***
Улан — один из оставленных на вершине храма дозорных — старательно таращился на фераноров наплечник. Может, разглядел на нём отпечаток людского башмака, а может просто боялся взглянуть капитану в глаза. Ему было трудно оправдываться, потому что именно он упустил беглеца. Причем, при не самых обычных обстоятельствах. — Я за пустыней следил, когда он из подземелья выскочил. Синий, как вот они,— дозорный указал глазами на сафуадов.— Я думал послал кто, а он сразу к загону. Верблюда схватил. Слуга, что за ними следил воспротивился было, так он ножом ему горло вскрыл. Только это я потом узнал. Сначала мне с высоты, издали не понятно всё было. Думал, просто наказал слугу за нерадивость. Больше у него на пути никто не становился. Всем не до того было. — Ты пытался его подстрелить? — уточнил Феранор. Улан отрицательно мотнул головой. — Дальше что? — Прыгнул верблюду промеж горбов и помчался прочь, как будто за хвост сам Катмэ хватал. — И ничто не показалось тебе подозрительным? Дозорный вздохнул и снова уставился на капитанский наплечник. — Ветер. — Что? — Ветер поднялся,— повторил эльдар, не поднимая взгляда.— Внезапно. Да такой сильный, что меня чуть не сдуло. Всадника песком заволокло, как во время бури в пустыне. Только тогда буря везде бушевала, а в этот раз только вокруг него. А потом из песка демон вырос. Подхватил вместе с верблюдом и в небо унёс. Так всё и было. Клянусь светом Таэ, хеир… Феранор молча поиграл желваками. — Колдовство. Магия,— проговорил вместо него Агаолайт.— Будь я проклят, если хоть что-то понял! Капитан не стал одёргивать знаменосца. Спросил вместо этого: — Как вёл себя полукровка, он удивился, испугался, или всё воспринял как должное? — Удивился. Мне кажется. — Что было потом? — Демон улетел и буря сразу закончилась. Феранор тряхнул головой, сбрасывая со лба прядь, прикрывавшую шрам. Губы его были плотно поджаты, а в зелёных глазах сияла тихая ярость. Титланин, носитель проклятой орочьей крови не только предал их, ударил в спину, пролил кровь перворождённых. Он ещё и ушёл от возмездия! Улан всё ещё стоял перед ним, разглядывал кровавое пятно на табатре и ждал, когда капитан соизволит его отпустить. Капитан мотнул ему головой. — Можешь идти. Улан отсалютовал, развернулся и ушёл. Знаменосец и капитан остались вдвоём. Феранор крепко задумался. «С самого начала с этим титланцем было что-то не так: один, посреди пустыни, вдали от караванных дорог. Как будто специально ждал нас. Кто, кроме эльдар и людей шаха мог знать о цели нашего путешествия?» Он вспомнил злой огонь в глазах полукровки и его настойчивое желание попасть в Сокровищницу. А ведь тогда он не придал этому значения, списав всё на жадность. Он понимал, почему Дарик освободил ийланов — те справились с охраной оставленной у подземелья. Он не понимал главного: зачем ему туда было надо? — Алчность на грани безумия, рискнуть всем ради горсти монет... — Он не заметил, как сказал это вслух. — Призвать такое колдовство стоит явно больше кучки монет,— заметил Агаолайт.— На кону должно быть кое-что поценнее. Этот полуорк не пил вина, не ел мяса, никогда ничего не рассказывал о себе… из Титла ли он вообще? — Митрасир был в том уверен. — Это который царевич? Сейчас он больше напоминает вытащенную из воды медузу. Его рвёт от воды, а из ушей и носа идёт кровь. То же самое у всех сафуадов, которых мы вытащили из подземелья. «Бальфур крепко приложил его по голове,» — подумал в ответ капитан. — Это плохо? На это знаменосец пожал плечами. — Как-то один маг допрашивал при мне двух разбойников,— сказал он.— Он завладел их умами и заставил рассказать где скрываются остальные. Так вот, после допроса у них тоже шла кровь из носов и ушей. А потом, командир захотел вызнать про возможные тайники с добычей, и волшебник перестарался. Когда мне приказали их отпустить, им обоим было уже всё равно. Просто две туши, в лужах собственных испражнений, с разумом как у травы. Феранор потёр подбородок. Он смотрел на навес, под который укладывали раненных, и пытался уместить в голове все происшествия и совпадения этого дня. «Слишком их много… Слишком всё сложно! Прав был Лаккэнан. Я притягиваю к себе неприятности! Знать бы, что теперь будет?»***
Грудь рвал кашель, во рту саднило от жажды, рана на щеке горела огнём, а тело ныло от синяков, но он был жив! И вроде бы невредим… Дарик поочерёдно пошевелил руками и ногами, чтоб убедиться в последнем. Подобрав под себя конечности, он с усилием приподнялся на локтях. Встал на колени, нашаривая на поясе флягу. Плеснул немного на лицо, промывая глаза, остальным прополоскал рот и горло. Он находился на небольшой песчаной проплешине, окружённой зарослями колючей суджи. За ней шелестела пальмовая роща, сквозь деревья желтела пустыня, виднелись остатки какого-то строения. За спиной громоздилась куча камней, из которой торчала изъеденная ветрами колонна, а на её вершине сидело крылатое существо, внешне напоминавшее человека. Солнце било в глаза, мешая рассмотреть детали, но Дарик отчетливо видел две тонкие руки, вцепившиеся в край колонны и пару свешенных длинных ног. Расправив за спиной чёрные крылья, оно указало рукой на оазис. — Иди туда! Голос у него был приятный чувственный высокий и звонкий. Такой мог принадлежать молодой женщине. Дарик внимательно посмотрел на оазис, гадая, что может ожидать его там. Нет, он не был испуган. Его наниматель был могущественный волшебник, а волшебники любят впечатлять смертных. Песчаный демон и гарпия на колонне могли быть не последней частью этого представления. Видя нерешительность Дарика, существо рассмеялось, чисто и звонко, и добавило: — Не бойся, стрыги тебя не тронут! Только тут он заметил за колонной несколько сгорбленных угловатых фигур. Больше всего они походили на безобразных старух — сморщенных, сухих, горбатых и вдобавок больных проказой — в ветхих останках одежд. Зрелище было столь неприятным, что он сплюнул и выругался. — Kurvun mattir! Пальмы в оазисе росли рядами. Кое-где между ними ещё замечались следы оросительных каналов. Дарик дошел до опутанных лианами остатков двух башен. Здесь его ожидали. Сначала это было двое мужчин, один из которых точно являлся хафашем, но через миг к ним присоединилась женщина-птица. Взмахнув огромными крыльями, она плавно опустилась на вершину разрушенной башни. Сейчас солнце светило Дарику в спину, и он смог её рассмотреть. Она не была нагой, как показалось ему вначале, хотя лёгкая полупрозрачная туника не столько скрывала, сколько подчёркивала стройность фигуры и изящество форм. Соблазнительные женские ножки ниже колен плавно переходили в птичьи. Острые загнутые когти на длинных пальцах царапали песчаник стен. Хафаша Дарик узнал сразу. Именно с ним он встречался, месяцем раньше. Как и тогда, он был в чёрной одежде, отороченной перьями ворона. Он казался невзрачной размытой тенью. На фоне белой стены выделялось только лицо — смуглое, угловатое с квадратной бородкой. Вторым был худой и высокий незнакомец. Он прятался от солнца под башней, где лианы сплетались в настоящий навес. Шерстяная накидка была откинута, открывая взору золотой пояс и саблю в богатых дорогих ножнах. Красный тюрбан и платок-гутра закрывали голову и нижнюю половину лица. Под широкими густыми бровями глубоко сидели внимательные карие глаза. — Он справился! — воскликнул хафаш.— Это не сон и не морок, я чувствую её силу отсюда! Достань же её! Покажи! Мужчина в красном тюрбане молчал. Чувствуя на себе его пристальный взгляд, Дарик стянул с плеча вещевой мешок, распустил шнур. Солнечные лучи скользнули по матовой поверхности чаши, отразились, упали на лицо кровопийцы. — Да…— жмурясь, отступил он.— Это она… Настоящая Реликвия! Мужчина в красном тюрбане провёл пальцами по сабельной рукояти, погладил ножны. Так всадник гладит коня, предвкушая скорый забег. Глаза, обращённые на полукровку, обрели странный задумчивый блеск. — Подойди,— приказал он. Дарик помедлил, но подошёл. Протянул чашу. — Брось её на песок,— приказал кареглазый. Дарик повиновался и прошипел, не разжимая зубов. — Я прошёл испытание,— при каждом движении боль пронзала всю левую сторону лица.— Вам черёд исполнять клятву. Ему показалось, что взгляд кареглазого прикован к свежей ране у него на щеке. «Кровь,— вспомнил он очень некстати,— хафаши пьют кровь и они всегда голодны…» Мужчина смотрел на него долго. — В точности как предсказала Слепая…— протянул он. Дарик не понимал, что это значит и молча ждал дальнейшего развития событий. — Где ты нашёл его, Адихмар? — спросила женщина-птица.— Его и правада родила мантикора? — Нет,— с гордостью ответил хафаш.— Я встретил его в духане, на вывеске которого был скорпионий хвост. Его зовут Дарик, и он хочет стать некромантом! Женщина рассыпалась звонким искрящимся смехом. Мужчина в красном тюрбане покачал головой. — Нетерпение — это непозволительная блажь для того, кто хочет прикоснуться к тайнам Смерти. Ты знаешь кто я? — Некромант,— уверено заявил Дарик.— Очень могущественный, раз смог подчинить хафаша,— покосился на вершину башни и поспешно добавил.— И абассу. Смех с башни стал ещё громче. Разразился хохотом хафаш Адихмар. Дарику было не смешно. Он скрежетнул зубами, начиная жалеть, что вообще согласился на эту сделку. Мужчина в красном тюрбане сдвинул гутру, открывая хищный горбатый нос, волевой подбородок и тонкую скупую линию губ. В следующий миг лицо его побледнело, сделалось сухим и костлявым, радужки глаз приобрели винный оттенок. — Меня называют Мустафа аль Гюлим,— громко произнёс он. Непосвящённый не в силах представить ту глубину отчаяния, в которую в этот миг провалился Дарик. Вспомнил об Адихмаре, оставшимся за спиной, усилием воли подавил инстинктивное желание оглянуться, проклиная в душе собственную доверчивость и глупость. Некроманты всегда мешали кровососам стать полноправными правителями Ночи. Способные подчинять их своей воле, они вызывали ненависть у вампиров и логичное стремление уничтожить. Ожидая нападения в любой момент и с любой стороны, Дарик нащупал рукоять сабли. Он понимал, что не успеет ею воспользоваться, но вся его сущность бунтовала от мысли смиренно и безропотно встретить смерть. Поэтому он мысленно сжал свою мошонку в кулак, стараясь изгнать страх. — Я о тебе слышал, Гюлим. Твоим именем пугают непослушных детей. Я не искал с тобой вражды. Зачем я тебе? — Затем, что в наше проклятое богами время, приходится обращаться к помощи предсказателей чтобы найти толковых слуг. — Но почему именно я? — Ты веришь в богов? Тогда считай это их волей. Они привели тебя в означенный день и предсказанный час в нужное место. И они не ошиблись — ты преуспел там, где нашли смерть десятки искателей наживы. Уверен, что не ошибаются они и в остальном. — В остальном? — Ты принесешь мне удачу, паврави! — С чего ты решил, что я буду тебе служить, хафаш? — дерзко спросил Дарик, каменея от страха. Женщина-птица на башне громко взмахнула крыльями. Адихмар за спиной зашипел. В алых глазах Гюлима появился блеск, словно в их глубине запылал настоящий огонь. — Потому, что ты не представляешь себе Силы, которой дерзнул овладеть. Думаешь, что найдешь какую-нибудь книгу, сделаешь всё по написанному и… бах!.. ты уже некромант. Глупец. Без поводыря ты — слепой щенок, тыкающийся в боевую колесницу. Одно неверное движение, малейший поворот колеса и тебя порежет на куски! И только я могу помочь тебе обрести Силу. — Почему я должен верить тебе? — Потому что всё это время я наблюдал за тобой, направлял и помогал. Без меня ты бы умер в самом начале. Я мог бы убить тебя после того, как ты достиг цели и завладеть чашей. Я могу убить тебя прямо сейчас. Но вместо этого принёс тебя сюда, в этот оазис, говорю с тобой и предлагаю службу и наставников, которые поделятся с тобой своими знаниями. Гюлим выдержал паузу и указал левой рукой на хафаша в пернатом плаще. — Адихмар, мой Мастер Теней. Он научит тебя азам волшебства, покажет, как оживляют мертвецов ийланы, и как убивают волшебники Ночи. Он неторопливо и слегка театрально указал на место справа от себя. — Ты узнаешь, как наглисс читают мысли и беседуют с пауками, этому тебя научит Лиллис, гарпия. — Царица Гарпия! — надменно поправила женщина-птица, мягко опускаясь по его правую руку. Вблизи она оказалась ещё красивее, но красота её вызывала у Дарика противоречивые чувства. По-девичьи нежный овал лица, чувственные губы, большие бездонные тёмно-синие глаза притягивали взгляд и в то же время отталкивали своим холодом и нечеловеческой безупречностью. Витая диадема придавливала густую копну волос, с торчащими из них птичьими перьями, отливающими синевой. — Они оба станут твоими учителями,— продолжал тем же тоном Гюлим.— Клянусь в этом именем своего государя. Ты слышал о нём. Зулл Саракаш, Зулл Великий, Зулл Мудрейший, Зулл Попирающий Смерть. Только что, своими руками ты приблизил его возвращение. Он этого не забудет. Подумай об этом, прежде чем дать ответ. Лицо Дарика утратило воинственное выражение. Он вдруг понял, что почти не дышит. Даже боль в щеке куда-то ушла. Он с трудом оторвал от гарпии взгляд, замер, глядя куда-то в одну точку, словно глубоко о чём-то задумавшись. Наконец он сказал хрипло: — Otvsik mratzim! Я — согласен. Адихмар издал довольный смешок. Лиллис поглядывала на него сквозь полуопущенные ресницы, на губах её гуляла странная улыбка. Гюлим спрятал лицо под гутрой и медленно извлёк из ножен саблю. — Понимаешь, как я отплачу за предательство? Дарик кивнул. Остриём сабли хафаш подцепил валяющуюся на песке пиалу и поднял, поднеся к лицу полукровки. — Ты должен вернуться Шагристан… Дарик слушал внимательно, не перебивая, и понимал, что новое задание не нравится ему абсолютно. Но отступать было поздно. Впрочем, отступать ему было и некуда. Ни для кого не секрет, если хочешь что-то приобрести, будь готов чем-то пожертвовать. Но лучше бы эта плата оказалась последней… — Исполни свою часть пророчества до конца,— закончил Гюлим и вложил чашу в протянутую ладонь полукровки.— Не подведи меня, паврави.***
Утро над Амаэлем наступило внезапно, как будто специально дожидалось момента, когда Феранор закроет глаза. Оно обрушилось яркими солнечными лучами, оглушило гомоном проснувшихся верблюдов, затрясла за плечи руками Агаолайта. — Проснитесь, хеир! Капитан нелепо взмахнул руками, свалился с плоского камня на котором уснул. — Вы приказали вас разбудить как солнце взойдёт! — Кьялин… Знаменосец отошёл в сторону, терпеливо дожидаясь пока командир протрёт глаза и приведёт себя в порядок. Ждать пришлось недолго. — Как прошла ночь? — первым делом спросил Феранор.— Что с пл… раненными? — Живы,— Агаолайт сделал вид, что не заметил оговорки.— В остальном наши дела хуже. Мы потеряли всех рабов. Из эльдаров остались Вы, я, Бальфур и Дайгон, который нёс дозор на храмовой пирамиде. Сафуадов — восемь, считая вашего приятеля. Слуг и караванщиков не больше десятка — дикари их покрошили изрядно, но проводник цел, хотя ранен. — Цел, это хорошо,— Феранор сощурился, всё как следует обдумывая. Можно было подводить итоги. Их первейшей целью было найти и привезти летопись. Она в их руках — половина задачи выполнена — теперь надо доставить её в Шагристан. Если Лаккэнан имел дополнительные задачи, то унёс их с собой в Хайлаэнэ. — Митрасир и его воины,— заговорил он после раздумий.— Должны получить плату. Им обещана часть золота, но повторно пускать их в Сокровищницу я не рискну. Кто знает… кхм... Он оборвал себя на полуслове, смущённо кашлянул. — Ну, значит, остаёмся только мы,— пожал плечами Агаолайт.— Но всё мы не унесём. — Перед тем как всё началось, атраванцы стащили свою добычу в общую кучу. Набьём оттуда по полному мешку каждый — этого хватит умилостивить шаха. Но прежде они решили позаботились о погибших. Ийланов крючьями оттащили подальше и оставили на поживу стервятникам. Для сафуадов и караванщиков последним пристанищем стал дальний резервуар водохранилища. Мертвецов посадили, привалив к стене, прочли короткую молитву и засыпали песком и камнями. С эльдарами было сложнее. По традициям их клали на корабль или плот, который поджигали и пускали по течению. Он должен был доставить прах перворождённого на родину, в Хайлаэнэ. С плотом и речкой в пустыне были некоторые трудности… Очень вовремя Феранор вспомнил о храмовой пирамиде. — Сложим убитых на её вершине,— решил он.— Не река, но всё равно ближе к Таэ… Тела подняли, уложили на политый маслом хворост. Рядом с каждым положили его оружие — меч, лук со стрелами и копьё. Лаккэнану в руки вложили его жезл. Да, его отношения с сенешалем волшебницы не ладились с первых дней. Бледный беловолосый эльдар был невыносим, вызывал отвращение, но он служил Эльвенору и заслужил право возлечь на один костёр с воинами. Феранор собственноручно поджог хворост. Пламя вспыхнуло, загудело, жадно облизывая тела. Когда мрачный, но необходимый долг был выполнен — солнце успело перевалить за полдень. Эльдары спустились в Сокровищницу. Чтобы вытащить из неё летопись, единый рулон пришлось кромсать на листы. Это заняло весь оставшийся день. Золото и самоцветы поднимали уже после заката, когда по периметру лагеря пылали костры. Их ссыпали в сундуки, которые вытаскивали из зала сокровищницы и передавали сафуадам, а те поднимали их на поверхность. Феранор трудился вместе со всеми. Возвращаясь за следующим сундуком, увидел Агаолайта спешно прятавшего за пазуху туго набитый мешочек. — Я уже не молод,— ответил на упреждение он.— Пора задуматься о будущем. Я вижу его где-нибудь под Турл-Титлом. В собственном имении с винодельней… — Почему именно там? Есть замечательные виноградники и в Эльвеноре… — В Эльвеноре всем заправляют лорды Домов. Земля принадлежит им, а выкупить её…— Агаолайт покачал головой.— Я не унесу столько золота, чтобы купить маленький клочок хоть у того же Беренеля. Разве что стать арендатором. Буду жить с их милости, если захотят. А не захотят, так не станет у меня ни имения, ни винодельни. Нет. Если где и можно жить не пресмыкаясь перед сильными, то лишь там. — Оставить Эльвенор ради кучки грядок? Ну не знаю. Как-то оно… дико. — Не обязательно огородничать. Турл-Титлу нужны и воины. Слова знаменосца так отличались от того, чему учил Феранора отец, что он удивился. — А как же наш Долг, Отечество, как же наша земля? Кто защитит её от разорения орками и варварами? — Хеир,— Агаолайт вздохнул.— Я не рассказывал вам, как оказался в Турл-Титле? Феранор покачал головой, присел на край сундука, смахнув с него пыль. Агаолайт последовал его примеру, оседлав большой камень. — Пятнадцать лет назад мой рокментар перебросили в Республику, к Азарису. Его князёк набрался наглости ограбить морской караван лорда Беренеля. Пустил на дно десяток кораблей вместе с командами. Несколько сотен перворождённых, в основном из младших семей, отправились кормить рыб. Мы были полны решимости вытащить из дворца семью этого разбойника, его слуг и прихвостней, и утопить их в Азарском заливе. Говорили, что кровь братьев прощать нельзя. Но князёк пришёл в Хайтаэр босой и с мечом на шее, принёс клятву верности, а главное заплатил немалые отступные. Убитые были благополучно забыты, Лорд Балиан стал богаче, а Алтаниэль задёшево приобрела цепного пса, которого в том же году натравила на орков. Все разговоры о Долге и Самопожертвовании оказались обманом. Призрак прошлых эпох, которым нас периодически дразнят. Грёзы. Пустые мечты… Тлен! Он грустно вздохнул. — К тому же, Турл-Титл тоже земля перворождённых — бывший Элвиннатар… — Милорды! — их окликнул улан… кажется, Дайгон…— Не сочтите, что жалуюсь, но почему тяжести таскаю я один? Агаолайт подскочил. Схватил массивный сундук. — Знаете, кого вы напомнили мне? — спросил Феранор, берясь за ручки с другого края. — Кого же? Выдох. Рывок… — Катмэ…— просветил Феранор, перехватывая руку.— Искушавшего Рэндэримана в дни когда тот был обижен на Создателя. Что стало в итоге — мы знаем. — Так в итоге Рэндэриман приплыл в Амалирр,— пропыхтел Агаолайт, краснея с натуги.— Получил себе целый мир, не шевельнув пальцем. Чем плохо? Они вынесли сундук за пределы сокровищницы. Бухнули на каменный пол, взметнув — Возьмите вон тот сундучок,— попросил Феранор.— Пойду, посмотрю, может, найду ещё чего интересного. Он повернулся, собравшись уходить. — А сами вы чего бы хотели, хеир? — остановил его прилетевший в спину вопрос знаменосца. — Чего хочу я? — капитан остановился, задумавшись. Думал не долго. — Славы. Богатства. Хочу, чтобы меня, наконец, заметили! Мне надоело, что на меня смотрят как на попрошайку. Не хочу сказать ничего плохо о Бальфуре...— он воровато оглянулся, будто опасался, что его могут подслушать.— Он хороший, толковый юноша, но воин из него никакой. Однако это не помешало ему получить на плащ кант ревнителя. А разве я не достоин канта?! Три поколения моих предков не занимались ничем кроме войны. Я сам взял в руки меч, когда он ещё играл в прятки с мамкой. Я служу Отечеству в самом опасном месте Эльвенора. А сколько паломниц я спас, гоняя орочьи шайки на Сильванне?! Но кто я? Всего лишь капитан! Капитан с Дикого Приграничья… «Но всё изменится,— подумал он.— Когда рядом будет Талиан. Зятя лорда Эрандила уже не задвинут в задние ряды. О нём не забудут в реляциях!» Вспомнив о возлюбленной, он вспомнил, что так и не подобрал ей подарка. Оставив Агаолайта и Дайгона, он поднялся на террасу, обошёл её, заглянул в несколько комнат, порылся в сундуках... Выбор остановился на небольшом, но затейливом перстне с изумрудом, в цвет глаз Талиан и диадеме из белого золота усыпанной жемчугом, казавшейся морской пеной на гребне волны. Такое украшение подчеркнуло бы лёгкость и изящество его возлюбленной. Он собирался уходить, как вдруг, увидел тусклый мерцающий отблеск в одной из комнат. Заинтересовавшись, капитан пошёл на него, высоко поднимая факел. В комнате обнаружился ряд высоких зеркал в узорчатых рамках. Большинство так заросли пылью, что походили на пустые картины. Только в одном, сквозь слой грязи отражался свет факела. Капитан подошёл к нему, мазнул пятернёй по поверхности. Наверное, это были очень старые зеркала, потому что вместо привычного стекла, он увидел матово-чёрную поверхность похожую на отшлифованный обсидиан. В ней как в спокойной воде отражались мутные очертания лица Феранора. Вверху, на оправе, где обычно ставил свою подпись мастер-зеркальщик, красовалось имя Аримголлин». — И к чему ты здесь? — философски спросил он. Он потрогал оправу, надеясь найти в ней ответ, как вдруг очищенная от пыли полоска блеснула яркой зеленью. Феранор подпрыгнул, едва не выронив факел. Из зеркала на него изумлённо смотрели чьи-то миндалевидные зелёные глаза с тонкими сеточками морщин в уголках. Несколько секунд и видение пропало, растворившись в обсидиановой черноте. Капитан ахнул, бросился к зеркалу, принялся обтирать его полой своего плаща, правда, не зная зачем. Неизвестный обладатель зелёных глаз больше не показывался. На Феранора смотрело его собственное отражение — тусклое, смутное, способное передать лишь очертания силуэта. — Что ты такое? Он осторожно дотронулся до поверхности кончиками пальцев, прислушался к ощущениям. Наличие в предметах Магии всегда чувствовалось по-разному: приятной теплотой — если чары были благотворными; лёгким покалыванием — когда не несли ни прямого вреда, ни пользы; если тянуло неприятным холодом — её брать в руки не стоило. Зеркало было абсолютно мертво. В итоге он решил, что увиденное ему показалось, от усталости или от витающего в сокровищнице колдовства. Может это снова проявление охранных чар? Не зная ответа, Феранор предпочёл уйти. Об увиденном не рассказал никому.***
Было Холодно. Люди и эльдары спали, завернувшись в плащи и тёплые одеяла. Жарко горели костры, их отсветы наполняли пространство лагеря зыбким красноватым сиянием. За границей освещенного круга прохаживался часовой, положив на плечо пику. Не спал Феранор. Он сидел возле костра, задумчиво помешивая угли прутиком. Иногда он вскидывал голову, с испугом смотрел на летопись словно та могла куда-то пропасть. Успокаивался, возвращался к созерцанию языков пламени. Очами своей души в их пляске ему виделось будущее. Как высокомерный лорд Эрандил мучительно подбирает слова пытаясь оправдаться за свой предыдущий отказ, как его сын скрипит в бессильной злости зубами, а прекрасная Талиан — ослепительно белоснежная — поднимается с ним на Священный Холм. Не спал Митр. Царевич сидел на свёрнутом войлоке, скрестив ноги и привалившись спиной к набитым вьюкам, глядел в небо. Голову он обернул влажным куском ткани, пряча две шишки — на лбу и затылке. Ту, что на лбу, Феранор уверенно заносил на свой счёт. Феранор поворошил угли, взметнув сноп ярких искр, посмотрел на товарища. — Чего не спишь? — Не спится,— просто ответил Митр.— Мысли всякие лезут на ум. Кид ин-Алу ным Алал… На время повисла тишина, нарушаемая лишь треском костра. «Переживает свою ошибку,— подумал Феранор, глядя на царевича сквозь пламя.— Он сам взял с собой орка, сам пригрел на груди змею. Вероломное племя… проклятая кровь. А ведь я предупреждал его, предупреждал!» Осознание собственной, пусть и давней, правоты грело Душу. Он гордо вскинул подбородок, выпрямил спину. Сказал: — Вы, люди, никогда не слушаете добрых советов, а потом жалеете о содеянном. А ведь я предупреждал держать того полукровку подальше. — Астар-Аллу, Феран,— вздохнул Митр.— Из бури он пришёл и в бурю ушёл. К чему вспоминать о нём? — Хотя бы потому, что он нас предал. На его руках кровь моих перворождённых! — и, подумав, добавил. — И твоих людей! Митр вскинулся, сверкнул на него глазами, топорща тоненькие усы. — Пусть право судить и карать останется за Всевышним! Я не хочу говорить о том. — Как это удобно,— процедил Феранор.— Переложить всё на Солнцеликого… — Чего ты хочешь? Справедливости?! Так возьми меч и убей меня. — Зачем? — оторопел Феранор. — Потому что вчера я бы тебя убил, получи такую возможность! Феранор открыл рот, попытался что-то сказать, не смог и стиснул зубы, не желая выглядеть кретином. — Но…— выдавил он, наконец.— Ты же был под действием чар! — А ты уверен, что они ослабли? Я слышал, что проклятия прилипают к людям как патока к пальцам и долго ждут своего часа. Не боишься, что я зарежу тебя во сне? Феранор нахмурился, переложил дымящийся прут из одной руки в другую, будто не знал куда деть. Он чувствовал себя дураком, или где-то близким к нему. «Он просто пугает меня. Хочет, чтоб я схватился за меч… но зачем?! А может он мстит мне? Мстит за то, что я прикончил его соплеменников? Катмэ! Но я ведь тогда не знал! Я не понимал, что с ними!» Костёр трещал, ветер разносил яркие искры. Где-то в темноте, за освещённым периметром под сапогами часового мерно шуршал песок. — Ночью я видел сон…— вдруг заговорил Митр, очень тихо.— Что иду к трону дяди, кругом убитые люди, а сабля моя в крови… Он вздохнул, встал и ушёл, а вместе с ним у Феранора ушли гнев и обида. Вместо них осталась неловкость и стыд на собственную недогадливость…***
Утром они затушили костры, собрали лагерь и покинули останки последнего эльдарского города в Риенлисете. Караван привычно растянулся в колонну. Место впереди занял проводник. За ним, следовали сафуады с Митром во главе. Гружёные золотом верблюды ступали, высокомерно задирая уродливые головы. Отряд Феранора замыкал караван. Из одиннадцати эльдар, бывших в нём в начале путешествия, осталось трое. Раненный Бальфур ехал на верблюде, в маленьком передвижном шатре, ранее принадлежавшим Лаккэнану, знаменосец Агаолайт и рядовой воитель по имени Дайгон льен’Касстар из Дома «Лунного Волка», двигались сразу за Феранором. Неожиданно Дайгон запел.Tри ворона сидели в ряд
И черен был у них наряд.
Спросил один неторопливо:
— Где нынче будет нам пожива?
— Вон там на берегу крутом
Убитый витязь под щитом.
Атраванцы притихли, прислушиваясь. У Дайгона оказался неожиданно хороший голос. «Убитый витязь под щитом,— мысленно повторял Феранор.— Враги подстерегли его почти на пороге родного дома. Когда он уже видел возлюбленную в окне и представлял, как будет заключать её в объятия и целовать. Я ведь тоже могу оказаться тем витязем. Могу погибнуть в пустыне, утонуть в море и тогда прекрасная Талиан оденет траур вместо свадебного венца...» Он тряхнул головой, прогоняя наваждение. «Ах, да что там! Рука не дрогнет — Таэ не подведёт! Я вернусь. Вернусь и сыграю такую свадьбу, что все враги и недоброжелатели позеленеют от зависти!»