***
После собрания, они оба делают вид, что замешкались. Плохо рассмотрели карту, решили еще раз глянуть на план действий, изучить книги на полке в двадцать пятый раз. Они оба понимают, что это всего лишь оправдание, чтобы остаться наедине, избегая неловкости. Все понимают. Поэтому удаляются из кабинета настолько быстро, насколько могут, и Ребекка облегченно выдыхает, когда дверь закрывается за последним. Ее напряженные и расправленные в безупречной осанке плечи слегка расслабляются. — Винчесто? — зовет она первая, и он оборачивается сразу же, ведь только этого и ждал. — Да? — В его красных глазах отражается белое пламя свечи, и Ребекка ловит себя на мысли о том, какой же он красивый… Так близко. Рядом с ней. Когда она снова увидела его, во дворе штаба, ей вдруг подумалось, что она бредит. И это все окажется сном, от которого она вот-вот проснется. Между ними так много незавершенного, она исправляется, еще не начатого, и это чувство опьяняет лучше любого глифта. — Как это было…? — спрашивает она тихо. — Холодно. Пусто, — он старается подобраться слова, — Никак. Я мало что помню, — он обходит стол, подходя ближе, так, что теперь они оказываются лицом к лицу без всяких преград между, — А ты? Как это было? — Деятельно, — суммирует она, — Сумбурно. Все эти годы мы неустанно работали над тем, чтобы сохранить шаткое равновесие. Но, — она отводит глаза, — как видишь, без толку. Он делает еще один шаг ближе, и у Ребекки начинает кружиться голова. Неосознанно она поддается вперед. От Винчесто это конечно же не уходит. От его внимательных глаз никогда ничего не уходило… Его прощальный поцелуй все десять лет саднил на ее губах, словно невидимый шрам. Каждое прикосновение отпечаталось болью и скорбью на ее щеках, талии. Но ей пришлось научиться жить с этим, подавлять все чувства, пока в один момент она просто не перестала замечать их, свыкнувшись. Но теперь, когда он снова был рядом, каждый, так и не затянувшийся шрам давал о себе знать. Неприятно ныл и кусался. Требовал, чтобы чужие руки раз и навсегда залечили его. Заменили одни воспоминания на другие. Ребекке хотелось, чтобы каждый сантиметр ее тела запомнил его заново. Так близко, интимно, как еще никогда не знал. Живым. Живым. Живым. Живым. — Я скучала по тебе, — тихо шепчет она, и его руки тут же подскакивают к ее щекам. И Ребекка тает в его теплом прикосновении, — Больше не умирай. Он смеется, и наклоняется ближе. Так что его дыхание обжигает губы, и Ребекка с восторгом прикрывает глаза. — Я не жалею, — говорит он серьезно, — Я умер за тебя один раз. Но если будет нужно, сделаю это еще тысячу. Он наконец целует ее, и кажется, та давно сломанная часть ее души, собирается по крупицам заново.***
Чума смеется, закидывая голову к небу, но хватка ее все также стальная. — Как забавно… — расплывается в противной улыбке она, — Такой сложный выбор… Может, лучше Фенцио определит вашу судьбу? Ребекка переводит на него взгляд и сердце ее начинает стучать быстрее. — Кого мне убить за твое предательство? — скалится Чума, — Твою возлюбленную или ее возлюбленного? Даже идиот догадается, на кого же падет его выбор. Ребекка ненавидит себя в эту секунду, и факт своего бессилия. Ей не вырваться из хватки Чумы, ведь она только усиливается и дышать становится тяжело. — Фенцио… — стонет она жалобно, но он на нее даже не смотрит. Теперь они поменялись местами, и она стала всем тем, что всегда презирала в нем. Слабой. Слабой из-за любви. Готовой расплатиться собственной жизнью, лишь бы только жил Винчесто. Ведь без него она уже не сможет… Она снова вспоминает, как Фенцио вонзил нож в свое сердце, тогда, в Долине Смерти, лишь бы только жила она. И лишь теперь, она смогла понять все его чувства до конца. — Винчесто! — кричит ангел, даже не раздумывая. — Так будет лучше, — спокойно кивает ему демон, и делает шаг вперед. — Нет! — снова хрипит Ребекка, стараясь закричать, но сил уже не остается. Она висит в воздухе, словно тряпичная кукла, так и цепляясь за руки Чумы на своей шее, — Прошу тебя! — ее выворачивает от собственной слабости и унижения. На распашку, на всеобщее обозрение. Ведь для Всадников это всего лишь шоу, и она словно мартышка, теперь главная актриса их цирка, — Скажи, что меня, Фенцио… И ей уже все равно, кто видит ее такой. Это было отчаяние. Побочный эффект Чумы. — Так что же, Фенцио? Выбираешь Винчесто?***
Никто и никогда еще не произносил ее имя так, как это делал Винчесто. Тихо, с придыханием. Смакуя каждую букву. — Ребекка… — в ее полуоткрытые губы. Так нежно, мягко. Словно она хрусталь и вот-вот потрескается из-за одного неверного движения. — Ребекка… — в ее шею, пока его руки на ее теле, изучают каждый изгиб и шрам. Каждую родинку, пятнышко. Она хрипло стонет и прижимается ближе, сжимая его непослушные волосы у самой макушки. — Ребекка… — он игриво кусает. Легонько, но она кожей чувствует, как на его губах горит довольная ухмылка. Он двигается плавно, не спеша. Тянет время, словно стараясь выгравировать этот момент и себе, и ей, под корку. Никогда не забыть. Стереть всю ту боль, испытываемую годами. Заполнить пустоту, осевшую в их душах еще за долго до его смерти. — Ребекка… — с его уст, словно молитва. Винчесто трудно спутать с ангелом, особенно когда его яхонтовые глаза, так ярко горят в ночи. Но если закрыть веки и прислушаться… Его голос бархатный, мурчащий, почти как у кота. — Ребекка… — и ей кажется, что она скоро не выдержит. Его огромные крылья накрывают их почти полностью, и думается ей, пусть и на секунду, что пока она рядом с Винчесто, в его объятиях, тепле, ничего плохого никогда не случится. Никаких Всадников, разрухи, апокалипсиса. Лишь они вдвоем. Но каждый раз, вспоминая обстоятельства их возможности на второй шанс — строить иллюзии становится невозможно. — Я и мечтать не смел… — шепчет он, пока она цепляется за его спину, оставляя следы от ногтей-полумесяцев, — Жаль, что моей смелости не хватило раньше… Движение выходит куда более резким, чем медленно-романтичный темп, заданный изначально, и Ребекка стонет от неожиданности, уткнувшись носом в его шею. — Планируешь наверстать упущенное? — тихо спрашивает она, поднимаясь к его уху. — Абсолютно, — кивает Винчесто и целует ее.***
Думает Фенцио всего пару секунд, но Ребекке кажется, что его молчание длится вечность. В висках стучит и сердце предательски норовит вырваться из грудной клетки. Болезненно бьется в бешеном ритме. В глазах начинает темнеть, и с каждым вздохом кислорода все меньше… — Ребекку! Я выбираю Ребекку! — кричит отчаянно ангел, и кажется, будто он сам сейчас задохнется. Ребекка закрывает глаза и все скопившиеся слезинки предательски стекают по щекам. Она уже умирала раз, и ей не страшно сделать это снова. Страшно только прожить еще целую вечность без Винчесто рядом, когда они только-только нашли друг друга вновь… Она больше не отпустит. — Спасибо… — шепчет она. — Фенцио, сукин сын, что ты делаешь?! — рявкает Винчесто, и даже не смотря на него, она может представить всю ярость отразившуюся на его лице. Как загорелись его прекрасные глаза. Он делает рывок вперед, будто готовый напасть. — Она выбрала тебя. Она попросила, — объясняет монотонно Фенцио. Голос его звучит безжизненно. Ребекка не в силах думать, что это означает для него. Фенцио и сам может разобраться со своими зависимыми и саморазрушающими чувства. — Как же я обожаю это! Какая прелесть! — Чума смеется как умалишенная, — Ты готов убить свою возлюбленную, чтобы сохранить жизнь тому, за кого она просит! Какая извращенная любовь! Ребекка всегда предполагала, что любовь Фенцио эгоистична. Что думает он лишь о себе, и о своих чувствах. Но уже второй раз, он самоотверженно выбирал ее выше всего остального. — Будь по-твоему, — ухмыляется Чума, и снова обращает свое внимание к Ребекке. Это конец. — Нет! — режет воздух крик Вики, и рядом что-то взрывается, — Не позволю! Ей трудно сказать Вики об этом напрямую, но Ребекка гордится ей. Ее самоотверженностью, желанием помочь. Это не только любовь к ней как к дочери, но и уважению как к человеку, бойцу. Вики выматывает себя тренировками, неустанно стараясь стать сильнее, лучше. И Ребекка видит в ней себя, в самом начале своего пути. Но у нее на кону стояла лишь карьера и признание, на плечи Вики же ложится ответственность за шаткое равновесие всего их мира. — Ах ты мелкая тварь! — злится Чума и глаза ее начинают светиться. Ребекка дергается, стараясь вырваться из ее хватки, чтобы дать сдачи за оскорбление ее ребенка, но ничего не выходит. Держат ее по-прежнему крепко, несмотря на то, что одна из рук всадницы превратилась в кровавое месиво. Кровь ручьем течет на землю, окрашивая ее красным новым слоем. Но регенерирует она быстрее, чем Ребекка успевает переварить происходящие в полной мере. — Думаешь, я не смогу разорвать ее на куски голыми руками? Ребекке все равно, как умирать. Главное, чтобы все остальные успели укрыться. — Довольно игр! — раздается громкий басистый голос Смерти, эхом разбиваясь об развалины камней. Вместе с ним, с каждым шагом, тьма разливается все дальше и дальше, — Между вскрытиями печатей должно сокращаться время, чтобы цепи, сковывающие Матерь, не затянулись туже. Она слишком долго ждала, не будем испытывать ее терпение. Его серьезный взгляд заставляет Чуму остолбенеть. Ребекка чувствует, как ее хватка слабеет, а колени подкашиваются. Страх? Это уже не важно, ведь в следующую секунду она разжимает руки, и Серафим летит на землю, больно ударяясь коленями об камни, пачкаясь кровью, оставшейся от раздробленной кисти Чумы. Она делает глубокий вздох, наконец-то получив доступ к кислороду. К ней тут же подлетает Винчесто, хватая ее под руку и талию, помогая подняться на ноги. Она благодарно опирается на него, закрывая глаза на широкой груди. Битва еще не началась, но она уже без сил. Нужно собраться… — Ты как? — мягко спрашивает Винчесто. Она только кивает, растирая след от удушья оставшийся на шее. — Живая… — шепчет он еле слышно над ее головой, и прижимает ближе. Ребекка чувствует как быстро бьется его сердце, как неровно скачет его дыхание. Испугался он не меньше ее.***
Ребекка никогда не забывает о том положение в котором они находятся. Но если она будет думать лишь о стратегиях и военных планах — от нее ничего не остается. Несмотря на казусы и неудобства, возникающие время от времени, жизнь в Ордене течет плавно и не без развлечений. Мамон вместе с Винчесто образуют гремучий тандем, ведь оставшись вдвоем, не затыкаются даже на секунду. Мамон гавкает что-то на диабло, Винчесто же поддакивает в ответ, и смеются они так громко, что слышно не меньше, чем на весь остров. Ребекка закатывает глаза, но ничего не говорит. Они собираются в общей столовой вечером, когда все давно расходятся спать. Выпить глифта и сыграть в карты. Простые радости жизни в это непростое время. Ребекка в Адские карты умеет играть еще со школы. Виной всему, естественно Винчесто. Эта тяга к азарту часто втягивала его в различные передряги (Ребекка все еще помнит тот случай, когда он чуть не проиграл свое фамильное поместье), и не будь он в этом дико хорош, уже давно бы остался без гроша. Она играет не так хорошо как он, но приходится наверстывать утраченное. Последние лет 15 ей доводилось играть только в Небесные карты, которые отличаются и правилами, и внешним видом, и имеют мало общего с тем, во что играют на земле. Но Адские карты были чем-то похожи на покер и были более просты для восприятия. Включиться в них заново, труда особо не составляло. Мамон отбивается от аттаки Элизы и ход переходит к Ребекке. Она бьет его карту козырем и демон недовольно фыркает. — Quae est in dolum, — восклицает Мамон и жена осуждающе косится на него. — Suus 'iustus bona disciplina, — заступается за Ребекку Винчесто. Она не говорит на диабло, но ее знаний хватает, чтобы прекрасно его понимать. Конечно же, демонам об этом знать не обязательно, так она упустит много интересных вещей, сказанных «не для ее ушей». — Suus statim patet quod haec est puella tua, — лукаво улыбается Элиза, слизывая остатки глифта с губ, — Potes videre qui magister erat. Винчесто гордо улыбается и вытягивает карту из своей колоды, чтобы отбиться. Эту партию он выигрывает. Мамон громко и грязно ругается на всю столовую, и Винчесто снова заливается смехом, закидывая ноги на стол. Ребекка недовольно бьет его в бок, и он тут же оборачивается к ней, с лицом не понимающего щеночка. Она ничего не говорит, только указывает взглядом на его сапоги, прямо рядом с бокалом. Нехотя, но он повинуется, возвращаясь в прямое сидячее положение. — Sub calcaneo, — смеется над ним Мамон и Элиза сразу же отдергивает его. Ребекка старательно делает вид, что совсем не понимает ни слова. Она поднимает голову, развернувшись к Винчесто, и он тут же встречается с ее взглядом: — Да, дорогая? — Что он сказал? — строит она невинные глазки. Он наклоняется ближе, его горячее дыхание колышет волосы у самого уха. — Sed tu scis optime, — отстраняется он, и лукаво ухмыляется. Ребекка чувствует как к щекам подступает румянец. От Винчесто никогда ничего не уходит…***
Они стояли в самом центре каменного круга. Это конец. Ребекка оглядывается по сторонам, чтобы убедиться, что это действительно была лишь иллюзия. — Винчесто! — она выдыхает, уже бессильно. — Я здесь, все хорошо… — кричит он, и поддается вперед, пусть и понимает, что пытаться прорваться к ней весьма опрометчиво. Она рада слышать его голос, рада, что он жив. Что они живы. Пока… — Дотроньтесь, — командует Смерть. И не остается ничего, кроме как повиноваться. У них нет выхода. Небо заливает кровавым красным. Земля задрожала и вдалеке слышится чей-то крик. В небесах появиляется женский силуэт. — Добро пожаловать, матерь! Это конец…