на довольных лицах следы побоев
и приколы от санитаров
постоянная кровь из носа
и разорваны оба кеда
было бы их не восемь
мы бы точно ушли с победой
вставай! нас отпиздили
давай!
вставай нас отпиздили – щенки
Нервный тремор рук смотрится так же гармонично, как и страх в глазах. Закусочная "Big cheese" принимает их, как родных, хозяин приветствует кивком головы и сообщает, что их столик свободен. Никто не язвит и не заявляет, что их столик и так никогда не занят. Молча проходят внутрь, рассыпаются по местам и пару минут молчат, не зная, с чего начать. Пока Федя не выдает: — Нам нужно нормально поесть. С этого и начинают. Впервые заказывают не просто начосы и картошку, а целых шесть тарелок лапшичного супа, выворачивают карманы и выскребают мелочь и смятые купюры откуда могут. Разговоры начинают робко, боязно, потому что напряжение чувствуется в воздухе. У всех под ребрами сжимается сердце, в горле медленно растет комок, а конечности непроизвольно дрожат. Никто не признает, но страшно до одури. Они не знают, что их ждет, не знают, скольких Кашин притянет на разборки, а потому нервничают и натягивают на лица улыбки, скрывая панику. Справляются по-разному. Андрей становится непривычно болтливым и не замолкает ни на минуту, рассыпая легенды одну за одной. Про богов и их любовь, про жестокие нравы и какого-то таинственного капитана с клубникой. Сбивается, выпаливает все на одном дыхании и даже не теребит лежащие на столе салфетки. Федя смотрит на него как на новое божество и слушает легенды, кажется, уже в тысячный раз. Он всегда узнает о новых историях первым, читает их, слушает, переслушивает, пересказывает. Помнит их как свои собственные. По такому случаю он даже вынимает наушник из уха и позволяет себе слушать исключительно Андрея. Замай вырывает из блокнота листы и складывает из них оригами журавликов, успокаивая нервы и подрагивающие руки. Слушает легенды Андрея и задает новые и новые вопросы, задумчиво кивая после получения ответов. Он слышит эти легенды впервые и старается запомнить, потому что все они явно составляют одну большую сюжетную ветвь, которую хочется оставить в сознании и вспоминать перед сном. — И таким образом мы можем допустить мысль, что смерть – существо. — Андрей выдыхает и смотрит на Федю и Замая. От легенд он медленно перешел к каким-то странноватым теориям и своим философским заключениям, но его слушатели не возражают, а это главное. — Тогда любовь тоже. — Замай ставит на поверхность стола еще одного журавлика и поднимает взгляд на Андрея. Тот замирает на несколько секунд, обдумывая сказанное, а потом энергично кивает. — Точняк, любовь тоже! А я и не думал об этом. — он хватает со стола телефон, под прозрачным чехлом которого виднеется потрепанная и старая икона. Открывает заметки и быстро строчит туда что-то. — Я почему-то только в контексте смерти думал. — Вовремя ты, конечно, про смерть заговорил. — ворчит Давид и тут же натыкается на закатывание глаз Андрея и Феди. — Ебучие влюбленные, уже даже мозгом срослись. — и теперь ему уже синхронно показывают средние пальцы. Так по-детски. Сам Давид обнимает Арину так крепко, будто если ослабит хватку, ее сдует ветром. Время от времени шепчет на ухо разные глупости и целует осторожно, а потом обнимает еще крепче. Арина ворчит, что он сломает ей все ребра, но даже не думает оттолкнуть его. Сама в это время орудует карандашами и оживляет раскраску на столе, положенную сюда для приходящих с родителями детей. Карандаши тупые и рисуют нехотя, но она не сдается и достает из кармана ножичек, подтачивая их и продолжая раскрашивать. — Славче, ты с нами? — повернувшись к притихшему другу, интересуется Замай. Слава реагирует не сразу, отрывается от телефона и пытается спрятать улыбку, но выходит плохо. — Чего? — Мда, плохи дела. — Арина смотрит на него, поднимая голову от раскраски. — Не хочу звучать как мамочка, но ты что, с девчонкой там пишешься? Слава только тогда замечает, что все пять пар глаз смотрят на него. Неловко поводит плечом, поправляет волосы и вновь смотрит на них. — Не с девчонкой. Забейте. Но забить не получается, Федя уже заглядывает в экран его телефона и пораженно ахает: — Евстигнеев?! Все переглядываются и перемигиваются с хитрющими улыбками, а Слава чувствует себя немного неловко, но отпираться даже не пытается, просто жмет плечами и кивает: — Ну да. Он мне просто написал про домашку спросить. — по глазам видит, что ему не верят, но быстро находит, на что переключить внимание друзей. — И вообще, там лапшу уже несут! Голод побеждает любопытство, и они быстро расхватывают тарелки с подноса. На самом деле стоит уже признать, что еда тут не самая вкусная, но и они не дегустаторы, так что глотают лапшу так быстро, как только могут. Они пришли сюда сразу после уроков, миновав заброшенное крыло третьего этажа, так что до сих пор были голодны. А при таком раскладе вкус лапши не имеет значения, важно лишь, что она съедобна. Беседа снова начинает течь, но уже спокойнее и расслабленнее. Слава опять не включается в нее, лишь смотрит в экран мобильника и по-дурацки улыбается. К фотоотчетам Лихо Ваня подошел со всей серьезностью. Теперь Славе каждый день поступают фотографии котеныша в самых разных позах и местах. То он заснет в горшке с цветком, то застянет в горе подушек и одеял, то нагло уснет на сборнике стихотворений, не давая Ване спокойно читать. Слава сохраняет каждую фотографию и закидывает их в отдельную папку в галерее, созданную специально для этого. Сейчас вот Ваня смастерил Лихо повязку на глаз, как у настоящего пирата, и сразу же отправил фотографию Славе. На снимке котеныш сидит на кровати, чуть-чуть морщится от непонятного объекта на мордочке и уже поднимает лапку, чтобы содрать с себя это безобразие. Ваня удачно ловит момент и подписывает: «лихо не оценил перспективу стать джеком воробьем, не знаю, это из-за его нелюбви к воде или из личной неприязни к пиратам.» «ТЫ УСПЕЛ ПОМЫТЬ ЕГО???» «конечно, в первый же вечер. не кричи на меня.» На самом деле Ваня действительно ответственно подошел к появлению Лихо в доме, отвел его в ветеринарку, сделал какие-то прививки, завел паспорт, спросил, что делать с отсутствием глазика. Почти сразу же забрел в зоомагазин и закупился абсолютно всем, что могло сделать жизнь котенка в доме комфортной. Слава действительно рад, что Лихо попал в такие заботливые руки. Появление котеныша их даже сблизило. Теперь Ваня не только скидывает фотки, но и пишет, что творит этот маленький бесенок, записывает голосовые с мурчанием и кружочки с сытой спящей мордой. Единственное, о чем действительно жалеет Слава, так это о том, что они недостаточно близки, чтобы Машнов пришел и лично погладил котенка. Все-таки за несколько месяцев ежедневных встреч он успел привязаться к зверенышу. От телефона все-таки приходится оторваться и переключиться на еду. — Что мы вообще собираемся делать? — интересуется Арина, отставляя уже пустую тарелку. На самом деле она задает правильные вопросы. В их план действий входит всего два пункта: прийти за гаражи к трем часам и не умереть. Как они собираются выполнить выполнить второй пункт остается загадкой. К счастью, у них есть туз в рукаве, пусть и всего один: неожиданность. Данила ждет одного лишь Славу, ну возможно еще Замая или Федю. Те самые гаражи находятся совсем рядом с домом Машнова, а потому логично после школы вылавливать его именно там. Но неожиданностью взять не получится: скорее всего Кашин привлек не одного и не двух, если полагаться на слова Вани, приехать должны минимум семеро. И тут уже появляется проблема разного количества людей. К тому же настроены они будут решительно, все-таки собираются мстить, хоть и непонятно за что. — Главное не кидаться сразу. Этим их не удивим, только сильнее раззадорим. — рассуждает Замай, крутя в руках ложку. — Попробуем мирно поговорить? — Ага, чтобы они напали первыми и забрали преимущество. — Давид хмыкает и смотрит на Замая. — Сразу надо кидаться, пока они в себя не пришли. — У нас совсем нет шанса разрешить все спокойно..? — Андрей поджимает губы и смотрит то на Замая, то на Давида. — Кашин этот шанс сам сломал и выкинул, когда решил напасть в крысу. — это уже от Феди. — Главное никого не убить. Бейте, но не добивайте. — Замай поднимает на них как никогда серьезный взгляд. — И следите за своей спиной. Защищайтесь, это первоочередно. Но не переборщите. И после этих слов ком в горле крепнет окончательно. Доедают молча и смотрят на часы: им пора выдвигаться. Не то чтобы они должны появиться к определенному времени, просто долгое отсутствие станет подозрительным и Кашин может отпустить своих. Тогда шанс будет упущен, и они останутся ни с чем, придется в страхе дожидаться новой попытки нападения. И второй раз им может не повезти с информатором. Закусочную покидают в прискорбном молчании, кивком прощаясь с хозяином и направляясь к гаражам. Слава идет чуть впереди и нервно курит, крутя сигарету между пальцев. Арина вынимает из рюкзака длинную биту, которую выпросила у родителей на день рождения еще в детстве и теперь вспоминает про нее в нужные моменты. Федя слушает музыку слишком громко даже для него, кажется, какой-то фонк, но настрой задает отличный. Андрей идет молча, опустив голову и сверля взглядом кончики кед: он не любит одеваться по погоде и драться, но оставить своих просто не может. Давид трещит о чем-то своем без умолку, рассказывает, как набьет всем лица и раскрасит снег чужой кровью. Замай подходит к Славе со спины и хлопает по плечу: — Прорвемся. — говорит уверенно, не оставляя сомнений. — Как всегда? — Как всегда. Подходя к месту, они слышат смех, свист и улюлюканье: — Стоило догадаться, что Машнов притащит сюда весь свой зверинец! — это Кашин. Он соскакивает с капота припаркованной машины, и в его руках что-то недобро сверкает. Машнов не успевает понять: кастеты или нож? — А ты сам не сильно лучше, как я посмотрю. — Слава говорит спокойно, подходит ближе и быстро оглядывается за спину. Андрей придерживает Федю за локоть, а Замай стоит чуть впереди Арины и Давида. Неожиданных бросков можно не ожидать. Кашин действительно притащил сюда немало народу. Его друзья учатся в колледжах и университетах, а потому Слава не знает их по именам, но отлично помнит в лицо. Они отталкиваются от дверей гаражей, поднимаются с корточек и вылезают из автомобиля. Не идут прямо в лицо, стараются обойти и окружить, но делают это плавно, надеясь на незаметность. Даня вновь сверкает чем-то в руке. Нож или кастеты, нож или кастеты? — Слушай, ни тебе, ни мне резня не нужна. Давай побережем людей и разойдемся мирно? — Слава надеется на вариант Замая и на мирные переговоры. Зря. — Что-то ты не очень хотел беречь людей, когда убивал Руслана! — Даня движется к ним смелее, чувствуя поддержку своих ребят. — Еще раз повторяю: я его не трогал. Никто из нас не трогал. — Слава сжимает кулаки и хрустит костяшками, смотря в глаза Кашину. Пытается разглядеть в них страх, но не может. — Тебе напомнить про Онешко?! — Даня почти кричит, подлетая совсем близко и смотря на Славу со всей злостью. — Ты знаешь, он сам был виноват. — Заткнись! Удар прилетает неожиданно и сразу в грудь. Дышать резко становится нечем. Сзади слышатся шипение, мат и удары. Но Слава переключается на нападение, и вот уже он сам налетает на Кашина. Даниле есть за кого мстить. Славе есть кого защищать. Из обоих брызжет ненависть. Машнов бьет наотмашь, попадает в скулу и довольно скалится, пока не получает ответный удар куда-то в район живота. Кашин не изменяет привычкам, разве что в этот раз обходится без ножа. Значит, кастеты. Через куртку Слава и не чувствует. Вокруг разворачивается настоящее поле битвы. Арина ловко орудует битой, та врастает в кисть и становится продолжением руки. Она лупасит всех, до кого дотягивается и нагло смеется в лица поверженных. К сожалению, бита не нож, и все упавшие поднимаются, но уже куда более обозленные. Давид, не менее отбитый, нацепляет на руки кастеты и бьет по лицам, наслаждаясь брызгами крови. Резко. Рывками. Из-под тишка. Правда и сам получает удар за ударом, сплевывает собственную кровь и хрипло смеется. Федя и Замай справляются кулаками. Встают спиной к спине и прикрывают друг друга, срастаясь в единый организм. Костяшки тверже железа, рывки быстрее молний, удары тяжелее детства. Импульсивность Феди хорошо уравновешивается рассчетливостью Замая, но Слава все равно слышит краем уха озлобленное федино "Сука!" и понимает, что у них все тоже идет не гладко. Андрей пачкает свои совсем не зимние кеды, уродует их в чужой крови, когда пинает лица и животы. Как же отвратительно много крови. Но их все еще меньше. Сука, насколько же их меньше. Запал проходит быстро, и они теряют хватку. Бита Арины отлетает в сторону и прокатывается мимо Славы. Давида валят на землю, и тут же слышится его хриплый крик. Федя агрессивно плюется кровью (своей или чужой?). Слава валит Кашина на землю и лупит куда приходится, но когда слышит вскрик Арины, невольно отвлекается и пропускает удар в нос. Нос предательски хрустит и кровь брызжет на куртку Данилы, который, пользуясь положением, сталкивает с себя Машнова и вскакивает на ноги, нависая над ним. Слава хочет встать, но голова идет кругом, и перед глазами темнеет. Мысль о смерти приходит совсем уж не вовремя. Кажется, Андрей сегодня говорил о ней. Сглазил. Он смотрит на Кашина снизу вверх и чувствует горячую кровь, текущую по лицу. Ледяной снег жжет затылок, а Данила криво ухмыляется окровавленными зубами. Слава думает об остальных и заходится в хриплом кашле, осознавая, что зря взял их с собой. Позорно сдохнуть за гаражами это так по-щенячьи. — Око за око, ублюдок. — Даня сплевывает кровь в сторону и наступает ногой на грудь Славы. За спиной Кашина мелькает бита Арины, и тому сразу же прилетает удар в плечо, да такой силы, что Данилу сшибает в сторону. Над Славой тут же появляется Ваня, протягивая ему руку. Заходящее солнце идеально висит прямо за головой Евстигнеева и становится похоже на кровавый нимб, но лишь на секунду. В следующую секунду Слава уже хватается за руку Вани и рывком поднимается, тыльной стороной ладони вытирая кровь с лица. — Нахуя приперся? — спрашивает так хрипло, что сам не узнает свой голос. — Лихо бы не простил мне твоей смерти. И тут же переключается на Кашина, который, выбитый из равновесия и сильно потрепанный всей этой дракой, так и лежит в снегу. Ваня наступает ему на грудь, как делал это сам Даня, и выпрямляется, оглядывая обстановку вокруг. Некоторые слишком заняты дракой и даже не смотрят на них, а некоторые уже собираются вмешаться, но не рискуют из-за шаткого положения Дани в этой ситуации. Мало ли что выкинет этот псих с чужой битой? — Слушайте сюда. Сейчас вы собираетесь и уебываете туда, откуда приехали. Поверьте мне, вам не нужны проблемы, которые я могу устроить. — Ваня вкладывает в эту фразу весь холод их зимы и сжимает биту крепче, если вдруг кто-то решит возразить. Слава опускает голову и ухмыляется этому блефу, ощупывая нос. Сломан. Кто бы сомневался. Рука Кашина сверкает серебристым и резко дергается. В повисшей тишине отлично слышен треск ткани. Это был ебаный нож. Голубые джинсы Вани заплывают алым в районе икры, но он лишь вздрагивает, не убирая ногу. Плавным движением достает из кармана пистолет и, ей богу, выглядит в точности как фокусник, доставший туза из рукава. Тихий щелчок предохранителя заставляет всех затихнуть и окончательно замереть, а дуло пистолета направляется ровно на лицо Кашина, который так и застывает с окровавленным ножом в руке. Слава пытается визуально определить глубину пореза и приходит к выводу, что ничего смертельного нет. — Это последнее предупреждение. Есть плюсы быть темной лошадкой, о которой никто ничего не знает. Люди будут готовы поверить в любой бред о тебе, если к этому будет располагать ситуация. Вот и сейчас парни Кашина медленно отходят в стороны и даже чуть поднимают руки, а Данила в панике пытается отползти. Ваня отпускает его без разговоров, но пистолет продолжает наводить. Все отходят плавно, но, преодолев расстояние в десять метров, переходят на бег и кричат что-то про "ебаных психов". Припаркованные машины исчезают за поворотами и Ваня наконец-то ставит оружие на предохранитель и прячет в карман. — Откуда у тебя пистолет? — Слава где-то между восторгом и чистейшим ужасом. — Батин. — спокойно отвечает Ваня и разворачивается к остальным, которые так и валяются на снегу поломанными игрушками. Постепенно приходят в себя и не оживают, скорее воскресают. У Феди отсутствует верхний клык, вместо него кровоточащая дыра. Давид подозрительно долго молчит и только тогда выясняется, что у него вывихнута челюсть. Андрей с трудом поднимается и не может опираться на левую ногу – единогласно приходят к выводу, что это тоже вывих. У Славы нос все еще кровит, так что они ставят на перелом, но, кажется, без смещения. Ваня выглядит самым целым, без синяков и грязи, разве что пятно на джинсах медленно растет, подпитываемое кровью. Но стоит и ходит, так что до смерти еще далеко. Арина с Замаем обходятся без серьезных травм, но оба покрыты синяками и ссадинами, да и заляпаны кровью. — Нужно в больницу. — констатирует Ваня, оглядывая их всех, сидящих-лежащих на снегу и еле живых, но живых ведь! — Нет. Врачи начнут копаться в этом, и у нас будут проблемы. Я знаю другое место. — Слава прикладывает горсть снега к носу и опирается на Ваню, прикрыв глаза. Голова до сих пор трещит. Ваня скептично смотрит на него, а потом на Замая, который только кивает, подтверждая слова Машнова. Ну что ж, другое место, так другое. Он протягивает Арине биту, которую до сих пор сжимал в руках, и она тут же радостно улыбается и прижимает окровавленную пропажу к себе. Понять, что это ее бита несложно – розовый цвет и золотистые блестки говорят сами за себя. Такое искусство должно красоваться на каких-нибудь фотографиях из сохраненок в вк, а не лежать в руках Арины, искупавшись в крови. Федя поднимается и берет на спину Андрея – тому лучше сейчас не напрягать и так травмированную ногу. Давид продолжает молчать и выглядит до того растерянно, что можно подумать, будто челюсть ему вывихнули впервые. Слава продолжает опираться на Ваню при ходьбе и смотрит в землю, приходя в себя и осмысляя все произошедшее. — Они еще вернутся? — интересуется Замай, идя рядом со Славой и готовясь ловить его в случае чего. — Хуй их знает. — Машнов жмет плечами. И ведь действительно не знает. Все это слишком спонтанно и непредсказуемо. До закусочной "Big cheese" доползают за пятнадцать минут и вваливаются кучей. Ваня удивленно осматривается, не понимая, почему они вообще пришли сюда. Вряд ли им сейчас поможет порция не самой качественной еды. Хозяин, решающий кроссворды за стойкой, поднимает голову и распахивает глаза, увидев их. Прошло немногим больше часа, а подростки вернулись сюда побитыми и окровавленными. Не это он планировал увидеть мрачным зимним вечером. — Идите за столик, я сейчас подойду. — он не задает вопросов и быстро уходит в подсобку, а разбитые щенки плетутся к своему столику. — Почему мы здесь? — тихо интересуется Ваня. — Ден бывший военный врач. И единственный, кто нас терпит. — Слава падает на диванчик и тянет Ваню за собой. Мужчина действительно во многом помогает им. И он полноправно может гордиться тем, что ему доверяют. Обычно взрослым такая честь от щенков не выпадает. Ден возвращается с аптечкой и пакетами чего-то замороженного, оглядывает их по очереди, оценивая состояние, и тихо хмыкает: — Я надеюсь вы тоже на них живого места не оставили. Вот поэтому они и пришли сюда. — Дядь, было бы их чуть меньше, мы бы точно ушли с победой. — Федя самодовольно улыбается от уха до уха и демонстрирует дырку на месте клыка, проводя по ней языком. Денис кидает по пакету всяких замороженных овощей и наггетсов каждому и присаживается перед Андреем, который внимательно рассматривает свою лодыжку. Эластичный бинт и пакет замороженной овощной смеси быстро решают проблему, Федя получает ватку и сочувствующий взгляд, Слава получает целых две ватки и холодный компресс. И только потом мужчина останавливается напротив Давида и молча смотрит на него пару секунд. — Знаешь, тебе так даже больше идет. — и вздыхает, поднимая лицо Давида на себя. Пара ловких движений, щелчок, и челюсть встает на свое место. — Нет, ну вы видели этих мудаков?! — Давид всплескивает руками и оглядывает всех. — У меня спиздили кастеты, еще и челюсть вывихнули. Я когда упал, ударился о чье-то колено и слышу, хрустнуло что-то в районе лица. Думаю, ну все, пиши пропало, а потом чувствую, что рот особо открыть не могу. Ну я тогда подуспокоился и въебал парочке уебков. Хорошо что они не стали лицо мне добивать, а то так бы и остался со сломанной челюстью. Она же может сломаться? Все облегченно выдыхают, потому что с Давидом явно все нормально, но тут же недовольно морщатся, потому что поток его слов теперь не остановить. Но тут же понимают – пусть он лучше болтает, чем лежит холодный на снегу и вечно молчит. — А ты кто? — Денис подходит к Ване и скептично осматривает его. Ваня из них самый цельный, разве что красное пятно на джинсах портит общий вид. — Я тебя с ними раньше не видел. — Ваня. — тихо представляется он и поджимает губы. — Можно бинт? Я сам наложу. — Ну, сам так сам. — Ден вытаскивает бинт из аптечки и бросает его Ване, который осторожно закатывает штанину и начинает накладывать повязку. — Меня Ден зовут. Я обычно не приветствую, чтобы ко мне в таком виде приходили, но время от времени приходится штопать этих идиотов. — Да почему сразу идиотов то? — ватка по-дурацки торчит изо рта Феди. — А вас по-другому и не назовешь. — Ден ухмыляется и уходит обратно вместе с аптечкой, оставив им антисептик и перекись водорода с пачкой пластырей. Возвращается через пару минут и ставит на стол семь баночек разных газировок. — За мой счет. И постарайтесь больше не вляпываться ни во что, а то я не всегда такой добрый. Все в один голос благодарят его и расхватывают баночки, стараясь не поцапаться из-за них хотя бы сейчас. Ваня наконец-то может рассмотреть место, в которое его притащили. Забегаловка хоть и находится на нулевом этаже, темной не кажется, благодаря лампам и гирляндам, разбросанным тут и там. Это не ярко-слепящий свет, скорее спокойный и какой-то... атмосферный, что-ли. На стенах рисунки и надписи, и что-то подсказывает ему, что рисовали это подростки. Ваня не решается спрашивать напрямую, но оно и не надо, Слава пихает его в бок и довольно улыбается: — Зацени, как мы стены расписали. — и отхлебывает колу из банки. — Сюда никто из школы особо не ходит, потому что знают – наше место. Ваня понимающе кивает и смотрит на остальных. Те болтают и смеются, пьют газировки и вытирают кровь влажными салфетками, которые достала Арина. Обрабатывают ссадины и клеят друг другу пластыри осторожно и бережно, стараясь не навредить. По их счастливым лицам и не скажешь, что они совсем недавно валялись в снегу, перебитые, как ласточки из рогатки. Это Ваню и поражает: тотальное безразличие к внешнему миру и трепетная любовь друг к другу. Отсутствие опыта такой дружбы ощутимо бьет под ребра и забирает все дыхание из легких. У него никогда и не было таких близких друзей. Постоянные переезды отца из-за работы не позволяли знакомиться с кем-то надолго. Разве что в Питере удалось сдружиться с Мироном – слегка забитым ботаном, который, однако, оказался той еще оторвой. Уезжать от него было больно и неприятно, но необходимо. Теперь они даже не списывались, вычеркнув друг друга из своих жизней. Долго грустить и сожалеть не выходило, Ваня отучил себя привязываться еще после первых двух городов. — Я на перекур. — тихо бросает он и встает, направляясь к выходу. И ведь непонятно, уйдет насовсем или еще вернется. Что у него в голове знает только сам Ваня. Слава поднимается и идет следом, оглянув остальных. Те слишком увлечены и не собираются идти за ними. Наверное, это и к лучшему. Ваня сидит прямо на бордюре – джинсы все равно испорчены, можно хоть прямо на землю сесть – и курит сигарету, задумчиво смотря перед собой. От появления Славы вздрагивает, но кивает на место рядом с собой. Машнов садится, точно так же не жалея своих джинс, и закуривает. — Спасибо. — и не нужно пояснять за что. Спасибо, что пришел. Спасибо, что спас. Спасибо, что остался. — Кто такой Юлий Онешко? — через минуту молчания спрашивает Ваня и внимательно смотрит на Славу. Тот сразу меняется в лице и хмурится. — Где ты услышал это имя? — вряд ли от Дани, Ваня появился сильно позже той невзначай брошенной фразы. Тогда откуда? — Неважно. Его привычка недоговаривать и скрывать бесит до дрожи. Молчание затягивается на десять, а потом и на двадцать секунд. — Знаешь, Вань, я расскажу тебе сказку. — Слава говорит это чуть задумчиво, крутя в руках окурок. — Жил-был один мальчик. Он все про всех знал, обо всех слышал и был в курсе всех происходящих событий. В общем осведомлен был до жути. С ним делились тайнами и секретами, потому что мальчик молчал и никому ничего не говорил. Но в какой-то момент злые люди смекнули, что мальчик знает слишком много. И побоялись, что он может спиздануть где-то что-то. Знаешь, что сделали с этим мальчиком? — Убили? — Отрезали язык и перерезали горло. Чтобы точно хранил секреты, которых понабрал. — Слава выкидывает сигарету и встает, разворачиваясь ко входу в закусочную. — Ты – такой же мальчик. Учись делиться своими секретами, чтобы не закончить так. И уходит в теплое помещение. Ваня отбрасывает бычок и закрывает лицо руками, шумно выдыхая. Они действительно щенки, уже почти собаки, только чуят не страх, а ложь и недомолвки. Он и не подозревал, что все будет так сложно. Он вообще не думал, что вляпается во все это. Но сейчас уже поздно об этом рассуждать. Он встрял. Бесповоротно и безвозвратно. В закусочную возвращается решительным шагом и останавливается перед щенками, смотря на них то ли забитым, то ли злым взглядом, но держится уверенно и старается не выдавать нервозность. Сжимает-разжимает кулаки и все-таки прячет их в карманы куртки. — Спрашивайте все, что вас интересует. — и поджимает губы. Он отдает себя на растерзание, символично приносит в жертву и позволяет делать с собой все, что они захотят, хоть и понимает, что сильно рискует. Но Слава улыбается уголком губ, а значит, оно того стоит. Пять пар глаз загораются любопытством, и они стараются вспомнить самые важные вопросы, на которые ответы узнать просто жизненно необходимо. В их руках все карты, и это ощущается безграничной властью. Перед ними волчонок, а в их руках ружье. Выстрелят? — Откуда у тебя пистолет? — Андрей первым выходит из транса и спрашивает то, что интересует их всех. Они жгут взглядами и молчат, выжидая ответа. — Это отца. Он военный и у него есть личное оружие. — Почему ты пришел на помощь? — Давид щурится и внимательно смотрит на него, как будто Ваня будет врать. — Догадывался, что вы не справитесь одни. И... Наверное, хотел заслужить ваше доверие. Я не думал. — Ваня поводит плечом, но продолжает смотреть, ожидая следующих вопросов. — Почему ты переехал? — Замай тоже включается в допрос. — Работа отца. Мы постоянно переезжаем. Ваня выглядит так, будто после этих вопросов его побьют. Он чувствует себя раздетым догола и беззащитным. У него не спрашивают ничего каверзного, это естественные вопросы для новичка в компании, но он все равно сжимается и чувствует себя некомфортно. Он привык слушать и наблюдать. Он привык быть загадкой и тайной для окружающих. Но ему так надоело это душащее одиночество, что приходится насильно доставать себя из собственноручно выстроенной крепости. — Ты считаешь себя хорошим другом? — Арина ободряюще улыбается ему. — Да... Нет. Не знаю. — Ваня теряется с ответом и опускает глаза в пол. — Я не особо дружил с кем-то, так что... — Он сегодня спас нас, фактически незнакомых людей. — Федя смотрит на Арину. — Это и есть ответ на твой вопрос. Слава дергает за рукав и кивает на место рядом с собой, и Ваня выдыхает, падая на диванчик и жмурясь. Вроде бы его даже не обвиняют во лжи и не пытаются спровоцировать. Честно говоря, он ожидал худшего. Он слишком долго молчал, и это чувствуется. Сердце колотится как у загнанного зайца. — Это было немного странно, но ничего, для первого раза сойдет. — Слава улыбается, будто не он грозил смертью пять минут назад. Ваня кивает и в несколько глотков допивает свою газировку, прикрыв глаза и откинувшись на спинку дивана. Его больше не трогают и оставляют в покое, решив помучить в другой день. Закусочная снова наполняется болтовней и смехом, историями и шуточными драками. Когда выматываются окончательно, включают мультик с телефона Замая и затихают. Ваня оглядывает их и замечает, что некоторые уже заснули друг на друге, а оставшиеся зевали и наблюдали за происходящим на экране без особого воодушевления. — Не уходи один. Они не простят побега. — подсказывает Слава, широко зевая и сползая вниз по диванчику, вытягиваясь и расслабляясь. Ваня смотрит на него, а потом на остальных и кивает то ли себе, то ли Славе. Он не уйдет.