Шип и рык

Нельзя сказать, что это прямо запрещено. Из-за шизы и убеждений своих опекунов Антон поступил в Хогвартс на два года позже, так что сейчас, в выпускном классе, ему за двадцать, получается, с возрастной точки зрения проблем быть не может. С ориентационной точки зрения неприятности тоже исключены — у них есть даже преподаватели одного пола, которые состоят в открытых отношениях. Но в совокупности все это выглядит как то, что принято скрывать. Можно было бы, конечно, забить на мнение окружающих и вести себя в коридорах школы как «традиционные» парочки, но будто бы это им не так сильно нужно — ходить за руку при всех и в открытую транслировать «это мое». Куда более волнительно искать укромные уголки и целоваться до саднящих губ, пока в паре метров проходят учащиеся и преподаватели. Куда более страстно тайком пробираться в ванную старост ночами и утопать там в пузырях и друг друге. Куда более ценно гулять по холмам и окраине леса, когда вокруг — ни души, только чужая ладонь в своей и свист ветра. Но иногда — самую малость — становится завидно, когда они даже «тыкать» друг другу не могут при всех, а некоторые парочки в выпускном классе чуть ли не пожирают друг друга на глазах у всех в Большом зале. «На столах столько всего вкусного, а она выбрала остатки индейки на его усах. Отвратительно, мне кажется». Антон давится от смеха прямо в бокал с тыквенным соком, видит удивленный взгляд друга, который, разумеется, не понимает причину его веселья, и делает несколько глотков, чтобы отвлечь от себя внимание. Арсений показал ему эту штуку где-то на пятом свидании. Такому волшебнику, как Попов, даже самые сложные заклинания всегда давались с лёгкостью, а обратная версия Легилименс и вовсе получалась лучше преподавателя в учебные годы. Поэтому с первых их встреч Арсений пускал Антона в свое сознание, транслируя ему в голову свои мысли даже на расстоянии. Как сейчас, например, когда они, как и часть зала, залипают с некой неприязнью на одну парочку из Пуффендуя. Казалось бы, любовь, но выглядит как-то некомфортно — ладно бы за закрытыми дверьми, но на глазах у десятков человек… «Поразительно, что их декан ничего не предпринимает. Пожалуй, нужно отвлечь Диггори от созерцания его дамы сердца из Когтеврана и обратить его внимание на то, что творят его ученики». Антон бросает взгляд в сторону преподавательского стола и видит, как Арсений едва заметно ему подмигивает. Разумеется, некоторые их подозревают, потому что хоть они и стараются на публике вести себя максимально тактично и учтиво, взгляды утаивать не получается. Особенно когда Арсений по школьным привычкам довольно строго относится к ученикам с Гриффиндора и, продолжая дело профессора Снегга, нещадно штрафует их за любую оплошность. После каждого «минус десять очков Гриффиндору» Антон смотрит пристально и угрожающе, что значит «я настолько буду снизу, что ты начнёшь умолять об оргазме». Это, кстати, тоже стало важной частью их отношений, потому что белый и пушистый с виду Антон — буквально кудрявый с огромными зелёными глазами и нежными пухлыми губами — в постели вытворял такое, что маггловские фильмы для взрослых превращались в мультфильмы рейтинга 3+. Арсению сразу понравилось то, что Антон никогда не скромничает и говорит в открытую о своих желаниях. Собственно, именно он и был инициатором их первого поцелуя. Арсений как сейчас помнит: очередной матч по квиддичу, Гриффиндор против Пуффендуя, очень напряжённые последние три минуты, когда стояла вся трибуна, а Арсений ни на секунду не выпускал из вида любимого игрока. В итоге — снитч у ловца «жёлтых», но «красные» обгоняют на десять баллов по забитым квоффлам, так что победа у Гриффиндора, и Арсений только заходит за трибуны, как его утаскивают под них, впечатывают во влажную от дождя деревянную перекладину и целуют так отчаянно, что все предыдущие партнёры и поцелуи стираются эффективнее чем под Обливиэйт. Даже с учётом небольшой, но всё-таки разницы в возрасте, проблем со взаимопониманием у них нет. Антон понимает должность Арсения, все его обязанности и, как следствие, загруженность, так что более чем адекватно относится к тому, что личных встреч у них не то чтобы много — то подготовки, то проверки, то дополнительные. Но он гордится своим парнем и тем, чего он добился в своем возрасте, так что никаких претензий и недовольств. Арсений же прекрасно помнит себя в этом возрасте, в этом учебном году, слишком живы все воспоминания о подготовке к экзаменам, тренировки по квиддичу, влюбленности, побеги в Хогсмид, открытие тайных проходов в Сладкое королевство, так что в Антоне он видит самого себя несколько лет назад, и в этом есть свое очарование. «Сегодня как обычно?» Антон переводит взгляд на стол преподавателей и едва заметное кивает, ловя адресованную только ему слабую улыбку.

⌁☍

— Ещё полгода, — Антон лопает пузырь на носу Арсения, и тот смешно морщит его. Неудивительно, что его патронус — лис. — И уедем в Румынию изучать драконов. — Звучит как анекдот, — ладони Арсения покоятся на его талии, пока Антон балансирует в воде на его бедрах и неторопливо намыливает его шею и грудь. — А почему не в Министерство? Ты так долго хотел быть мракоборцем. — И умереть до тридцати? Точно нет. Я скорее буду новым Скамандром и начну нелегально возить по всему миру чемодан с животными. — Знаешь же, что уже все не так критично. Наш лесник спокойно себе имеет за территорией зверинец. Так что не обязательно… — Антон затыкает его поцелуем, и Арсений охотно замолкает, потому что это — самое эффективное средство заставить его перестать душнить. Без грубости, ссор и открытых выяснений отношений. Антон поглаживает его плечи, мягко касаясь его губ, потом отодвигается и дёргает влажной челкой. — И не будет больше необходимости скрываться. Я говорил, да, что мне это не особо важно, но, Мерлин, порой это так странно… — он ведёт кончиками пальцев по его груди, рисуя каплями, — сидеть на тебе вот так ночью, а днём на занятиях обращаться как «профессор». — Отличная ролевая игра. Разве нет? — Весьма, сэр, — Антон слегка мурлычет и улыбается. Он сейчас такой спокойный, расслабленный, разнеженный от теплой воды, пены, пузырей и прикосновений Арсения, что и впрямь похож на ласкового кота — так и тянет погладить за ухом. И не скажешь, что этот котенок может сжать шею и так двигать бедрами, что член потом будет болеть несколько дней. Арсений легко касается его скулы, чувствуя, как Антон инстинктивно подаётся к руке, и улыбается. — Ты же знаешь, что я люблю тебя? Антон сдвигает брови. — Что за настроение? Ты собираешься сказать что-то важное? Тебя переводят? Ты уезжаешь? Нас раскрыл директор и теперь у нас проблемы? Твоя чистокровная родня не захотела, чтобы ты был с полукровкой, так ещё и парнем, и… — Эй, — Арсений обхватывает ладонями его лицо, — разве мое признание — это не что-то важное? Вот сейчас обидно стало. — Просто неожиданно. Я тебя тоже люблю, Арс, — он прижимается лбом к его лбу и прикрывает глаза. — Точно все в порядке? Ты все можешь мне рассказать. Вообще все. Мы все решим и со всем справимся. — Знаю, волшебный мой, — Арсений целует его в лоб. Поцелуй сползает ниже, как и руки, как и пульсация в теле. Антон подаётся ближе, приподнимается и мутно смотрит на Арсения, который кладет ладони на его ягодицы и разводит их, помогая насадиться. С губ срывается стон, он впивается пальцами в его плечи и двигает бедрами, пропуская член в себя до конца. Внутри бухает с такой силой, словно вся совятня всполошилась, взгляд отвести невозможно — у Антона его собственный омут памяти, такой же синий и глубокий, и в нем все воспоминания — про свет, любовь и доверие. Антон жадный до касаний, поэтому он тянется ближе, нарывается на поцелуй, мокро, требовательно, почти отчаянно, словно у них мало времени, и слабо стонет, когда ощущает ладони на своих лопатках. Арсений буквально впечатывает его в себя, чуть ли не укладывая на грудь, толкается тазом навстречу, набирая скорость, и ловит губами каждый сбитый вдох. Несмотря на то, что у них бывают и приступы грубого секса, это все равно каждый раз про занятие любовью, даже если тело липкое от пота, а все вещи в комнате левитируют от их взаимной магии, их близость всегда про заботу, комфорт друг друга и чувства. За почти год отношений они перепробовали столько, что могли бы написать книгу об использовании магии во время «плотских утех». Но даже и без магии каждый их раз ощущается особенным. Даже сейчас — просто они вдвоем и ванная с разноцветными пузырями. Антон не отрывается от его губ ни на секунду, то целует, то кусает, то стонет и наращивает скорость, скользя на его члене все быстрее и быстрее. — Скажи что-нибудь… — Волшебный мой… Самый невероятный… Невозможно красивый и безумно любимый, — у Арсения все слова готовы, потому что делать комплименты своему любимому студенту для него привычно и без всяких просьб. Потому что он действительно такой. Нет, бывают моменты страсти, когда Антон рычит в постель и рвет зубами ткань на подушке, совершенно блядски раздвигая свои ноги и елозя задницей, и тогда по настроению и взаимному желанию он превращается в «похотливого грязного мальчишку», и они сыпят подобными выражениями и словами, не испытывая никакой неловкости. Слишком обнажены друг перед другом душевно. Но сейчас — только щемящая нежность и необходимость друг в друге.

⌁☍

— Отвечаю, он пидор! — Уизли так и брызжет слюной. — Снять мне баллы за то, что я отправил Кате самолётик о том, что я ее люблю! Ну пидорас же! Гостиная согласно гудит, Антон и застаёт ее в таком состоянии, вернувшись после тренировки. Кидает вещи в кресло и подходит к остальным, пытаясь понять, в чем суть разборок. — О чем речь? — Да Попов, — Дима кривит губы. — Снял нам двадцатку за ерунду. Как же меня достали его придирки до нас. Ему кто-то не дал из Гриффиндора, когда он учился? И теперь он отыгрывается на всех? Антон подавляет смешок, потому что прекрасно Гриффиндор ему даёт и дело вовсе не в этом, и выгибает бровь. — Как я понял, ты на контрольной что-то куда-то отправил. — Но не ответы же. И даже не своей группе. Катя вообще с Когтеврана. И я на тот момент уже все сделал и сдал. А он все равно доебался. Студенты снова поддакивающе мычат. — Но все же, — Антон вздыхает. Порой обелить Арсения и правда нелегко, но он физически не в состоянии слышать, как остальные поносят его. — Ты мог подождать окончания занятия. — Душнила, — Уизли разворачивается и, зацепив его плечом, уходит. Антон игнорирует взгляды остальных студентов и забирается на подоконник, пододвинув ближе волшебные шахматы. Он понимает и гнев Димы, и недовольство Арсения, но порой все сложнее принимать чью-то сторону. На него и так косо смотрят, когда он начинает заступаться перед всеми за профессора, но иначе у него не получается — он не может отмалчиваться, когда его кроют последними словами. Даже если по делу. Даже если перегнул палку. Это все равно Арсений, он все равно его парень, а в отношениях есть негласное правило: при всех ты на стороне своего человека, что бы ни происходило, а дома можно уже тет-а-тет обсудить, кто и где был неправ. Правда, в их понимании «дома» — это ванная старост или Выручай-комната, о своем личном месте можно только мечтать: Антон с семьёй общается только летом и то предпочитает быть на каникулах у друзей (а прошлый август провел с Арсением на съёмной квартире, пока они случайно не увлеклись и не затопили ванную). Вообще Арсений, как и остальные педагоги, предпочитает летом оставаться в Хогвартсе, потому что у него там свой кабинет, все вещи, нет необходимости куда-то уезжать, но для них это был не вариант — слишком рискованно. В своих мыслях Антон пропускает мат и с тоской смотрит на то, как волшебная ладья уничтожает его короля. Сгребает осколки фигурок и закрывает коробку, после чего тянет к себе плед из кресла, кутается в него и прислоняется к стеклу, глядя в окно. Снег мелкими хлопьями покрывает небо, и Антон слабо улыбается. Он обожает зиму, особенно ту ее часть, когда снежно и пушисто — детские ассоциации со сказкой и магией. Ещё до знакомства с Хогвартсом с ним случались разные необъяснимые моменты, которые в итоге упирались в очевидное — он волшебник. Его родители не были до конца уверены и предпочитали скрывать свое прошлое, чтобы по возможности оградить сына от ответственности в виде особых способностей, но после того, как Антон одним взглядом разбил все стекла в доме, когда вернулся после неудачного свидания (если прогулку двенадцатилеток можно так назвать), родители поняли, что тянуть и дальше нет смысла. И сейчас, сидя в гостиной Гриффиндора и глядя на то, как совы ютятся в окне совятни, Антон понимает, что не представляет свою жизнь иначе.

⌁☍

— Экспели…анус! Антон поворачивает голову и непонимающе смотрит на Арсения, который сидит у подушек позади него и играет с палочкой. Волшебной. Своей деревянной волшебной палочкой. — Боюсь даже представить, что ты имеешь в виду. — Да слышал, как мелочь так баловалась, — бормочет Арсений. — Коверкали заклинания на разный подобный манер, и эта версия почему-то зацепилась в голове. Арсений смотрит на Антона, который лежит в другой части кровати перед ним в задравшейся футболке и коротких шортах. Издевательство, не иначе. — Почему-то. — Почему-то. Антон усмехается, снова косо смотрит на Арсения через плечо и игриво покачивает бедрами, прекрасно зная, что нарывается. Точнее как — скорее намекает, заигрывает, предлагает. Синие глаза сужаются, и Арсений откладывает палочку в сторону. Судя по тому, как дыхание в момент сбивается у обоих, они настроены на что-то яркое. Антон чуть подбирается, приподнимаясь на локтях, и через плечо наблюдает за тем, как Арсений ложится на живот и целует его поясницу. — Арс… Антон следит за ним до тех пор, пока его шорты не стягивают до коленей, и тогда роняет голову вниз, уткнувшись в покрывало. Стеснение вызвано не столько смущением, потому что чего тут смущаться и кого, это где-то на уровне каких-то внутренних моральных правил — немного неловко. Он невольно поднимает бедра, когда ощущает, как Арсений вжимается лицом между его ягодиц, и шумно дышит, чувствуя, как тот скользит языком по ткани белья. — Профессор, какие у вас… методы преподавания, — бормочет он, кусая губы. — Зато точно никто не скажет, что я плохо владею языком, — со смешком отзывается Арсений и снова ведёт языком по ложбинке, вызывая мурашки по всему телу. Антон прогибается в спине, покачивает бедрами, подаваясь назад, и улыбается. Ему так хорошо сейчас, так нежно, горячо и при этом осторожно, что бросает в жар. Чужой язык обводит анус, приклеивая к нему ткань, и потирается настойчиво и напористо. Терпеть не получается совершенно. Антон вообще нетерпелив, особенно когда это касается ласк Арсения, который на них никогда не скупится и слишком хорош во всех этих «амортенционных» делах. Поэтому он сам тянет белье вниз, показывая, чего ему хочется, заводит руку назад и давит Арсению на затылок. Антон не из тех, кто будет ходить вокруг да около: хочется — он покажет. И все сужается до одного языка, который неторопливо, но напористо начинает вылизывать его, то лаская снаружи, то скользя внутрь и заставляя дрожать. Арсений поглаживает его поясницу и мягко массирует бедра, продолжая скользить в нем языком, иногда отрывается, чтобы вдохнуть, и снова прижимается к нему губами. Антон негромко постанывает, слишком привыкнув, что им нужно быть тише, и невольно вспоминает их недавние разгоны под сливочным пивом о том, что когда-то знаменитые близнецы Уизли придумали магазин волшебных вредилок, а им хочется придумать волшебный секс-шоп с разными заговоренными игрушками. Идея сумасшедшая, но, по ощущениям, настолько прибыльная, что они даже набросали какие-то варианты. Додумать Антон не успевает, потому что в дверь стучат. Арсений застывает, легко шлепает его по бедру, зачем-то напоминая, что нужно быть тише, соскакивает с кровати и подбегает к двери. — Д… директор? — голос Арсения становится тонким. — Чем обязан в такой час? — Хотел попросить вас взять группу завтра на замену профессору Корни, он не справится с Плотоядным сорняком, в лазарете занимаются его пальцами, но сомневаюсь, что это займет одну ночь. — Да, конечно, без проблем, — Арсений нервно поправляет волосы и трёт припухшие красные губы. Глаза директора обегают всю его фигуру от горящих азартом глаз до натянутой ткани штанов на бедрах, которую профессор сразу же тянет вниз, покраснев. — Надеюсь, вы и ваш студент не слишком злитесь на меня за то, что прервал, — в старых глазах пляшут смешинки. — Доброй ночи. — Ночи… доброй, — Арсений провожает его взглядом, закрывает дверь и сползает по ней, глядя на Антона, укутавшегося в покрывало так, что видно только горящие глаза и кончик красного от стыда носа. — Мерлин…