похолодало.

Санкт-Петербург погодой с каждым днем поражает все сильнее. Холод и ветер мешаются с дождем, в итоге выдавая отвратно-мерзкую картину в виде луж, слякоти и грязи. Золотистый сентябрь прошел, сменившись октябрем, который даровал петербуржцам вот... это. Хмурые ебала видеть уже откровенно надоело. Лета бы по-быстрее. Или хотя бы весны поздней, когда все расцвело и июль вот-вот тронет город. А вот сейчас ни туда, ни сюда. Херово, если одним словом. Так куда же я собрался под это месиво всего наиотвратительнейшего? На встречу с каким-то важным хуесосом, который решил, что дергануть меня со студии – ахуительная идея, которую я одобрю и побегу в распростертые объятья. Хуй там. Но сдался по итогу, потому что молодой человек оказался крайне назойливым. И этим разозлил еще пуще. Но поехать все же пришлось, как вы уже, наверное, поняли. Приходится хвататься за душки, чтобы те не слетели к чертовой матери. Злость в висках колотить молотками начинает, когда злоебучий ветер раздувает плащ и сдувает к херам шарф. Мало того, что холодина, так еще и эта хуйня. Вымораживает, как бы иронично не звучало. Я пальцами по экрану стучу, вызывая такси в странное детективное бюро. Главное успокоится, чтобы некому не прописать в челюсть. А я могу, знаю ведь. Какой-то Володя своей рожей с экрана светит, а под ним время прибытия – семь минут. Дохуя. Хотя, учитывая то, что это дневной Питер с херовой погодой – вполне себе приемлемо. Поездочка не из лучших. Водила Володя мудаком оказался, баранку свою крутит, как долбоеб. Я чуть стекло не пробил от того, как его заносит. Надо было самостоятельно ехать. Хмуро бросая выжатые через силу слова благодарности, я выкорабкиваюсь, оказываясь перед каким-то выебистым зданием, старым, очевидно. Открыв переписку и уточнив адрес, поднимаюсь по лестнице, без стука заваливаясь в офис. С боку стол стоит, а за ним педиковатый дядечка с бородой сидит, настукивая пальцами по клавиатуре. Хмурюсь, скрещивая руки на груди и опираясь о дверной косяк. Смотрю выжидающе, а меня намеренно игнорируют, кажется. – Ало? Меня тут типа нет? Я на кой черт приехал-то? – бурчу зло, как дед, детьми во дворе ненавистный. И когда я успел постареть? Волосы рыжие намокнуть успели от короткого нахождения под дождем. На глаза падают, раздражая. Я их назад зачесываю пальцами, пялясь на человека за столом. – Ой-ой, извиняюсь дичайше! – тот подскакивает, поднимаясь на ноги и подходя ближе. Пиздец, мне по плечо. Внатуре на педика смахивает. – Вы на вопрос мой не ответили, – пытаюсь сохранять вежливость и не втащить, но терпение покидает спешно. И это херово. Как и погода. К слову о ней… Дождь все так же бьет по окнам. Но изнутри выглядит завораживающе. Капли, стекая, собираются воедино, сползая вниз и бесследно исчезая. Башкой верчу, чтоб в себя прийти. Не время. – А, да-да… Вопрос есть к вам важный. Очень, – проходит на место, указывая на стул рядом. Я туда сажусь, ногу на ногу по-хозяйски закидывая и хмуро пялясь на детектива. – Говорит ли вам что-то имя Руслан? – складывает пальцы домиком. Дамблдор хуев. – Конкретнее. В мире слишком много Русланов, – а мозг на автомате перебирает всех людей с этим именем, которых он знал. Игнорит намеренно одну конкретную личность. – Тушенцов. Ступор. Ахуй. Ладони вспотели, а глаза забегали. При чем тут он? К чему вообще вся эта хуйня? После выпуска мы не виделись. Я уехал в Питер, контакты с ним разорвались, и я, кажется, совершенно забыл про его существование. По крайней мере попытался. – Ну допустим говорит, – руки на груди скрещиваю, брови к переносице сводя. Сразу разозлился. Это та тема, о которой говорить не хочется. – Расскажите все, что знаете. Это важно. Поняв, что ситуация действительно важная, я переступил через себя.

***

Руслан всегда мальчишкой странным был. Дергался, из-за болезни какой-то, кажется, Богу молился, после школы сразу домой бежал. На полях его тетрадок вечно рисунки странные появлялись. Не общался ни с кем и вел себя, как отшельник. Его шугались даже. А я? А что я? А я с ним дружил. Началось давно. Случайно как-то. На дежурство вместе оставили, вот мы и забратались. И я не пожалел. Он оказался интересным человеком, с которым можно порассуждать на важные темы, получить какую-то поддержку и в целом неплохо провести время. Одна проблема – о себе он ничего не рассказывал. Совершенно. Это не то, чтобы проблема, просто ни помощи ему не оказать, ни поддержки в случае чего… А она ему нужна была явно. Мать у него ебнутая, что пиздец. Я ее на собраниях видел пару раз. Бешеная блядота. Руслану тяжело приходилось, это правда. И я хотел ему помочь, но он отказывался вечно. С ним даже поговорить откровенно было тяжко. Да и поговорить в целом. Только если на переменах. У него то художка, то он домой бежит… Странное поведение. Правда, один раз, классе в девятом, мне удалось его на ночевку заманить. И это, пожалуй, нас безумно сблизило. – Ма-ам, к нам мой друг на ночевку зашел, ты ж не против? – втягивая в темную квартиру Тушенцова, я стягиваю излюбленные кеды. Даже по снегу в них гоняю. А мама злится, но так по-доброму. Квартира встретила уютом. Несмотря на заваленный шкаф, мусор у выхода, который я благополучно забыл выкинуть утром, темный, страшный коридор, который пугал еще в далеком детстве, все равно все кажется таким теплым. Мне нравилась моя старая квартира в детстве. Даже очень. Вернуться бы, да не могу. Увы. – Не против, не против, дорогой, – с кухни донесся родной голос. В доме приятно пахло чем-то вкусным. Мясом по-французки, кажется. Аж слюнки потекли. – Пойдем, я вас познакомлю, – я обернулся на Руслана, который держал в руках ботинки и куртку с шапкой. Боялся положить куда-то. – Русь, ну ты что стоишь. Давай, я повешу. Ты пока на кухню иди. – Дань, можно я тебя подожду? Мне страшно, – отдавая мне одежду тихонько шепчет он. Глаз залипает – видно, что волнуется. – Хорошо, как скажешь, – губы в улыбке дрогают. Одежда оказывается на вешалке. Обхватив запястье чужое, тяну его на кухню. Зайдя внутрь, подхожу к матери, что суетится на кухне. Чмокнув ее в щеку, оборачиваюсь – Руслан стоит, переминаясь с ноги на ногу и теребя рукава свитера длиннющего. Жалеет, что пришел, кажется. – Мам, это Руслан, друг мой, – рукой указываю на него, подбадривающе улыбаясь. – Здравствуйте, – испуганно говорит Тушенцов, поджимая сухие, искусанные в кровь губы. – Привет-привет, – она оборачивается, отходя от плиты. Вздыхает пораженно, руками всплеснув. – Руслан! Ты такой худой! Тебя дома хоть кормят? А мне за нее почти стыдно стало. Зачем на этом внимание заострять? Да и нормального он телосложения… Наверное. – Кормят, – коротко отвечает он, поднимая глаза на маму. Мне захотелось рукой лоб пробить от этого. – Ну хорошо. Идите в комнату, я позову, как ужин будет готов, – улыбнувшись, она возвращается к готовке. Я Руслана за собой вновь утягиваю, в комнату заводя. Даже убрался сегодня. Вот честь какая. Тушенцов благодарен должен быть, но это не важно уже. Помещение покрыто полумраком ввиду закрытых занавесок. Сквозь них, конечно, просачивается немного света, который тоненьким лучиком падает на середину комнаты. Дверь с тихим стуком закрывается. Я оборачиваюсь. – Что делать будем? – Руслан улыбается, садясь на стул. Хоть что-то сделал без разрешения. Это умилило. Обычно он обо всем спрашивал. И речь даже не о банальном вопросе про ручку и прочую канцелярию, которая регулярно забывается. Буквально обо всем. Можно ли со мной сесть, не против ли, что он стоит рядом, пока я курю или скатываю домашку на подоконнике. – А ты что хочешь? – я плюхаюсь на аккуратно заправленную кровать, руша всю идилию. Ну и ладно, Руслан ведь уже убедился, что я порядок поддерживать могу. – Можем в плойку поиграть… А, ну, вроде все, – пожимаю плечами. Развлечений действительно больше нет. Скучно, но что ж поделать. – Ну, давай поиграем, что уж там.

***

Игра шла хорошо. Победы были примерно равными, хотя Руслан говорил, что никогда до этого не играл. Пиздит, кажется. Иногда я психовал, чуть ли не переламливая джойстик напополам. А дружок мой рядом сидел, своими огромными карими глазами мне в душу смотря и улыбаясь невинно. – Дань, ну ты чего злишься-то? Это ведь просто игра, – чувствуя теплую руку на плече, гнев сразу уходит. Я бросаю джойстик на пол, выдыхая. Действительно разошелся. – Мальчики, –дверь открывается. Тушенцов руку отдергивает, оборачиваясь. Мама вошла. – Я в магазин сбегаю, ладно? У нас макароны закончились, а я их к мясу отварить хотела. Дом не разнесите, пожалуйста, – со смехом она уходит. Сразу чувство вседозволенности появилось. Я за сигаретами полез в рюкзак. Дешманские какие-то… Слыша поворот ключей в дверной скважине, чиркаю зажигалкой, поджигая табак и затягиваясь. Руслан с неодобрением смотрит. – Ну чего? – вымученно спрашиваю, вставая и к окну подходя. Раздвинув шторы, открываю окошко, чтоб не воняло. – Опять ты куришь… – губы обиженно дует, как девчонка. Я невольно улыбаюсь. – Ну зависимость у меня, что поделать? – очередная затяжка сопровождается хриплым кашлем. Краем глаза замечаю, как тело чужое поднимается. Спустя пару секунд оно оказывается возле меня и, вырвав из рук не до конца докуренную сигарету, выкидывает в окно. – Сука, Руслан! – в окно выглядываю, наблюдая за тем, как бычок на снег приземляется. Оборачиваюсь, хмурясь. А виновник сему ухахатывается. Весело ему. – Пиздец тебе, Тушенцов, – я ближе подхожу спешно, а он юркает под рукой. Жучара ебаный. Так и бегаем по комнате, как дебилы. Туда сюда, друг от друга. Я в итоге догоняю, в угол всем телом зажимая. Он смеется, притворно сжимаясь, мол, боюсь. – Все, все, Дань, хватит! – на плечах чувствую руки. Снова. Руслан таким открытым бывает редко, и оттого это пиздец, как ценно. Я улыбаюсь, по макушке его трепля. Он улыбается, на меня кидаясь. Я от такого в ступор впал, отходя на шаг назад. – Блять, ты че, – я под руки его хватаю, в ногах сгибаясь, пока Тушенцов на шее висит, все так же хихикая по-идиотски. Пытаясь кинуть его на кровать, он на себя тянет, и я сверху приземляюсь, еле-еле успевая расставить руки, чтобы не придавить Руслана всем телом. А он улыбается, в глаза смотря. А у меня щеки от такого алеют. – Ты как помидор, – руки на щеки лезут. Глаза бегают от шеи до бровей, лишь бы не останавливаться ни на чем. – Боишься меня чтоль? – хмыкает. – Нет, ты че? – Ну-ну, – секунда и я чувствую, как чужие губы касаются моих. В глазах темнеет сразу. В черепной коробке резко стало пусто. Лишь фейерверки яркими вспышками из под прикрытых век вспыхивают. Поцелуй мокрый, смазанный. Руслан инициативу у себя держит, вжимаясь пальцами в горящие щеки. А я двинуться не могу, прибываю в полнейшем шоке и лишь отзываюсь на чужие действия. Он отстраняется. Мокрые губы проезжают по нижней, спускаясь до подбородка. Тушенцов всем телом на кровать обратно падает, открывая смущающую картину. Он красный, чуть приоткрытые, сухие, до этого губы стали явно влажнее, веки чуть опущены. – Русь, ты че? – дышу сбито, в глаза напротив пялясь. А те азартом блестят. – А ты типа сильно против, – отвечает тихо, но с тем уверенно. – Ты же вроде… Ай, ты прав, – я опускаюсь, в шею чужую тычась и проезжаясь губами по разгоряченной коже. Слышу тихий вздох сверху. Напряжение где-то внизу растет. Я смущаюсь невыносимо, пока Тушенцову, кажется, все невпервой. Он поразительно спокоен, насколько это возможно. – Долго еще тянуть будешь? – на выдохе произносит, губы поджимая. – Блять, какая муха тебя укусила-то? – я выпрямляюсь, лезу руками под свитер, зон чувствительных касаюсь, все больше вздохов выбивая. Ответа не получаю, да и не нужно. Руки запускаю под чужие джинсы, цепляя белье и стягивая все разом. Рукой шарю под кроватью, почти опустевший тюбик смазки доставая. Дрожащими руками открываю, обильно пальцы смазывая и, ноги Руслана на плечи закинув, входя аккуратно. Дрожь чужую ощущаю, второй палец проталкивая. Растягиваю бережно, по бедрам поглаживаю, успокаивая, пока снизу всхлипы и хриплые постанывания слышатся. Тушенцов мечется, руками хватается за одеяло, губы кусает, глаза закатывает. Явно первый раз, так почему он решил взять инициативу на себя? Потом выясню обязательно. Спустя время пальцы с тихим хлюпом выходят. От метания по простыням волосы чужие взъерошились симпатично. Улыбка вновь на лице появляется. – Дань, ну хватит уже, – повернув голову вбок пищит Руслан, жмурясь. Я лишь улыбаюсь, расстегивая ремень на брюках и опуская их к щиколоткам. Остатки смазки еле-еле выдавливаю, размазывая по всей длине уже давно вставшего, ноющего члена. Ноги чужие все еще держа на плечах, аккуратно в теплое нутро толкаюсь, выбивая из Тушенцова новый, более звучный стон. Он руки на плечах сжимает, жмурясь. Рукой провожу от скулы до взмокшей, чуть кудрявой челки, спавшей на лоб. Пробно двигаюсь, выдыхая тяжко. Волна удовольствия по телу проходится, заставляя теперь уже меня дрожать. Руслан подо мной дышит прерывисто, не стонать пытается, а оно и ясно – мама-то в любой момент вернуться может. Не услышать ее возвращение может дорогого стоить. Движения со временем ускоряются, вздохи снизу становятся чуть громче, а удовольствие возрастает в геометрической прогрессии. Член с пошлыми хлюпами двигается внутри обжигающе горячего тела, заставляя с ума сходить от месива чувств. Не смотря на открытое окно жарко невыносимо. Еще мгновение и я, кажется, задохнусь. Чувствуя, что разрядка близка, я выхожу резко. Через пару движений рукой кончаю на чужой впалый живот, тяжко дыша. Руслан заканчивает следом, краснея, как помидор. –Так что в итоге… Блять, – слышу звук поворота ключей в скважине. Мама пришла.

***

Детективу пришлось рассказать все. Я поправляю очки, глядя на то, как он записывает что-то у себя в блокноте. – А чего с ним случилось, кстати? – спрашиваю, поднимаясь на ноги и собираясь ехать обратно на студию. – Убийство.