Эффект бабочки

Эпиграф David Constantine PEACOCK A man’s fist may be very gentle When he takes a butterfly off the pane And feels the tickle of her wings like desperate eyes. She seems to know what she wanted. Bodily she made the sign of it against the glass, Sign of her need, sign of the impediment. Дэвид Константайн ПАВЛИНИЙ ГЛАЗ Он пытается бабочку снять с окна, Бережно прячет в кулак. Отчаянный взмах ее крыльев – как трепет ресниц. Она явно знала, чего хотела, Потому и билась так о стекло, Всем своим видом крича: уберите преграду. – Что-то ты бледненькая, Кать, – переживала Амура. – Может, домой, отдохнёшь? Подруги не просто любопытствовали (конечно, не без этого), но и вполне искренне переживали, наблюдая, как Катя носится, мечется из кабинета в каморку и обратно. Она была вся какая-то летняя, словно уже не здесь, а на отдыхе, в том самом египетском платье, что и на фото с Михаилом, а сверху в разные стороны развевались полы цветной накидки, напоминая крылья бабочки – бабочки, которой здесь, в офисе, было душно и тесно, которой пора было на свободу. Вместо насекомых неутомимо жужжал принтер, вместо солнца светили тусклые лампы, а природу заменяли фикус в кадке да картина на стене, подаренная ими же, подругами, ей на день рождения. Женсовет подмечал, что в самой Катиной стати появилось нечто королевское – впрочем, почему появилось? Эту прямую спину, ровные, железные интонации и взгляд-рентген в сочетании со скрытностью они наблюдали и раньше. Но и она уже не выдерживала, срывалась, обреченно порхала в поисках выхода. Сама Катя тщетно пыталась объяснить подругам, что произошло вчера и почему она уходит. В их глазах все выглядело дико: двое таких мужчин за нее борются, а она нос воротит! Так романтично! Жданов песню заказал, специально для нее! Только почему же она рассталась окончательно – и с одним, и с другим? Наверное, они видели в ее поступках только гордыню и упертость, тогда как на самом деле речь для нее шла о нормальной гордости и элементарном выживании. Нельзя не признать: вчера Андрей заставил ее быть честной. Снял с нее последний защитный слой. Она не хотела говорить о своих чувствах к Андрею, хотела запрятать их глубоко; не хотела она сразу и резко отвергать предложение Михаила. В итоге оказалась приперта к стенке кавалерийским наскоком Жданова и его признанием, что прочел ее дневник. Теперь она понимала, что он доподлинно знает обо всех ее чувствах, о каждом малейшем переживании и в покое ее не оставит. Она казалась сама себе голой – второй раз, Первый раз на показе, но там буквально. И тогда ей на миг почудилось, что… Что отношения между ними снова чисты и искренни, как до всего этого ужасного плана соблазнения. Он смотрел на нее, как прежде, он так ее поддерживал, восхищался, аплодировал… И уехал с другой. А ведь ей так хотелось разделить с ним свою победу, свою радость… Ведь ей удалось тогда покорить даже Милко! Как там сказал наш гений? “ГусЕница, превратившаяся в бабОчку. Прими мои поздравления, президент”. Признание Милко дорогого стоит. А теперь наверняка все решат, что она снова бежит. Но ведь она точно знает, все просчитала: план работает, компания семимильными шагами выходит из кризиса, а значит, ее присутствие совсем необязательно и компанию может снова возглавить тот, кто и должен… Теперь он готов, он совсем другой… Катя задумалась: что там мама говорила? Про Надю – делового партнера? Поверила ему? Неужели даже ее он сумел убедить своим обаянием и страстностью? Похоже, для мамы он нашел лучшие слова, чем для нее. Но почему он преследует ее, зачем? Неужели действительно испугался. что она передаст “Зималетто” Мише? Как он там вчера орал в ресторане? “Можешь переписать компанию на кого угодно…” И еще: “К чему все эти игры?” Нет, любезный Андрей Палыч, это вы заигрались, в чем вы теперь меня упрекаете? В том, что не призналась, что до сих пор люблю вас? Старалась показаться равнодушной? Но как еще мне было выжить все эти бесконечно долгие месяцы? И что теперь мне остается, без этой брони? Только уйти, не поддаваться… “Ты все равно будешь со мной” – это что, угроза? Вот и сейчас, узнав о моем увольнении, наверняка будет возмущаться, ругаться… Катя вдруг некстати вспомнила побелевшее лицо Киры, когда она объяснила ей сегодня причину своего увольнения. Какая-то мысль начала настойчиво сверлить в ее мозгу, но ухватить ее не удавалось: после серии бессонных ночей, всех переживаний и обилия работы голова то болела ноющей болью, то кружилась от голода и недосыпа. Думать в таком состоянии вообще плохо получалось: шел лишь поток сознания на фоне механистических действий. Я функция, фикция, винтик, все от меня чего-то хотят, требуют. Но всем не угодишь. Не угодишь… Вот и заявление об уходе… Девочки, я не изменю решения… Уходите, все уходите… Умоляю… Пожалуйста… Мне нужно побыть одной… Побыть… Одной… “Что ты наделала!” – надрывались вчера братья Грим. Даже они ее винили во всем… Ведь ты в глубине души знаешь, знаешь правду, видишь, что теперь он не врет... Катя в каком-то ступоре разглядывала семейную фотографию на столе. Ах, папа, милый папа… Что бы ты сказал, интересно, если бы узнал обо всем? Да, ты старой закалки, да, ты деспотичен и нетерпим к миру во всем его разнообразии, да, ты бываешь невыносим, и мне давно пора было с любовью отделиться от тебя, но не хватало духу… Однако ты меня обожаешь, свою единственную дочку, – и чувствовал, всегда безошибочно чувствовал, когда я попадала в беду! Ты уберег меня от взятки; ты чуть не заработал сердечный приступ из-за моих фокусов; ты молча обнимал меня ночью, видя, что мне плохо; ты помчался к Павлу меня защищать… Почему же сегодня ты не рядом? Почему работаешь дома, а не в офисе? При тебе меня бы точно никто не стал доставать, дали бы спокойно уволиться – и все… А впрочем, это малодушие – хотеть спрятаться за твоей спиной. Раз уж я окуклилась и стала независимой женщиной и президентом компании, так и отвечать за все мне. Папа, тебе очень нравится эта работа. И Кольке тоже. А ведь и вам придется уйти вслед за мной. Но, с другой стороны, так и так пришлось бы – не сейчас, так через месяц, разница невелика. Президент уходит вместе со своей мини-командой – все логично… Так, надо еще что-то подготовить… Финальный отчет… Графики… Таблицы… Снова к принтеру… Как странно теперь в каморке. Никак не привыкнуть… Но как же мало воздуха… Катя поправила в принтере бумагу и внезапно вскрикнула: откуда ни возьмись прямо перед ней закружила… крапивница! Как она здесь оказалась? На таком высоком этаже, да еще и при закрытых окнах? Нет, конечно, она открывала проветрить кабинет, но… Катя попыталась поймать бабочку в кулачок, чтобы открыть окно и выпустить ее, схватила – и вдруг закружилась, вспоминая, что точно так же зимой перед зданием “Зималетто” накануне Нового года поймала снежинку и кружилась с ней, счастливая, в надежде на чудо… Что ж, время чудес закончилось, но можно выпустить бабочку на свободу… Но тут в принтере заело бумагу, и он издал недовольный звук. Пришлось снова забежать в каморку. В этот самый момент дверь кабинета отворилась без стука, и вошел Андрей, какой-то новый, решительный, отчаянный – и в то же время легкий, свежий, демократичный, твердый. Словно он что-то для себя решил раз и навсегда. Кате вдруг стало страшно. Она носилась по каморке с какими-то листами, не решаясь выйти, а бабочка все билась в ее кулачке. Андрей же размахивал ее заявлением и, как она и предвидела, действительно кричал – но немного иначе, чем обычно. В его крике было много боли и раздражения, причем, похоже, больше на себя самого, чем на нее, что бы он ни говорил. Сперва она была уверена, что, манипулируя ее чувством вины и долга, он опять печется лишь о компании. Но потом он закричал, что уволится сам, и выглядел предельно серьезно. Зачем ему это нужно? – все это пронеслось у Кати в голове за считаные доли секунды. Андрей и правда выглядел так, словно наконец смирился, что все кончено, капитулировал и собирался действительно оставить ее в покое – но только здесь, в компании, рядом с верным другом, семьей, подругами и любимым делом. Он тоже провел не одну бессонную ночь. Он не знал, не понял, на чем расстались Катя и Миша: из гордости не завел с тем разговор, когда Катя уехала вчера из “Трафальгара” в слезах (снова его стараниями – не зря он не смог пообещать Елене Александровне, что Кате после их разговора не станет хуже!); может быть, она приедет в Питер позже. По крайней мере, Мише достался поцелуй в щечку, в отличие от него. Андрей цедил виски в баре, а потом ворочался дома в постели и думал, что все кончено, все бесполезно. А значит… Любовь его к Кате давно стала неотъемлемой частью его существования, но относилась в данный момент ко второму из трех родов любви, превосходно описанных Толстым в повести “Юность”. Писатель упоминал любовь красивую, когда человек упивается своим чувством, а про сам объект страсти знает очень мало, да и неважен он ему; любовь самоотверженную, когда человек хочет жертвовать собой ради любимой, но опять же не задумывается, каково ей от его жертв, нужны ли ей они; наконец, превыше всего он ставил любовь деятельную, когда любишь и принимаешь человека целиком, со всеми его достоинствами и недостатками, и проявляешь свои чувства в поступках, а не в словах. Так вот, готовность Андрея сделать что-то ради Кати вылилась в твердое решение отказаться от нее и пожертвовать даже своим любимым детищем – “Зималетто” – во имя ее, Катиного, спокойствия и благополучия. Но хотела ли Катя именно этого? Впрочем, и сама Катя столько раз мысленно и на словах отправляла его к Кире, словно решая за него – из самых благородных побуждений, – что они квиты. Он лишь зеркалит ее действия: тогда она сбежала, думая, что так ему будет лучше, сейчас она хотела повторить тот же трюк, а он ее опередит! Что-то ему это напоминало. Сидя ночью в горе подушек, он вспомнил: один из любимых фильмов детства, который они с родителями неизменно смотрели на Новый год, – “Обыкновенное чудо” по пьесе гениального Евгения Шварца. Диалог Медведя с Волшебником: — Как ты посмел не поцеловать девушку?! Как же ты посмел?!… — Вы ведь знаете, чем это кончилось бы. — Нет, не знаю! Ты не любил ее! — Неправда!!! — Ты не любил ее, иначе великая сила безрассудства охватила бы тебя. Кто смеет рассуждать или предсказывать, когда высокие чувства овладевают человеком? Нищие, безоружные люди сбрасывают королей с престола из-за любви к ближнему. Из-за любви к родине солдаты попирают смерть ногами, и та бежит без оглядки. Мудрецы поднимаются в небо и бросаются в самый ад из-за любви к истине. А что сделал ты из-за любви к девушке? — Я ОТКАЗАЛСЯ от нее. Что ответил Волшебник, Жданов не помнил, но слова Медведя придали ему решимости. Он уедет, а Катя останется. И словно забыл, что буквально несколько часов назад читал в ее дневнике, как она мучилась, пока он был в командировке… Когда растерянный женсовет передал ему наутро Катино заявление, он лишь уверился в собственной правоте, но теперь к ней прибавилась здоровая злость. Он все же объяснит ей, что так нельзя, что она ответственна за окружающих и что он навсегда исчезнет из ее замечательной жизни… Когда он влетел в кабинет, то на секунду сбился, не сразу ее увидев, но потом заметил взмахи крыльев – зеленых пол балахона – в каморке и начал свою импровизированную пламенную тираду, выплевывая полные горечи слова. В конце концов он порвал Катино заявление на мелкие кусочки и хотел, подобно герою “Служебного романа”, в сердцах швырнуть их в бесконечно далекую любимую женщину, но тут заметил, как у Кати расширились глаза, она стала плавно оседать на пол и инстинктивно разжала кулачок. Клочки полетели на пол; Андрей с омертвевшим лицом пулей подбежал к Кате, успел ее подхватить и услышал ее шепот: “Бабочка… Выпусти ее” – и неопределенный жест в сторону окна. Андрей машинально взглянул – и увидел капустницу на окне. Ничего, она подождет. Теряя сознание, Катя вдруг отчётливо поняла, отчего побелела Кира после ее слов: почему-то она сразу, безоговорочно поверила, что Андрею плевать на Надю и что он не оставил Катю в покое, и это вызвало у нее ужас встречи с неизбежным. И никакие Катины обещания держаться подальше от Андрея уже не сработают. И Кира хорошо знала, что для нее давно все кончено... Что же получается… Кира видела любовь Андрея к Кате и... верила в нее?! Господи, какой абсурд! Неужели это правда? Но тогда еще страшнее: как поверить? Поддерживая теряющую сознание Катю и что-то громко крича, Андрей, в свою очередь, не к месту вспомнил, что ответил Медведю Волшебник: — А ты знаешь, что только раз в жизни выпадает влюбленным день, когда у них все получается? Ты ПРОЗЕВАЛ свое счастье. Прощай, я тебе больше не буду помогать, ТЫ МНЕ НЕИНТЕРЕСЕН. "Господи, какой же я болван, сколько же шансов я упустил безвозвратно! А теперь решил благородно отступить, да еще и наорал по привычке… А она снова в обмороке… Идиот… Что же теперь делать? Что делать? Что я делал в прошлый раз? Хм, сейчас это, наверное, будет неправильно. Или это и есть тот самый шанс? Черт, о чем вообще я думаю в такой момент? В тот раз, между прочим, это помогло..." Опустив Катю на диванчик и встав перед ней на колени, Андрей наклонился, и, что греха таить, дыхание рот в рот почти мгновенно перешло в поцелуй – осторожный, нежный, словно больной ангиной глотал живительную влагу крошечными глотками, боясь обжечь горло, – или словно он нес на голове самое большое сокровище – изысканную вазу, – больше всего на свете боясь ее разбить. В этот момент на шум вбежала растрепанная и взвинченная Тропинкина. Она лучше остальных знала, что Катя вовсе не железная: та на ней собственноручно сорвалась буквально на днях. А еще… – Ой, Андрей Палыч, а что это с Катей? – Тропинкина, скорую, живо! И никому ни слова, ясно? Никакого скандала и шума. – Но сюда уже едут Маргарита и Воропаев… Кира Юрьевна… – Срочно всех обзвони и все отмени. Екатерина Валерьевна нездорова и в любом случае сегодня никакие дела передать не сможет. – Хххорошо, будет сделано… Андрей Палыч… – Ну что еще? – Вы знаете, я не говорила… Я вообще никому не говорила… Катя с меня клятву тогда взяла… Но она ведь и в день показа в обморок упала. Накануне вашего возвращения. Андрей выругался. – Отлично! Минимум три обморока без малого за год. Потому что, Жданов, тебе было на все плевать, кроме себя. Кате нужен врач. Маша помчалась вызывать скорую, а Катя тем временем потихоньку приходила в себя. Андрей нежно держал ее за руку – и очень боялся, что она сейчас очнется и прогонит его. Но Катя, видимо, еще не до конца очнулась, потому что выглядела совсем милой и домашней и смотрела на него непривычно мягко. – Ааандрей! – воскликнула она с тем особым придыханием, будоражащим кровь. – Что, Катюш, что? Как ты? – Все в порядке. Андрей… Бабочка… Она сейчас погибнет… – Сейчас. Что ж я, балбес, сразу окно не открыл – тебе же нужен воздух… Катя еще словно в полудреме наблюдала, как Андрей бережно спрятал красавицу крапивницу в свой большой и крепкий кулак, широко раскрыл окно и аккуратно выпустил бабочку, которая тут же полетела, совершенно не смущаясь высоты и отсутствия деревьев поблизости. Чудеса, да и только! Подоспевший доктор, к счастью, констатировал, что ничего страшного у больной наблюдается: надо просто есть, спать и гулять. Поменьше стресса. Побольше свежего воздуха. Когда скорая уехала, Катя слабо улыбнулась: – Миссия невыполнима. – Конечно, выполнима, – возразил Андрей. – Просто я буду о тебе как следует заботиться. Кстати, если ты меня не прогонишь, я никуда не уйду. Вчера я сказал тебе, что ты все равно будешь со мной, а на самом деле это я всегда буду с тобой. Так и знай! И я докажу тебе, что теперь мне можно верить. Потому что я тебя люблю. И это навсегда, я точно знаю. Катя молчала, казалось, целую вечность. Наконец поправила прядь и очень тихо сказала: – Не прогоню. Жданов чуть не заорал от радости, но быстро опомнился, склонился над Катей и медленно, невесомо провел рукой по ее волосам. – Что ты сказала? Повтори, пожалуйста. А то я чуть не умер в эти дни. – Не прогоню. И сама не уйду. Я тоже тебя люблю, ты знаешь, но безумно боюсь поверить снова. И все же я готова рискнуть еще раз. Хотя, если честно, мне очень страшно. Андрей покрывал нежными поцелуями ее лицо, в промежутках шепча ей на ушко: – Не бойся. Я буду очень стараться. А если буду срываться и лажать, ты, пожалуйста, сразу давай мне знать. – Это как? – невольно улыбнулась Катя. – Ну, там, не знаю, толкай в бок или подмигивай. – Хорошо. Ты, чур, тоже. – И вместе мы со всем справимся, да, Катюш? – И даже с моим папой? – С ним – прежде всего. Валерий Сергеевич сегодня дома? Поехали прямо сейчас? – Но как же… У нас же куча дел… – Подождет наша куча. Тропинкина все перенесла. Зорькин тоже предупрежден, остается за главного. Катя попыталась встать с дивана, но тут Андрей легко подхватил ее на руки: – Поедем на моей машине. И Катя почувствовала, как в животе у нее порхает тысяча бабочек.