорова, — говорит Трисс, склоняясь над Тиссаей. Йеннифэр рассматривает свои ногти, когда подруга заканчивает сканировать тело Тиссаи. Но вот ее слова лишены всякого смысла. — Она определенно не здорова, — возражает Йеннифэр, и с ее губ слетает нервный смешок: — Трисс, она пыталась покончить с собой. Взгляд Трисс, направленный в ее сторону, выражает болезненное понимание. Йеннифэр чувствует подступающее раздражение, потому что ей ни черта не понятно. Она взмахивает руками в сторону подруги, но та останавливает ее кивком головы. — Не шуми, Йеннифэр, — говорит она почти шепотом: — Пойдем, нам нужно поговорить. Йеннифэр хмурится и, в последний раз взглянув на спящую Тиссаю, выходит из спальни, прикрывая за собой дверь. Неплотно. Чтобы просто услышать, если Тиссая вдруг проснется или… что-нибудь еще. Под вторым она, конечно, имеет в виду приступ, или что у Тиссаи было, но признавать наличие проблемы вслух, не имея ни малейшего понятия о том, как ее решить — было не в ее стиле. — Так что ты хотела мне сказать? — спрашивает Йеннифэр, когда Трисс, устало прислонившись к столешнице, долго смотрит на нее. — Я люблю тебя, Йеннифэр, — зачем-то говорит Трисс. Йеннифэр моргает. Она примерно понимает, что разговор будет не из самых легких, но если уж Трисс, которая никогда не говорила даже отдаленно похожего на проявления чувств в ее сторону, заставила себя произнести подобное… Что ж. Йеннифэр абсолютно не готова к откровенным разговорам и, тем более, к серьезности. Ей просто нужны ответы, которая она могла бы понять, не напрягаясь, чтобы после, когда она будет в состоянии, обдумать все это в одиночестве. Но взгляд Трисс больше предупреждающий, и Йеннифэр уже знает, что подруга хочет вывалить на нее все. — Но ты не должна была ей мешать. Йеннифэр кажется, что она ослышалась. Она моргает, неверующе смотря на Трисс, которая с болью на лице массирует поврежденное стрелой плечо, которое все еще ныло. — О чем ты говоришь? Трисс вздыхает. — Йеннифэр. Что бы ты сделала, если бы близкий для тебя человек предал и разрушил все, что тебе было дорого? Вопрос звучит больше риторически, но Йеннифэр все равно пытается найти на него ответ. Тошнота слишком явная, и она откашливается, чтобы немного привести себя в чувства. Трисс понимающе смотрит на нее, протягивая стакан воды, который взяла со стола. — Не нужно говорить мне о том, что было бы со мной, — говорит Йеннифэр, делая первый глоток: — это, черт возьми, Тиссая, понятно? Она не настолько слаба, чтобы уйти из жизни, бросив всех нас. И этот ее припадок… Она будто бы снова переживала те моменты, которые были в прошлом. Трисс мягко покачивает головой. Она молчит некоторое время, и Йеннифэр вообще сомневается в том, что их разговор продолжится в ближайшем будущем. Ее подруга снова начинает потирать плечо, и Йеннифэр в попытке восстановить нить их общения, пытается начать разговор. — Почему оно все еще болит? Трисс наклоняет голову на плечо, и Йеннифэр видит так и не заживший шрам на ее груди. Трисс, как Йеннифэр считает, досталось больше всего. Что в Соддене, что в недавнем нападении. Она или оказывалась при смерти, или же, несмотря на все те раны, была вынуждена следить за выжившими чародеями, будучи одной из лучших целителей современности. — Стрелы с двимеритием. Раны не вылечить так просто, — объясняет Трисс: — Ты бросила Тиссаю, когда она больше всего в тебе нуждалась. Позволила ей сблизиться с этим человеком, хотя, откровенно говоря, мы не были в восторге от этого. А затем ты просто появлялась раз в десять лет, чтобы снова свести на нет ее моральные устои, беспокоишь ее, а когда приходит время, уходишь, оставляя ее ни с чем. Ты никогда не задумывалась, что меня, Сабрины, Маргариты и остальных ей всегда было недостаточно? Йеннифэр ошалело моргает, не понимая, в какой именно момент Трисс решает вывалить на нее свои потаенные мысли. Ладони сжимаются в кулаки, а затем в бессилии разжимаются. — Ты ошибаешься, — Йеннифэр качает головой: — Тиссая никогда не питала ко мне нежных чувств. Я просто была напоминанием ей о том, что бывает, если своевольные чародейки не оказываются в бассейне. Трисс проводит руками по столешнице, и Йеннифэр наблюдает за действиями своей подруги со смешанными мыслями. — Это ты ошибаешься, Йеннифэр, — шепчет Трисс, намереваясь покинуть комнату: — И всегда будешь ошибаться, если не откроешь глаза и не поймешь, наконец, что ты значишь для Тиссаи. Йеннифэр остается наедине с бессознательной Тиссаей и своими удручающими мыслями. Встреча с подругой, которая должна была ознаменовать появление просвета в ее действиях и действиях Тиссаи, только добавляет еще больше вопросов, разгрести которые у Йеннифэр не хватает ресурса. Она уже так устала, что хочется просто забыться, отправившись в какое-нибудь далекое путешествие, подальше от Аретузы, чародеев и прочих проблем, которые она может решить по своему возвращению. Йеннифэр бросает короткий взгляд в сторону дверей, за которыми находилась Тиссая, и сердце ее сжимается. Тиссая не вписывалась в перечень ее проблем. И этот факт был утешающим. Сколько она себя помнит, это Тиссая следит за ней и ее передвижениями по континенту, каждый раз зная, где сейчас находится Йеннифэр, будто бы собственноручно отслеживала все ее походы. Возможно, так оно и было. Йеннифэр бы не стала бросаться в омут с головой конкретно по этому вопросу, а тот факт, что Тиссая, хоть и достопочтенная архимагистр, но все равно допускает в своем поведение некоторое ребячество (как например слежка) не может быть проигнорированным. Если она спросит Тиссаю об этом прямо, та, Йеннифэр уверена, пойдет в отказ. Тем не менее, какой бы ответ там не придумывает себе Йеннифэр, она не может знать наверняка, что тот является правдой. Тиссая была в некотором роде не в состоянии дать ей нужных ответов, а ее «расстройство», дающее ей в придачу к все повторяющемуся дежавю неконтролируемые всплески магии — только добавляет масло в огонь. Йеннифэр так и остается в кабинете, не смея снова зайти в спальню и взглянуть в лицо собственным страхам и надеждам в Тиссае. Возможно, оно и к лучшему. Йеннифэр не обязательно знать о том, что Тиссая бодрствует уже некоторое время.***
— Я не могу использовать хаос, — говорит Тиссая спокойным тоном. Йеннифэр вскидывает голову, когда слова доходят до ее сознания. Она щурится, смотря на ректорессу, которая кутается в одеяло так, будто бы ей было невыносимо холодно. Возможно, так оно и есть. За последние дни проведенные наедине с Тиссаей, Йеннифэр замечает тенденцию директрисы просить слишком горячие ванны и слишком большой огонь в камине. — Это так, — осторожно соглашается Йеннифэр. — Я не могу использовать хаос, — снова повторяет Тиссая, заставляя ее нахмуриться: — Я схожу с ума. А еще я могу навредить тем, кто меня окружает… Лучше бы ты дала мне… — Не смей заканчивать эту фразу, — Йеннифэр оскаливается. Ее волосы на затылке начинают неприятно шевелится, когда противный холодок пробирается до костей. Она ежится, пытаясь унять дрожь в собственных коленях, а затем, стараясь не встречаться взглядом с Тиссаей, накладывает заклинание на камин. Появившиеся дрова сразу же звонко потрескивают, облизанные ярким пламенем. — Почему нет? — Тиссая трогает собственную шею, когда голос ее непроизвольно ломается: — Ты бы вернулась к своему ведьмаку и дочери. Йеннифэр старается не слушать ее. В последние дни, когда приступы отступали, Тиссая старалась или надавить на Йеннифэр, или заставить ту ненавидеть себя. В любом случае, и то и то было практически невозможным, ибо эмоциональный диапазон Йеннифэр снизился до минусовой отметки. Она чувствовала только тошноту, недостаток сна, усталость и непоколебимую уверенность в своем правом деле: заставить Тиссаю снова скалить зубы, а не плыть по течению жалости к себе. Поэтому она задирает подбородок повыше и говорит: — Моя личная жизнь здесь вообще не играет роли. Не тебе печься о том, что я могу или не могу сделать. Тиссая отвечает молчанием и долгим взглядом прямо на полыхающее дерево в камине. Йеннифэр тоже наблюдает за тем, как языки пламени, оранжевые, красные и синие, доедают кору липы. В следующий раз это повторяется после того, как за окном раздается раскат грома. На этот раз слезы Тиссаю жгучие, почти обжигающие — Йеннифэр чувствует их на свои щеках, когда прижимает сотрясающееся тело к себе ближе. — Ну-ну, тише, — говорит Йеннифэр, поглаживая волосы пальцами: — Я здесь. Голос ее нейтральный. Почти не выражает ничего, и Йеннифэр практически жаль. Она бы дала Тиссае больше, если бы только могла, но она сама как одно большое недоразумение и скопление всего негатива последнего месяца, и ее слова, успокаивающие и добрые, относятся и к ней самой. Просто чтобы не разрыдаться вместе с Тиссаей. Чтобы выглядеть сильной. Но силы уже покинули ее ровно в тот момент, как она чувствует порезы на руках Тиссаи, а в ее голосе — отчаяние и страх. Йеннифэр не думает о том, что так отнесется к следующему помутнению Тиссаи. Она считает, что она достаточно набралась опыта и даже терпения. Но конкретно в данный момент она снова разбивается на миллионы кусочков, собирая в целое и Тиссаю тоже. — Вильгефорц… — слышит она краем уха и снова поглаживает Тиссаю, но уже по спине. — Это нормально, Тиссая, — выдыхает Йеннифэр, и голос ее срывается: — Его уже нет. Он не причинит тебе боль. Больше никогда и никто не причинит тебе боль. На долю секунды Тиссая смотрит на нее и почти узнает. Йеннифэр мгновение выдавливает улыбку, но прежде чем заметить опасный блеск глаз загнанного зверя, она чувствует острую боль в боку, а затем ее просто швыряет в воздух и в стену. За то краткое мгновение, пока ее сознание оставалось при ней, она может видеть, как Тиссая, спотыкаясь, бежит к ней, падая рядом и хватая ее за руки, и истошно кричит. Йеннифэр впадает в беспамятство на некоторое время. Недолгое, думает она, когда снова открывает глаза и осматривается. Она все также лежит на полу в невообразимой, переломанной позе. Затылок тупо болит, а ладони печет. Йеннифэр поднимает их на уровень глаз, чтобы убедиться в том, что ее кожа действительно содрана. Она осматривается, но Тиссаи видно не было, и Йеннифэр думает, что та направляется за помощью. Встав со скулящим стоном боли, она потирает затылок и ягодицы, которыми хорошо приложилась о выступающие в стенах камни. А затем снова чувствует боль где-то в районе живота. Короткого взгляда достаточно для того, чтобы понять, что Тиссая непроизвольно выбросила поток хаоса прямо сквозь ее тело. Физических повреждений не было, но если Йеннифэр всегда чувствовала хаос в каждой частичке своего тела, то теперь в ее магическом теле зияла огромная черная пропасть, объемом примерно в две ее ладони. Она морщится. Уж лучше бы Тиссая проткнула ее, кровь и лекарства она могла терпеть, но вот скачущий как неродной хаос — выше ее сил. Сделав один шаг, Йеннифэр опасно качнулась куда-то вправо, в последний момент схватившись за выступ камина. Тот теплый и дарит намек на спокойствие, и она медленно вздыхает, чтобы привести себя в норму. Но затем ее напускная маска падает, когда она видит Тиссаю, свернувшуюся за кроватью и тихо всхлипывающую. Йеннифэр не помнит, во сколько шагов оказывается рядом и не помнит, насколько крепко сжимает Тиссаю в своих объятиях. Та вырывается, стучит ее по ноющим участкам тела, кричит что-то о том, что ужасна и ей действительно следует умереть. Йеннифэр захлебывается собственными рыданиями, когда врезается в губы Тиссаи своими. Сначала Тиссая застывает, и Йеннифэр, которая упрямо целует ее, думает, что на этом ее история кончится. Она облизывает чужие губы, сжимая предплечья Тиссаи в своих руках, а затем… — Ох… Она издает это вдох непроизвольно, смутившись даже больше положенного, когда Тиссая призывно раскрывает губы и притягивает ее к себе. Они все еще на полу, обе рыдают, глотая соленую влагу, но поцелуй жадный, жаркий и с примесью горечи, которую не скрыть так просто. Йеннифэр разрывает поцелуй первая, чувствуя тошноту от нервов и избытка эмоций. Она долго смотрит на Тиссаю, которая рвано выдыхает, но взгляд не отводит, пока сама ректоресса не отталкивает ее. Мягко, но, тем не менее, Йеннифэр чувствует потребность Тиссаи в личном пространстве слишком отчетливо. — Ты как? — вместо объяснения своих действий спрашивает Йеннифэр. Она вытирает губы и щеки рукавом платья, размазывая влагу по ткани. Тиссая смотрит на нее осознанным и любопытным взглядом, а затем вздыхает. — Лучше. Но больше этот трюк не пройдет. Йеннифэр в ответ пытается оскалиться и издать смешок, но боль снова дает о себе знать яркими всполохами. Она жмурится и хватается за ребра, которые нещадно ноют. Тиссая реагирует острее, чем Йеннифэр может предположить. — Ты глупая девчонка, Йеннифэр, — шепчет ректоресса, когда накрывает ее руки своими ладонями в ободряющем жесте: — Глупая и упрямая. — Знаешь, Тиссая, у меня есть, у кого поучиться. Трисс наведывается к ним уже ночью. Ее глаза красные от долгого отсутствия сна, а рот не закрывается от заразительной зевоты. Сначала взгляд Трисс направляется на Тиссаю, которая занимается чем-то на своем рабочем столе. Но затем она хмурится и окидывает взглядом кабинет. Не найдя там Йеннифэр, Трисс ломает глаза, но все равно умудряется заглянуть в спальню через маленькую щелку между дверью и косяком. — Что-то произошло, пока меня не было? — спрашивает Трисс. Тиссая неопределенно пожимает плечами и качает головой. Мягко, не так резко, как в последние дни, и Трисс хмурится еще больше. — Тиссая? — Она меня поцеловала. Трисс изумленно поднимает брови, а ее рот открывается. — Оу. Тиссая же в свою очередь погружается в свои мысли и начинает рассуждать: — Я ранила ее, когда… ммм, снова испытала то состояние… помутнение. А потом она меня поцеловала. Скорее всего, она просто была растеряна и не знала, что делать, но, по крайней мере, это возымело свой эффект. Хотя, как мне кажется, в ее намерения не входили какие-то чувства, и она также не учитывала мои чувства по этому поводу. В любом случае, мне кажется, это единичный случай, когда это сработало. Больше такой трюк не пройдет. Сейчас она отдыхает, в ее магическом теле образовалась дыра в последствие моей атаки, и с помощью сна она хочет залатать ее. Трисс все еще держит рот приоткрытым, выражая все свое удивление, но затем на ее губах мелькает тень улыбки. — Не имеет значения, что именно она сделала, Тиссая, — мягко говорит Трисс: — если это помогло, тогда этому можно дать жизнь. Лицо ректорессы ожесточается. — Трисс, я не настроена для шуток, — Тиссая усмехается, а затем сжимает губы в тонкую линию: — от этого есть лекарство? — Нет. — Оу. Тем не менее, удивление Тиссаи в итоге сменяется понимающим кивком головы. — Ты ожидала чего-то подобного? — спрашивает Трисс. Тиссая снова кивает, переставляя склянки в своем шкафу на новые места. Это начинает ее успокаивать хотя бы на время, ей должно хватить этого для того, чтобы обдумать свой ответ и предоставить Трисс какие-то веские аргументы к тому, что время ректорессы Аретузы близиться к своему завершению. — Когда твое тело в порядке, а твое сознание — в хаосе, ты начинаешь понимать, что жизнь меняется каждую секунду. И вернуть уже что-то не представляется возможным, — раздается тихий звон, оповещающий, что дрогнувшая рука Тиссаи не смогла удержать склянку от падения; та не разбилась, но удержала обеих женщин в напряжении еще на некоторое время вперед: — Я не хочу навредить кому-то еще, или навредить больше, чем уже сделала это. Йеннифэр не может находиться со мной вечно, дабы не допустить моего сумасшествия. Рано или поздно она все равно покинет меня, поэтому лучше сделать наше расставание в ближайшее время, чтобы как можно меньше привязаться и привыкнуть к ней. — Тиссая, ты, правда, думаешь, что она, увидев, что с тобой стало, так запросто уйдет? Глаза Тиссаи сверкнули, но она не подала вида, что вопрос Трисс задел ее за живое. Она заканчивает перекладывать вещи в шкафу ровно в тот момент, как дверь спальни открывается с тихим скрипом, и в кабинет входит Йеннифэр, все еще немного помятая после восстанавливающего сна, но уже с осознанным взглядом. — Трисс? Что ты здесь делаешь? — спрашивает Йеннифэр, склоняя голову на плечо. — Проверяла самочувствие Тиссаи, но, кажется, она чувствует себя многим лучше, чем ты. Йеннифэр прищурилась, заразительно зевая. Ее волосы находились в полном беспорядке, и она пыталась причесать их длинными пальцами, морщась каждый раз, когда натыкалась на спутанный волос. — О чем вы говорили? — спрашивает Йеннифэр, и в ее глазах отчетливо видно любопытство и тень сомнения. Тиссая на этот вопрос пожимает плечами, стараясь не смотреть в сторону Йеннифэр. Вместо этого ее взгляд снова устремляется на полки, где все уже было расставлено именно так, как было нужно. Но Тиссая все равно кусает губу, когда двигает золотую ложку с гравировкой герба на несколько миллиметров левее. Затем снова вправо. Йеннифэр закатывает глаза, понимая, что вопрос, адресованный Тиссае, теперь может принадлежать Трисс. Поэтому она смотрит на подругу. — О том, почему Тиссае нельзя пока что вернуться в кресло ректора, — отвечает та. Йеннифэр на долю секунду подмечает, как дернулась рука Тиссаи, но не придала этому значения. К тому уже, ректоресса точно не хотела, чтобы этот жест слабости был кем-то замечен. Йеннифэр кивает. — Я согласна с Трисс, Тиссая. Даже если ты будешь настаивать. Сейчас не лучшее время для того, чтобы расхаживать по Аретузе и учить девочек магии, когда ты сама не можешь нормально ее использовать. Она не думала, что ее интерпретация слов Трисс возымеет на Тиссаю такой эффект. Словно фурия женщина разворачивается к ней, пыша праведным гневом и сверкая ледяным взглядом. — Я не считаю, что мне нужны твои советы, — шипит Тиссая. Несмотря на ее небольшой рост, сейчас Йеннифэр кажется, что Тиссая нависает над ней, буквально придавливая к полу. Тем не менее, она берет себя в руки, почти не реагируя на настроение своей наставницы. — Мне все равно, что ты хочешь мне сказать, Тиссая, — говорит Йеннифэр: — Я с легкостью могу залезть в твою голову и покопаться там. Тиссая не находит ответа. Йеннифэр была права. После всех событий, которые они пережили, поддержание ментальных барьеров, которых у ректорессы было к тому же несколько, являлось верхом неблагоразумия. Тиссая поджимает губы, стараясь не выглядеть слишком задетой. Она все еще не считает, что Йеннифэр права во всем, что касается ее здоровья, но теперь желание вышвырнуть наглую особу из своих покоев поутихло. — Так, Йеннифэр, пожалуйста, сделай так, чтобы наша ректоресса не покидала Аретузу и тем боле свою комнату. Тиссая закатывает глаза, направляясь к своему столу. Когда Трисс покидает ее покои, она, несмотря на то, что Йеннифэр смотрела на нее весьма неодобрительным взглядом, забила трубку. А затем вздохнула, когда на пальце не затанцевал вдруг магический огонь. Йеннифэр покачала головой, когда использовала собственный хаос. Она молчала, проглотив колкое замечание, когда Тиссая послала ей благодарный взгляд. — Знаешь, я никогда бы не подумала, что Тиссая де Врие будет похожа на мою дочь-подростка. Она хмыкает — в лицо тут же пустили сладковатого, даже приторного дыма. Йеннифэр закашлялась, отмахиваясь от пелены перед глазами. Тиссая теперь смотрела в окно. — Расскажешь, какая она? — спрашивает Тиссая, вертя трубку в руке. На непонимающий взгляд Йеннифэр, она поясняет: — Твоя дочь. Цирилла. — О, — Йеннифэр издает смешок: — ты не против, если я открою бутылочку Туссена? Этот рассказ не для трезвого рта. Не дожидаясь разрешения Тиссаи, Йеннифэр выуживает из нижней тумбы под шкафом бутылку вина. То было запечатано воском и бечевкой, а когда Йеннифэр попыталась убрать его руками, у нее, ожидаемо, ничего не получилось. Тиссая наблюдает за ней со своего кресла: трубка во рту, ноздри немного раздуты, когда она выдыхает дым через них, но, тем не менее, разорение собственного хранилища ее мало интересует в данный момент. — Я не думала, что напоминание о твоей дочери подвигнет тебя к выпивке. — Я и тебе налью, не беспокойся, — отвечает Йеннифэр. Она использует хаос для того, чтобы откупорить вино и создать пару бокалов на столе ректорессы, которые тут же наполнились красной жидкостью, слишком пахучей и почти не отдающей алкоголем. Йеннифэр усмехается, когда понимает, что даже выпивка у Тиссаи элегантная и дорогая, а то событие, перед Содденом, когда она пила сраный и дешевый эль вместе со всеми — всего лишь теплое воспоминание, которое Йеннифэр сохранит у себя навеки. — Почему ты захотела поговорить об этом? Тиссая пожимает плечами. Ее первый глоток вина сопровождается глухим вздохом, и Йеннифэр с интересом прищуривается, наблюдая за наставницей. — Я ничего не знаю о тебе, Йеннифэр, — наконец отвечает Тиссая, задумчиво вертя в руке ножку бокала: — после того, как ты покинула Аретузу, мы встречались то там, то здесь, но ни в одну из этих случайных встреч не смогли обсудить наши жизни. Теперь же времени у нас предостаточно, если ты, конечно, никуда не спешишь. Йеннифэр фыркает. Намек в голосе Тиссае был слишком очевиден, но она решает не говорить по этому поводу. Даже если ее ответ будет отрицательным, Тиссая — женщина упрямая, ее не переубедят какие-то несколько жалких слов, если она уже решила иначе. — Цирилла очень талантлива, — начинает Йеннифэр, когда ее бокал уже пуст: — у нее есть способности, а также характер, для того, чтобы овладеть своими силами в полной мере. Но ее упрямство и желание получить все и сразу тормозят ее тренировки. Йеннифэр отвлекается от рассказа, когда наливает себе еще вина. Тиссая наблюдает за ней с полуулыбкой. — Желание показать себя, правильно поняла? Йеннифэр не сдерживает смех. — О, еще какое. Она все время хочет быть первой во всем. Геральт пытался приструнить ее, но даже этот рассудительный и холодный ведьмак понял, что ему не переубедить принцессу Цинтры. Йеннифэр ловит себя на мысли, что откровенно пялится на губы Тиссаи, растянутые в этот момент в нежной улыбке. Она поспешно отворачивается и делает большой глоток. Терпкость вперемешку со горьковатой сладостью обволакивает ее горло, и от этого становится спокойнее. — Знаешь, — говорит Тиссая, не замечая действий Йеннифэр: — она напоминает мне одну особу, которую я когда-то обучала. Та тоже стремилась всегда быть первой, быть центром внимания не только Аретузы, но и всего мира в целом. Никого не напоминает? Йеннифэр прищуривается, а затем с мгновение ее лицо принимает задумчивое выражение. Тиссая усмехается, делая небольшой глоток. — Яблоко от яблони, Йеннифэр. Йеннифэр качает головой. — Когда я только узнала, что могу управлять хаосом, я была уродлива и бесталанна. Цири же красива, умна не по годам, к тому же в свои годы уже владеет ведьмачьими приемами и может неплохо справляться с легкими заклинаниями. Не сравнивай нас, ведь я была в несколько раз хуже нее. — Тем не менее, Йеннифэр. Вы похожи. Пусть ты была уродлива, не отличалась талантом, Цири пошла характером в тебя. И думается мне, что она достигнет таких же высот, как и ты, Йеннифэр. Их дальнейший разговор сводится к обсуждению насущных проблем. Нужно было привести Аретузу в порядок: отстроить то, что было разрушено, снова начать преподавание и, конечно же, позвать учениц, которые уехали, обратно в академию. По прошествии этого дня, Йеннифэр уже не была уверена, что «болезнь» Тиссаи когда-то существовала.***
На следующий день, ночь перед которым Йеннифэр проводит в собственной комнате, она стремится поскорее собраться и направится в комнату Тиссаи для того, чтобы убедиться, что с женщиной все в порядке. Не то чтобы она считала, что Тиссая бросится самодурствовать, но тревожность не пропадала, а только накатывала все новыми и новыми волнами. В коридоре она столкнулась с Сабриной, которая тоже спешила по своим делам. Йеннифэр делает еще полшага вперед, а затем останавливается. — Куда торопишься? — спрашивает она, чтобы развеять нависшую тревогу. Сабрина только пожимает плечами и кивает подбородком в сторону спален, откуда и вышла Йеннифэр. — К Трисс. Она сегодня наконец-то отдыхает, поэтому я посмотрю, как у нее дела, а затем принесу завтрак. Йеннифэр кивает. Слова Сабрины подкидывают ей идею, и она меняет направление. Теперь ноги ведут ее в обеденную, где Йеннифэр думает взять фрукты и чего-нибудь мясного. Она уверена, что Тиссая все еще не завтракала, а сидит, скорее всего, за своим столом и занимается бумажной волокитой. Йеннифэр практически не думает о том, что происходит за последние дни. Перед ее глазами четко вырисовывается картина того, как разбитая и обессиленная Тиссая пытается покончить с собой и остальное — мелочи, на которые не стоит обращать и внимания. Она мимолетно касается губ, сжимая руки в кулак, а затем останавливается как вкопанная, обдумывая тот поцелуй. Она не может назвать его именно поцелуем, но когда она считает его как нечто обязательное и похожее на спасательную соломинку для Тиссаи — все внутри нее переворачивается и клокочет. Часть ее до сих пор не может признать, что она хотела именно поцеловать Тиссаю: не успокоить, не отвлечь, а просто поцеловать. Но вот другая часть, посвященная Геральту, Цири и миру без ограничений — противится. Йеннифэр тяжело вздыхает. Стена, к которой она привалилась в глубоких раздумьях, кажется невозможно холодной, и она старается отойти от нее. Смотрит в окно. Вид просто чудесный. Танедд всегда казался ей тихой гаванью, пусть и признает она это достаточно поздно, чтобы спохватиться и что-то исправить. Это место все еще вызывает в ней чувство боли и отчаяния, в которых она находилась в самом начале, но теперь, смотря на все это через призму сегодняшнего дня — Йеннифэр кажется, что она наконец-то вернулась в свою Альма-матер. Как в тумане она выходит из столовой с небольшим подносом в руках. Открытый тут же портал проглатывает Йеннифэр, и она открывает глаза уже перед покоями Тиссаи. Йеннифэр права в одном: Тиссая правда сидит за своим столом, но отнюдь не разбирает бумажные завалы. Когда она заходит в кабинет, ректоресса поспешно вытирает влажные щеки и отворачивается, а Йеннифэр вдруг вспоминает. Когда она была еще ученицей, у нее почти не было близких подруг. Истредд был хорошим собеседником, но, честно говоря, Йеннифэр не хочет вспоминать о нем. С другими ученицами у нее не заладилось с самого начала, и если первопричиной можно назвать то, что все, кроме нее, были выходцами из богатых и знатных семей, то сама Йеннифэр считала причиной свой несуразный на тот момент облик. Она сама не хотела разговаривать ни с кем, в чьих глазах могла выглядеть еще более жалко, чем было на самом деле, поэтому избегала любого скопления народа. Но даже так некоторые слухи доходили до нее. И слухи эти были интересными. Ученицы обожали рассказывать о том, что Тиссая де Врие — великий архимагистр Аретузы может управлять погодой на всем острове Танедд, что было чем-то неслыханным. Неслыханной дерзостью самим богам, и Йеннифэр на самом деле никогда не верила этим слухам, но запомнила их на многие-многие годы. И вот теперь, стоя перед плачущей ректорессой, она наблюдает, как за окном сгущаются тучи и начинается сильный дождь. Шальные капли растекаются по оконной раме, и она торопится поставить поднос на стол и закрыть ставни прежде, чем Тиссая, которая, казалось, не обращала внимания на изменившуюся погоду, прочувствовала бы на своей спине жгучий холод от капель. — Доброе утро, — говорит Йеннифэр, стирая со лба влагу. Она не успела закрыть окно до того момента, как снаружи начался настоящий ливень, поэтому ее волосы были влажными и теперь неприятно липли ко лбу и щекам. Тиссая, само собой, ничего не отвечает, тщетно пытаясь стереть со своего лица события нескольких минут назад. Йеннифэр не расспрашивает, что случилось, считая, что этот вопрос можно будет задать позже. Она смотрит на покрасневшие глаза наставницы и прикусывает губу. Или не задавать вовсе. Спустя некоторое время, когда Йеннифэр уже обосновалась в кресле напротив и жевала немного суховатое мясо, Тиссая хрипло произносит: — Доброе. Что привело тебя в такой час? Йеннифэр пожимает плечами. — Ты не завтракала, поэтому я решила принести тебе еды. Помнишь? Ты же обещала не выходить из комнаты, пока все не уляжется. Тиссая хмурится. — Я не помню такого. Йеннифэр с мгновение наблюдает за ректорессой. Она рассматривает хмурое выражение лица, бледную кожу и эти острые льдины в глазах напротив. Медленно, но в ее сознании возникает образ неприступной крепости с именем Тиссаи де Врие, и этот образ слишком хорошо сочетался с образом этой Тиссаи — немного сломанной и болезненно тихой. Йеннифэр усмехается. — Возраст, ректоресса, наконец-то дает о себе знать. А я все гадала, когда же и вас постигнет нелегкая человеческая участь. Ее попытка рассмешить Тиссаю венчается успехом. Ректоресса с мгновение смотрит на нее, а затем запрокидывает голову и издает смешок. Йеннифэр улыбается, стараясь не сильно показывать, как она счастлива видеть это проявление хоть каки-то эмоций. — Какие планы на день? — спрашивает Йеннифэр. Вопрос звучит неожиданно. По крайней мере, Тиссая, которая была занята разглядыванием мяса с подозрительным выражением лица, резко дергает подбородком и смотрит на Йеннифэр. — О, — Тиссая мгновение хмурит брови, а затем кивает: — я планирую сидеть в своем кабинете, не докучать и есть отвратительно приготовленное мясо. — Ха-ха, очень смешно, Тиссая, — фыркает Йеннифэр: — напоминаю, что Трисс не хотела бы, чтобы ты в своем состоянии подвергалась хоть какой-то опасности. Поэтому она и посоветовала тебе находится в относительно безопасном месте. — А ты? Вопрос Тиссаи — как удар под дых. Йеннифэр раскрывает рот, желая спросить, что та имеет в виду, но затем захлопывает его и с силой сжимает челюсти. — Я… — она сглатывает, кусок мяса противным комом застревает где-то поперек горла, и она слишком долго находит в себе силы для ответа: — я не хочу, чтобы ты подвергалась опасности. Тиссая мягко улыбается. Завтракают они в тишине. Йеннифэр позволяет себе вольно рассматривать чужие острые скулы слишком долго, чтобы Тиссая этого не заметила. Они встречаются взглядами всего на мгновение, но этого хватает Йеннифэр с лихвой. Она поспешно отворачивает голову, но успевает заметить неяркий блеск в глазах ректорессы. Дождь уже не так зло барабанил по стеклу.***
Следующий приступ — неожиданность для всех включая Тиссаю. Они находились в библиотеке, когда Тиссая резко подскакивает со своего места и несется к ближайшему окну. Йеннифэр не сразу понимает, что происходит, но когда Тиссая слишком наваливается на каменный подоконник, ложась на него грудью и высовывая голову наружу, — подрывается с места и вмиг оказывается рядом. Ее глаза широко раскрыты, и она тянется руками вперед, сжимая тонкую талию, обтянутую плотной тканью платья. Йеннифэр чувствует собственной кожей, как все существо Тиссаи бьется под ее руками в немыслимых конвульсиях, и только спустя время она понимает, что женщина перед ней — разрывается от рыданий. — Тиссая, посмотри на меня, — просит Йеннифэр, приподнимая пальцами подбородок женщины, стоящей перед ней: — смотри только на меня. И Тиссая смотрит. Практически не моргая, в эти фиалковые глаза напротив. Йеннифэр судорожно выдыхает, проводя пальцами по скулам и щекам, но практически не придавая этому какого-либо значения. Тиссая перед ней — слишком мягкая и раненая, словно жаворонок, угодивший в ловушку для фазанов. Йеннифэр слишком отчетливо понимает, что все беды, которые произошли в последнее время, огромны и непомерны в сравнении с тем, к чему Тиссая была готова. — Смотри на меня, — шепчет Йеннифэр еще раз, медленно опускаясь вниз, на колени, и утягивая Тиссаю за собой, чтобы спустя мгновение сжать маленькое тело в объятиях. Йеннифэр не знает, сколько прошло времени с тех пор, когда они приняли такое неудобное положение. Но она точно знает, что ноги ее уже затекли от долгого напряжения, а Тиссая в ее руках давно уснула и, кажется, чувствовала себя намного лучше. За окном света солнца видно практически не было, и Йеннифэр предполагает, что дело близилось к вечеру. Она осторожно вытаскивает из-под себя ногу, чтобы хотя бы немного ее размять, но даже такое легкое шевеление побуждает Тиссаю недовольно заерзать и нахмуриться во сне. Йеннифэр тихо выругивается. Не в ее целях было разбудить Тиссаю сейчас, но она просто не может иначе. Ей пришлось немного потрясти женщину за плечи, прежде чем та отрыла заспанные глаза. Почти сразу же легкая дымка сонливости и недопонимания сменилась удивлением и напряжением, и это заставило сердце Йеннифэр невольно сжаться. А затем на место этих открытых чувств пришло уже привычное и деловое выражение льда и спокойствие. Возможно, Йеннифэр была рада тому, что Тиссая так легко вернула себе контроль, но она не хочет думать о том, когда в следующий раз от него придется отказаться. Молча. Они поднимались с пола молча и также в тишине поддерживали друг друга, чтобы размять затекшие конечности и вдруг не упасть. Йеннифэр искоса поглядывала на Тиссаю, но та, казалось, не замечала вокруг ничего, кроме раскрытого окна. — Нам пора, — прокашливается Йеннифэр: — мы засиделись здесь, хорошо, что нас никто не искал. Тиссая кивает, но для Йеннифэр ректоресса будто была сейчас не здесь. Такое ее состояние продолжалось до тех пор, пока они не покинули залы библиотеки и не вышли в коридор, где несколько учениц обсуждали недавние события. Йеннифэр бросила быстрый взгляд на Тиссаю, чей лоб на секунду нахмурился, и шикнула на девочек. — Тиссая! Йеннифэр! Здравствуйте! — ученицы поклонились, и когда Йеннифэр кивнула им, тактично отошли в сторону, чтобы не мешаться на дороге. Несмотря на то, что сейчас они были не одни, Йеннифэр все же позволила себе вольность. Она взяла Тиссаю за руку, отметив, что пальцы ректорессы были почти ледяными, и потянула ее за собой. В голове промелькнула и сразу же погасла мысль о том, что нужно бы все же более рьяно защищать имидж ректора Аретузы, но держать руку Тиссаи, зная, что та не против, было выше какой-то субординации. За спиной девочки зашептались, но Йеннифэр просто махнула рукой. Она всегда могла пригрозить им огненной магией, поэтому ученицы навряд ли займутся распространением слухов о том, что ректоресса ходит с кем-то за ручку. По возвращении в кабинет Тиссаи, Йеннифэр закрывает окно и поджигает камин. Прохладный воздух, витавший по покоям, был полезен, но Тиссая, скорее всего, нуждалась сейчас в огне и теплом напитке. Или же выпивке. Йеннифэр склоняется больше ко второму, поэтому заглядывает в шкаф, где и хранилось красное вино, горячо любимое не только ректорессой, но и самой Йеннифэр. Хотя, не кривя душой, сейчас Йеннифэр предпочла бы больше эль, подающий в захудалых тавернах. — Я налью нам выпить, — сообщает она, хотя Тиссая и так давно наблюдала за ней, представляя, что хочет сделать Йеннифэр: — бокала хватит? Тиссая приподнимает брови, но продолжает молчать. Йеннифэр отвлекается от разглядывания содержимого полок и смотрит на Тиссаю, чьи губы изогнулись в кривой улыбке. — Поняла. Не хватит, — кивает Йеннифэр, выуживая еще одну бутылку. Она надеялась, что Тиссая не слишком проголодалась, так как кроме утренних остатков мяса и фруктов у них ничего не было, а спускаться в столовую не имело смысла. Йеннифэр разливает вино по бокалам, оставляя один перед Тиссаей. Та уже заняла привычное место в своем кресле, но Йеннифэр все равно не может отвести от нее взгляда. Тиссая поджала ноги. Это было не слишком видно под полами платья, но Йеннифэр на секунду представила, как согнуты ее ступни и пальцы, и не смогла сдержать улыбку. — Ты выглядишь совсем не как ректоресса, — оповещает она, делая глоток. Тиссая несколько раз прокрутила стакан прежде чем выпить содержимое залпом. Йеннифэр с удивлением приподняла брови, молча наполняя еще один стакан и откупоривая вторую бутылку. — Я не ректоресса сейчас, — напоминает Тиссая, и теперь в ее голосе нет привычной обиженной нотки, когда они затрагивают эту тему: — могу я отдохнуть хоть немного от этих деликатных улыбок, прямой осанки и высоких воротников? Смех Йеннифэр, громкий и несдержанный, наполняет покои Тиссаи. Оставшееся вино они распивают также быстро. Тиссая, немного захмелевшая и расслабившаяся в своем кресле, рассматривала Йеннифэр с легким прищуром. Сама чародейка не могла объяснить подобный интерес к своей персоне, вместо расспросов предпочтя доесть то, что еще оставалось в тарелке. — Что-то не так? — спросила Йеннифэр наконец, разряжая обстановку вокруг них: — ты не произнесла почти ни слова с момента, как мы сюда пришли. Ты хочешь что-то сказать? Или, не знаю, мне рассказать тебе о чем-то? Тиссая неопределенно пожимает плечами, но взгляд с Йеннифэр не опустила. Наоборот, казалось, что она начала вглядываться в девушку еще более настойчиво. Йеннифэр вздохнула. — Когда ты в последний раз была в Доль Блатанна? — Почему ты уверена в том, что я была там? — спрашивает Тиссая. — Ты слишком много прожила, чтобы не видеть всего. Тиссая прищуривается, огонь в камине радостно потрескивает, и Йеннифэр считает, что подобные разговоры нужны чаще. — Ты права, я была там. Может, сотню лет назад. Я скиталась по всему миру, но когда встала во главе Аретузы больше не могла позволить себе такой вольности. К тому же, мир изменился, он не стоит на месте. Навряд ли я узнаю места, где бывала раньше. Почему ты вспомнила именно это место? Йеннифэр на мгновение задумывается. Слова Тиссаи отдавали ностальгией и какой-то горечью, природу которой она не могла до конца понять. Возможно, бремя, которое несла Тиссая все эти годы, управляя Аретузой, было многим тяжелее, чем Йеннифэр вообще могла себе представить. — Когда я была в Аэдирне, я часто слышала об этом месте. Как итог, после того, как моя служба окончилась, я поехала туда ненадолго. Это место не зря называют краем света. Я специально посетила именно Посад, чтобы убедиться в этом. Воздух там ни с чем не сравним. — Чистый воздух, горы и голубое небо, — кивает Тиссая, погружаясь в воспоминания: — хотела бы я еще раз посетить ту деревушку. На этот раз нависшее молчание приятно. Йеннифэр наблюдает за Тиссаей, которая, казалось, глубоко погрузилась в себя, выглядя при этом умиротворенной, и думает о том, что вскоре, Йеннифэр была уверена, ей придется покинуть Аретузу. Невольно вспоминаются слова Трисс, утверждающие, что она по природе своей бросает тех, кто ей дорог, не засиживаясь долго на одном месте. Осознание, что подруга в своих острых речах была права, режет еще сильнее. Йеннифэр вздыхает. Стаканы давно пусты, за окном уже вечер, но она все равно не может отделаться от мысли, что ей нужно бежать. Так она и делает.***
Новости об этом доходят до слуха Тиссаи ранним утром от Сабрины и Трисс, которые решают ее проведать. Они выглядят намного лучше, чем Тиссая себе помнит, но все равно лица их изможденные, а движения не такие точные, как могли быть. — Тиссая, завтрак на столе, — произнесла Трисс, махнув рукой в сторону приоткрытых дверей кабинета: — прости, мы не сможем составить тебе компанию. Йеннифэр решила уйти, нам нужно проводить ее и проследить, чтобы хотя бы на Танедде с ней ничего не случилось. Сабрина просто кивает. Теперь они разговаривают на другие темы, к примеру, как Тиссая провела эту ночь и все ли было спокойно. Она тоже принимала участие в разговоре, открывала рот, отвечала, когда это было нужно, но все мысли были только о Йеннифэр. А точнее о том, почему Йеннифэр решила попрощаться со всеми, кроме нее. Тиссая сжимает руки в кулаки. Всего на мгновение, и вот на ее лице уже дежурная улыбка, а на губах просьба оставить ее одну. Ее бывшие ученицы смышленые, сразу понимают в чем дело, поэтому спешат покинуть ее покои. Оставшись в одиночестве, Тиссая осматривается вокруг. Она не может до конца понять, что послужило причиной подобного скорого ухода Йеннифэр, но почему-то казалось, что большую часть причины они уже обсудили вчера. Возможно, так даже лучше. Зарождающая обида саднящим комом оседает где-то пониже горла. Тиссая растирает грудь рукой, силясь избавиться от неприятного ноющего чувства, и расчесывает волосы. Собрать их в незамысловатый пучок не составляет труда. Прическа, правда, не похожа на то, что она привыкла носить, но хотя бы этого мнимого чувства привычной обыденности ей хватает для того, чтобы привести свои эмоции в норму. Переодевшись, она кидает взгляд на стол. Как и говорили Трисс с Сабриной, там действительно находился ее завтрак. Ни чем не примечательный, все та же свинина с фруктами и сыром, но Тиссая больше чувствует тошноту нежели голод. Саднящее чувство в груди все никак не проходило, и это начинало несколько раздражать. Она не должна так беспокоиться о том, что Йеннифэр уходит. Йеннифэр всегда уходила, хотела Тиссая того или же нет. Это была некая данность, договоренность, что ее ученица могла уходить без каких-либо препятствий и возвращаться все также без сложностей, но конкретно в этом случае, когда Тиссая, казалось, нуждалась в ней больше, чем когда-либо, такой поспешный уход ощущалось как предательство. Тиссая хмыкает. Признавать, что она в ком-то нуждалась, даже если этот кто-то был Йеннифэр (ведь с Йеннифэр так было всегда), являлось слабостью. По крайней мере, Тиссая так считала. Она помотала головой. Снова бросив взгляд на тарелку с едой, она наконец решилась что-то съесть, ограничившись только небольшим кусочком сыра и виноградом. Она как раз хотела достать бутылку вина, чтобы распить ее в гордом одиночестве, как в ее покоях заискрился Хаос. Тиссая все еще испытывала трудности с магией и ее использованием, но даже в таком состоянии она смогла определить, кто именно хотел открыть этот портал. Невольно сжав пальцами столешницу, она несколько раз моргнула, силясь понять мотив того, почему вечно убегающая Йеннифэр из Венгерберга оказалась вдруг в ее покоях, а не за горизонтом, как это было привычнее всего. Сама же Йеннифэр между тем вышагнула из портала, словно так оно и надо, осмотрелась, и, почти сразу же наткнувшись взглядом на Тиссаю, стоящую возле стола, улыбнулась. Портал все еще был раскрыт. — Только не говори мне, что ты забыла попрощаться, — прищурилась Тиссая. Она с силой сглотнула, проталкивая склизкий страх и волны паники от того, что всего на секунду подумала о ком-то другом, кто точно также мог ворваться в ее кабинет, но улыбка Йеннифэр была заразительной и вместе с тем успокаивающей. — Ой, да брось, — Йеннифэр машет рукой: — нам уже пора, я собрала необходимые вещи, так что на первое время должно хватить. Мы направляемся в Аэдирн, у меня там еще остались связи, есть человек, который нам поможет, а потом можно будет направиться в горы. Там хоть и не будет уютной кровати или вкусного обеда, но всяко лучше, чем ловить на себе взгляды и отвечать на вопросы, а что же Йеннифэр здесь делает и где ее ведьмак. Обогнув их, мы выйдем на тропу, и уже с нее… Тиссая честно не слушала, что Йеннифэр говорила дальше. Жалящее чувство в груди прошло, удавка на ее шее ослабла и она улыбнулась, возможно, впервые за эти дни по-настоящему. Удивленный взгляд Йеннифэр, когда она схватила ее за руку, а их губы встретились, стоил того, чтобы немного подождать. Возможно, стоило оставить записку, чтобы никто не подумал, что она пропала, но Тиссая неожиданно вспоминает взгляды своих учениц некоторое время назад, и вдруг все отчетливо осознает. Аретуза простоит и без нее, а им с Йеннифэр нужно еще многое обсудить.