Ч1. Говорящий с духами.
23 октября 2023 г. в 09:32
1.
Говорящий с духами
Лань Ванцзи линейно помнил себя лет с четырёх, а не линейно и много раньше; обрывочные эпизоды и отдельные ситуации наверное относились ко времени младенчества, до года. Тогда, когда он ещё жил с мамой, потому что там было много моментов с ней, больше всего... Впрочем, дальше он помнил все встречи с ней, без исключения. В этом не было ничего особенного, просто встреч было слишком мало.
И как его забрали от матери, Ванцзи помнил очень хорошо. Мама готовила его и много раз повторяла, что он стал такой большой мальчик, а большие мальчики живут отдельно от мам, так надо, так хорошо, так правильно. Они ничего не могут с этим сделать; поэтому они должны верить, что это лучше всего для них обоих, и научиться жить так.
Как можно было поверить маме, если она говорила и плакала? Конечно в глаз попало, он маленький, значит можно обманывать? А мама продолжала уговаривать, говорила, что не надо бояться, ведь рядом будут старший брат и дядя Цижэнь. При упоминании дяди он расстраивался ещё больше, потому что не сомневался, что дяде самому очень не хватает мамы... Он вообще часто знал, чего хотят люди. Но они всегда обижались, если понимали, что он знает.
Жить без мамы, как его ни готовили к этому, первое время было почти невыносимо. Но мама как всегда оказалась права. Он не привык, нет, но научился.
Наверное, он был очень неудобным ребенком для окружающих! Мира вокруг для него всегда было слишком. Избыточно. Слишком много, слишком быстро, ярко, громко, шумно. Страшно. Он далеко не сразу научился понимать, что остальные люди видят не то же, что и он. Что не все существа вокруг него живые.
Мир, живой и мёртвый, обступал его со всех сторон, шептал и кричал ему, и снаружи и прямо внутри головы так, что он забывал себя, терялся и больше ничего не мог, ни слушаться, ни отвечать, ни вообще хоть как-то реагировать, только забиться куда-нибудь и плакать, просить, чтобы ушли, отстали, оставили его в покое, хоть ненадолго. Чтобы замолчали! И не прикасались, не трогали, это больно!
Он мог или убегать, или если бежать совсем нельзя и нет сил, сидеть, схватившись за голову, и стараясь удержать себя на месте, не раствориться снова в какофонии чужих голосов. Голоса гремели все громче, разрастались, искажаясь; начинали перекатываться внутри него как огромные камни, с грохотом задевая друг друга, заполняли все, свет резал глаза, движения вокруг становились рваными, будто он видел все фрагментами, он окончательно терял себя среди этого хаоса... И обнаруживал потом где-нибудь на полу, лежащим свернувшись клубком, а вокруг толпились растерянные и недовольные взрослые. Или смеялись и показывали пальцами дети.
Старший брат как-то в сердцах рассказал, как это некрасиво выглядит со стороны. Оказывается, он в такие моменты не просто падал, держась за голову, а катался по земле, и визжал, как низший демон. Ванцзи верил, громко наверное визжал, у него часто болело горло после таких приступов.
Объяснить, что с ним происходит, он не умел, дядю и других взрослых его поведение всегда огорчало, и его ругали, требовали немедленно прекратить, сесть нормально, не раскачиваться, не хвататься за голову, не закрывать глаза, не затыкать уши. А он не мог, никак не мог прекратить; когда старался, получалось только ещё хуже, и заканчивалось визгом и катанием по полу.
Других детей он своим поведением, конечно же, пугал. И брата, пожалуй, тоже. Но брат хоть и пугался, все равно пытался его защищать. Правда, всегда безуспешно.
И только мама ничего не боялась и умела возвращать его назад.
Её прикосновения, голос, её объятия, касания, все успокаивало, останавливало мир. Голоса стихали, свет становился обычным, движения плавными, мир возвращался к нему. Мама абсолютно все делала правильно. Позже Лань Ванцзи понял, что в этом не было вообще никакой материнской интуиции, она просто откуда-то точно знала, что именно он чувствует, и что с этим делать.
Мама же и научила его первым практикам, в тайне ото всех; наверное, потому что её умения были слишком просты и грубы для изысканного высоко духовного совершенствования Лань. Зато её техники были всегда эффективны. И годам к пяти он уже умел: различать живых и мертвых, и сам заглушать голоса, и не теряться настолько, чтобы испугать окружающих.
Научился быть удобным им.
И почти всегда вовремя прикусывать язык. Трудно было не согласиться с мамой, что его умения не нравятся людям и пугают их. А людей пугать не надо, говорила мама, испуганные люди бывают злы. И уничтожают то, чего боятся.
И он, конечно, старался не пугать никого, и молчать. Тем более, что всегда можно было поговорить с мамой. Всего месяц подождать, и будет следующая встреча. Ждать Ванцзи умел очень хорошо.
<>
Только вот мама была ему необходима, гораздо больше разрешенного раза в месяц; и он быстро научился обходить запрет, и проникать к ней, чаще всего ночами. Правила нарушались, он чувствовал себя виноватым, но иначе не мог, иначе получалось ещё хуже.
Выход он придумал быстро. За провинности, его как одного из наследников, наверное, всегда наказывали строже остальных адептов. И он придумал после ночного бегства к маме делать что-то наказуемое, и легко договорился с собой, чтобы зачесть это наказанием и за ночное нарушение тоже. Мама называла такую штуку компромисс; Ванцзи был уверен, что правильно понял значение, и ему очень нравилось, каким хитрым и умным он был.
Так замечательно это все выходило, пока она не узнала. Мама плакала, обнимала его, говорила, что это безобразие, а не компромисс, просила никогда так больше не делать. Потом долго и громко ругалась с дядей. Обещала выдрать ему бороду, пыталась претворить угрозу в жизнь, дядя отбивался, кидая в маму фарфоровые пиалы... Мама в долгу не оставалась. Потом они собирали черепки и плакали, он и мама. Дядя не плакал, конечно, но явно тоже хотел, и разбитую посуду помогал собирать. Ванцзи подумал тогда, что лучше бы дядя плакал.
Пришлось после каждого бегства идти сознаваться, и каждый раз придумывать новые способы побега и проникновения. И не рассказывать маме про наказания... Врать маме было невыносимо; настолько, что ему потом становилось плохо физически, тошнило или поднималась температура. Но одного раза в месяц ему было мало, мало!
За целый месяц без мамы он боялся потеряться в голосах так, что совсем не сможет вернуться. Голоса говорили и говорили... Поэтому он был согласен, потом поболеть пару дней и получить обязательное наказание, но мама была ему необходима. Она держала его мир и учила, как это делать самому.
Для начала мама научила его различать духов: некогда живых существ, и тех, кто никогда живым не был, духов предметов и мест.
Потом он понемножку научился отделять себя от говорящих голосов.
Иногда получалось выделить один голос и спросить кого-то из мёртвых, но они не отвечали. Точнее не так, отвечали всегда, и сами охотно говорили, обращаясь к нему, в основном жаловались и просили о помощи. Но понимать их получилось далеко не сразу.
Когда он впервые смог поговорить с духом, задал вопрос и получил понятный ответ, то, конечно же, затем восторженно кинулся рассказывать маме. И вот тут она впервые не обрадовалась его достижению...
Потом был очередной долгий и неприятный разговор с дядей, потом его очень придирчиво осматривали целители. Старшая, Лань-дайфу, была почти как мама, у неё тоже были умелые руки, которые дарили тишину. Она, как и мама спорила с дядей, на чём-то настаивала, и видимо они с мамой победили его в споре.
Потому что с того дня Ванцзи стали вопреки всем правилам, учить духовным практикам, позволяющим общаться с душами умерших. Далеко не каждого взрослого адепта обучают этим техникам. А Лань Ванцзи был тогда ребёнком, очень маленьким ребёнком, едва освоившим азы грамоты, и тоже намного раньше положенного срока. Но звуковая грамота давалась ему настолько легко, словно он и не учил её, а просто вспоминал...
И это стало спасением! Гуцинь и практика расспроса настолько упростили задачу контакта с голосами, что он почти поверил, что сможет стать как все.
Не прошло и месяца с начала занятий, как голоса стали спокойны и ненавязчивы; духи быстро все поняли и принялись терпеливо ждать своей очереди, а старший адепт, приставленный к нему играть Покой и перетаскивать с места на место два циня, смотрел на мальчика со смесью благоговения и ужаса, и стирал до волдырей руки, потому что окрыленный новой возможностью, Лань Ванцзи не знал меры и не щадил ни себя ни старшего помощника.
Говорящий с духами – первое ужасное хао, которым обозвали его свои же, ещё в пять лет. Разве он виноват, что духи говорят с ним? Он не просил этого дара, который так и норовил стать проклятием. Зачем кричать об этом и навешиаать клеймо? Но так его теперь и называли – говорящий с духами. Не в лицо конечно, в лицо редко, но за спиной шептались постоянно и ещё громче, чем раньше.
Ничего не вышло, как все он так и не стал, наоборот, пропасть выросла ещё.
То он был просто местным сумасшедшим, не очень удобным, но безобидным дурачком, а теперь стал сумасшедшим страшным. Мама была права, люди всегда боятся того, чего не понимают. Даже адепты великих орденов... Но хоть с голосами стало проще.
<>
Последний год с мамой пролетел так быстро и незаметно... Он же не знал, что мама уйдёт! Что этот год их последний. Если бы знал, то конечно проводил бы с ней каждую секунду. Духи ведь уже умерли, и перед вечностью могли бы подождать. Но он не мог знать, никто не знал.
Когда мама ушла, все подумали, что он просто ещё слишком маленький, чтобы понять, что такое смерть. Ну конечно, он, говорящий с духами – и не знает что такое смерть! Смешно. Но никто не смеялся.
Как он ни пытался, так и не сумел объяснить остальным, что просто не видит мамы среди духов. Её не было! Почему, почему не было? Как же так, вокруг него сотни, тысячи, а может и десятки тысяч голосов, и все требуют внимания, рвутся к нему, говорят и говорят! А мама единственная, кто не сказал ему ни слова! Что он сделал не так? В чем провинился? И что случилось с мамой?!
Он пытался спрашивать снова и снова, но в этот раз даже Лань-дайфу не поняла его.
Он сначала искал маму около её дома, долго и терпеливо, потом ходил вокруг с огромным, тяжёлым гуцинем в обнимку, и кажется, сыграл расспрос под каждым кустом в обители. Кто только не отвечал ему! Кто угодно, но не мама. Казалось, ещё немного, и он докричится до самого Лань Аня. А до мамы – нет.
Лишь через пару лет он, наконец, понял, что далеко не все умершие остаются не упокоенными душами, большинство уходит сразу. Значит и мама ушла, зачем ей было задерживаться тут? Он бы не хотел стать камнем на её душе... И не стал, мама была теперь свободна.
И он решил поделиться этим открытием с тем, кого счел наиболее достойным такой важной тайны, с отцом.
С ним они с братом встречались намного реже, чем с мамой, но зато о встрече с отцом можно было попросить. И он попросил. И рассказал все, конечно и про голоса тоже.
Это было ошибкой! Удивительно, но отец понял все, что он сказал.
Ох, как расстроился отец! Он всегда был таким спокойным, отстраненным и уравновешенным, говорил с ними очень ровно, мало и не заинтересованно, но всегда спокойно и мягко. А тут внезапно перед Ванцзи разверзся целый вулкан эмоций!
Отец сначала шарахнулся от него в ужасе, прямо как младшие адепты, а потом кричал, что он такой же, как она: что он проклят, это проклятый дар, и он, его бедный сын, унаследовал его. Если бы Ванцзи знал, до чего довёл этот дар его мать! Отец то тряс его, так что затошнило и начала кружиться голова, и требовал, чтобы Ванцзи поклялся, что никогда не будет слушать духов, то плакал, и обнимал его так, что потом проступили черные синяки...
Ванцзи сумел вырваться и в ужасе убежал.
На следующую аудиенцию Цинхен цзюнь приказал его не приводить, только Сиченя. И настаивал, чтобы с младшим сыном обращались как можно строже, не допуская никаких поблажек. Впрочем, ему и так ничего и никогда не спускали...