***
На следующий вечер Чимин уже привычно для себя выходит покурить на балкон и подышать освежающим воздухом. Сегодня в комнате его не ждут контрольные, но день и без того вышел насыщенным, оттого и выматывающим. Вывода насчет своего внешнего вида после вчерашнего он так и не сделал, но при этом где-то в глубине надеялся на новую встречу с соседом. Хотелось узнать его получше и понять, не подвело ли первое впечатление вопреки всеобщему убеждению в его достоверности. И, к его счастью, через некоторое время дверь открывается, а на балконе появляется он. Снова замотанный в теплую одежду, с пледом в руках и легкой улыбкой на губах сосед. Все такой же очаровательный, к тому же. Эти глаза и губы Чимину, все же, не примерещились. — Привет, мерзляк, — улыбается Пак, принимая плед из чужих рук. — Привет, милый математик, — фыркает, отходя к другому окну. — Как день? — Сегодня обошлось без приключений и выходок старшеклассников, так что в целом нормально. А твой? — Стабильно. Ничего особенного, если честно. Чимин кивает в ответ и оба замолкают на некоторое время, продолжая наблюдать за происходящим на улице в тишине. Чимин, закусив губу от размышлений, не выдерживает первым, и переводит взгляд на Юнги справа от него; их разделяет лишь оконная рама, но она придает решительности. Мин чувствует на себе чужое внимание и, не видя смысла противиться ему, встречается взглядами с Чимином, мягко улыбаясь. Юнги заметил своего нового соседа ещё в первый день, когда тот заехал, но предпочел немного подождать и дать тому время обжиться, прежде чем обременить новым знакомством. Хватило его только на неделю: уж больно сильно хотелось познакомиться с этим милым парнем, а видеть его голые руки и ноги холодными вечерами становилось все сложнее. Юнги признает, что успел словить симпатию, но теперь ему хочется копнуть глубже и узнать того Чимина, который сидит за красивой оболочкой. Вечерние встречи ему кажутся неплохим началом, подходящим для их занятых графиков. Мин считает, что уже перерос тот возраст, когда ему хотелось всего и сразу, потому он готов узнавать своего нового знакомого в размеренном темпе. И, судя по чужой теплой улыбке, он осмеливается предположить, что это взаимно.***
За окном продолжает холодать, но Юнги впервые в жизни чувствует, что его это не угнетает и не морозит изнутри. Причиной этому становятся не только любимые шерстяные свитера и носки, но и человек по соседству с ним. Утром Юнги — тот, кому везет не просыпаться в семь утра, днем — репетитор любимых языков, ночью — художник, которому не спится, но вечером он в обязательном порядке тот, кто заматывает Пак Чимина в плед и обсуждает с ним прошедший день, с недавних пор в то же время распивая с тем чай. Мин по-прежнему не понимает, как тот пьет свою безвкусную несладкую гадость (зеленый чай), но каждый вечер заваривает её для него с особым трепетом. Со временем их разговоры продвигаются дальше, чем обсуждение рабочих будней и абстрактных тем, и Юнги узнает Чимина в более повседневных и личных вещах: к примеру, Пак любит работать и готовить в окружении ароматических свеч, чего он, к слову, немного стесняется, считая «не солидным», но Юнги находит данную особенность очень даже милой, стоит представить это очаровательное создание в окружении сладких ароматов ванили и корицы — почему-то именно этот нежный запах ассоциируется с ним. Вопреки отсутствию футболок с вызывающими принтами и цепей на одежде, Чимин любит рок, и даже был на парочке концертов любимых американских исполнителей. У него есть младшая сестренка, что привила ему любовь к комиксам, и он по сей день грешит склонностью тратиться на пополнение её коллекции и своей, а также парочка близких друзей, с которыми повезло познакомиться ещё в школе. Из личных наблюдений Юнги отметил, что Чимин довольно активно жестикулирует, когда что-то увлеченно рассказывает, а чашку с тёплым чаем он всегда держит двумя руками, тем самым вызывая какой-то нездоровый приступ умиления в душе у Юнги. Тот в принципе вызывает уж чересчур бурную реакцию у очнувшегося после спячки сердца, когда улыбается так ярко и красиво только для него, или вовсе касается будто бы случайно. Постепенно Мин перетаскивает на их балкон побольше пледов, декоративных мягких подушек и гирлянду на батарейках (Пак правда старается не мыслить примитивно, но признает, что и подумать не мог о наличии подобных вещей у Юнги), Чимин же выделяет несколько своих любимых свечей и обогреватель, чтобы мерзляк рядом с ним уж точно не замерз и не косился так осуждающе, когда он порывается открыть окно на проветривание. А ещё как-то совсем незаметно на Чимине обнаруживается свитер Юнги, чему никто из них слишком открыто не возражает. Им вдвоем просто, приятно и комфортно. Никто даже не вдумывается и не ищет подвох — эти чувства и так витают в воздухе. Ванильный запах, как Юнги и представлял себе, благодаря свечам на балконе тоже распространяется, и он вдыхает его с особым удовольствием. На экране ноутбука отображается фильм — как оказалось — не самого интересного содержания, но обоих это не то чтобы сильно уж напрягало: Юнги неприкрыто бросает на Чимина заинтересованные взгляды, вынуждая смутиться, а тот, в свою очередь, поглядывает на чужую ладонь в опасной близости к его собственной, не в силах решиться к ней прикоснуться. Вместо этого он рассматривает новые следы красок на ней, пытаясь представить себе Юнги во время творческого процесса. Тот показывал ему некоторые из своих работ, но при нём ничего не рисовал. Однако, как Чимин успел заметить, Мин с помощью кисти и красок или вовсе простого карандаша создает удивительные вещи, и ему безумно интересно, чем это может закончиться, спроси он: — Юнги, а нарисуешь меня? — выдает неожиданно даже для себя. Тот ненадолго замирает, а после, поставив фильм на паузу и отставив ноутбук, поворачивает к нему голову, мягко улыбаясь. — С большим удовольствием, раз уж ты стал первым, кто удержался от «оригинальной» шутки про француженок, — Юнги сразу же поднимается, бросив короткое «сейчас вернусь», а Чимин остается сидеть в растерянности, не понимая о каких таких француженках идёт речь. Однако когда до него, кажется, доходит, он расплывается в хитрой улыбке и укладывается на бок, подперев голову рукой и стараясь улечься в максимально сексуальную позу, насколько это вообще возможно в свитере и спортивках. Юнги вскоре возвращается с блокнотом и карандашом, лицезрея эту занимательную картину. — А может, все-таки, нарисуешь меня как одну из своих француженок? — стараясь сдерживать смех, томным голосом проговаривает Чимин, глядя из-под ресниц. — Пак Чимин! — в него метким броском прилетает подушка, а вскоре звучит его звонкий смех. — Я ведь могу тебя на портрете и лысым оставить, и рога пририсовать, так что ты не рискуй так, — звучит с напускным недовольством, хотя Чимин отчетливо слышит улыбку в голосе. — Угрожаешь? — интересуется лукаво, возвращаясь в прежнее положение. — Тебе показалось, — хмыкает Юнги в ответ, указывая, где ему лучше расположиться, чтобы попадало как можно больше света. Освещение все ещё не самое подходящее, но для отсутствия скрупулезной детализации сгодится. Чимин заслуживает того, чтобы стать его лучшей работой, и, если тот позволит, в будущем он обязательно воплотит его красоту на холсте, а пока постарается создать ему неплохой портрет за короткий промежуток времени. Небольшое помещение погружается в тишину; в ней звучат лишь звуки карандаша, что касается бумаги, и размеренное дыхание каждого. В помещении тихо, но Чимин понимает, что он оглушен своим сердцебиением, разыгравшимся не на шутку. Под чужим внимательным взглядом становится жарко, хотя Пак и сам не в силах отвести от него глаз: Юнги определенно к лицу сосредоточенность. Темные локоны лезут в глаза, отчего их часто приходится поправлять, но это не мешает его руке выводить уверенные резкие или плавные линии. Чимин добросовестно старается не делать резких движений, но, когда встречается глазами с Юнги, едва удерживает порыв подвинуться к нему вплотную и поцеловать. Это желание его не удивляет, но вызывает в теле приятное волнение. Нет смысла отрицать, в первую очередь перед самим собой, что он влюбился в Юнги. Чимин не спешил искать своего человека, но и Юнги в его жизнь влился не спеша, при этом будто бы восполняя то недостающее, что незаметно невооруженному взгляду, но оно дает о себе знать одинокими меланхоличными вечерами и ночами, когда на душе становится так паршиво, что и с кровати, которую разделить-то не с кем, подниматься неохота. Однако хочется того, кто был бы всегда рядом, и, без каких-либо намеков, завернул в плед, крепко обнял и прошептал «все будет хорошо». И Чимин поверил бы, находись они даже на тонущем корабле без шанса на спасение. Юнги такой хороший, домашний и уютный — он словно буквально излучает это спокойствие. Мин умный, с ним всегда найдется о чем поговорить и подискутировать, у них совпадают вкусы в еде и людях, с которыми нравится общаться, и оба мечтают однажды завести пару Хаски. Чимин узнал достаточно предпочтений и привычек Юнги, чтобы влюбиться, но он также уверен, что есть ещё столько всего, чем тот может поделиться, и он бы с удовольствием познавал его и дальше. Пак почти не сомневается, что ему позволят это сделать. Растворившись в своих мыслях, Чимин теряется во времени и не сразу замечает, что Юнги, кажется, закончил. Он передает блокнот в руки Чимину, и тот моментально расплывается в глупой улыбке, даже не пытаясь утихомирить разбушевавшихся бабочек в животе. Красиво. Чертовски красиво, и Пак не реагирует предвзято. Чимин вновь смотрит на Юнги, замечая его плохо скрываемое волнение. Долго не думая, он тянется к его лицу и касается своими губами чужих. Проходит всего несколько мгновений, прежде чем Юнги отвечает, в то же время обнимая его. У Чимина пробегаются мурашки вдоль позвоночника от неожиданного осознания — давно его никто не обнимал. Так бережно, к тому же. С друзьями у них телесный контакт в целом редко практикуется. Они целуются сладко и неторопливо, не перетягивая на себя инициативу. Пак мягко оглаживает его щеку, ловя губами чужую улыбку, и на душе становится чертовски хорошо и легко. Юнги кончиками пальцев через ткань одежды выводит узоры на спине Чимина, когда тот почти полностью перебирается к нему на колени, и через некоторое время Мин прерывает поцелуй, но не спешит отстраняться. У обоих дыхание заметно участилось. — Так… полагаю, портрет тебе понравился? — интересуется в самые губы. — Очень. И не только портрет, — в этот раз с поцелуем набрасывается Юнги.***
С дня их знакомства прошло три месяца, половину из которых они считаются друг для друга большим, чем просто соседями. На самом деле, никто из них не говорил другому что-то вроде «давай встречаться?», это казалось само собой разумеющимся после того вечера, когда, целуясь, они не могли оторваться друг от друга. Отличием стало то, что после того раза ни Чимин, ни Юнги больше не сдерживали своих порывов написать лишний раз, обнять, поцеловать или банально взять за руку; они стали выжимать из своих дней больше свободного времени, которое можно было бы потратить на совместное времяпровождения: поход куда-нибудь или простое, но не менее приятное, свидание в рамках дома, когда один из них готовит ужин для двоих, а второй разливает по бокалам вино или пиво, после чего оба перемещаются на диван для просмотра очередного шоу по телевизору, суть которого склонны упускать из внимания за поцелуями или просто затянувшимися ласками. Юнги оказался хорош в готовке, но и Чимина взрослая жизнь уже поднатаскала в этом деле, так что, на самом деле, нередко всё заканчивается совместным приготовлением блюд, что оба считают особенно сближающим. Однажды Чимину удалось вытащить Юнги на каток, где тот отбил себе все конечности за время заботливых попыток Пака хотя бы просто научить его чувствовать себя не в опасности на льду. Что-то, да получилось, но Мин по сей день считает тот опыт одним из самых больших провалов в своей жизни; Чимин же по-прежнему вспоминает его возмущения с улыбкой и обещает Юнги, что спустя ещё несколько таких вылазок на лед, он точно будет разъезжать на коньках не хуже него. А ещё Юнги просек весьма хромающий английский Чимина, предложив заниматься им в его сопровождении чаще, чем никогда прежде: мол, знание английского — ключ к более свободному восприятию современного мира, а учиться никогда не поздно. Согласился ли он исключительно потому, что действительно пора браться за голову, или мотивационным пинком также послужил вид его парня, что становится до невозможного привлекательным, когда вбивает в голову разницу какого-нибудь past simpl’а и present perfect’а или разговаривает на английском с несвойственным многим корейцам хорошим акцентом, Чимин предпочитает не задумываться. Второй пункт рушит его образ серьезного и достаточно состоявшегося взрослого, навеивая воспоминания о постыдных подростковых годах, когда он вовсе неприкрыто засматривался на молодого учителя физики в своей старшей школе, а такая приятная и нужная похвала из чужих уст при хорошем усвоении материала не помогает отрезвить его испорченый разум. Юнги явно безошибочно уловил его реакцию на похвалу, раз умело этим пользуется, нашептывая на ухо приятные и, чего уж скрывать, порой смущающие вещи не только в повседневных ситуациях, но и в моменты, когда ноги и без того дрожат от возбуждения, а разум плавится от чужих прикосновений и поцелуев. Однако Чимин едва ли может жаловаться. И сейчас, чувствуя жаркие касания губ на своей шее и в то же время собирая остатки сил напомнить Юнги о том, что ему нельзя заявляться к детям с яркими пятнами на шее, он чувствует себя чертовски счастливым. С Юнги хорошо просто быть запертыми от всего мира в квартире и… — Люблю тебя, — напоминает возле самого уха, после чего припадает к тому с ласками, неизменно срывая с пухлых губ сладкий стон. Ладони давно исследуют полюбившиеся изгибы под футболкой, пока на фоне звучат голоса актеров из очередного сериала. На тумбочке аккуратным огоньком догорает притащенная Чимином из своей квартиры свеча с запахом корицы, а Юнги все еще ассоциирует этот запах со своим любимым. …Чимин на все сто процентов уверен, что это взаимно.