i fell in love with a war

Ханзо просыпается. Чувствует себя разбито — с трудом открывает глаза и поднимает голову. Чувство такое, будто она раскалывается на части. По кусочку: медленно и верно. Он щурится, пытаясь привыкнуть к яркому свету. Руки и шея затекли от того, что Ханзо все это время провел в одной позе, уснув за столом на кухне. Затем он чувствует тяжелую руку на своем плече — Ханзо растерянно смотрит на Кэссиди. Тот ему в ответ только улыбается. Едва заметно, снисходительно. Ханзо испытывает смесь из искренней признательности и горького стыда, с трудом выпрямляется. Коул убирает руку. Он не помнит, в какой момент он решил уснуть за кухонным столом. Когда Ханзо проснулся посреди ночи в первый раз — в голове было слишком много всего, чтобы вновь уснуть. И оставаться в комнате было совсем невыносимо — было душно и жарко. Кэссиди будить лишний раз не хотелось. В конце концов, Ханзо привык справляться с этим самостоятельно. Потому, первым делом вышел на улицу, в надежде это что поможет очистить разум и успокоиться. Долго смотрел на море, несмотря на холодный северный ветер. Стоял, пока совсем не замерз — возвращаться обратно в кровать все еще не хотелось. — Не самое лучшее место для сна ты выбрал, — говорит Коул тихо. Голос у него хриплый, уставший. Он кивает в сторону чайника — Чаю? Поначалу Ханзо хочет отказаться, но по итогу лишь молча кивает. Он старается не думать, почему Коул вообще сейчас был здесь. — Опять кошмары? — спрашивает Кэссиди, стоя к Ханзо спиной. Тот не отвечает. Ханзо пытается не думать о том, что из-за звука, с которым нагревается чайник, голова болит еще больше. Вместо этого смотрит на Кэссиди, наблюдая за тем, как тот готовит. Многое хотелось сказать сейчас, но ни одно слово не казалось подходящим. — Не хочешь поговорить об этом? — Коул ставит чашку с чаем перед Ханзо. Он недолго думает, прежде чем достать еще одну и сделать себе кофе. — Разговоры обычно помогают. — Нет, — отвечает он, обхватывая горячую чашку руками. Она слишком горячая, чтобы хвататься за нее вот так, но Ханзо терпит. Это помогает отвлечься. — Может, позже. Кэссиди лишь вздыхает, присаживаясь рядом на соседний стул. — Может быть, — повторяет он за ним тихо. Они оба прекрасно понимают, что это неправда. Ханзо давит в себе странное и стыдное желание извиниться. Дальше они сидят в тишине. Ханзо не ждет, пока чай остынет, по итогу обжигая не только руки, но и внутренности. Он даже не вздрагивает. Задумывается невольно о том, что за все то время, что они вместе, Коул определенно научился заваривать чай, специально для него. Эти мысли, почему-то, обжигают также сильно. Кэссиди в это время сосредоточенно рассматривает свой кофе, делает пару глотков и затем вновь упирается взглядом в содержимое кружки, будто бы ждет, что ответы всплывут на поверхность — словно это был глупый магический шар для предсказаний. Вид у него был несчастный. Ханзо же смотрит на Кэссиди и вместе с сожалением к нему приходит горькая мысль о том, что все это с самого начала было не самой хорошей идей. Ханзо любил Коула, но прекрасно знал, что многими вещами лучше всего наслаждаться на расстоянии, ведь когда он к ним приближался — они неизбежно разрушались. И несмотря на все, Ханзо дал этим отношениям шанс. Пускай и знал, что это их только погубит. Что все это по итогу приведет туда, где они и оказались. И пускай Коул все еще улыбался ему по утрам, оставлял поцелуи перед сном и заваривал вкусный чай в такие ночи, как эта — улыбка с каждым днем становилась натянутой, поцелуев было меньше, а чай уж слишком горячим. В конце концов жизнь не была сказкой — никакие поцелуи и слова о любви не могут починить то, что было сломано уже очень и очень давно. Проходит некоторое время, прежде чем Кэссиди поднимается со своего места, выливает остатки кофе в раковину, видимо устав искать в нем ответы. Ханзо встает следом, оставляя свою опустевшую кружку рядом с раковиной. Ему хочется положить руку на чужое плечо, оставить поцелуй на щеке, сказать что-нибудь. Но голова тяжелая из-за плохого сна и всех тех мыслей, что скопились неподъемным грузом — и все что он может сейчас, это стоять рядом, не в силах прикоснуться и просто смотреть. Коул еще пару секунд смотрит на остатки кофе в раковине, прежде чем повернуться к Ханзо и опять улыбнуться. Нежно. Аккуратно. Вымучено. — Готов попытаться уснуть еще раз? — спрашивает он, заправляя прядь черных волос Ханзо за ухо. Лучник в ответ прикрывает глаза на мгновение, лишь кивает в ответ. В комнату они возвращаются все также молча. у Ханзо нет желания разговаривать, а Кэссиди чувствует что никакого смысла в разговорах уже нет. В комнате все также темно — до кровати добираются наугад, не включая свет. Они желают друг другу спокойной ночи и Ханзо правда на это надеется. Уже в кровати, он поворачивается спиной к Кэссиди и тот обнимает его, прижимая к себе. Тяжесть чужой руки кажется Ханзо невыносимой, но он ничего с этим не делает, думая о том, что, видимо, никогда к этому не сможет привыкнуть. Долгое время Ханзо не может уснуть, продолжая думать о том, что чужая любовь оказалось слишком обжигающей. Он прислушивается к чужому дыханию, чувствуя себя несчастным. Возможно, это была одна из тех привычек, от которых было отказаться сложнее, чем изначально казалось. Ведь он так привык быть несчастным, что и не получалось уже жить иначе. Даже когда он был окружен людьми, что о нем искренне заботились. Даже когда ему дают все шансы на хорошую жизнь. Ханзо слишком сильно привязался к своему несчастью и никакие слова и поступки не могли это исправить. Словно жвачка - он растягивает все эти липкие и противные мысли в голове, наблюдая за тем, как они его поглащают. Медленно и верно. Как самое настоящее сокровище, он любуется ими перед сном, задыхаясь в собственных чувствах. Тяжело вздохнув, он наконец решается закрыть глаза. Ханзо знает, что если ему вновь приснится кошмар — Коул обязательно его разбудит, будет говорить всякие глупости, чтобы успокоить и обязательно улыбнется. И Ханзо знает — в чужих глазах он увидит только усталость. Он засыпает.