* * *
Время никого и ничего не щадит. Это он понимает, когда его впервые крутит приступ. Ему уже третий десяток, уже даже половина четвертого. Он обычный разнорабочий работяга, снующий от работы к работе. Его руки в мозолях и засохшей крови, на лице щетина, порой не сбриваемая месяцами, а на лице ранние морщины. Он почти не пьёт, порой курит, в играх с того памятного момента вообще не замечен… И у него болит сердце. И это уже не та боль, что была оставлена Анабель на пополам с дочерью. Та была стократ хуже. Но телу от этого не легче. Он кое-как доползает до доктора. И тот диагностирует ему нелегкий диагноз. Рак лёгких, первая стадия. Как иронично. Помнится, на войне, ставшей для него последней официальной, ему тоже пытались пробить или сердце, или лёгкие. Ему обещают жизнь ещё в течении лет десяти. Букер понимает, что с его образом жизни не проживает и шести. А дома, во вновь вставшей уютной и живой квартире, его ждёт его подросшие солнышко. Анна уже давно подросла, выучилась в школе и планировала идти учиться дальше. Букер этому не препятствует. Не одобряет, конечно — а кто бы в здравом уме отправлял свою собственную и горячо любимую дочь непонятно куда?! — но останавливать не будет. Как и говорить о своем подорванном здоровье. Вечером у них обычный ужин. Гувернантка уже давно не нужна — Анна готовит еду сама, научилась. Они разговаривают так, будто не виделись лет сто. Пьют чай и смеются. А в мыслях старшего ДеВитт проходят воспоминания. Первые шажочки Анны — тогда она впервые упала в его объятия. Первые её слова. Первая драка в песочнице — бойким и горячим нравом она явно пошла в своего папочку. Первая хорошая оценка из школы. И вот уже не ребенок, но ещё не женщина, а молодая девушка Анна… Прощается. Завтра идёт рейс до нужного института, и так хочется провести последний вечер хорошо. Так, как будто бы в последний раз. И Букер понимает это. Он принимает и позволяет себе расслабиться. Показать, что всё в порядке, хотя внутри все стоит колом от беспокойства. Ведь этот вечер… Действительно может стать последним.* * *
Чувствуем ли мы дыхание смерти? Сейчас Букер задавался подобными философскими вопросами. Впрочем, ему можно. Теперь. Как он и предсказывал — он смог протянуть нормально четыре года и свалился в больницу. Его лицо давно покрыли морщины. Волосы поседели и несколько поредели, щетина стала вялой и не такой колючей, тело ослабло. Труд и эмоции творят «чудеса» с человеческим телом, верно? Ему недолго осталось. Он это понимает так же четко, как и то, что последние мгновения жизни он проведет в свете своего солнышка. Анна плачет. Но зачем? Зачем плакать по нему? Он ведь трус. Убийца. Беглец. Думал сбежать от себя, ДеВитт? Смешно. До хрипоты и болезненного кашля смешно. Теперь его тело пожирают не чувства. Не только они. А ещё та гадость, что он сам себя впустил вместе с дешевыми сигаретами, нечастой выпивкой и тяжелой работой. Но он об этом не жалеет. Ведь его солнышко живет. Ведь его солнышко есть, и оно счастливо. Только жаль, что оно скрыто за тучами слёз. — Улыбнись, Анна, — просит Букер. Горло беспощадно саднит, в груди засел тугой комок. Сердце болезненно стучит об ребра, предрекая его конец. — Прошу. Не нужно плакать… Дай мне поглядеть на твою улыбку. И Анна улыбается. Слёзы все ещё текут из её глаз, в них горе и страх, но улыбка, столь яркая и добрая, вновь сияет на лице. В последний раз. — Будь счастлива, — просит Букер, обнимая дочь. — И даст нам Мир — увидимся… И ночью того же дня он уходит. И на его лице, столь старом и во многом не красивом… Сияет солнечная улыбка, столь похожая на улыбку его дочери.