Была моя любовь прекрасна, словно осень, и локоны её, как золото листвы...
Капли стройными рядами падали с неба, обрушиваясь на позолоченные осенью деревья и ровные крыши домов. Тучи всё прибывали, подгоняемые ветром, сталкивались друг с другом, темнели, становясь всё более грозными. Самая унылая погода: солнце и луна теперь попеременно прятались за непробиваемой серой стеной, полчищем хмурых воинов. Не отставая от ночи, накрывшей город куполом, сырость постепенно расплылась по всем улицам. Дождь надоедливо тарабанил и по прозрачному зонту, напоминая нежданного гостя, который стучится в дверь всё громче и громче. Кристон Коль, впрочем, не жаловался. Он шёл домой неспеша, пряча свободную руку в кармане тёмной куртки и думая о своём. Час был поздний, и на горизонте уже никто не маячил, как обычно бывало по вечерам: школьники давным-давно разошлись, нагулялись, добровольно-принудительно созванные родителями домой, а эти самые родители все до одного наверняка добрались до своих квартир, где их нетерпеливо ждали ужин и детская непоседливость, одинаковые в своей капризности. Какая-то машина с грязными пятнами, размазанными по капоту, прошуршала рядом с Кристоном, осветив белыми фарами мокрую покатую дорожку, по которой стекала вода, старый подъезд и цветы, высаженные недавно, кажется, мисс Аррен. Мужчина проводил полурассеянным взглядом подержанный, но крепкий на вид автомобиль. «Неплохо, — запоздало подумал Кристон. — Надо будет всё-таки присмотреть и себе». Из транспортных средств он привык пользоваться только своим маленьким велосипедом, видавшим своего владельца и в пятнадцатилетнем, и в тридцатилетнем возрасте. Ещё приходилось ездить на автобусе, который ходил раз в час, изредка даже прибывая вовремя. Последние два года на машину методично откладывались монеты, пополнив большую банку — Кристон не мог вспомнить, от чего — и составив какую-никакую, но сумму денег. В конце концов, неприлично уже как-то физруку перед учениками красоваться на велосипеде, который то ли вот-вот развалится, то ли просто сам по себе кривой. Так Кристон и стал ходить пешком. Сейчас мысли его побежали дальше: какую модель лучше приобрести и где, как бы найти подешевле, но не слишком старую, сколько человек ждать в понедельник на первом уроке и когда будет общее собрание. И вдруг — в мысли ворвалась она, вымела мгновенно всё остальное. Стремительно и выверенно. Мягкие шаги, лёгкая поступь, едва различимый стук невысоких каблуков... Почти невозможно заметить, услышать посреди остального шума, но Кристону не пришлось напрягать слух. Он знал: да, это была она, это она сейчас переходила узкую дорогу, прежде чем оказаться немного впереди него. За многие годы, что они прожили бок о бок, сталкиваясь в дверях чуть ли не каждое утро, он научился чувствовать её присутствие ещё до того, как глаза различили бы изящный силуэт Алисенты Хайтауэр в полутьме тускло освещаемого дворика их многоквартирного дома с кучей подъездов. Его соседка словно плыла по кристально чистому озеру, как дева из легенд, а не ступала по совсем чёрному из-за впитанной влаги асфальту — слишком уж прозаичному: комья грязи тут и там приклеились, лужи расплылись, голуби повыскакивали и засуетились, как ребятня на загородной ярмарке. Подъезд у них был ничем не лучше: края ступенек крутой лестницы отбиты, коврик у порога всегда заворачивался, вынуждая то и дело спотыкаться. Алисента явно заслуживала большего, чем работу в их захолустье и недотёпу соседа напротив. И почему она, чёрт побери, шла так поздно совершенно одна? Без зонта, стараясь прикрыть коричнево-червонной плоской сумкой голову? Он ускорил шаг, пока не оказался всего на пару шагов позади. Первым же его порывом было поделиться своим зонтом. Кристон ловко перехватил трость другой рукой и протянул её немного вперёд, чтобы приподнять зонт над ними обоими. Багряные волосы её отливали золотом при свете фонаря сквозь прозрачный купол. Руки она не опустила, и локти с сумкой закрывали большую часть головы, давая насладиться лишь затылком. — Добрый вечер, — Кристон прочистил горло: почему-то способность говорить впервые превратилась в трудно выполнимую задачу. Он не мог понять, что здесь было не так, но когда она не ответила, будто не заметив никого рядом с собой, убедился, что его подозрения не безосновательны. — Всё в порядке? Откуда возвращаетесь? И тогда Алисента внезапно остановилась, резко обернувшись; он бы врезался в неё, не будь его натренированная реакция быстрой. Первым, что он увидел, была мокрая прядь, которая прилипла ко лбу, — кончики пальцев дрогнули от желания убрать её, — затем взгляд остановился на глазах, в которых ютилось отражённое мерцание очередного жёлто-кремового фонаря, и казалось, будто это её собственная решительность рвалась наружу. Стало ясно: она злилась, и, видимо, уже довольно долгое время. — Почему Вы влезаете в моё личное пространство, Кристон? Он опешил: никогда ещё она не выглядела такой пылкой, как в эти мгновения... и никогда не произносила его имя так легко, свободно. Он оставался «мистером Колем», что бы ни делал, и он очень быстро потерял надежду на большее, догадавшись, что ухаживания её скорее пугали, чем привлекали, поэтому так и не прошёл уровень «мистера Коля». Что-то случилось. Теперь он убедился в этом. И нужно было сохранять невозмутимость, чтобы не поругаться. — Так ведь, — Кристон указал взглядом на чернущее небо над их головами, размытое из-за зонта, — дождь, а Вы без зонта мокнете. И нам по пути. — Это лишнее, — возвращая себе самообладание, сказала она холодно. Холоднее, чем капли дождя, которые не умаляли силы своего напора. — Не нужно, спасибо. Он улыбнулся краем рта. Последний раз с похожим упрямством довелось встретиться в школе на прошлой неделе. Упрямством одного из самых хулиганистых учеников — её сына Эймонда. Она двинулась дальше, он — за ней. Снова закрыл их обоих зонтом, держа руку так, чтобы не задеть её. Снова Алисента остановилась, не забыв выразить всю свою досаду и злость в шумном вдохе и сжатых губах. — На каком языке с Вами ещё нужно общаться, чтобы Вы, мистер... — До дома двадцать пять шагов и шесть ступенек, — перебил её Кристон, пальцами обхватывая предплечье. Бесцеременно и некрасиво, за это ещё придётся извиниться. — Выскажете мне всё, когда мы это расстояние преодолеем. Но она окинула его почти затравленным взглядом, и он мгновенно убрал руку. Сердце разрывалось от выражения её прекрасного лица. Чёрт. Придурок. Мимо пронёсся курьер с огромной сумкой за плечами на велосипеде с фиолетовой подсветкой. Наконец, Алисента молча сдалась, опуская руки. Символично вышло. — Давайте я сумку понесу, — тихо попросил он, не делая больше никаких резких движений. — Вижу, что тяжёлая. Она поблагодарила его — на этот раз более искренне. О чём она только думала? Хотя понятно, о чём. Он опять её напугал. Натуральный придурок. Кожаная сумка покоилась теперь у него на плече, а Алисента поправила тем временем ту самую прядь. Нет, хорошо получилось всё же, что он сегодня задержался.***
Кристону странно было наблюдать за тем, как чужая дверь потихоньку скрывала его родную, матово-белую. С потёртыми цифрами, обозначавшими номер, и царапиной от велосипеда чуть ниже чёрной ручки... И вот не осталось ничего, кроме тёмной охры. Хлопок, пятно рыжих волос, поворот замка, неловкая пауза — кончено. Почему-то это всё и вправду поставило жирную точку прошлому: сейчас Алисента разделяла их общение на «до» и «после», и обратного пути не предвиделось. Дождь монотонным стуком сопровождал их, но Кристон уже не обращал на это внимания. Весь шум заглушила она, всё пространство пахло ею — порядком, красотой, заботой: зелёные однотонные обои, разрисованный рукой Хелейны шкаф с зимними вещами, чёрная шапка Эйгона, одиноко висевшая на крючке для пальто, и воздух, пропитанный зелёной свежестью и потушенными свечами. Её свежестью, её духами. Он переступил границу былого — и стоял теперь в её мире, войдя в него без стука, но по приглашению, радостно и немного растерянно. Алисента удивляла его всё больше. Да и он тоже хорош: взял и принял её предложение поговорить. Ещё и кофе попросил. Безусловно, чашка кофе — хорошая благодарность с её стороны, но кто в здравом уме, Господи, будет пить кофе в двенадцатом часу? Хотя чёрт его знает, о чём она поговорить хочет. О делах детей в школе? Даже звучит смешно. Он, разумеется, ожидал увидеть юных Таргариенов-Хайтауэров, — Эйгона, Эймонда и Дейрона он знал как облупленных и привык их видеть почти каждый день, — но квартира встретила его пустынным безмолвием. «Они у дедушки», — пояснила Алисента, ловя его невольно ищущий взгляд, и Кристон почувствовал лёгкую досаду, пусть и ничем не выразил её. Было бы проще. С мальчишками и Хелейной под боком он не чувствовал бы волнения. Оно всегда испарялось в присутствии детей: с ними он знал, что ему нужно было делать, он мгновенно брал на себя весь груз ответственности и становился решительнее. Они расположились на кухне, вооружившись чашками кофе. Терпкий, вкусный и вездесущий запах перемолотых зёрен проник в его лёгкие быстро, но даже так не удалось побороть аромат, исходящий от Алисенты; он всё никак не мог вспомнить, чем это пахнет. Зелёный чай? Нет, что-то другое, перемешанное с цитрусом. Ему выдали кружку, которой пользовался Эйгон, болотного цвета с изображением жёлтого дракона, высунувшего язык. Мягкий свет падал на стол золотистыми кругами. Алисента села напротив него, задумчиво поглаживая пальцами свою чашку — простую, без излишеств, с кривой надписью «Лучшая мама» на белом фоне. Кристон не сдержал улыбки; она заметила это и, приободрённая, тоже улыбнулась — тепло, ласково, и недосказанность между ними словно растаяла. Алисента Хайтауэр выглядела невероятно маленькой по сравнению с огромным серебристым холодильником и вытянутым кухонным шкафом за её спиной. На секунду он представил, как она собиралась сегодня утром на работу: в домашней футболке колдовала над завтраком, разбивая яйца в шипящую сковородку, напевала джазовую песенку, поправляя пучок на голове, и то и дело просматривала новости, попивая кофе... Могла ли она быть такой? Почему-то ему казалось, что могла. Часы тихонько пробили двенадцать, и пелена наваждения рассеялась. Алисента снова была в строгом деловом костюме, и волосы её были стянуты в идеально ровном хвосте (он задался вопросом: когда она только успела?). Кристон прочистил горло. — Вы хотели поговорить. А он не хотел напоминать об этом, но открыл рот раньше, чем сумел бы остановить себя. Оно и к лучшему: нельзя ведь беззастенчиво пользоваться гостеприимством. — Да, — тихо отозвалась она и отпила немного кофе. — Во-первых, хочу ещё раз поблагодарить Вас... — Не стоит, — пробормотал Кристон. — За помощь, — договорила она. — А во-вторых... — Тут Алисента замялась, и он внутренне собрался. Что бы она ни произнесла, я готов. — Простите, если это слишком личное и я имею наглость встревать туда, куда не нужно... Однако... Вы ведь женитесь на Рейнире? Нет, к этому он не был готов. Пару мгновений он просто смотрел на неё, наблюдая, как её выжидающий взгляд становится всё более смущённым, как сожаление о том, что она спросила, постепенно заполняет радужки глаз. Вероятно, она не знала, куда ей деть руки, поэтому то заправляла выбившуюся прядь за ухо, то теребила рукава салатовой блузы. В его голове тем временем установился белый шум. И тут он рассмеялся — совсем беззлобно, скорее, удивлённо. Она крепко сжала пальцами ручку кружки: — Наверное, я и вправду... — Нет-нет, просто из всех вопросов, которые Вы могли бы мне задать... — Он покачал головой, наконец, пряча за толстой стенкой кружки свою глупую улыбку. Чуть остывший кофе отрезвил голову горечью. Чёрт, Кристон солгал бы, если бы сказал, что ему не льстило её внимание. Он был на седьмом небе от счастья. — Никогда бы не подумал, что зададите именно этот. Она зарделась, и так он впервые увидел, как румянец распускается на её бледном лице. Неужели всё это время она воспринимала его как жениха Рейниры? С ума сойти. Конечно, они были вместе какое-то время, но так давно, что это перестало быть похожим на правду. — Я знаю, очень бестактно этим интересоваться, — поспешила сказать она. — Но мне придётся связаться с ней по поводу рабочих моментов, и я подумала, что через Вас, наверное, будет лучше наладить контакт. И к тому же —эффективнее было бы обговорить всё сразу, пока представилась возможность. — Мы давно расстались, — с чистой совестью сообщил Кристон. — Так что в этом я не смогу помочь Вам, к сожалению. Алисента выглядела ошеломлённой, губы вытянув в беззвучном «о». — Но разве Рейнира не выходит замуж? — Не знал, но рад за неё, — нехотя произнёс он. Радости точно не было слышно в его голосе. — Она что, объявила, что за меня? Алисента кивнула, и он вскинул брови. В голове начал медленно складываться пазл. — Вы такой взвинченной были, потому что с ней поругались? — догадался он. Охренеть. — Из-за этого? — Не из-за этого, — поспешила заверить его Алисента, спустив с небес на землю. — Но потом, по пути домой, появились Вы, и я вдруг вспомнила... И поэтому сорвалась на Вас. Простите, ради Бога, это было всё-таки глупо. — Напоминаете мне Дейрона, — выпалил он, затем потянулся ладонью к затылку и взлохматил себе волосы – нервная привычка, дурацкая. — То есть... Он так же смущается иногда. Я за ним наблюдал со стороны. Ничего такого, не подумайте. Из него тоже получится отменный футболист, не хуже Эймонда. Новая улыбка расцвела на её лице — материнская, гордая. — Он мечтает о теннисе. — Теннис не теннис, а спортсмен будет выдающийся. Я его натренирую. — Не сомневаюсь. Больше недомолвок между ними не осталось, и беседа продолжилась сама собой, естественно. О всяких обыденных, но приятных вещах, будто они не в первый раз так тихо переговаривались на кухне. Он смотрел на неё, её улыбающиеся губы, о чьих поцелуях он грезил последний год, на её очаровательные щёки, к которым не смел протянуть руку, на эту волнами спускающуюся прядь волос... Смотрел в её большие глаза, которые сияли, и не мог перестать думать: неужели ложь Рейниры и пугала Алисенту все эти долгие дни? Мысль, что он почти-женатый человек и что его отношение к ней ничего не значит? Уговаривала ли она себя забыть о внимательном взгляде или прикосновении руки в коридоре? Убеждала ли себя, что это случайность? А он тоже хорош: нет чтобы прямо заявить о своих намерениях, всё прояснить самостоятельно! Взрослые люди, называется. Кажется, и дождь перестал, небо слегка расчистилось, ослабляя оборону луны. И магия ночи неизбежно пошатнулась с первым предательским зевком, который Алисента тщетно силилась подавить. Он всё равно заметил и торопливо засобирался. Хотелось накрыть её ладонь своей, но повода не находилось, а теперь шанс был безвозвратно упущен. Когда они вышли в прихожую, Алисента, протерев уставшие глаза, сказала с извиняющейся полуулыбкой: — Я Вас непростительно сильно задержала. Он ответил: — И хорошо, что непростительно. Хоть за это Вы можете не извиняться. Алисента шутливо толкнула его локтем в бок, ухмыляясь, и он криво усмехнулся, сворачивая почти высохший зонт. Никакой недосказанности, никакой скованности. Словно они всегда так общались. — Давайте перейдём на «ты», ми... — предложила вдруг она и замолкла. Тут же исправилась: — Кристон. — Хорошо, — согласился он и выдохнул – просто, мягко, сокровенно: — Алисента. Возможно, ему просто почудилось (в конце концов, он был занят тем, что застёгивал поясок вокруг зонта), но Кристон услышал тихий вздох — из тех, что разом наполняют лёгкие, а остаются уже в самом сердце за считаные секунды. Может, это и вправду сон? Он потянулся было к куртке, развернувшись к Алисенте, но женщина его опередила, точным и уверенным движением сняв верхнюю одежду с крючка. Через секунду она выглядела удивлённой своим действием; губы её приоткрылись, она подняла голову и... — Не извиняйтесь, — прошептал Кристон, думая, что опережает её намерение. — Я и не собиралась, — возмутилась Алисента – тоже шёпотом. Локоны её в свете лампочки представлялись позолоченно-бордовым буйством, напоминая Кристону покрасневший клён за окном его квартиры. Они стояли так близко, что в ноздри с новой силой ударил аромат свечей и... Бергамота? — Хочу просто пожелать спокойной ночи. Она протянула ему куртку, удерживая зрительный контакт. Кристону понадобилось ещё несколько мгновений, чтобы перевести взгляд на одежду. Старая и мятая куртка. Как прозаично. Когда он забирал её, задел костяшками изящную загорелую кисть. Он подумал, Алисента тотчас прижмёт руки к груди, большим пальцем потирая место мимолётного соприкосновения, но этого не случилось. — Доброй ночи, Кристон, — одарила она его спокойной улыбкой, с осторожностью проговаривая слова, как будто привыкая к его имени. — И спасибо. — Доброй. — Они оба будто боялись кого-то спугнуть громкими возгласами. Кого-то — или, вернее, что-то, что давно между ними зародилось. — И спасибо. Кофе был потрясающий... Алисента. Ты потрясающая.