Во всех Вселенных

Они были такими разными, гриб и водоросль. Но невзирая на различия, они любили друг друга так сильно, что слились в нечто совершенно новое. Они породили новую жизнь. Оленю было все равно на примитивную любовь. Он соскаблил лишайник с ветки и неторопливо просмаковал между зубов. Человек смахнул мокрые колечки волос со лба. Знойное солнце проникало под бронзовую кожу, блестящую от пота, и застревало там до ближайшего сезона дождей. Второй, не менее нагой и загорелый, взметнул самодельное копье. Они охотились на рыбу. Прохладные воды реки омывали щиколотки, серебристые плавники проворных рыбок пускали блики в мелководье. Обоим людям нравилось рассматривать красивые камешки, обточенные течением, и колышущиеся плети растений, но на охоте не позволено отвлекаться. На берегу скопилось несколько рыбин, которые разделит их семья. Маловато, им нужно больше — Э! Тот, что выше и с более короткими волосами на голове, указал копьем на медленно подплывающее в их сторону бревно. Крокодил. Другой человек закричал, надеясь отпугнуть хищника, и отступил назад. Сегодня они вернулись домой раньше. Без рыбы, но зато живые. — Благодарю всей душой. Почесав рыжеватую бороду, философ принял кубок с вином. Несколько лет назад он прибыл в Грецию из Рима, но так и не нашел себе места лучше, чем бочка, из какой век назад разглагольствовал Диоген. — Как славно, что ты не выбрал скитаться по лесу, — проворчал его друг, хозяин винной лавки. — Был у нас один такой. — Уйди я в лес, — философ сделал могучий глоток, и часть питья пролилась на бороду. — Не смог бы наслаждаться дивным вином и столь же дивной компанией. Статный мужчина поправил платье и не постыдился сесть на покрытую песком дорогу, у которой мостилась полуразрушенная бочка. Недавно прошел дождь, и с размокших кусов досок капало. — Лесть не спасет тебя, — сказал он. — За вино и компанию полагается плата: я требую продолжения рассказа о том, как мягкий мрамор твоего тела получил столько рассечений. — Это меньшее, что я могу для тебя сделать. Мрак ночи никак не рассеивался. Два волка рыскали в лесной тьме, задирали морды к небу, но тучи упрямо прятали полную луну. Неподалеку мелькала тень гордого оленя, под редкими сугробами шуршали грызуны, но волкам не было до них дела. Где луна? Куда она подевалась? Нерасторопными прыжками они выскочили из-под ветвей деревьев, один за другим. Им нравилось дурачиться, гоняться друг за другом и играючи кусаться. Но лес оборвался не просто так, игры пришлось прекратить — они оказались на опасно высокой скале, где не было ничего, кроме камней и засохших побегов плюща. Один из волков, принюхиваясь, медленно приблизился к краю и оглядел простирающийся до горизонта сосняк. Второй, след в след, ступал позади. Неожиданно свинцовых тучах возникла прореха, и янтарно-желтый лунный луч ударил в звериные глаза. Синхронно, повинуясь порыву инстинктов, волки задрали носы и протяжно завыли. — Сиди ровно, — сквозь зубы попросил скульптор. — Учи анатомию, — усмехнулся его друг, согласившийся побыть моделью. — Микеланджело лепит по памяти. — А я не Микеланджело, — скульптор пригрозил ему стамеской. — Я всего лишь Сириус. — Это не должно мешать твоей мотивации. — Договоришься, и я изуродую тебе нос. Сириус демонстративно приблизил инструмент к гипсовому лицу. Его друг подкатил глаза и, вздыхая, тронул покрытую рваными шрамами щеку. — Ни капли жалости в тебе нет. Четыре крысы под полом, весело попискивая, катали между собой украденный крекер. Они только что удрали от полосатой кошки со смешными отметинами вокруг глаз и радовались победе. Швейная машинка резко прекратила тарахтеть, и в помещении повисла непривычная тишина. — Вы просто смотрите или ищите что-то конкретное? Сириус оторвался от пошива сюртука и поднялся со своего рабочего места в углу зала. Когда звякнул дверной колокольчик его магазина, он не обратил на посетителя особого внимания: за сюртуком вот-вот придет заказчик, а на боку, как на зло, разошелся потайной шов. Но увидев нескладного паренька-оборванца, которому покупки изысканных изделий явно не по карману, заподозрил что-то неладное. — Я от профессора, — тихо сказал бедняк, опуская взгляд. — За заказом. Он был неказист и от него пахло дешевым табаком. Длинные спутанные волосы непонятного цвета. Уличная копоть въелась в изрытое шрамами лицо. Сириуса одолел внезапный приступ жалости. — Ну садись, — он напустил на себя доброжелательный вид. — Придется немного подождать. Эй, Рег! — его брат, бесталанный, но не отказывающий в помощи с обхаживанием посетителей. — Чаю принеси! Труп был надежно завернут в холщевый мешок. Четверо мародеров, скребущих гроши на мало-мальское существование, под покровом ночи тащили мертвеца в один из окраинных домов. Там жила лекарка, не скупящаяся на награду за исследовательский материал. Из наглухо зашторенных окон еле пробивался красноватый свет. Питер, самый проворный из четверых, перемахнул через забор и постучал в дверь пять раз, с паузой перед последним стуком. На пороге появилась рыжая шотландка, Лили Эванс. — Быстрее, — прошипела она. — Что встали! Трое парней внесли поклажу в комнату, служащую одновременно и гостиной, и кабинетом. Смотря в какое время сюда заявиться. — А это еще кто? — недоверчиво покосился Джеймс на незнакомца. Накалилось напряжение: он любил Лили, правда та не отвечала взаимностью. Но это не мешало ему отпугивать от нее и без того немногочисленных поклонников. — Мой ученик. Крючконосый, сальноволосый юноша зыркнул на мародеров исподлобья и отвернулся к книжному шкафу. — Да уж, — прокомментировал Сириус, тоже недовольно. Друга он всегда поддерживал. — А он нас точно не сдаст? — Не сдаст, — строго отрезала Лили. — Вообще-то, Поттер, он мастер оптики, и по моей просьбе сделал для тебя, слепца, очки. Бесплатно. На раскрытой ладони она протянула ему тяжеловатую оправу с вогнутыми толстыми линзами. Густые брови Джеймса удивленно поползли наверх, глаза недоверчиво прищурились. — Вот спасибо! — обрадовался он и напялил очки на нос. — Черт, так ты еще красивее. — Это вместо оплаты, — фыркнула она, отсыпая монет всем, кроме него. — И на том спасибо. — Когда это кончится? — простонал бледный солдат в окопе, баюкавший остаток перевязанной руки. Дождь лил как из ведра. Ноябрьская слякоть засасывала четверых неразлучных друзей под землю, но они держались до последнего. Четыре года и три месяца: они продержатся еще столько же, если это потребуется. — Скоро, — пообещал совсем юный парень в квадратных очках. Привычка лохматить волосы не пропала за бесконечность жестоких дней, только пальцы проходились по каске, а не когда-то лощеной прическе. Другой парень сидел рядом и поглаживал раненого по плечу. Его лицо покрывала запекшаяся кровь, вражеская — сама Удача благословила квартет, раз им удалось протянуть столько времени почти целыми и невредимыми. Ведь все, абсолютно все, кого они знали, умерли. — Парни! — прокричал из другого конца окопа их четвертый приятель. Все умершие, без исключения, предрекали его смерть в первую неделю, однако он умудрился стать тем, кто проорал, срывая глотку: — ОНИ СДЕЛАЛИ ЭТО! ОНИ ПОДПИСАЛИ! ЭТО КОНЕЦ!!! Все места за круглым столом занимали серьезные мужчины. Недавно двоих из них почти поймали за коротким поцелуем, поэтому те больше недели всеми способами отводили от себя подозрения и не приближались друг к другу ближе, чем на полтора-два метра. Хотя хотелось растерзать друг друга от раздирающей в клочья привязанности. Больше часа Мохаммед вещал о деталях грандиознейшего плана, и они согласно кивали, хотя внутренне проклинали и его, и всех присутствующих. Бессловесный протест был настолько громок, что один телепатически слышал ругань второго. Но больше ничего не мог сделать. Когда лица присутствующих мужчин раболепно обращались к Мохаммеду, на долю секунды они, почесывая бороды, переглядывались и тут же отворачивались. Никто не должен знать. Скоро Мохаммед объявит начало кампании, и всему придет конец. Изгрызанный в кровь ноготь ковырял облупившуюся краску трубы. Прошло несколько месяцев с тех пор, как Сириуса упрятали в тюрьму, и за Ремусом начал присматривать его брат. — Что ты там вечно ходишь? — визгливо поинтересовалась хозяйка дома где-то в коридоре. — Выветриваешь предательскую вонь? — Планирую обустроить для себя кабинет, — спокойно ответил ей Регулус, маячивший где-то неподалеку. — Зачем комнате пустовать? — Молодец. Правильно. Heil Hitler! — Heil Hitler. Регулус прикрыл за собой дверь и запер задвижку. После знакомого щелчка Ремус рефлекторно раскрыл свой затвор и вывалился наружу. — У меня сегодня пир, — прошептал Регулус, выкладывая перед ним разные вкусности. — Говоришь прямо как он, — простонал Ремус и набросился на еду. — Я знал, что ты вернешься. — Конечно, знал. Я же пообещал. Они крепко обнялись. Слезы без конца текли по лицам. — Я тебе говорил! Это круче, чем Элвис! Скутеры и мопеды стали почти базовой вещью для любого мужчины, и они страстно хотели заполучить себе модное средство передвижения. Еще не окончив школу, Сириус в тайне от родителей стал околачиваться возле одного из восстановленных заводов, где вкалывал его лучший друг из рабочего класса, Ремус. Вместе почти год они таскали забракованные детали и собирали кряхтящую халабуду для личного пользования. И одним летним вечером недо-мопед все-таки умудрилась поехать. — Главное, чтобы не развалился! — Ну, идем? — Сириус переминался с ноги на ногу от нетерпения. Новые туфли жали, но он не жаловался. Зато вместе с обувью ему купили джинсы на три размера меньше, и ему не пришлось ушивать старые. Не обошлось без вранья: "стресс в связи с школьными экзаменами" не щадил тающих на глазах Сириуса и его друзей. Те самые друзья стыдливо закопошились. Джеймс взлохматил волосы, Питер вновь зашкреб шею. Ремус прочистил горло. — Я продал свой билет, — сказал он и отвел взгляд. Дэвид Боуи осуждающе глядел на них с гигантской афиши концертного зала. — Я тоже. — И я. Сириус со злобой выдохнул сигаретный дым. Он еле уговорил мать на четыре билета! Для него, его брата и двух их несуществующих друзьей, благовоспитанных мальчиков. Разумеется, как только она отлучилась, Сириус отжал все билеты и, пригрозив Регулусу побоями, чтобы не вздумал ябедничать, подарил своим настоящим друзьям. Они пообещали друг другу не продавать билеты за героин, но какое обещание может дать наркоман? У Сириуса опустились руки. Никакой музыки. — А я вытерпел, — его шея тоже вдруг зачесалась. У входа стояла толпа безбилетников, жаждущих увидеть мировую звезду. Может, тоже обменяться?.. — Не хнычь, — толкнул его в плечо Джеймс. — Пролезем через запасной вход. — Мы же мародеры, — ухмыльнулся Ремус. Стая ночных бабочек билась вокруг рыжего фонаря. В их маленьких головках не было мысли, что это за фонарь, улица, город. Но четыре из них узнавали друг друга каждую ночь и никогда не разлучались. Все десять дней их жизни. Неон ночного Токио каждый раз слепил Сохатого. Но зато благодаря ему он мог не замечать двух лучших друзей, слипшихся между собой. Их репетиции всегда затягивались до глубокой ночи. Метро закрывалось, и они вчетвером, подхватив гитары, бас и барабанные палочки, вперевалочку плелись из музыкальной студии в квартиру Лунатика, жившего неподалеку. Ну, в квартиру Лунатика и Бродяги — недавно тот сбежал из дома родителей и жил там же. Почти одновременно у всех заурчало в животах. — Возьмем лапши в коробках? — Хвост кивнул на один из круглосуточных магазинов. — Панки не едят лапшу, — фыркнул полупьяный Бродяга, оторвавшись от губ Лунатика с таким чпоком, что на них оглянулись продажные мальчики с угла. — А что они едят? — раздраженно спросил Хвост, подуставший от игры в европейцев. — Землю, — Сохатый стукнул Бродягу в плечо, и гитарный чехол, висевший на последнем издыхании, опасно покачнулся. — Идем за лапшой. Ремус никогда не считал себя геем. Но Майами считал. Ко дню рождения Ремус и Ко взяли отпуск и отправились на юг прогреть кости. Ночь с девятого на десятое марта было решено провести в одном из десятков стрип-клубов, и, конечно, его друзья не были бы его друзьями, если бы не додумались его разыграть. — Вроде налево, — еле сдерживал улыбку Джеймс. — Ты иди, мы с Питом нагоним. Отлить очень хочется. — Я с вами тогда, — Ремус покосился на голубую стрелку, не внушающую доверия. Рядом была такая же, только розовая, указывала она в противоположную сторону. — Нет, — слишком резко взмахнул руками Питер. — Иди, займи места. И напитки закажи. — Ладно… Как он и ожидал, это был зал, где выступали мужчины. Друзья растеряли сноровку в розыгрышах: у Ремуса даже бровь не дрогнула. Нет, все-таки дрогнула, когда он увидел загорелого красавца, змеей обвившего шест. Мышцы перекатывались под упругой кожей, сверкающей от масла, жемчужная улыбка слепила сильнее софитов. «Приехали» — подумал Ремус, решивший в отместку действительно занять места и купить на всех напитки. Пусть помучаются. Может, им тоже понравится. — Свети нормальнее! — зарычал Сережа, гребя прелые листья руками. Рома приблизил фонарик телефона ближе к корням дерева с характерно отломанной веткой. От многократно усилившейся яркости Сережа зашипел и прикрыл глаза ребром ладони, другая не переставала скрести землю. Они еле насобирали денег на интернет-заказ, поэтому отправились на его поиски позже, чем открылись шлюзы ядовитой испарине, позже, чем зашуршало в мозгах, позже, чем под кожу заползли муравьи... — Давай быстрее, щас мусора еще прихлопнут, — подгонял Рома. — А ты бы лучше помог, — огрызнулся Сережа. — О! Вот! Он поднял обмотаный изолентой зип-пакет с плесневело-серым содержимым. Оба коварно улыбнулись и прикончили очередной кусочек себя там же. Под деревом с отломанной веткой. Они шли к этому много лет. Больше, чем десять, это точно. Было сложно, но теперь все были счастливы. Рискуя задницами, они схватились за возможность политического убежища. Изнуряя себя тяжелой работой, они старались перестать быть для всех чужаками. В какой-то момент они перестали ими быть. Они заключили брак. Они обзавелись детьми. Теперь все были счастливы. Вечно и бесконечно. — Я люблю тебя, — ахнула звезда Сириус, пульсацией источавшая яркое голубое сияние. — И я тебя люблю, — вторил ей двойник. Они вращались вокруг друг друга миллионы лет, пустых, вакуумно-беззвучных, но космически красивых. И не было поблизости никого ярче них, потому что звезды питались энергией термоядерной любви, а не ядерного горения. — Что это? — спросила одна звезда у второй. В нескольких световых минутах от них пролетело два спектральных силуэта, не похожих ни на одно из знакомых тел. Не кометы, не пульсары... — Кажется, это люди, — молвила вторая звезда. — Что же они здесь делают? — Они любят друг друга. Как и мы.