‘`
— Ты уже несколько раз подряд нас отшиваешь. Раньше такого никогда не было. У тебя что, кто-то появился? Звонки утром никто не любит, а особенно если из динамиков сразу же сочится претензия, а за ней — еще одна, и так уже минут пять. Хосок сошел с ума и пытается забрать с собой Чонгука. Тот лежит в кровати, укрывшись одеялом, и мученически стонет в динамик, давая понять, что не настроен на разговоры в первой половине дня, о чем сообщает другу. — Уже шесть вечера, идиотина. Сначала мозг цепляется за оскорбление, на которое Чонгук перестал реагировать еще в средней школы. Привык, что у них общение не совсем с адекватное, а потому зачем обижаться, если сказано не всерьез. А потом перематывает мысли в начало фразы и жирным выделяет слово «шесть» рядом с «вечера». Это типа когда не утро, не восход солнца, и вообще он проспал все на свете. Это то время, когда Чонгук уже несколько дней подряд, в которые не выходит с друзьями на вылазки, задает в голове лишь одну конечную точку на карте города. Набережная. Место у стены, прямо под небольшой заброшенной обзорной площадкой. Она находится в отдаленной части набережной, а потому там людей не много. Рисовать — хорошее место. Встретить там незнакомца с живым взглядом — чертовски плохое. Тот ведь мог по чистой случайности зайти в такую глушь и больше ни разу не появиться там. Но Чон все равно не теряет надежды и упорно продолжает приходить в одно и то же время, чтобы прождать час или даже два незнакомца, а потом уйти лишь с шумом волн и не тускнеющим образом в приглушенном вечернем свете. — Я потом перезвоню, — Чонгук сбрасывает вызов, слыша в свой адрес словесную очередь матов. Он бегает по квартире в поисках штанов, кофты и чистых носков. Ощущение, что сегодня ему точно не повезет, ярко присутствует внутри и не отпускает, но Чонгук дает себе еще один шанс. Сегодня последний раз.‘`
Каждый последующий день становится холоднее предыдущего. Чон это замечает по клубам пара, вылетающим изо рта. Он спокойным шагом идет по заученным улицам, сворачивает в проулки и заходит в магазин, чтобы купить три жвачки из автомата. На набережной совсем нет людей. Только ветер начинает петь свои серенады, и Чонгук застегивает куртку, вжимая шею, чтобы сохранить подольше тепло тела. Он настроен серьезно, хоть и не питает уже больших надежд. Шесть дней. Он ходит на это самое место уже шесть дней подряд и ни разу даже похожего человека не увидел. Приходит в разное время, но все же чаще вечером, ближе к ночи. Стоит возле своего же граффити, а глаза — не прямо, вверх. Там, где в тот единственный раз удалось уловить взгляд, который не выходит из головы ни на час. Кроссовки как обычно шаркают по асфальту, а в поле зрения — ни единой живой души. Чонгуку бы отчаяться, но он по натуре слишком упрямый, а потому садится на бордюр, вытягивает ноги и начинает считать огоньки небоскребов на другой стороне реки. Все замыливается, превращается в единую киноленту светлячков, голова кружится от ярких вывесок, а потом от запаха, который Чон улавливает случайно. Кажется, его обладатель не уходит. Стоит и позволяет ощутить свой взгляд, осознать присутствие. Чонгук уверен, что это парень с карими глазами, вызывающими шторм чувств внутри. Шарканье куртки, поворот головы в сторону и закрытые глаза, потому что страшно убедиться в обратном. Принять поражение — то, чего Чонгук за свои двадцать с лишним не научился делать. Всегда в тягость. А потерять то, что зацепило так прочно, и вовсе кажется слишком огромным разочарованием. Возможно, Чон драматизирует, но для него проходят такие скользкие и тягучие секунды, пока он не открывает глаза и не выдыхает. — Так ждал? — незнакомец даже не пытается скрыть усмешку. — А ты пришел. — Мы даже не знакомы, но ты здесь каждый день в поиске. Не кажется это странным? — А тебе не кажется странным, что ты приходишь сюда каждый день, так же как и я, но не показываешься, наблюдая со стороны? — он не будет молчать. Такое точно не про Чонгука. А пока говорит, подходит ближе, ведомый невидимыми дротами и лесками. Его словно якорной цепью швартуют глаза мужчины напротив. Вот она — третья доза. Самая мощная. Жар по телу, дрожь в ногах и застывший воздух в легких с нотами чужого парфюма. Чонгук задыхается, но не намерен отходить ни на шаг. — Я Ким Тэхён, — сдается что ли? — Ч… — Непризнанный Ван Гог? — Что, прости? Уже не незнакомец оборачивается в сторону, где Чон несколько дней назад увлекся и позволил рукам и баллончику, зажатому в ней, вести. К тому, что является по сей день административным правонарушением и за что Чон не один раз сидел в участке, пока его оттуда не забирал брат. Намджун каждый раз читает длинные лекции, везя домой, и обязательно награждает суровыми взглядами. А потом через время дарит новые дорогие перчатки, чтобы руки зимой не замерзали и те самые баллончики не выпадали из-за скользкого материала дешевых. Покупает разноцветные карандаши и просит перестать разрисовывать стены. А Чонгук каждый раз благодарит, потому что на дне коробки с карандашами находит миниатюрный картридж, и на следующий день бежит на вылазку, чтобы опробовать новый цвет. Братская любовь всегда такая — скрытный краеугольный камень мироздания. Чонгук ни разу не слышал от Намджуна «люблю», но тот каждый раз вытаскивает его из передряг, дарит подарки, читает морали и просит надевать шапку, потому что на улице ветрено. Чонгук благодарит тихо, но каждая буква вылетает прямиком из груди, наделенная той самой любовью, о которой не кричат. Намджун один раз назвал его перерожденным Ван Гогом, а теперь Ким Тэхён лишает оболочки и залезает с ходу в самое сокровенное. Чонгук защищается, отступая немного назад, и вжимает шею в воротник куртки. Греется, выстраивая защиту. — Сказал что-то не то? — Нет. Нет, все в порядке. — Я имел в виду твою картину. Это же модернизированная «Звездная ночь», разве нет? Чонгук задумывается и закусывает губу. Мысли улетают далеко от набережной, и это кажется странным. Момент меняется. Хочется сбежать. Это встреча теперь принимает совсем иные обороты. В кармане вибрирует телефон, после чего характерный звук оповещения об уведомлении нарушает тишину. Чонгук лезет в карман, холодными пальцами снимает блокировку и быстро бегает глазами по экрану. «Ты нужен дома. Срочно.» Единственный вопрос, который возникает у Чонгука в голове: что случилось, раз Хосок пишет такое? Но он набирает быстрое «скоро буду» и блокирует телефон, засовывая его в задний карман джинсов. — Мне нужно идти, прости. Удивление и тихий испуг на секунду появляется в глазах Тэхёна, но он кивает и шепотом отпускает: — Да, конечно. Чонгук рад, что не приходится ничего отвечать. Слишком родное сердцу сравнение. Чертовы проницательные люди. Он мысленно благодарит его, что не стал допрашиваться про то, куда он сбегает. Потому что Чонгук не бежит, не прощается. Ему хочется сказать не «пока», а «до встречи». Он хочет увидеть Ким Тэхёна еще раз. Когда Чонгук переходит с быстрого шага на медленный бег, чтобы разработать легкие и не заработать одышку через две минуты, слышит, как его окликают и поворачивается, не останавливаясь. — Чонгук… Чон не верит ушам. Зовет. Тэхён зовет его. Ноги сами останавливаются, чтобы не упустить ни звука. — Я хочу увидеть, как ты это создаешь, — Тэхён смотрит в сторону граффити и потом переводит взгляд прямо в глаза. У Чонгука спирает дыхание от четвертой дозы. У него пере-, а может, и недодоз. Такое слово вообще существует? А моментальная ломка? Быть первооткрывателем — слишком сложно. Испытывать такие чувства — страшно. — В полночь. Согласен? — спрашивает. Сдается. Якорные цепи притянули и крепко зажали между собой. — Буду, — последнее, что слышит Чон и срывается на бег. Наделен уверенностью. Во власти переживаний. А скачут те по нервам искрами из глаз Ким Тэхёна. Оттуда все сыплются. Их хочется прямо голыми руками собирать. Лишь бы потом не оставили ожоги.‘`
— Почему так долго? — Хосок валяется на диване, расслабленно потягивая пиво из жестяной банки. Больше, кажется, в квартире никого нет. Они ее снимают втроем. Тем же составом, что и бывают на вылазках. Есть вещи в мире, которые даже со временем не изменяются. Так вот, это про их дружбу. — Что случилось? Кто вообще, блять, такие сообщения пишет? Ты фильмов пересмотрел? Хосок, твою мать, что произошло, валяй уже! Голос расходится все сильнее с каждым словом. В небольшом помещении содрогаются окна, но Хосок лежит так, будто это и не к нему вовсе обращаются. У Чона закипает все тело, разгоняется адреналин по венам с бешенной скоростью, и его начинает потряхивать от вскипающей агрессии. И как только точка кипения достигает отметки, которую нельзя переходить, Хосок, чувствуя своего друга на каком-то особенном уровне, гасит взрыв: — Твой бывший. Или разжигает новый? — И ты открыл дверь? — Я похож на идиота? Вообще-то, да. Чонгук до сих пор не в себе от сообщения, которое пришло двадцать минут назад. Он его вдоль и поперек прокрутил в голове и придумал тысячи вариантов дальнейшего развития событий. Хосок любит прикалываться и часто попадает в ситуации, из которых выбраться одному вряд ли получилось бы, но на помощь зовет редко, даже если критичность на максимуме. — Чего хотел? — А я-то, блять, откуда знаю? Ты же после того, как расстался с ним, агентом 007 заделался. Никому ничего не рассказываешь, ходишь и молчишь как немой. А нам потом с Юнги ходи и думай, что же у тебя такого там произошло, что даже семью посвятить в это нельзя, — говорит спокойно, даже тише, чем нужно. Чтобы ударило сильнее. И оно бьет. Прямо по совести, сердцу, а добивает «даже семью»… А ведь он и вправду изменился после отношений с Минхо. Но как сказать дорогим сердцу людям, что его предавали все это время, и как объяснить, что ту неделю, которую он якобы провел у бабушки с дедушкой в Пусане, он ловил отходняки на другом конце Сеула, выкуривая сигарету за сигаретой, даже не заботясь о том, чтобы выбрасывать пустые пачки? Как переступить через себя и открыться, если в голове установка «не навязывайся», «все любят красивую, счастливую картинку»? Как в голову обратно вбить то, что они ведь вместе через многое прошли, и что Хосок, что Юнги все бы поняли и поддержали, как и всегда… Чонгук запутался и пока рисует «Звездную ночь» Ван Гога, добавляя туда часть своей боли. Он освобождается. Ким Тэхён увидел обнаженную свободу. Таких людей нельзя отпускать. Чонгук обещает себе, опираясь поясницей о стол, пока Хосок ставит банку на пол и выходит на балкон, цепляя сигареты и зажигалку, что расскажет им обо всем. Точно расскажет, только сначала он встретится с Тэхёном. Просто потому что хочется. Потому что обычное желание человека, которого заинтересовал другой человек. Потому что Тэхён его будет ждать. Сегодня. В полночь. Просто потому что Чонгук, наверное, готов отпустить Минхо, и плевать, что тот хотел, когда приходил к ним домой. Их с Минхо больше ничего не связывает. А с Ким Тэхёном его может связать «Звездная ночь». В кармане пальцы сжимают пачку, и Чонгук, вдохнув побольше воздуха, идет за Хосоком. Пора начать открываться. Друг встречает его кивком и легким удивлением в глазах, но ничего не говорит. Позволяет принимать решения, ошибаться и извиняться. А когда чувствует руку на своем плече и видит, как тот протягивает зажатую между двумя пальцами с маленькими татуировками сигарету, вытаскивает зажигалку и наблюдает, как огонек касается кончика. Чонгук затягивается и выдыхает дым, прикрывая глаза. — Пошел он, — с улыбкой на лице говорит Чонгук. — Пошел он, — вторит Хосок и тихо смеется. Так, как умеет только он. И Чон не может не засмеяться в ответ. Он понимает, что первый шаг сделан. Хосок не в обиде, а значит все решаемо. Значит, он расскажет обо всем. Уверен, что у него есть куча времени, чтобы подготовится к этому. Друзья поймут. Они поддержат и пошлют всех придурков, которые встречаются на пути, вслед за ним. Потому что семья.‘`
Вдалеке уже виднеется темная фигура. Она двигается вдоль набережной, иногда возле нее загорается небольшой тусклый свет, который исходит из экрана телефона. Тэхён проверяет время. «23:44» Внутри почти штиль. Кое-где небольшие волны цепляют причал, раскачивая лодки. Голова понимает, что все в порядке. Бояться вовсе нечего и всегда можно уйти, придумать сотни отмазок, чем и занимается сейчас Чонгук. Но спустя несколько минут наблюдения издалека решается, и это погружение можно описать лишь одной фразой — с головой. Чтобы в ушах вода, в голове шум из-за повышающегося давления на барабанные перепонки и ни одной мысли. В сосудах по телу кровь нагревается и вот-вот вскипит. Несколько шагов навстречу, и фигура оборачивается, а в его руках Чонгук сразу же замечает два баллончика. Улыбка появляется из ниоткуда и приклеивается намертво. Ему улыбаются в ответ. «23:59» Снаружи волны толкают в спину, сближая два тела. — Думал, что не придешь. — Удивил? — Скорее подарил надежду. «00:00» В такое время обычно загадывают желания, упираясь взглядом в небо. Чонгук смотрит в глаза Тэхёна и считает огоньки, напрочь забывая о всех желаниях кроме одного — узнать Ким Тэхёна настолько хорошо, насколько это вообще возможно. Это даже не желание — четко прослеживаемая цель. Не время делает момент особенным, а люди, которые разделяют этот момент с людьми. — Давай рисовать? Тэхён первым разрывает зрительный контакт и, протянув один баллончик, идет вдоль стены. Свободное от граффити место находится быстро, и он останавливается, ощущая, что за ним идут, ни на шаг не отставая. Внутри все щекочет, а в голове ни единой мысли, как начать разговор, что вообще нужно сказать, чтобы выглядеть не нелепо. — Расслабься, ладно? Это прилетает прямо в спину. Она напряжена, но слова действуют на мышцы, и те расслабляются, позволяя ветру проникать между ними и дарить ощущение легкости. — Ладно, — шепчет Тэхён и на пару шагов отступает. Дает начать. Доверяет чистый холст. Смотрит, как Чонгук сделает первый штрих, а запах краски вскружит его голову. А может такой эффект вовсе не из-за краски? Или это давно уже не вопрос… «00:07» Корма бьется о деревянный пирс, а волны вовсе не нежно ласкают дно лодок. Начинается шторм. Когда Чонгук становится сзади и поднимает руку Тэхёна. Получается шепотом прямо по шее и сквозняком по сознанию. — Начнешь? И Тэхён цепенеет, а потом палец нажимает на клапан и характерный звук ложащейся на бетон краски разлетается по пустой набережной. У Чонгука внутри адреналин и долгий выдох Тэхёна. Он ведет неровную линию. Кажется, теперь так знаменуют начало. Кто знает, сколько прошло времени? Они не считали. Ни Тэхён, наблюдающий, как Чонгук, кажется, даже не дыша, виртуозно оставляет линии, точки и легкие шлейфы краски на бетоне, что в итоге собираются в одну небольшую картинку, такую, что у Тэхёна сбивается дыхание. Он пытался помогать, немного даже в центре самого граффити расставляет белым баллончиком несколько точек и потом отвлекается. Задумался, засмотрелся, застыл и понял, что не сможет с места сдвинуться, потому что заворожен. Он буквально тонет и не слышит, как ветер шепчет ему на ухо: беги, пока не поздно, глупец. А от кого? От парня, который живет в моменте, показывая все, из чего состоит. Да, они мало говорили, но Тэхён ощущает, что с Чонгуком комфортно. С ним тишина ощущается, как обволакивающая нуга, теплыми ручьями вдоль тела. С Чонгуком хочется молчать. С ним хочется разговориться так, чтобы губы болели. С Чонгуком хочется смеяться. Тэхёну хочется узнать, какой он, когда не рисует. Когда не дышит загнанно из-за обилия движений, будто пытается угнаться за идеей, хочет поскорее перенести ее на стену. Он ловит момент, приручает. Он готов этот момент разделить. Потому что периодически сбрасывает якорь на дно глаз Тэхёна. Швартуется там. Ищет одобрение и непременно находит. Тэхён смотрит на Чонгука, как на высшее искусство. Как на творца прекрасного, о чем и говорит. — То, что ты создаешь... Я никогда такого не видел. Руки застывают на уровне чуть выше глаз. Чонгук делал последние штрихи. Завершал то, что ему не принадлежит. — Видишь. Каждый день, надеюсь. Потому что это достойно внимания. Тэхён непонятливо уставляется глазами в глаза Чонгука. И тому не нужны вопросы, чтобы дать на них ответы. — Давай отойдем? Ты все сам поймешь, — и тянется испачканной рукой к чистой Тэхёна. Тот без раздумий хватается за теплую ладонь и идет следом за Чоном. Они отходят на несколько метров. Позади них — огни города, что служат вспомогательными световыми лучами. Тэхён фокусируется и рассматривает пристально граффити, которое Чонгук создавал минут сорок без остановки. — Ничего не понимаю.. Какой-то круг, еще и мои каракули в середине. Мне вообще не стоило прикасаться к твоей картине, — звучит так, будто Тэхён просит прощения за свою глупость. Чонгука опаляет жаром по внутренностям, стягивая все тело. Он превращается в оголенное чувство, которое разглядывают, не стесняясь. Тэхён говорит то, о чем нельзя говорить так просто. Это сбивает Чонгука, и он теряется в ощущениях. К а р т и н а. Громко. Тихо из уст Тэхёна. И слишком громко в ушах Чонгука. Бьет по сознанию и вклинивается воющей сиреной, оповещая о инородном. Граффити называют как-угодно. И чаще всего это: безобразие, размазня, каракули. Никто не задумывается, сколько вкладывается в каждое из них. Тэхён не думал, он почувствовал. — Ты прав. Нужны еще пару деталей. Он ловит Тэхёна за подбородок и смотрит. Глаза. В них весь человек. Чонгук рассматривает радужку, скользит по разрезу глаз, по векам, цепляется за ресницы и перебирает каждую собственными. Будто это вообще возможно. Воображение может нарисовать что угодно, и Чонгук этим пользуется. Он рассматривает каждую мимическую морщинку. Видит в воображении, как Тэхён улыбается и как улыбаются его глаза. Его это будоражит. Он забывается и тянется большим пальцем руки к внешнему уголку глаз. Касается нежно, боясь испугать или показаться умалишенным. Ведет по скуле вдоль щеки, едва ощутимо задевает мочку и по той же траектории возвращается назад. Тэхён замер и не дышит. Боится испортить момент. Одно неверное движение, и все испарится, а ему этого меньше всего хочется. Не сейчас. Не тогда, когда Чонгук смотрит на него такими глазами. — Можно прикоснуться? — указывает все тем же большим пальцем на ресницы и, получив согласие, прикасается. Тэхён тем временем прикрывает глаза. Чонгук чувствует, как под подушечками пальцев дрожит весь Тэхён. Чонгук слышит, как он глубоко дышит, и видит, как он немного наклоняется вперед. — Ты хочешь, чтобы я тебя поцеловал? — Очень сильно… — И я… Не представляешь как, — взгляд падает на щеки, где рассыпался румянец. Он улыбается, пока Тэхён стоит напротив, все еще с закрытыми глазами. — Если ты ждешь разрешение, то оно уже у тебя есть, Чонгук. Тэхён подается вперед еще больше. Пара сантиметров, и их грудные клетки соприкоснутся. Пара сантиметров, и Тэхён услышит, как у Чонгука сердце в груди сходит с ума. Пространство между ними разрушается, а внутри рушатся целые миры, рассыпаются пылью, тут же сдуваемой вихрем ощущений, которые испытывает каждый из них. Для Чонгука этот поцелуй далеко не первый. Он видит, что парень напротив отдает ему право целовать себя, но отчего-то не может вот так. Не может позволить этому случится так быстро. Он будто ощущает, что недостоин целовать Тэхёна. Не сейчас. — Не уверен, что могу это сделать... Мы ведь не… Слова растворяются где-то на губах. Тэхён прижимается своими к губам Чонгука и слизывает все его «нельзя» своими «можно». Ведь жизнь есть только сейчас. В этом самом моменте. Когда он отошел и присмотрелся, то увидел в граффити свои глаза, но не поверил. А потом, когда Чонгук прикоснулся к нему, сказал, что не хватает кое-какой детали, собрал пазл. Ему не хватало почувствовать. И он отпустил себя, отдался моменту. Два темных пятна, а посередине его линии и точки, которые он неосторожно провел в самом начале их встречи. Чонгук оттолкнулся от этой абстракции и создал нечто прекрасное. Он увидел в глазах Тэхёна намного больше, чем кто-либо когда-либо. А пока Чонгук пытается восстановить напрочь сбившееся сердцебиение, ускоряющееся с каждым прикосновением к губам губами, Тэхён не останавливается и окунает в океан ощущений. В легкие заливается вода, разрывая каждую клеточку. Жар опаляет грудную клетку, и Тэхён отрывается на секунду, чтобы дать кислороду вытеснить воду, а с ней Чонгук дарит всего два слова. Те разбиваются об ушные раковины и бурным потоком льются в сознание. — Звездная вечность, — последний слог оказываются во рту Тэхёна, и Чонгук полностью растворяется. Руками обвивает его талию и тянет на себя, впечатывая в тело. Дает услышать звук своего сердца, сходящего с ума на пару с его хозяином. Чонгуку не стыдно, не страшно. Ему хочется показать Тэхёну все, что прячется внутри. Потому и озвучил то, о чем Тэхён спрашивает его спустя минуты тяжелых выдохов и затуманенного разума, населяющего две головы. Они соприкасаются лбами и улыбаются. Звуки исчезают. Все вокруг не имеет больше ни малейшего значения. Тэхён спрашивает, держа до этого из последних сил слова Чонгука в голове. — О чем ты говорил? — Когда именно? — шепчет. Не способен сейчас ни на децибел повысить тон. Его внутри до сих пор штормит, а выдохи шумят волнами, разбивающимися о скалы. На набережной слишком тихо, а внутри — громкий океан. Не меньше. — Звездная вечность, — Тэхён повторяет его слова. — Что ты имел в виду? Чонгук крутит головой медленно, уходит от вопроса. Черт… Нужно было держать язык за зубами, а собственные волны в узде. — Граффити. Я каждому даю название. Тому, которое назвал ты, не успел придумать, но у него появилось имя благодаря тебе. Мне понравилось. Тэхён не останавливает свой порыв и прижимается губами к губам Чонгука. Те еще влажные от их всплеска чувств. Дальше не продолжает, останавливаясь, но не отходит ни на шаг. Он чувствует, насколько Чонгук теплый. Буквально пылает. Огонь вообще способен гореть в воде? Разве что, если в него плеснуть бензин. Или раскрошить звезды на водной глади. А вдруг вспыхнет? — Это, — Чонгук немного наклоняет голову в сторону бетонной стены, где осталось его первое признание Тэхёну, — это твои глаза. Белый шум растворяет остатки отголосков жизни города, но он не способен вытеснить слова Чонгука. Те отскакивают эхом в голове, въедаясь в клетки, чтобы остаться там жить. Навеки. — Но… Почему звездная вечность? — осторожно. Во время шторма много смертей. Кажется, Тэхён станет очередным погибшим. Он не готов услышать ответ от парня, с которым видится первый раз. Наперед осознает, что это окажется слишком для него. Звезды рассыпаются, поджигая океан. Тэхён смотрит пристально на Чонгука. Такие пожары не тушатся. Такими пожарами любуются. Они разрушительны, если не знать, что это вольность природы. Пускаешь на самотек — стихия угасает. Огонь и вода совместимы. Нужна правильная пропорция. Это фабула. И если ее вывести, придерживаясь инструкций, можно наблюдать за столкновением двух, казалось бы, несовместимых стихий. Они способны на контакт. Чонгук обнимает Тэхёна, доказывая это. — В твоих глазах отражается звездное небо. Но я уверен, что и днем они сияют также ярко. Ты сам рассыпал в них звезды, поставив те белые точки, — Тэхён прикрывает глаза и дает пожару захватить все тело. Чонгук — его огненная стихия, а он — вода. Тэхён готов сгореть в этом катаклизме. — Я лишь дополнил рисунок. — Ты невозможен… Чонгук, таких людей не существует. Поцелуй. Как доказательство. Вот он я. Прикасайся, сжимай, гладь, возьми за руку и сбеги, танцуй, обнимай, будь, и я буду рядом. — А вечность? Почему… — Потому что так, как ты смотришь. Так смотрят лишь люди, в которых прячутся Галактики. А они вечны, Тэхён. Твой взгляд дарит ощущения. Он заставляет почувствовать. Тэхён утыкается лбом в изгиб шеи, выдыхая спертый воздух. Не верит. Он правда не может поверить, что парень, которого он почти не знает, говорит так о нем. Внутри с каждым словом пожар становится все сильнее и сильнее. Это уже невозможно погасить. Он и не хочет. Не даст. Сделает что угодно, лишь бы ощущение внутри не покидало его ни на секунду. Он согревается от слов Чонгука. Он хочет греть его в ответ. — Значит, «Звездная вечность»? — Да, — подтверждает Чонгук. Это первое граффити посвященное кому-то. — Мы ведь выпьем кофе? Мне очень нужно обсудить с тобой кое-какие детали. — Чего именно? — Нашего следующего свидания. У нас там намечается вечность впереди. Не могу дождаться и начинаю уже все планировать. — А дети в списке есть? По бетонной стене на набережной, освещенной лишь огнями многоэтажек по ту сторону реки, тусклыми звездами, потому что они все еще в городе, а там их почти не видно, и персональной Галактикой на дне зрачков Ким Тэхёна, скачут маленькие лунные зайчики. — Я добавлю. — Тогда я согласен. — На детей или на еще одно свидание? — А можно на все? Тэхён не отвечает. Он берет Чонгука за руку и идет ставить подпись рядом с той, которую оставил Чонгук. Это их картина. Первая совместная. Там стихия. И пусть Чонгук сказал, что это «Звездная вечность», Тэхён бы ее назвал «Начало». Потому что именно с этого началось что-то особенное для них двоих.