***
На курсе почти всегда оказывалось по три студента. Это было странно, но удобно - боевая тройка оптимальна. Пары человек зачастую мало. Боевая четверка тоже отпадает: число четыре - худшее, произносится как «смерть». Плохо заигрывать с таким, когда и так ходишь по грани. От группы в пять человек уже начинается бардак. Вообще-то число три – счастливое, но, когда Сёко увидела трех новых студентов первого курса, ее сердце невыносимо сжалось. Два парня и девушка с каштановым каре. Они ужасно напомнили ей их трио: Сатору Годжо. Сугуру Гето. Сёко Иери.***
В судьбоносный день гибели Рико Аманай Сёко зачарованно засмотрелась на ровные края ран на груди Сугуру. Их нанесли оружием, заточенным до бритвенной остроты, и человек, который их оставил, точно знал, что делает, как знал, что оставленные раны – не смертельные. - Он убил Сатору, - сказал Сугуру, лежащий с закрытыми глазами. Её руки задрожали. - Ты гонишь. Он не открыл глаза. - Даже шрамов не останется, - неловко сказала Сёко, завершившая его исцеление. Рот Сугуру болезненно искривился. - Мне нужно закончить задание, - сказал он и направился в святилище культа звезд. Она не стала говорить ему, что задание в любом случае провалено, и в общем-то заканчивать нечего. Не обязательно говорить людям всё, что ты думаешь. Сатору Годжо был мёртв. Сосуд звездной силы был мёртв. Даже любимое проклятие Гето, его прекрасный радужный дракон – мёртв. Сёко, не останавливаясь, скурила полторы пачки сигарет, когда зазвонил её сотовый, и она узнала, что Сатору жив. Ему уже была не нужна ее помощь («Сёко, милая, я наконец понял обратную технику»), но она все равно твердо сказала, что собирается его осмотреть. Наверное, ей нужно было потрогать его, чтобы убедиться, что он живой и настоящий. Учитель Яга её активно поддержал – Сатору Годжо выглядел абсолютно обдолбанным. Если не знать, что произошло, можно было подумать, что непьющий Сатору пустился во все тяжкие и, миновав этап алкоголя, перешел сразу на наркотики. - Я думал, что я всех там их убью, - беспечно сообщил он, когда Сёко проверяла фонариком его реакцию на свет. Реакция была вялая, зрачок суженный. - Почему не убил? – она ласково улыбнулась ему. - Меня Сугуру остановил. Сказал, что в этом нет никакого смысла. Если в тот момент принимали ставки на то, кто совершит массовое убийство после провала с Сосудом звездной силы, Сёко бы поставила бы все свои деньги на Сатору Годжо.***
После этого всё изменилось слишком резко. Раньше Сугуру был образцом студента, а Сатору Годжо - несносной занозой в заднице, живым воплощением понятия «самовлюбленность». Наверное, это неизбежно, если с самого детства все окружающие безобразно балуют тебя и считают кем-то сродни божеству. Все-таки, он первый обладатель дара шести глаз за несколько столетий. Но об этом легко забыть, когда вам по шестнадцать и вы проводите вместе все дни. На глазах Сёко божество жрало сладости как не в себя, обидно дразнилось, охотно демонстрировало легкое презрение ко всем слабее его и получало подзатыльники. Буквально в самом начале их обучения стало очевидно, что Сугуру и Сатору – невероятно мощный дуэт. Два шамана такой силы за один год – большая удача и огромная редкость. «Оба станут особым уровнем» - как-то подслушала Сёко в коридоре. Они оба тоже это слышали, и, о боги, какими же они были показушниками. Весь первый курс Сёко ещё наблюдала их вечные тестостероновые игрища и выяснение отношений, но уж потом стала сваливать, не задумываясь. Она всё это уже видела. Воздух слишком искрил. Они смиренно позволяли ей собой помыкать, называть идиотами, и никогда не позволяли себе такого в ответ. Правила игры были установлены, границы очерчены. Пожалуй, это были почти единственные границы, которые они тогда уважали. Кто-то посторонний мог бы сказать, что в какой-то момент она выпала из их троицы: директор решил, что посылать ее на боевые задания – бессмысленная и опасная трата ее ресурса. Она корпела над медицинскими учебниками, пробовала в себя в роли штатного школьного лекаря, времени иногда не оставалось даже поесть. Но правда была в другом: Сатору и Сугуру были как два каменных блока, притертых друг к другу так, что и ножа между ними не просунуть. Вклиниваться туда было глупо, бессмысленно и невозможно. Сёко выбрала вращаться вокруг их орбиты. Как-то ее вкрадчиво спросили – в кого них в двоих них она влюблена? Или, может, сразу в двух? Сёко сладко протянула в ответ: - Мэй Мэй, какая же ты испорченная девочка. Мэй Мэй довольно захохотала – ей всегда льстили легкие намеки на её распущенность, поэтому она отстала. Сёко могла любить и не хотеть забрать себе. Наверное, это тоже была ее особая проклятая техника, не прописанная в личном деле. После Рико Аманай между Сугуру и Сатору разверзлась бездна. Она разверзлась между Сатору и всеми, если уж начистоту, но другие никогда не стояли к нему так близко.***
Последний раз в жизни Сёко видела Сугуру Гето у станции Синдзюку. Ей было приятно его увидеть, и разговор шел легко. Будто ничего никогда не происходило, будто она докурит, и они пойдут рубиться в игровые автоматы, переживая за проигрыши и победы как за настоящие. Он нашел её, чтобы попрощаться, а Сёко толком с ним и не поговорила – достала телефон и набрала Сатору. Не потому, что Сугуру был в розыске, и ей было страшно рядом с ним находиться: она была уверена, что он её не обидит. Просто понимала, с кем на самом деле нужно увидеться Гето. Всё, что он когда-либо доказывал, он доказывал не ей. Он выглядел хорошо, совсем не тот болезненный тип, каким был весь последний год – страшно худой, с синяками под глазами и землистого цвета кожей. Оглядываясь назад, Сёко не понимает, почему они тогда ничего не сделали. Может, если бы она делала упор на психиатрию, а не гистологию, она бы насторожилась. Но тогда они были слишком юными и не видели очевидного. Даже Сатору Годжо с его шестью глазами всё проглядел. Она спросила для приличия, правда ли он убил сто двенадцать жителей той деревни, и Сугуру подтвердил, с той же мягкой снисходительной улыбкой, которую он дарил, кажется, всему сущему. Человек, устроивший бойню, когда-то был самым добрым из всех, кого она знала. Если бы он учинил эту резню несколькими годами позже, Сёко бы пришлось осмотреть каждого. А тогда она только лечила обратной проклятой техникой и вскрытиями не занималась. Повезло. - У тебя волосы отросли. Тебе идёт. Он склонил голову набок и ласково сказал: - Если решишь отпустить свои – и тебе пойдет. Про его родителей она спрашивать уже не стала. Все и так было ясно. Ей хотелось запомнить его таким – расслабленным и счастливо-отрешенным, прикурившим ей сигарету, как в старые добрые времена. Призрак их прошлой беззаботной жизни. Им было всего по семнадцать лет, но у них уже появилась своя бездонная пропасть между «до» и «после». Солнечные блики прыгали в листве деревьев, мир казался неправдоподобно спокойным и красивым, словно на акварельной открытке. Иногда она думала об этом – что она бы сказала Сугуру, если бы тогда понимала, что это их последняя встреча.***
Десять лет Сугуру Гето был в статусе «приговорен к смертной казни». - Долбаный Наобито спрашивал меня, почему я его не убил. Яркий белый свет прозекторской уродовал всех людей, которые там оказывались. Злой уставший Сатору и тут был исключением, неподвластным холодным безжалостным лучам – ни серо-желтушной кожи, ни морщин, ни мешков под глазами. - Посреди токийской толпы? Было бы еще одно массовое убийство, – обронила Сёко. И сама Сёко, и Наобито Зенин прекрасно знали, что дело было не в масштабах сопутствующего ущерба. Поэтому десять лет ни один шаман и близко не приближался к Сугуру. Он был в розыске, но его никто не искал. Жизнь незаметно текла своим чередом.***
- Всё-таки навестил сына Тоджи. - И как он? - Рожей вылитый папка, просто жуть, - Сатору забавно скривился. –Живут вдвоем с мелкой сводной сестрой, об отце слышать ничего не захотел. Энтузиазм, с которым Сатору принялся пересказывать встречу с шестилетним Мегуми Фушигуро, наводил на определенные мысли. Сёко достала очередную сигарету и с нескрываемым наслаждением затянулась. - А что с мачехой? - Недавно исчезла. Либо её прибили за долги Тоджи, либо клан Зенин подумал на шаг вперед и устранил её на всякий случай. - Так два ребенка сейчас живут одни, без взрослых? Скоро и соседи заметят. Что с ними теперь будет? - Мегуми спрашивал, как будет житься сестре, если Зенин заберут их себе. Я сказал, как есть – ей будет паршиво. Место женщины в этом клане было определено раз и навсегда - молчать и угождать. Сидеть дома и рожать побольше детей. Знать своё место. У Сёко были свежи воспоминания от недавнего визита сына Наобито к директору Яге, и для Зенинов у нее хороших слов не осталось. - Если они милостиво вырастят его сестру в своем гадюшнике, они её потом не отпустят. Выдадут замуж за кого-то из своих, и песенка спета, - она выдохнула дым красивым колечком. - Так ты не ответил. Глаза Сатору торжествующе блеснули из-за темных стекол очков. - Он к ним и не хочет. Кажется, считает защиту сестры своей главной задачей. Так разозлился, когда услышал, что ей у них будет плохо, ты бы видела! - Сатору, не томи. Я чувствую, что ты к чему-то ведешь. - Зенины идут к черту. Я возьму над ними опеку. Сёко посмотрела на своего девятнадцатилетнего друга и представила, как он вместо спасения Японии собирает детям бенто в школу. Наверняка он напялил бы на себя какой-нибудь смешной фартук. Потом вспомнила, что у семьи Годжо куча денег, а значит он может нанять хоть пять няняк, и идея перестала казаться такой уж дикой. «Мегуми» - ласковое имя, которым обычно называют девочек. «Благословление». Вот, значит, как. - Тебе пойдет быть папочкой, - ехидно сказала Сёко, зная, что ему это понравится. Сатору самодовольно захохотал: - Вот и я так решил. Я же хорош во всем, за что ни возьмусь. Из него и впрямь вышел хороший опекун.***
- У тебя усталый вид, Сёко, - сказал Яга Масамичи. - Просто у меня переработки, директор. С вас сверхурочные. Она никогда не обижалась на его реплики. Когда Яга был ещё сенсеем их курса, он пестовал её как цветочек. Он устроил её учиться в Токийский медицинский университет, а потом тряханул связями, взятками и подделкой документов, и она сдала экзамен на медицинскую лицензию всего спустя два года вместо шести положенных. Чтобы начать разворачивать эту спецоперацию ему хватило её упрямого: «Мне мало просто тыкаться вслепую проклятой техникой. Я хочу понимать, как все устроено». После медицинского ее рост как шамана пошел по экспоненте. И Сатору рос, хотя казалось – куда уж ещё. Они не говорили это вслух – но было ясно – он граничит с богом. Сёко сказала ему – смени очки на повязку. Он шутливо отдал честь, мол, «так точно, док», и внезапно последовал ее совету. Сугуру, наверное, тоже рос где-то там. Как повелитель проклятий. Как руководитель секты. Какой совет она бы дала ему? Сходи к психотерапевту, друг? Не ешь проклятия, Сугуру? Ходили слухи, что он подчинил уже тысячи проклятых духов. Она представляла, как он глотает их, и её начинало мутить. Он не говорил, какие они на вкус, но непроизвольно морщился, когда об этом спрашивали. Наверное, паршивые. Ты стал безумным, потому что поглощал проклятия, или ты поглощал проклятия, потому что был безумным?***
Десять лет спустя их последней встречи Сугуру Гето явился к барьеру Токийской магической школы со своими приспешниками («семьей» как он их теперь называл) и объявил, что в канун Рождества он устроит парад сотни демонов. Сёко при этом не присутствовала. И краешком глаза его не увидела. Она была только на общем брифинге, посвященном планированию предстоящей операции. Назревало что-то кошмарное, атака проклятий ожидала и Токио, и Киото, директор Яга орал, что они раз и навсегда покончат с Сугуру Гето. Внутри всё невыносимо заныло, Сёко неслышно выскользнула из комнаты. Сатору нашел ее в лаборатории с полчаса спустя. - Он не остановится. Ты знаешь, что он сделал выбор, - её голос звучал глухо, потому что она сидела, за столом, спрятав лицо в ладони. Работы не было, отвлечь себя было нечем. - Я тоже сделал свой выбор, Сёко.***
Той ночью в Токио жернова парада демонов исправно перемалывали шаманов. Сёко лечила тех, кого доставляли в импровизированный полевой лазарет, и надеялась, что дела в Киото обстоят лучше. Проклятых духов было слишком много, шаманов слишком мало, и слишком многие из этого малого не имели хорошего опыта. Они попросту не дотягивали, им бы зачищать низкоранговых духов-одиночек, но едва оперившихся птенчиков забросили в эту мясорубку. Самой Сёко тоже было слишком мало, чтобы помочь всем. Честно говоря, кому-то и помочь было невозможно. Может, если бы сильнейший Сатору Годжо научился исцелять других, он бы добавил щепотку бесконечности и вновь сделал из ошметков мяса, костей, мозгов и волос целого живого человека. Сёко вот не могла. Какое счастье, что обратная техника работает все на той же проклятой энергии, подпитывающейся негативными эмоциями. Если бы ей нужно было лечить людей силой доброты, все бы точно подохли. Сатору появился из ниоткуда, аккуратно взял её за локоть и сказал: - Я нас телепортирую. - В Киото? - В школу. Сугуру там. Только она его там не увидела. Школа была похожа на эпицентр землетрясения, и ей нужно было позаботиться о студентах. Сёко буквально слепила заново девочку-первогодку из клана Зенин – бедная, переломанная крошка. Она потеряла чудовищно много крови, правую ногу ниже колена раздробил дух Гето, внутренние органы были повреждены. Если бы не Небесное проклятие Маки, одарившее её невероятной физической силой, вряд ли бы даже помощь Юты бы её спасла. Панде и мальчику из клана Инумаки пришлось куда легче. Их Сугуру пожалел. У Маки не было ни капельки проклятой энергии, в глазах Гето, безжалостно размазывающего её тело, она была просто обезьяной. В хорошем настроении он бы прищурился и сказал – мартышка. Но Маки стояла на его пути, и Гето был в плохом. Сёко видела лужу её крови на школьном дворе. Сатору видел Сугуру. Сатору его добил.***
Они с Сатору сидели в кабинете у директора. Невидимый слон находился в комнате. Очевидный вопрос висел в воздухе. Сёко сказала: - Предполагается, что я осмотрю и его, - она заменила этим оборотом слова «я должна сделать вскрытие». Никогда прежде и никогда после Сатору не говорил с ней таким тихим страшным голосом. - Сёко. Без обид. Но ты с твоей гребаной обратной техникой не приблизишься к телу Сугуру. Я не подпущу. Я никого не подпущу. Для ее гребаной обратной проклятой техники в любом случае было уже слишком поздно. Но это было неважно, для директора хватит и этой фразы, чтобы передать её совету старейшин – Сатору Годжо сам похоронит своего бывшего лучшего друга. Никто не придёт, никто не посмеет возразить. Может, Сатору боялся, что ей ударит в голову ностальгия, случится неведомое чудо, проклятия, спрятанные в теле Сугуру Гето, придут в резонанс с обратной проклятой техникой и бикфордовым шнуром проведут обратно жизнь в это в тело? Она бы не сделала это, она же не сумасшедшая. Может, Сатору просто хотел попрощаться с ним один на один. Спрятать Сугуру от всех тех, кто захотят плюнуть ему на могилу. Или не хотел, чтобы Сёко резала тело его лучшего друга и ковырялась в его внутренностях. Вообще-то она тоже этого не хотела. Он был и её другом тоже. Ей хотелось обнять Сатору, но она всегда хорошо чувствовала границы возможного, сейчас ему бы это не понравилось. Она молча протянула руку и взяла его за ладонь. Не сразу, но он отключил свою бесконечность. Ладонь оказалась холодной. Она аккуратно гладила ее большим пальцем и знала, что они оба вспоминают одно и то же – как давным-давно, до всего этого Сёко и Сугуру, гадко хихикая, швыряют в Сатору Годжо мелочевкой. Карандаши попадали в лоб. Ластики отскакивали от макушки. Когда-то он не умел поддерживать свою технику постоянно.***
Иори Утахиме была на втором месте в списке любимых собутыльников Сёко. Она даже уломала её бросить курить - упорно заводила шарманку: «Сколько можно? Ты же медик!». Это отвлекало от любимого хобби – алкоголя. Можно подумать, она не восстанавливала обратной техникой свои сердце и легкие. Сёко сдалась не потому, что ей надоело это слушать, и даже не потому что раздражал вечный запах от рук и волос. Когда Иори агитировала ее бросить, она смотрела на нее так жалобно, будто боялась, что Сёко и впрямь умрет от следующей же сигареты. Даже в долгий период нотаций о вреде табака у Иори всё равно были отличные шансы вырваться на первое место в личном рейтинге Сёко. Ах, если бы только Иори не вываливала примерно при каждой встрече, чем именно на этот раз её вывел из себя Сатору Годжо. В Иори бился гнев и неразделенная любовь. Люди вокруг в целом трепыхались в сети сложных чувств – злость, отчаяние, страх, вина – нет им числа. Говорят, что непрожитые эмоции ведут к психологическим травмам. Большинство негативных эмоций Сёко сгорали в топке её обратной проклятой техники, а оставшемуся было не оставить гнойных незаживающих ран. Со своей обратной техникой Сёко провела всю свою сознательную жизнь. Её первое отчетливое воспоминание из детства - момент, когда она осознала себя магом. Тогда она ещё не понимала, что это значит. Просто ей было четыре года, она разбила коленку, плакала и ужасно злилась. Было больно, а еще очень жалко порванное новое платье. То, что произошло потом, она не могла объяснить, даже когда выросла. Вихри внутри неё стали стройным слаженным потоком, который направился ровно к ссадине. Кожа стала целёхонькой, только грязь и бурые разводы напоминали о недавней травме. Пытаться учить этому других было все равно что пытаться втолковать основы дыхания. Ты не думаешь об этом – дышишь и всё. Учителя в начальной школе говорили ее родителям – какая у вас стоическая девочка. Такая уравновешенная, молодец. Уравновешенность не стоила ей ничего. Это не означало, что жить было менее больно. Просто её не калечили последствия.