he crawls like a worm (from a bird)

В аду температура не должна падать так низко. Но это то, что неизбежно происходит с присутствием Андреальфуса. Он и холод идут рука об руку, куда бы он ни пошел, любое пламя угасает. Воздух становится разреженным, ветер становится сильнее, резче, сверкающие кристаллы льда покрывают любимые растения Столаса. Недостаточно причинить им вред, но он чувствует их страдания, и от этого его желудок скручивается в тугой узел. Острые глаза такого ледяно-голубого цвета, что кажется, будто электричество пронзает каждый нерв, когда бы они ни упали на тебя, и Столас уже не в первый раз чувствует себя ужасно незащищенным, хитрый взгляд пронзает самую суть его существа, раскрывая каждую его тайну. когда-либо имел. Андреафус не умеет читать мысли, но кажется, что он может, и дрожь, пробегающая по спине Столаса, определенно не вызвана холодом. «Что это за чушь, которую я слышу о разводе?», — говорит раздражающе гнусавый голос, полный высокомерия. Каждый шаг, который делает Андреафус по мере приближения, отдается эхом в голове Столаса, и он изо всех сил старается не вздрогнуть. «Я…» Его тут же прерывают. «Я с нетерпением ждала дня рождения моей дражайшей племянницы, я не ожидала, что меня так срочно вызовут сюда раньше этого дня». Андреальфус кружит вокруг него, как хищник, ставший бы добычей, — странное сравнение со всеми, кто наблюдает за происходящим, просто наблюдает за происходящим перед ним, но никогда не может уловить его суть. Принц и маркиз, оба из королевской семьи демонов, адские аристократы почти равного положения, два золотых столовых прибора. А Андреафус — это нож. Столас сопротивляется желанию обхватить себя руками. В любом случае это не защитит его от холода. «Я больше не собираюсь…» Подбородок Андреальфуса упирается ему в плечо сзади, и Столас непроизвольно подпрыгивает, резко выдыхая, его слова растворяются в облаке ледяных кристаллов. Кости болели от холода. «Хмммм?» Тонкий коготь поднимается и насмешливо царапает нижнюю часть его клюва. От их близости у Столаса мурашки по коже. Не так уж много существ — будь то ад, рай или царство смертных — он презирает почти так же сильно, как своего зятя. — Говори, дорогая. Столас чувствует, как кожа Андрельфуса жужжит о его собственную, его силы жаждут конфликта. Ему неизбежно напоминают о стремлении Стеллы к конфронтации, ее гневе, ее готовности подталкивать и провоцировать, пока ей не дадут повод наброситься. Жестокость заложена в семье. «Обиженные люди ранят людей», — внезапно эхом проносится в его голове, и он не совсем уверен, откуда это вдруг взялось. Это что-то он слышал от одного из маленьких бесов — Мокси? — сказать один раз. Это интересное чувство. Прощающий. Одному Столасу трудно принять это, потому что, несмотря на причиненную им боль, он никогда не получал от этого удовольствия. В отличие от некоторых других. — Я не… — Столас пытается снова. Он начал слегка дрожать, Андреафус прижался к нему ближе, когда он это заметил, его удовлетворенное хихиканье было словно лезвием в боку. «Прошло почти два десятилетия с тех пор… я… я не могу…» Когти Андреальфуса сейчас пронзают перья на его голове, он играет в игру, с которой Столас слишком хорошо знаком. Его прикосновения становятся смелее, интимнее, он проникнет в ваше личное пространство и заключит вас в ваше собственное тело. Как змея, обвивающая кролика, чтобы задушить его. «Я хочу -» У Столаса перехватывает горло. Он хватает его просто инстинктивно, отчаянно пытаясь вдохнуть глоток воздуха, но все, что он получает, это полный рот льда, когда он поднимается в воздух, окруженный волнами синего и белого цвета, комбинация, столь же красивая, как и сама по себе. безжалостный. «О, ты хочешь?» Андреальф делает шаг вперед, подняв одну руку, а его когти почти не шевелятся, как будто поймать Столаса таким образом едва ли требует от него каких-либо усилий (это не так). — Разве мы уже не говорили об этом, Столас, дорогой? Улыбка Андреальфуса никогда не исчезает, когда он сгибает когти. Столас чувствует, как его кости поддаются, давление обязательно сломает их, если оно продолжит нарастать. Столас все еще не может дышать, его болезненные вздохи не более чем хриплое карканье. Он все еще цепляется за собственное горло, но теперь его когти кажутся хрупкими, как будто вот-вот разобьются, как битое стекло. Или лед. Это не первый раз, когда он чувствует такую ​​боль. И это еще не самое худшее. «То, что ты хочешь, моя дорогая, милая сова, имеет такое же значение, как и твое собственное потраченное впустую существование. И я не позволю тебе поставить под угрозу образ жизни и статус моей младшей сестры, потому что твое одинокое маленькое сердце жаждет, чтобы кто-то его удержал». Он смеется, и этот смех столь же холоден, как и его магия. «Не иначе как чертёнок! Ты правда веришь, что такое мерзкое маленькое существо когда-нибудь даже взглянуло бы на тебя второй раз, если бы ты не был членом королевской семьи?» Лицо Блица мелькает перед его внутренним взором, а сердце Столаса сжимается, как будто Андреальфус держал его замерзшими пальцами и сжимал. «Что ты можешь предложить, кроме своего богатства или своего Гримуара? И твое милое личико только доводит тебя до определенного момента. Ты — жалкое оправдание Гоэтии, Столас. Сатана, ты даже едва ли демон. Просто посмотри на себя прямо сейчас! Ты все еще не собираешься сопротивляться после всего этого времени?» Быстрое вдыхание воздуха заставляет его подавиться кашлем. Андреальфус довольно грубо отпустил его, и он рухнул на мраморный пол. Его горло горит, и удар оказался слишком внезапным, чтобы он мог собраться с силами. Синяки быстро исчезнут, но боль по-прежнему немеет его, заставляет дергаться на полу, заставляя смотреть на приближающиеся ноги Андреальфуса горящими глазами. Замороженные пальцы нащупывают его затылок, резко сжимая там перья. «Давай, Принси. Попробуй защитить себя. Сбей меня с ног. Я был бы в восторге». Он не может. Он не может. Из него снова выбивают воздух, боль вырывается из живота и разливается по всему телу, словно яд, замораживая его изнутри. В отличие от синяков от падения, заживление этого займет некоторое время. Помимо ангельского оружия, единственное, что способно нанести вред королевской власти демонов, — это королевская власть демонов. А Андреальфус не известен своей сдержанностью. Столас знает это, но никогда к этому не привыкнет. «То, что у тебя хватает наглости даже думать …» Его щека треснула, как замороженный кинжал, пронзающий его плоть, одновременно обжигая и леденя. «…то, ​​что вы хоть что-то сказали, говорит мне о том, что я выразился недостаточно ясно». Его горло снова перемерзает, не настолько, чтобы задохнуться, но достаточно, чтобы онеметь, он съеживается на полу, как оскорбленный ребенок, в то время как Андреафус наклоняется, пока они почти не встречаются взглядами. «Милая маленькая Виа — это всего лишь мера предосторожности. Семье Гоэтия она не нужна. Там, откуда взялось это яйцо, всегда есть что-то еще, не так ли?» Внутренности Столаса скручиваются друг в друга, сердце колотится в груди, и это то, что мешает ему дать отпор, что удерживает его от раскрытия своих сил, как настоящего адского зверя. Именно это делает его пешкой в ​​игре Семьи Гоэтия, в игре Андреальфуса. Голос Андреальфуса доносится облаком ледяных кристаллов, проникая в мозг Столаса через его уши, и это настолько мучительно, что он уверен, что его голова сейчас лопнет в любую секунду. «Если ты когда-нибудь еще раз посмеешь проявить такое неуважение к моей сестре, если ты когда-нибудь снова подумаешь о разводе, я превращу твою драгоценную совенку в пернатое эскимо и раздавлю ее, как маленького таракана, которого напоминает мне ее отец». Слова глубоко-глубоко проникли в мозг и сердце Столаса. Он знает с абсолютной уверенностью, что ни одна из угроз Андреальфуса не пуста. И пока все его тело кричит от боли, а разум и душа молят его о облегчении, Столас знает, чем это закончится, и он знает, что Андреальф знает. Столас не может помешать ему использовать Октавию в качестве еще одной пешки, но он может оставаться более полезной и интересной игрушкой. На ум снова приходит лицо Блица, озорной блеск в его глазах, лукавая уверенность в ухмылке. Мягкость его кожи. Нежность его прикосновений. Теплота его голоса. Все это растворяется в небытие из-за взрыва кристаллов льда Виа, думает он. Все для Виа «Теперь, любимая. У нас есть понимание» Андреальфус хватается за подбородок, не используя свои силы намеренно. Гораздо унизительнее, что ему нужна эта маленькая сила, чтобы заставить Столаса взглянуть на него Горло Столаса словно пульсирует, последствия нападения тяжело давят на его голос. «Да» Его дергают ближе. «Дааа» «Да… Андреальфус…» « Хороший мальчик» Столас вздрагивает, когда его похлопывают по раненой щеке. Он открывает глаза и видит сияющего на него Андреальфуса, его красота и жестокость навсегда сохраняются льдом. «Приведи себя в порядок и присоединяйся к нам на ужин. Да, и, Столас» Столас задыхается от ощущения ледяных когтей, обхватывающих его горло. Андреальфус снова не утруждает себя использованием своей магии «Тебе следует считать, что тебе повезло, что ты женат на Стелле, а не на мне. В половине случаев она отпускает тебя слишком легко» Позвоночник Столаса замерзает. Андреальфус хихикает прямо ему в ухо, прижимая сладчайшие поцелуи к щеке Столаса, и это похоже на рой муравьев, грызущих его плоть и копающихся, чтобы добраться до его костей «Но не волнуйся, милая. Я собираюсь поговорить с ней об этом» Столас уронил голову на пол, когда Андреальф отпускает его. Каждый его шаг вызывает боль в висках. Он закрывает глаза, делая прерывистый вдох за прерывистым, пытаясь успокоить замерзший ожог в горле. «И тебе лучше надеяться, что я никогда не встречу этого твоего чертенка» Когти Столаса впиваются в мраморный пол под ним — Может, порвешь с ним отношения, пока еще можешь.