Ньют и Геллерт (зарисовка)

      Действующие лица:              Ньют Саламандер, магозоолог (согласно задумке фанфика на Ньюта возводят напраслину – некто обвиняет его в сотрудничестве с Грин-де-Вальдом, и его ловят мракоборцы. В тайном отделении Министерства Ньюта подвергают жестокому допросу: вначале мракоборцы пытают его, после же они принимают еще более «радикальные меры». На глазах у Ньюта поочередно убивают зверей из его чемодана – это сводит его с ума. Позже по случайному стечению обстоятельств в тайное отделение вторгается Грин-де-Вальд – он находит Ньюта, видит то, что с ним сделали, и спасает его. Знакомство с человеческой жестокостью и невыносимое горе точно бы сжигают душу магозоолога – он в корне меняется как личность. По собственному желанию Ньют становится союзником Грин-де-Вальда, а позже – его правой рукой)              Геллерт Грин-де-Вальд, темный маг (лидер восстания – пытается свергнуть Министерство магии, отменить Статут о секретности и тем самым вывести волшебников из "подполья", избавив их от нужды маскироваться под обычных людей и скрывать свою истинную сущность. Грин-де-Вальду хорошо известна жестокость людей, вся кровавость и постыдность человеческой истории. Также во время своей миссии он многократно видит ужасы Второй Мировой войны – все это пробуждает в нем желание вырвать мир из рук маглов и положить конец их варварству.       Позже в руки Грин-де-Вальду попадает искалеченный Ньют. Темный маг приходит в ужас от того, что пришлось пережить бедному магозоологу – движимый искренним состраданием, он лично выхаживает его. Постепенно жалость Грин-де-Вальда перерастает в симпатию, а впоследствии в любовь...)              Питтет (лечурка – маленькое древовидное существо, похожее на зеленую веточку, одно из двух выживших животных Ньюта, очень привязано к своему хозяину)              Джекобб (хистагеккон – маленькое существо, похожее на ящерицу со стрекозиными глазами и перепончатыми крылышками на макушке (умеет летать), одно из двух выживших животных Ньюта, привязалось к Грин-де-Вальду – любит сидеть у него на воротнике)                     (В надежде разобраться в собственных мыслях, тревожащих его сознание, Геллерт Грин-де-Вальд подходит к зеркалу "Еиналеж". До этого дня он всегда видел в нем молодого себя и юного Альбуса Дамблдора, но сегодня все меняется: он видит себя таким, какой он есть, а в своих объятиях – счастливого магозоолога. Получив подтверждение своей догадке, Грин-де-Вальд отправляется на поиски Ньюта, чтобы признаться ему в своих чувствах – хотя бы частично…)              …не найдя магозоолога в библиотеке, темный маг выходит в сад. Едва он закрывает за собой калитку, как на воротник его мехового плаща опускаются несколько пожелтелых листков – среди альпийских вершин на листопад можно любоваться уже в сентябре. Выбравшись из своего теплого убежища, Джекобб с любопытством втягивает холодный воздух – крыло рептилии чуть касается щеки волшебника, и он вздрагивает, сам не понимая, почему. Неужели он волнуется? Как все-таки странно он устроен: он не ведет и бровью, обращаясь с речью к сотням людей, но боится сказать пару слов одному-единственному человеку…       Ньют, Ньют… что ты со мной сделал?       Взвихривая тростью опавшие листья, Грин-де-Вальд следует по вымощенной тропинке между окоченелых клумб. Как обычно, Джекобб служит ему живым "компасом" – почуяв бывшего хозяина и любимую лечурку, хистагеккон начинает нетерпеливо сопеть.       Упершись обеими руками в холодный мрамор, Ньют склоняется над фонтанной чашей. Со стороны кажется, что он наблюдает за кружащимися в воде листьями – невольно Грин-де-Вальд улыбается, умиленный столь простой детской забавой… но почти сразу же улыбка исчезает с его губ: он замечает, что по щекам юноши стекают слезы. Пристроившись на воротнике хозяйского пальто, Питтет ловит их ветвистой ладошкой – видимо, наивная лечурка приняла слезинки за лесную росу.       Сердце темного мага сжимается: от былого волнения не остается и следа – на смену ему приходит решимость. Ньют, его Ньют плачет! Успокоить, утешить, выполнить любое желание – только бы высушить эти слезы…       Тремя уверенными шагами Грин-де-Вальд пересекает брусчатую площадку и кладет ладонь на спину магозоолога:       – Ньют…       Раньше юноша вздрагивал даже от самых мягких оттенков его голоса – теперь же этого не произошло. При других обстоятельствах его спокойствие обрадовало бы темного мага, но сейчас оно его искренне пугает.       – Ньют, – повторяет он, плавно переводя ладонь со спины на обтянутое драпом плечо, – Ньют, ты плачешь?       Не дождавшись ответа, Грин-де-Вальд сгибает руку, силой заставляя юношу выпрямиться. Лечурка приближается к его пальцам – встречая друга, хистагеккон перелазит на рукав плаща.       Повернув магозоолога к себе, темный маг всматривается в его заплаканное лицо. Когда Ньют опускает голову, он осторожно берет его за подбородок. Юноша не сопротивляется и его отрешенность пробирает Грин-де-Вальда до самых костей:       – Ньют, пожалуйста, скажи мне, – настойчивость в его голосе соседствует с мольбой, – скажи, что случилось?       В душе Ньюта Саламандера бушует буря… и почему Грин-де-Вальд явился именно сейчас? Теперь ему придется сочинять какой-нибудь ответ – ведь молчать перед лидером восстания он не может. Хотя… разве он не молчал? Темный маг спрашивал его уже трижды…       Почему он так терпелив с ним? Почему так ласков? И почему, когда он смотрит в эти разномастные глаза, буря внутри него разыгрывается еще неистовее, но среди ее волн будто бы загорается спасительный маяк? Столь желанный огонек надежды – надежды, что тебя выслушают и поймут…       Ему этого не вынести: он должен обо всем рассказать, хоть кому-то – лишь бы это не было внутри, не терзало ему сердце…       – Я п-п-просто… я не понимаю…       – Что ты не понимаешь, Ньют? – бархатистый голос, тот, что ведет за собой тысячи волшебников, прокатывается по телу теплой волной.       Ему кажется или Грин-де-Вальд разговаривает так только с ним?       Ньют выпрямляется: его "буря" нашла выход – более действенный, чем одинокие слезы. В конце концов, он ничего не теряет. Ему нечего терять.       – Я не понимаю, что со мной, – начинает он, взволнованно теребя пальцами отвороты пальто, – это случилось в тот день, когда… когда ко мне вернулись воспоминания. Мне кажется, что все что было со мной раньше, словно перечеркнуто и… что я сам перечеркнут. Я словно умер, а потом воскрес… я как инфернал! Как жуткая тень себя самого…       – Ты не жуткий, – твердо произносит Грин-де-Вальд, – ты сгоревший.       Видя недоумение в глазах юноши, он поясняет:       – Страдания как огонь – они выжигают тебя изнутри, оставляя пепелища там, где раньше были мечты, желания, чувства – все то, из чего ты состоишь. Эта рана, которая не заживает – лишь прячется под новыми эмоциями, подобно тому, как обугленная земля прячется под слоем новой почвы. А сам ты постепенно восстаешь из пепла как феникс, но только ты уже не прежний – на пепелище вырастает твое новое "я", более сильное, но более тусклое… и в чем-то – более злое.       Надежда внутри Ньюта разгорается с новой силой: Грин-де-Вальд понимает его – он описал его чувства словами, которые он сам, будучи лишенным ораторского дара, не смог подобрать.       Что-то твердое вжимается юноше в предплечье – он замечает, что темный маг держит его уже двумя руками. Набалдашник трости покоится на его плече – не упуская возможности, Питтет изучает его, не обращая внимание на борющегося за его расположение хистагеккона.       – Ты изменился, Ньют, – продолжает Грин-де-Вальд, – рано или поздно все меняются, но при разных обстоятельствах. Твое изменение было очень болезненным…, – каре-голубые глаза влажно блеснули, – и потому ты изменился особенно сильно. Себя прошлого не вернуть – можно лишь привыкнуть к себе новому.       От услышанного в душе магозоолога всколыхнулось отчаяние:       – Вы хотите сказать, что… я изменился и… то, что я сейчас испытываю – это навсегда?       – Да, Ньют. Ты стал другим, и это непоправимо.       – Да, но кем я стал?! Я не знаю, кто я!       Неожиданно губы Грин-де-Вальда сжимаются, а в его разноцветных глазах появляется нечто, заставляющее юношу вздрогнуть.       – Я знаю, кто ты, – в голосе мага появляются новые неизвестные ноты.       Пару мгновений он всматривается в заплаканные глаза магозоолога. Не увидев в них страха, он приближает к нему свое лицо и тихо выдыхает:       – Ты тот, кого я люблю…       …недоумение Ньюта сменяется страхом, страх – изумлением. Тот, кого он любит… самый опасный волшебник двадцатого века, самый ненавидимый и обожаемый, влиятельный и могущественный – влюблен в полубезумного искалеченного магозоолога?       Что-то теплое касается его лба: Грин-де-Вальд поцеловал его – робко, едва коснувшись кожи. К собственному удивлению, Ньют не почувствовал ничего – ни отвращения, ни тяги. Хотя, он уже давно ничего не чувствует – все ощущения приглушены ноющей душевной болью.       Поцеловав лоб юноши, темный маг касается губами его щеки. Бросив трость, он легонько при-обнимает магозоолога, гладит ему плечи и спину – жест почти отеческий, так родитель успокаивает плачущего ребенка.       В растерянности Ньют переминается на месте, выстукивая каблуками беспорядочную дробь. Грин-де-Вальд продолжает целовать его лоб и щеки, не смея касаться губ. Юноша чувствует исходящую от мага страсть, точно жар из раскрытой печи. Он понимает: Грин-де-Вальд сдерживает себя, потому что не хочет его напугать. А ведь ему ничего не стоит справиться с ним: он – Ньютон Саламандер, перед ним беспомощен, ему некуда бежать, не у кого просить помощи… неужели Грин-де-Вальд действительно его любит?       А сам он любит кого-нибудь?       Прощаясь в порту с Тиной Голдштейн, Ньют чувствовал странную тяжесть в сердце. Тогда он думал, что это любовь, но сейчас, воскрешая в сознании миловидную черноволосую девушку, он не испытывает ничего: ни тоски, ни желания. Все сгорело, все его прошлое обратилось в пепел.       И Грин-де-Вальд понимает это. Он понимает его состояние, как никто другой. Душа Ньюта умерла вместе со зверями из волшебного чемодана, душу темного мага выжгло разочарование. Они ведь так похожи – оба жертвы человеческой жестокости, только один так и остался жертвой, а другой обратился в страшного хищника. Грин-де-Вальд принял себя нового, упрямо идет к своей цели, пытается уничтожить источник своих страданий. Он живет, но уже не ради себя – он живет назло этому миру.       А он, Ньютон Саламандер, не живет, а существует: встречает рассвет – и не знает, что делать с наступившим днем. Он уже не тот, кем он был раньше – иногда ему кажется, что он даже не совсем человек. Одна из тварей, обитавших в чемодане, вроде Питтета и Джекобба, до которой не добрались бичи мракоборцев.       Поцелуи осыпают лицо Ньюта, с губ темного мага начинают срываться тихие стоны. Ему больно – не находя выхода, страсть воспламеняется внутри него, но он продолжает ее сдерживать. И все ради него, ради слабого нерешительного магозоолога…       В сознание Ньюта воскресает одно из воспоминаний, виденных в Омуте памяти: он, больной и бледный, лежит на кушетке. Подле него сидит Грин-де-Вальд – он гладит его влажный лоб, обтирает взмокшее тело мягкой тканью, смазывает мазью раны и ушибы. Сострадание, забота – это так понятно… что, если они и есть любовь – та любовь, что доступна выжженному искалеченному сердцу?       Резко задрав голову, Ньют подставляется под губы темного волшебника. Случайно поцеловав его в уголок рта, Грин-де-Вальд вздрагивает от неожиданности – воспользовавшись его замешательством, юноша высвобождается из объятий и тянет ладони к застежке мехового плаща. На руку ему спрыгивает Джекобб – ненароком оцарапав его коготком, испугавшийся Питтет забирается ему в волосы.       Расстегнув плащ, Ньют стягивает его с плеч чародея, заставляя того предстать во всем великолепии темно-синей, похожей на шинель мантии. Взяв Грин-де-Вальда за руки, он как-то по-ребячьи, снизу вверх, заглядывает в его изумленное лицо – по нему еще пробегает тень недоверия, но в разноцветных глазах уже загораются искорки надежды. Пристроив левую ладонь мага на своем плече, Ньют помогает другой отыскать роговую пуговицу своего пальто.       Давай! Не бойся…       Дыхание Грин-де-Вальда обжигает лицо юноши, точно порыв пустынного ветра. Он все еще не верит, все еще сдерживает себя: его движения медленные – кажется, проходит целая вечность, прежде чем пальто магозоолога спадает на землю. Только когда юноша стягивает с его шеи шелковый платок, он позволяет страсти одержать над собой верх.       Обхватив Ньюта за талию, Грин-де-Вальд прижимает его к себе. Почти вонзив губы в юношескую шею, он то скользит ладонью по жилетным застежкам, то запускает руку в взъерошенные рыжие волосы. Спасаясь от его цепких пальцев, Питтет покидает уютный насест: когда он ненароком срывается с хозяйского плеча, хистагеккон подхватывает его на лету и садит на рукав белой рубашки.       Пальцы Ньюта – такие же ловкие, как снующая по его руке лечурка, борются с тугими пуговицами. Четвертая, шестая, восьмая, десятая… наконец и дорогая мантия, и его старый жилет падают на сырую брусчатку. Ладонь Грин-де-Вальда выныривает из рыжих волос, соскальзывает к уху юноши – сильные пальцы чуть приминают мочку, тонкие губы мягко целуют ее. Расстегнув ворот его рубашки, волшебник мнет шею и плечи магозоолога, осыпает их поцелуями, снова мнет. Затем он высвобождает из ремня полы рубашки, запускает под нее обе руки – с силой проведя ладонью вдоль позвоночника, он проминает каждую мышцу юноши, наполняя все его тело приятной истомой.       Кровь стучит у Ньюта в висках, жар растекается под его кожей – горный воздух кажется противоестественно холодным.       Слишком хорошо… слишком хорошо, чтобы быть только безумием.       Тут он замечает, что его ладони неподвижно покоятся на спине Грин-де-Вальда… нет, так нельзя: он должен доставить ему хоть толику наслаждения – хотя бы потому, что он понимает его, что он был с ним рядом в самый страшный период его жизни.       Благодарность? Или все же любовь?       Ладони юноши ныряют под рубашку чародея: вначале он повторяет его собственные ласки, невольно содрогаясь, когда его пальцы нащупывают боевые шрамы. Постепенно его движения становятся все более уверенными – руки будто знают сами, как обуздать огненную стихию. Мышцы мага – поначалу твердые, как железо, обмякают под его прикосновениями, а сам он захвачен неким азартом – словно бы между ним и Грин-де-Вальдом идет борьба… кто победит? Кто доставит наивысшее блаженство?       Словно бы прочтя его мысли, темный маг озаряется улыбкой – нежной и в то же время торжествующей. Взмахнув ладонью, он расстилает на брусчатке свой меховой плащ. Он не успевает и присесть на него, как магозоолог обхватывает его за шею и – под недовольное сопение лечурки и хистагеккона, валит на шелковистый мех. С губ Ньюта срывается нечто, похожее на тихий смех или птичье щебетание – словно бы понимая его значение, Джекобб поворачивает к нему свою треугольную головку.       Устроившись на правом боку, Грин-де-Вальд лениво поводит рукой, заставляя взмыть в воздух сброшенную мантию. Накрыв ей свои ноги и ноги лежащего юноши, он кладет ладонь ему на поясницу и медленно притягивает к себе, сливая его губы со своими, превращая их тела в одно целое.       Ньют чувствует, как дыхание мага врывается в его легкие, разливая по венам живительное тепло. Его первый поцелуй… кто бы мог подумать, что он будет таким? И все же он прекрасен – как и эти разномастные, горящие потусторонним огнем глаза, эта раскаленная белая рубашка, эти руки… удивительные руки! Такие сильные и такие бережные: в их объятиях невозможно шевельнуться, но они не причиняют ни малейшей боли. Он словно угодил в кольца удава – удав способен задушить свою жертву, не сломав ей не единой кости… что ж, Грин-де-Вальд с легкостью повторит этот трюк, вот только его "жертва" не будет сопротивляться – она просто расслабится и отдастся на его милость. С радостью…       Со вторым поцелуем мир вокруг Ньюта канул в небытие. Или, скорее, это канул он сам – он растворился в темном маге, отбросив собственное существование. Не стало Ньютона Саламандера, а с ним не стало и его страданий – остался лишь Грин-де-Вальд… то есть – Геллерт. Железный Геллерт, что прошел сквозь огонь и воду, что выдерживает все удары судьбы и живет, несмотря на тяжесть истерзанного сердца.       И теперь он живет вместе с ним…       Небо начинает розоветь, напоминая, что время все же не остановилось. Постепенно Ньют возвращается, возрождается из пламени страсти, точно феникс. Мир вокруг него приобретает очертания: он видит опавшую листву, стволы деревьев, своего Питтета – хитрая лечурка свила из платка Грин-де-Вальда гнездо и мирно посапывает под боком дремлющего хистагеккона. Но самое главное: Ньют видит нового себя. Со существованием покончено – он снова будет жить. Геллерт дал ответы на все вопросы – благодаря ему он нашел свою цель, знает, кто он…       Он тот, кого любит Грин-де-Вальд. Он тот, кто любит Грин-де-Вальда…       В душе магозоолога разверзлось новое пепелище, но теперь оно выжжено не болью, а наслаждением. Слезы горького счастья стекают по его щекам, удобряя безжизненный пепел, и он знает – однажды на нем вырастут цветы, возвращая миру утерянные краски.