Алтарь в тростниках

Травы шумели. Усыпанная мелкими камешками дорожка вела вдоль каналов, заросших тростником, и извивалась так, что казалось, что больше ничего не существует - только вода, в которой отражалось небо, бесконечные стены, нескончаемая дорога, на которой нет ни скамеек, ни полян, где можно присесть - только серые, как вода, небо и тростники камни под ногами. Ирэна одернула себя - сколько можно себя жалеть? - и продолжила путь. Ее лицо, все еще красивое и молодое, несмотря на раннюю седину, не изменило своего холодного выражения. Матушка была бы довольна. Если бы была жива, если бы выражение лица виконтессы Альт-Вельдер - ах нет, графини Гирке! - имело бы хоть какое-то значение. Если бы она сама, ее жизнь имели значение. "Нет", - снова остановила себя Ирэна, - "Габриэла и присмотр за ней - долг, который придется выплачивать до конца". Только что сделанная глупость - она бросила в воду источника любимое ожерелье, повинуясь древнему суеверию и надеясь на чудо - казалась отвратительной насмешкой. Данью отчаянью, жертвой кровавым богам, которые уже забрали у Ирэны стольких близких людей. *** Вдовство обрушилось на нее внезапно, обожгло осознанием, что ее жизнь промелькнула перед глазами и кончилась, так и не начавшись. Залог неслучившегося союза Приддов и проолларовской партии, пустоцвет, не ставшая матерью, жена, почти не видевшая мужа... Женщина, не ставшая ни возлюбленной, ни любящей. Только Габриэла, несчастная, сгорающая от своей потерянной страсти и бесплотных мечтаний о мести, стала ее бессменной и единственной компаньонкой. Карл Борн, лучший друг маршала Арно Савиньяка, был выгодной партией. Ирэна помнила, как отец не раздумывая согласился на обряд, которого потребовали Борны, и как на мгновение закусила губу матушка - чтобы тут же выпрямиться и замереть, сжимая побелевшие от напряжения руки. Обряд, связавший Габриэлу с мужем накрепко, намертво, был гарантией союза. Габриэлу не спрашивали - в этом доме никого не спрашивают… Габриэла после обряда смотрела на зрелого, много старше ее, мужа с обожанием, а когда того казнили - после идиотского восстания, от участия в котором отец отказался, пожертвовав старшей дочерью - сошла с ума, потеряв половину души и рассудок. Оставив семью - Ирэну! - в роли вечной надсмотрщицы. Оставалось благодарить матушку, что виконт Альт-Вельдер не был эорием, и удовлетворился обручальным браслетом и рукой. Не сердцем - сердце молодая, глупая Ирэна хотела отдать красавцу Роберу Эпинэ. Страдала от пренебрежения. И наказывала своего мужа за то, что он обычной крови. Что не смог силой взять ее сердце вместе с телом. Не смог подарить истинное счастье супружеской любви. Не счел возможным настаивать, не растопил фамильный лед вежливости и безупречности, которым урожденная герцогиня Придд украшала любой наряд. Поздно. Позднее раскаяние, поздняя горечь, поздняя серая осень. Нет, всего лишь Осенние Скалы, это мир Ирэны слишком рано посерел и выцвел. Возвращаясь к ставшему чужой тюрьмой дому после прогулки, она увидела сестру, смотревшую со стены с дикой, безумной улыбкой. Баронесса Вейзель ждала ее внутри, у натопленного камина, где она предпочитала рассказывать о своем счастье длиной в двадцать четыре года и восемь сыновей - а скоро в Озерном Замке родится девятый - той, которой выпала иная судьба. “Вы ошибаетесь, сударыня, я не только не понимаю мужчин, я не желаю их понимать. Наш разговор беспредметен, и я хочу прекратить его раз и навсегда. Я останусь в Альт-Вельдере столько, сколько этого потребует мой долг, и я не намерена связывать себя браком с кем бы то ни было. Валентина я ценю и искренне за него рада. Ему удалось порвать с прошлым, надеюсь, он добьется многого и поможет нашим младшим братьям. Я не позволю ему оглядываться”. Дочь баронессы, юная рыжеволосая красавица, боялась Габриэлы - а следовало бы бояться Давенпорта, потерявшего себя в ее золотых глазах даже без обряда. Этот восторженный, жадный взгляд был гораздо страшнее чужой потери и чужого безумия. Но Ирэна молчала, не считая себя вправе давать советы. *** Смерть Габриэлы встряхнула замок, как не смогла его потрясти смерть хозяина. Вышло из-за туч солнце, осветило скупую зелень елей и сосен, потертое бледное золото нескошенной травы, серебро и пепел тростников. Еще одна смерть. Еще одна потеря. Брат, дядя, отец, мать, муж, сестра… Ирэне следовало бы проклинать злой рок, но она стыдно, беспомощно радовалась своей свободе. Радовалась возможности быть только собой, и даже попросила графа Савиньяка о разрешении вернуться к титулу виконтессы Альт-Вельдер. Понимая, что никак не поможет брату, держащему на своих плечах многовековой груз опалы и вражды. Напоминая себе о долге - но долги герцогини Придд хотелось отбросить вместе с фамилией. Жаль, что кровь, древнюю ледяную кровь спрутов нельзя заменить обычной. Такой же красной, как у зарезанных кур или речной форели. Разговор о смерти Джастина застал ее врасплох. – Нужно внести ясность. – Генерал Райнштайнер негромко хлопнул ладонью по подлокотнику кресла. – Я убежден в откровенности герцога Придда, но не в правомерности его выводов. Я по-прежнему предполагаю заговор против ряда фамилий. Валентин не дрогнул, но Ирэна видела, как знакомо заледенели его серебряные глаза, такие же, как и у нее. Как у Габриэлы. Уроки герцогини и герцога Приддов: “Не спеши защищаться. Дождись сформулированных обвинений, и бей в самое слабое” всплыли в памяти. Неужели верность Валентина под вопросом? Все еще? После его службы? С каждым новым словом, с каждым новым откровением трясина прошлого засасывала ее все глубже. Оставленные в наследство интриги, пустые надежды и преданные союзы, прокисшие за время хранения тайны, горчащие не хуже превратившегося в уксус вина. Когда генерал Ариго, так похожий на Робера Эпинэ - и в то же время совсем другой - пригласил Ирэну на прогулку по парку, ей оставалось лишь смириться. Кусты роз, укутанные на зиму соломой, оставались розами даже в убогом уборе. А тростники, как ни окрашивай их солнце, так и останутся сорной травой. Ирэна выплеснула тайну на генерала Ариго, как выливают прокисшее вино, не оглядываясь. Габриэла умерла, и ее тюремщица обрела свободу. Если бы правда о выстреле Габриэлы, убившей маршала Арно Савиньяка открылась вовремя, отца ждала бы отставка, опала - но возможно, отец с матерью все еще были бы живы. А может быть, их всех ждала бы гибель - просто с другим лицом. Можно ли уйти от судьбы? Валентин пришел в ее гостиную тем же вечером. - Ирэна… - начал он и остановился. - Валентин? - Ирэна отложила вышивку в сторону. - Генерал Райнштайнер просил у меня вашу руку для графа Ариго. Ирэна осторожно коснулась виска, где йернским шаром распустилась боль. - Генерал Райнштайнер? - ей казалось, что бергерского барона больше занимают старые тайны, а он решил ее судьбу за нее. Не спрашивая. - На правах друга, - Валентин налил в бокал вина и подал его. - Прежде, чем вы скажете о своем решении, вам следует знать, что барон настаивает на соблюдении полного обряда. - Почему? - В этом не было никакого смысла. Как давно эти гости приехали в Озерный Замок - меньше недели назад. Как это могло случиться? Почему? - Барон сообщил, что когда речь заходит о браке, главным становится, сумеет ли женщина подарить здорового ребенка и сможет ли муж на нее положиться, когда начнутся неприятности. Насколько ему известно, Пьер-Луи Ариго не стал настаивать, когда Каролина Борн испугалась возможной разлуки, - Валентин смотрел с сочувствием, - и Жермон Ариго остался последним наследником древнего рода. - И ему нужна древняя кровь? - Ирэна медленно кивнула. Как наивно было мечтать о свободе… Не наивнее, чем когда-то о Робере Эпинэ. Словно время повернуло вспять, ей внезапно предложили все то, о чем она когда-то мечтала - брак с эорием, так похожим на давнюю мечту, обряд, свяжущий их и дарящий любовь к мужу. Даже детей, если будет на то воля Создателя… Цена - не ожерелье, а ее душа - сейчас казалась непомерной. Валентин медленно пил свое вино, глядя в огонь камина. Отец бы все решил за нее, мать никогда не спорила с отцом. Валентин… рано повзрослевший, несущий весь груз семейных долгов, спрашивал. Не разделить с ним эту тяжелую ношу, не облегчить участь младших братьев, живущих в Васспарде, было немыслимо. Союз с графом Ариго, с генералом, под началом которого служит Валентин, и которому так легко обречь его на смерть - или поберечь - выгоден семье. Виконтесса Альт-Вельдер осыпалась, как осенние листья с веток, обнажая герцогиню Придд. - Я согласна, - Ирэна допила бокал и встала, расправляя серебристо-серые траурные юбки. - Когда объявят о помолвке? - Военная кампания в разгаре и складывается не лучшим для Талига образом. Маршал Савиньяк не считает положение безнадежным, но барон Райнштайнер не хочет ждать. Если вы согласитесь, обряд будет проведен завтра. - Завтра?! - Ирэна рухнула обратно в кресло, - но организовать свадьбу… Приглашения… Гости… Вдова Вейзель - это же неприлично. - Простите, Ирэна, - брат снова смотрел в камин, - вы знаете, что в себя включает обряд? - Особую клятву в месте силы Ушедших? - Ирэна все еще думала о неважном, вернее, важном только для нее, женщины. - Клятву и консумацию на алтаре в присутствии свидетелей. - Валентин допил свое вино и встал, - Барон Райнштайнер будет представлять друга, я буду представлять семью, а граф Савиньяк - Проэмперадор - даст разрешение на брак и засвидетельствует клятвы. И обряд. Если вы согласитесь. Ирэна, я прошу вас подумать до утра. Вы… можете отказаться. Консумацию. Головная боль билась в виски, охватывала затылок, стекала по напряженной шее к плечам и растворялась в ледяной морозной пустоте, такой неуместной в натопленной гостиной. Впрочем, в супружеской спальне эта ледяная отстраненность тела помогала. - Вам придется смотреть? - Ирэне стало дурно. Разумеется, Валентин мужчина, но все же… Кто был свидетелем у Габриэлы? Отец. Разумеется. - Я обещаю отвернуться. Или закрыть глаза, - Валентин не поворачивался от огня, и молчание дало ей возможность снова обдумать происходящее. - Нам придется отправиться в Васспард? В Альт-Вельдере нет алтарей. - Барон уверен, что заброшенный колодец, о котором вы рассказывали, подойдет. Он уже отдал распоряжение своим людям, чтобы они сколотили прочную крышку из толстых досок. Если накрыть ее шкурами, получится ложе. - Валентин говорил монотонно, как будто подготовка к публичной консумации брака ничем не отличалась от пополнения запасов дров на зиму. Это помогало. - Предусмотрительность барона поражает. Или он уверен в ее согласии. Почему? Потому что разделяет взгляды баронессы Вейзель на женское предназначение? Или потому, что в его силах настоять на своем? Неважно. Пусть смотрит. Наверное, надо отдать распоряжение слугам - пусть подготовят и поставят жаровни, или разложат костры, чтобы зрители и участники не замерзли… Создатель, о чем она думает? - Вы полагаете, Проэмперадор даст разрешение на брак? - он показался ей опасным и странным. Ирэна не знала, чего ожидать от этого холодного, сдержанного и безупречно вежливого человека. Они с бергерским бароном часами расспрашивали о чем-то юную баронессу Вейзель, но девушка не выглядела ни уставшей, ни расстроенной после. - Граф Савиньяк не забывает и не прощает, - Валентин нахмурился, - Габриэла потеряла половину души и сошла с ума после казни Борна, а графиня Савиньяк сохранила разум. Но она покинула двор и превратилась в тень себя прежней. Генерал Ариго военный, если его жизнь оборвется… Ирэна вздрогнула. Как она могла забыть, что выстрел Габриэлы разбил не одну, а две связанных обрядами пары? Граф Савиньяк сочтет справедливым, если сестра убийцы его отца не избежит подобной участи в случае несчастья. - То я рискую сойти с ума, как наша сестра? - Ирэна посмотрела на брата, рискующего жизнью на той же войне, - мне не хотелось бы стать обузой. - Сойти с ума, стать тенью себя прежней, как графиня Савиньяк, или… Когда отца казнили в Багерлее, сердце матери не выдержало. Тюремщики подозревали яд, но у нас не было посетителей. Валентин присутствовал при пытках и казни отца, смерти матери, потерявшей свою душу, ему пришлось даровать последний покой Юстиниану, а теперь предстоит стать свидетелем ее брака - или же выдерживать недовольство начальства и Проэмперадора. - Передайте барону, что я согласна, - она остановила жестом попытку дать ей больше времени, - прошу простить, мне надо отдать ряд распоряжений. *** Ариго и в самом деле не стал терять времени. Он нашел ее в саду, где она гуляла, запоминая редкие яркие краски. – Сегодня хорошая погода, граф. Не хотите спуститься к озеру? – Мне все равно. Сударыня… Я никогда на такое не отважился бы, но Райнштайнер твердит, что все паршиво, и Савиньяк с этим согласен. Бруно уходит, но эти бесноватые, говорят, еще хуже «гусей». Человеку много не надо: одна пуля – и всё… Он уже ничего не скажет, а я должен… Я вас люблю, Ирэна… Ну вот и всё, вот и сказал! Никогда не думал, что так бывает на самом деле, но моя жизнь стала другой! И это – навсегда. Что ж, любовь лучше, чем расчет. Возможно, ожерелье, брошенное в воду, было платой закатным тварям - а может, и не было. Сложно сказать, невозможно проверить, а после обряда не будет иметь никакого значения. - Я почти готова вам поверить. – «Почти» мне хватит… Вы будете моей женой? – Как же вы быстро… – Я командую авангардом, сударыня, медлить мне не положено. Да или нет? Да или нет. Ирэна была благодарна Валентину, предупредившему ее заранее. Нет - и к жертвам источника скоро добавятся новые лица, когда-то бывшими знакомыми и родными. Да - и Ирэна Придд, Ирэна Альт-Вельдер, Ирэна Гирке пропадут, исчезнут, сгорят на алтаре, оставив только Ирэну Ариго, счастливую жену. - Я согласна, граф.

***

Сборы проходили в суете бегающих служанок - мужчины, даже слуги, словно исчезли из замка. Или просто не хотели попадаться ей на глаза. Ей помогли вымыться, подняли и уложили в высокую прическу волосы. Баронесса Вейзель одобрила брак, приложив платочек к глазам и еще раз поделившись историей своей любви. Сейчас Ирэна слушала жадно, не как раньше - если она запомнит слова, сможет ли сравнить свое наколдованное счастье с искренним чужим? В золотых глазах юной баронессы не было ни зависти, ни сочувствия. Девушка вызвалась помочь с готовкой праздничного пира, вдова умилилась и благословила дочку, Ирэна вежливо поблагодарила. Шафран, утки, гуси… Ее жизнь снова кончалась, теперь уже наверняка. Переодевшись в длинное свободное платье без корсета и пояса и закрывшись сверху тяжелым меховым плащом до пола, Ирэна медленно спустилась вниз по лестнице, поддерживаемая под руку камеристкой. Внизу ее ждал Валентин в парадном мундире и плаще. Слуги выстроились у дверей. Женщины улыбались или утирали слезу, мужчины смущенно отворачивались. Подав ей руку, брат повел ее по утоптанной дорожке к старому колодцу по опустевшему поместью. Пока обряд не кончится, посторонних рядом не будет. Солдат разместили в дальнем крыле, а мост на остров подняли. В тяжелом осеннем полумраке костры и жаровни бросали жирные черные тени на сад, ставший таким незнакомым и чужим. У колодца, накрытого шкурами так, что каменную кладку едва было видно, ее ждали жених, барон Райнштайнер и Проэмперадор. В парадных мундирах они стояли среди костров как черно-алые закатные гости, подсвеченные пламенем и садящимся солнцем. Ирэне снова стало холодно, и она сильнее оперлась на руку Валентина. Граф Ариго подскочил к ней и протянул руку, разбивая иллюзию нереальности. - Сударыня! Вы прекрасны, - от волнения Ариго смущался и то бросал взгляд на подол платья, видный из-под плаща, то на ее лицо. Сейчас ей придется… Ирэна отпустила брата, и подала руку будущему мужу. - Как Проэмперадор, я свидетельствую, что даю свое согласие на брак Ирэны Придд Альт Вельдер и Жермона Ариго, - холодный голос графа Савиньяка прорезал тишину, - Ушедшие готовы услышать слова клятв. - Я, Жермон Ариго, беру в жены Ирэну Придд Альт-Вельдер и перед Ушедшими клянусь любить и беречь ее. Да будет клятва услышана, - волнующийся Ариго защелкнул браслет на ее запястье и поцеловал кисть. - Я, Ирэна Придд Альт-Вельдер, беру в мужья Жермона Ариго и перед Ушедшими клянусь любить и почитать его. Да будет клятва услышана, - Ирэна застегнула браслет на крепкой руке, чуть сдвинув рукав мундира. - Свидетельствую, - спокойный голос Валентина поддержал ее. - Свидетельствую, - в обычно равнодушном голосе барона Райнштайнера слышалось удовлетворение. - Ваши клятвы услышаны. Да свершится брак. - Проэмперадор шагнул назад, в тень. За ним назад отошли и Валентин с бароном, и Ирэна осталась наедине с мужем. Она понимала, что свидетели видят их, освещенных кострами, из своей темноты.Она не имела права проявить слабость. Ее рука потянулась к завязке плаща. - Ирэна… - муж взял тяжелую ткань, небрежно отбросил в сторону, подхватил ее за талию и усадил на ложе, - Ирэна… - Вам помочь раздеться? - в горле пересохло, но среди приготовлений к обряду ей не пришло в голову распорядиться о вине и закусках. - Ну что вы, - Ариго судорожно раздевался, не заботясь ни о пуговицах, ни о том, куда летят отброшенные вещи. Скинув наконец сапоги и мундир, он в рубахе и нательном белье запрыгнул к ней на крышку колодца. Вспомнилось, что барон Райнштайнер велел сбить ее из толстых досок. Сидеть над древней бездной было не страшнее всего остального. - Ирэна, вы позволите? - муж благоговейно поцеловал ее пальцы и потянулся к ее лицу. - Да, Жермон. Поцелуй - жаркий, влажный, жадный. Жесткие усы. Руки на ее плечах, на спине, прижимающие ее к широкой груди. Темные волоски не видны в ночи, но колются сквозь тонкую ткань. Поцелуи, сбивчивые слова любви и восхищения, ласки, объятия, - и вот уже Ирэна привычно откинулась на спину на шкурах, позволяя холодной отстраненности затопить ее. - Ирэна! - как же горячо. Какой он горячий. Тяжелый - но стоило ей легко застонать, как он тут же оперся на руки. Обжигающий жар захватывал ее, заставляя метаться, подниматься навстречу, ловить каждое желанное движение своим, всхлипывать от необходимости большего. Влажная рубашка под ее руками мешала дотронуться до кожи, и Ирэна беспомощно дергала ее, пока Жермон не заметил, привстал и сорвал ее с себя одним движением, давая наконец ей возможность коснуться, поцеловать, прижаться, ловя блаженство. - Жермон! - муж догадался, заглушил ее крик поцелуем, укрыл от мира в своих объятьях. Покой и счастье, счастье и радость, звездные качели, описанные поэтами, сон и пробуждение ото сна - Ирэна обнимала мужа, смотрела в его темные глаза и ловила малейшее изменение выражения. Мелкие морщины вызывали желание разгладить их пальцами, убрать следы усталости, позаботиться. - Жермон… - счастливо выдохнула она, и рассмеялась от такой неожиданной радости. - Ирэна, любимая, вам не холодно? - Жермон притянул волчью шкуру, укрыл оголившееся плечо. - С вами мне всегда будет тепло, - ответила Ирэна Ариго. - Обряд свершился, - кажется, это был граф Савиньяк. А может, барон. - Вы не проголодались? - Ирэна ласково провела рукой по челюсти мужа, чувствуя пробивающуюся щетину. - Мэлхен собиралась готовить уток.