***
Тетрадь и планшет закидываются в рюкзак, застежка закрывается. В аудитории со всех сторон доносится шуршание верхней одежды. Одногруппники расходятся по домам и подработкам. Джисон сегодня не работает, но ему от этого уже ни горячо ни холодно, просто никак. Завтра всё равно на смену, как и в выходные. Он едет в общежитие уже привычным маршрутом — несколько станций в битком нагруженных вагонах по одной ветке. Порой у него складывается ощущение, что он всего лишь килька в банке со шпротами. Неудобно, но его университет построил несколько корпусов по всему городу, поэтому на транспорте мотаться всё равно приходится. Двери вагона открываются, и Джисона потоком людей выносит наружу. Он поджимает губы в недовольстве и быстро вырывает свои наушники, зацепившиеся за рюкзак девушки спереди. Когда-нибудь он купит себе беспроводные, но об этом он подумает потом. Парень шаркает ногами, пытаясь оттянуть момент возвращения в общежитие. Там никто не ждёт, только грязь и некультурный сосед. Джисон почти видит не поменявшуюся за четыре года надпись с нужным выходом, как через песню в наушниках слышит это. Он резко выдёргивает свои вкладыши и скручивает проводки в карман. Кто-то играет его любимую песню. Играет так, что невозможно не заслушаться. Джисон поворачивает в противоположную сторону его выхода и замечает его. Он всегда думал, что будет проходить мимо уличных музыкантов. До того момента пока один парень с фиолетовыми волосами за синтезатором не заставил его буквально замереть. Пианист чувствует свою музыку, это можно сказать даже не присматриваясь. Видно как он двигается, прикрывает глаза в удовольствии, как он кайфует от того, что делает. Красивые пальцы двигаются по клавишам то легко, то с силой так, что с обратной стороны ладони выделяются вены. Если бы Джисон умел рисовать, то разложил бы мольберт и краски прямо здесь, в переходе метро, где пахнет сыростью, а люди ходят словно зомби. Он оборачивается вокруг под завершающие аккорды, на парня действительно никто не смотрит, все спешат по своим делам. Больно ударяет осознание, что он точно такой же — ему не было дела до стараний остальных музыкантов. Что-то заставляет его поддаться вперёд, пока пианист выбирает следующую песню, он не может позволить себе уйти. — Это «Another love»? — когда незнакомец поправляет чёлку, вопрос вырывается сам, Джисон сначала даже пугается своей смелости заговорить с кем-то. — Очевидно, ты знаешь, почему тогда спрашиваешь? — он явно сбил парня своей приставучестью, которой и сам не ожидал. Даже так, ему ответили, поэтому Джисон решает наглеть дальше. — Сыграй ещё раз, пожалуйста. Музыкант удивляется, смотрит пристально, будто хочет ещё раз услышать просьбу. Просьбу сыграть, сказанную с такой надеждой, что отказать невозможно. Глаза парня смотрят неотрывно, гипнотизирующие. Он выдыхает и сдаётся. Поднимает руки, выпрямляется и прикасается к клавишам.Another love — Tom Odell
Всё ближайшее пространство окутывает тягучая мелодия, мурашки идут по рукам Джисона, кончики пальцев покалывает, когда он засовывает их в карманы куртки. Теребит чек из магазина, который лежит там уже не одну неделю, зажмуривается и начинает петь. — I wanna take you somewhere so you know I care, — сначала тихим голосом, он подстраивается под звучание инструмента. После первой строчки Джисон моргает и быстро проверяет реакцию музыканта. Глаза того широко раскрыты, язык мимолётно смачивает губы. Он не перестаёт играть и кивает Хану в одобрении, он будто хочет сказать «Продолжай петь!», но всё молчит и только смотрит. А Джисон понимает невысказанную просьбу, словно у них один язык музыки на двоих. Понимает и продолжает. — But it's so cold, and I don't know where, — глаза в глаза, только на этого парня с ярким цветом волос. В голове слишком много мыслей и ни одной одновременно. Он отпускает всё напряжение, тело заполняет эйфория. — I brought you daffodils in a pretty string, — Джисон неосознанно вспоминает все свои прошлые отношения, в которые кидался с головой и без оглядки. Думал тогда, что главное в них — внимание, а всё остальное придёт. На деле же никому не нужны были написанные им песни, совместные фильмы и готовка. Общество зачастую не требует повышенного внимания, они индивидуалисты. Это абсолютно нормально, просто Джисон не такой. — But they won't flower like they did last spring, — вспоминает все разы, когда ему говорили, что он слишком тактильный. Хан сникал, просто извинялся и уходил, освобождал пространство для других. — And I wanna kiss you, make you feel alright, — Джисон улыбается печально и походит ближе к музыканту. Тот смотрит на своего вокалиста не отрываясь, Хану кажется, что его понимают. Ему улыбаются в ответ, только не вымученно, а ободряюще, «Ты справишься, я верю» — вот так. Почему-то он тоже в это верит. — I'm just so tired to share my nights. Перед глазами все: парни и девушки, которые ему когда-то отказывали, прощались с его навязчивостью. Самое печальное, что он их понимает — с ним непросто. — I wanna cry and I wanna love, — парень берёт ноты выше и вкладывает в строчки всё, что ощущает сейчас. Чувства после последнего расставания всё ещё свежие, болезненные. Отношения с Феликсом в полтора года были самые длительные и счастливые, но от этого становится только хуже. Никто не хочет терять важную часть своей жизни, но нужно всегда помнить, что взамен придёт то, что станет ещё важнее. — But all my tears have been used up, — когда на этой строчке пианист начинает ему подпевать, Джисон от неожиданности чуть не сбивается. Голос парня красивый и высокий, идеально сочетается с его собственным. Где-то на периферии он замечает, что их начинают записывать на видео. Первые секунды Джисон нервничает, а потом просто посылает к чёрту. Он устал бояться показать себя. Устал просто плыть по сильному течению под названием «жизнь», следовать воле родителей, выполнять почти каждое задание в университете, кивать на все придирки работодателя. Он хочет хотя бы наслаждаться тем, что делает, совсем как этот парень за музыкальным инструментом. — On another love, another love. All my tears have been used up, — поют вместе уже уверенней. Смотрят неотрывно. Это и называют химией с первой встречи? Когда разглядываешь все черты лица: от волос до лисьих глаз, прямого носа, острых скул. Когда взгляд логически опускается на розовые приоткрытые губы, Джисон с усилием возвращает его к тёмным зрачкам. Ему хочется подойти и обнять человека, которого он совсем не знает, складывается ощущение, что они дружат лет десять. Они поют припев до конца, в голове пустота, но так радостно. Когда этот парень исполнил просьбу Хана, второй почувствовал себя самым счастливым человеком. Как странно, по телу будто разливается горячее какао в холодный осенний день. А в фиолетовые волосы музыканта хочется зарыться руками, погладить как кота. Пианист прикасается пальцами к клавишам в последний раз, прикрывает глаза на мгновение и встречается ими с Джисоновыми. Тот словно попал в гипноз, из которого нет ни малейшего желания выходить. Надо что-то сказать, сделать? Однако Хану кажется, что от него ничего не ждут. — Спасибо тебе, — всё, на что его хватает. — Минхо, — Джисон приподнимает брови в непонимании, — «Спасибо, Минхо», это моё имя. Ты хорошо поёшь, учишься где-то? — Нет, просто мечта, — парень мнётся от такого явного интереса пианиста. — Тогда надеюсь, что ты её реализуешь, — Минхо снова поправляет чёлку и пододвигается со стулом чуть ближе к синтезатору. Джисон кивает отрывисто и понимает, что вот он момент, когда ему надо идти домой, диалог исчерпан. Он уже отступает на шаг, когда Минхо возвращает зрительный контакт. Снова эти дурацкие мурашки побежали по рукам от волнения, ладони убираются в карманы. — Не торопишься? Мы могли бы спеть что-то повеселее. Да, сто раз «да», он хочет спеть с этим парнем все заученные тексты. Джисон не может сдержать радость от этих слов, снимает капюшон с головы и приглаживает волосы, подходит ещё ближе и встаёт слева от Минхо. — Я бы очень этого хотел. — Как насчёт «Look for the good» Джейсона Мраза? — Звучит идеально, — они обмениваются улыбками, и Джисон понимает, что этот вечер станет самым счастливым воспоминанием четвертого курса.