А что же было со Скарлетт?

Скарлетт поправила вуаль на волосах дочери. — Помолчи еще несколько секунд, — прошептала она, старательно прикалывая тяжелое бельгийское кружево. — Я почти закончила. — Я стараюсь, мама, но ты же знаешь, как мне тяжело сидеть на одном месте, — сказала Элла. Скарлетт улыбнулась и осторожно отпустила кружево, испытав облегчение от того, что мерцающие складки никуда не сместились. — Вот, этого должно хватить! — сказала она. — Ты молодец, зайчик Элла, я горжусь тобой. — Как ты думаешь, дядя Тони тоже гордился бы мной? — спросила она. Скарлетт поцеловала дочь в щеку. — Я в этом уверена, — сказала она. — Он очень любил тебя, дорогая; ему было бы приятно видеть, что ты выходишь замуж за такого прекрасного молодого человека, как Джастин. Элла тихонько хихикнула: — С ним все в порядке, не так ли? Я сделала правильный выбор? — У тебя есть сомнения? — встревоженно спросила Скарлетт. — Нет, я бы так не сказала. Только я всю ночь думала о том, что перед свадьбой с Джастином я должна быть полностью в нем уверена, потому что это мой последний шанс все отменить. Как только я выйду за него замуж, мы порядком во всем этом увязнем. — Обычно так и бывает, дорогая, — согласилась Скарлетт. Она намеренно не думала о Ретте, в браке с которым так и не поставила точку. — Мам? Ты любила моего отца, когда выходила за него замуж? — Нет, — ответила Скарлетт с болезненной честностью. — Единственным из моих мужей, которого я любила, когда выходила замуж, был Тони. В молодости я была очень недобра к мужчинам, которые любили меня, Элла. Она почти слышала эхо голоса Ретта, называвшего ее жестокой, опасной маленькой кошечкой, которая даже не трудилась прятать свои коготки. — Ты сделала их несчастными, мама? — Да, но знаешь что, моя драгоценная? Себя я сделала такой же несчастной! Постарайся быть доброй к Джастину, милая; ранить мужчин гораздо легче, чем ты думаешь, и трудно взять назад произнесенные слова. — Я запомню, мама. — Элла наклонилась вперед и, едва касаясь губами, поцеловала мать в щеку. — А теперь позовем подружек невесты и убедимся, что все готово. Я хочу поскорее начать! Выйдя к гостям, Скарлетт прекрасно понимала, что все взгляды устремлены на нее. Оделась она, как всегда, очень эффектно. Облегающее платье из палевого яблочно-зеленого шелка повторяло стройные контуры верхней части тела до талии, что — увы! — никогда больше не будет семнадцатидюймовой. Сзади был только намек на турнюр — Скарлетт ненавидела огромные турнюры и отказывалась их носить даже ради того, чтобы быть модной, — а на подоле и рукавах были вышиты виноградные лозы с листьями чуть более темного оттенка зеленого. Такое платье ни за что бы не понравилось ей в прежние времена — крой был слишком строгим, декольте слишком высоким, — но оно хорошо ей шло и позволяло не затмевать невесту, которой в этот день должно было достаться все внимание. Она особо никак не выделила семью Джастина, хотя его мать только что заняла свое место. Скарлетт в целом разделяла взгляды Уэйда на будущих родственников Эллы. Это были не те люди, с которыми ей хотелось праздновать, но по другую сторону прохода толпилось множество людей, большинство из которых она знала всю свою жизнь. Для Скарлетт они были желанными гостями на свадьбе. Среди них были Алекс и Салли Фонтейн, ее зять и невестка. Алекс был очень благодарен, когда она рассказала ему о Тони. Смерть брата опечалила его, но его утешало то, что тот был женат на женщине, которая его любила. Вдвоем они обожали близнецов, а Кэти и Мелани отлично вписались в компанию шестерых детей Салли. Затем были Тарлтоны. Миссис Тарлтон была все такой же грубоватой и прямолинейной, хотя ее рыжие волосы поблекли до седины, а Рэнда и Камилла все еще преподавали в школе. Ни они, ни их сестра Хетти никогда не были замужем; все их кавалеры, в основном, погибли в боях, а муж Бетси, полный, однорукий ветеран, до войны был бы совершенно немыслимой парой для девушки ее круга. У Бетси было двое детей, мальчик и девочка, и Скарлетт было больно осознавать, что с восемью здоровыми, выросшими до совершеннолетия детьми двое внуков — это все, что было у старой миссис Тарлтон. Димити Манро также была здесь, и, что удивительно, она привела с собой своего мужа, пожилого, уважаемого человека, который был полковником в одном из пехотных полков. Скарлетт и подумать не могла, что Димити когда-нибудь выйдет замуж; она очень долго ждала Алекса, но в конце концов потеряла его из-за Салли. «Для нее это очень даже хорошо!» — подумала Скарлетт, одарив ее почти сочувственной улыбкой и получив в ответ столь же деликатный, едва заметный кивок. Обе женщины прекрасно поняли друг друга. Присутствовало довольно много людей из Атланты. Сестра Фрэнка, его единственная живая родня, кроме самой Эллы, была среди них. Она всегда ненавидела Скарлетт, но посчитала своим долгом увидеть, как ее бедная, осиротевшая племянница выходит замуж, поэтому неохотно приняла приглашение Скарлетт. Она собиралась уехать сразу после свадьбы, и Скарлетт чувствовала, что, если ей повезет, она больше не увидит эту старуху, пока не придет время крестить первого ребенка. Некоторые раны просто не поддавались заживлению. Пришла миссис Мерриуэзер, одетая в черное платье, приличествующее вдовам. Она сказала об этом Скарлетт, громко фыркнув, но та лишь наклонилась, чтобы поцеловать ее в щеку и поприветствовать в Таре. Давно прошло время, когда на нее могло повлиять то, что думают другие люди. Рядом с миссис Мерриуэзер были Элсинги, доктор Мид с женой и дядя Генри, такой же невысокий, пузатый и вспыльчивый, как всегда. Позади ряда, приготовленного для семьи невесты, стояли Уилксы. Милочка привела мужа, но, к счастью, выводок их детей — целых девять человек! — очень удобно остался дома со свекровью. Скарлетт украдкой подумала, что Милочка, вероятно, благодарна за этот перерыв, каким бы коротким он ни был. Индия сидела рядом со своей сестрой, и от этого разница между ними еще сильнее бросалась в глаза: в то время как Милочка по-прежнему была полнотелой хохотушкой со светлыми волосами без проседи, Индия совсем усохла и поседела. Ее взгляд то и дело неодобрительно скользил по толпе, и Скарлетт решила, что она, вероятнее всего, ищет, к чему придраться. Рядом с Индией сидел Эшли, все такой же красивый и исполненный достоинства, а затем Бо, безуспешно пытающийся скрыть свою скуку. Навестить Тару и снова увидеть своих двоюродных братьев и сестер было весело, но свадьбы и нарядные костюмы в августовскую жару — нет. Между рядами в проходе, предназначенном для семьи, в одиночестве стоял Ретт, неизменно смуглый и темноволосый. Скарлетт поразило то, с каким пылом Элла настаивала на его присутствии, однако сам Ретт предупредил ее, что это может вызвать нежелательные сплетни. Тогда губы Эллы сжались, и она властно вскинула голову. В этот момент она ни много ни мало напомнила Скарлетт Бонни, и она ничуть не удивилась, когда Ретт элегантно сдался. Теперь Скарлетт проскользнула рядом с ним, не обращая внимания на хмурое выражение лица Эшли, увидевшего, как Ретт легонько коснулся ее руки. Его мнение больше не имело для нее значения. Она обернулась, чтобы посмотреть на свадебную процессию. Первыми шли подружки невесты, одетые в атлас цвета примулы; четверо из них были кузинами Джастина, и Скарлетт эти девицы весьма докучали. Они были так молоды, что у них в головах не было ничего, кроме кавалеров и красивых платьев. Скарлетт прекрасно понимала ироничность этого суждения, но она также знала, что она давно уже не та юная девочка; мало того, она больше не хотела быть такой. Она повзрослела, и это ей нравилось. С возрастом к ней пришла уверенность, уверенность в правильности своих собственных действий для себя и окружающих. После прохода подружек невесты зазвучала музыка, нарастая до крещендо; Скарлетт подумалось о том, во сколько обошлось им новое пианино, чтобы заменить старое, уничтоженное солдатами янки во время войны. Затем в украшенном цветами проеме появилась Элла, одной рукой держа букет прекрасных желтых роз, которые так любила Эллин, а другой изящно взяв под руку брата. Все мысли о деньгах покидали Скарлетт от радости, что она видит двух своих старших детей в такую счастливую минуту. Она и не подозревала, что по ее лицу текут слезы, пока Ретт не сунул ей в руку носовой платок. — У вас никогда не бывает его при себе в нужный момент, — сказал он таким тихим шепотом, что она бы даже не услышала, не прошепчи он это над ее ухом. Уэйд и Элла подошли к алтарю, где Уэйд торжественно передал руку Эллы Джастину. Затем он прошмыгнул на место рядом с матерью, довольный тем, что его роль на свадьбе выполнена. Епископальный священник (это была единственная конфессия, приемлемая для семьи Джастина) откашлялся и начал знакомую церемонию: «Возлюбленные…» «Четыре раза, — подумала Скарлетт. — Четыре раза я стояла перед священником и слышала эти слова, и только единожды они значили для меня что-то гораздо большее, чем возможность добиться своего. Когда я вышла замуж за Тони, я наконец-то поняла, что такое любовь на самом деле…»               — Что ты сказал? — спросила я. Он смотрел на меня темными, бездонными глазами. За последний месяц мы провели много времени вместе — почти каждый день до самого вечера. Это вполне естественно, говорила я себе; два изгоя, живущие в другой части континента вдали от родных мест, делятся своими воспоминаниями о доме и семье. Элла обожала Тони, а Уэйд, хотя и был менее доверчивым, постепенно приходил в себя. Друг с другом нам было спокойно и уютно, и мой взятый в аренду маленький коттедж на пляже стал для Тони практически вторым домом. Вот почему я не могла поверить, что он сказал то, что, как мне показалось, я услышала. — Думаю, тебе следует уехать, — повторил он. — Ты уже пробыла здесь дольше, чем собиралась. Скоро лето закончится, и отдыхающие разъедутся по домам. Ты тоже должна ехать. — Но… но почему? Я думала, мы друзья, Тони. Я думала, тебе нравится то, что я здесь! — Да, я тоже так думал, — резко ответил он. — В том-то и дело, Скарлетт. Мне слишком нравится твое общество. Я начинаю влюбляться в тебя, и мне не хочется чувствовать эту боль! Так что будет лучше, если ты уедешь. — Но ты… — я замолчала, пытаясь собраться с мыслями. — В прежние времена ты никогда не был одним из моих поклонников. Он рассмеялся. — Нет, не был. По правде говоря, Скарлетт, в прежние времена ты мне не нравилась. О, ты была прекрасна, и в тебе… даже не знаю, было какое-то очарование, которое привлекало меня помимо моей воли, но я бы никогда не стал пытаться ухаживать за тобой всерьез. Я думал, что ты себялюбива и избалована, и тебе придется серьезно повзрослеть, прежде чем ты сможешь стать хорошей женой. Если бы Чарли остался жив, ты бы выжала из бедняги все соки к чертям, ты заставила Фрэнка пройти через ад, так что я не ошибся насчет тебя, правда? — Нет, — прошептала я. Его слова ранили меня сильнее, чем когда-либо, и я не была уверена, что могла бы сказать еще что-нибудь, не расплакавшись. — Поэтому, когда я увидел тебя на пляже, я подумал, что все в порядке. Мы могли быть друзьями, товарищами по изгнанию, потому что в этом не было никакого риска для моих чувств; ты мне не очень нравилась, не говоря уже о том, чтобы я мог полюбить тебя. Он посмотрел на нее, и она принудила себя встретить его взгляд, не желая сдаваться, хотя он причинял ей боль каждым своим словом. — Я думал, между нами возникнет естественная преграда, — сказал он. — Я думал, что даже если ты захочешь сделать меня своим любовником, это мало что изменит между нами, потому что мы не станем по-настоящему близки. Ведь я всегда найду в тебе изъян, такое качество, из-за которого ты не сможешь мне понравиться, качество, которое покажет, как ты испорчена, и это помешает мне слишком сильно привязаться к тебе… Он положил руки ей на плечи, и она была удивлена тем, как приятно это оказалось. Как правильно. — Но этого не произошло, — прошептал он. — Я не нашел изъяна, все, что я видел в тебе, было хорошим, искренним, ты изменилась к лучшему, учась на своих ошибках, я замечаю, что ты мне нравишься все больше и больше, и довольно скоро просто дружбы будет недостаточно, Скарлетт. Мы должны покончить с этим сейчас, пока я еще способен это сделать. — Может быть, и нет, — прошептала я. — Может быть, я тоже смогу что-то почувствовать к тебе. Его руки чуть ли не до боли сжали мои плечи. — Ты должна хорошо подумать, прежде чем говорить так, — сказал он, и я услышала тоску в его голосе, увидела желание в его глазах. — Потому что я, Скарлетт, говорю не о том беззаботном романе, который у тебя был, скажем, с близнецами Тарлтонами, когда они соревновались за твои танцы и улыбки, а после вечеринки снова становились твоими друзьями. Я говорю о такой любви, как если бы у тебя была сила уничтожить меня, как если бы я мог убить любого мужчину, вставшего между нами, о такой любви, которая будет либо огнем, согревающим меня всю жизнь, либо пожаром, который полностью поглотит нас обоих. — Он улыбнулся мне очень нежно. — Вот о чем я говорю, Скарлетт. — Да, — ответила я и в этот самый момент поняла, что говорю правду. Причина, по которой я ошиблась в своих чувствах, была проста: я никогда раньше не влюблялась счастливо, если не считать времени, проведенного с Эшли до войны. Но теперь, когда я задумалась об этом, все стало легко и ясно. Причина, по которой я так наслаждалась обществом Тони, скучала по нему, когда его не было рядом, думала о вещах, которые хотела ему рассказать, показать, сделать вместе с ним, заключалась в том, что я влюблялась в него. Он опустил голову и начал целовать меня, а я не сделала никаких усилий, чтобы остановить его; я сама хотела этого. Но потом он отпрянул. — Нет, — ответил он. — Нет, Скарлетт, не сегодня. Я хочу, чтобы этим вечером ты все обдумала, обдумала как следует. Завтра ты дашь мне ответ, и мы сможем двигаться дальше. — Он взял мою руку и поцеловал в холм ладони. — Je t'aime, ma chere, — пробормотал он. Лишь позднее я поняла, что он только что впервые признался мне в любви.