Троллейбус

— Апчхи! Из комнаты доносится хриплый трехэтажный мат, и Лева на кухне тяжело вздыхает. Обычно он был тем, кто сваливался с простудами и гриппами, и в таком случае Шурик много ворчал. И делал он это каждые три секунды. А теперь сам свалился с ОРВИ. Причем за неделю до этого так рьяно убеждал Бортника, что: «От того, что я, блять, косуху в 10 градусов надену ниче не будет, ты меня видел? это тебе, глиста, надо заворачиваться в три слоя одежды». Ага. Как же. И сейчас этот бунтарь валяется с температурой и кашлем, проклиная все что угодно, только не самого себя. Взрослый мужик, 50 с лишним лет, а из-за него Егору хочется пробить себе лоб ладонью. Но он только улыбается своим мыслям, кидая в чай ложку варенья из шишек, привезенного из какого-то города в туре. Несет в комнату, где видит Умана. Он бледный, для самого себя крайне неестественно бледный, на столе стоит куча лекарств, пачка салфеток и градусник. Левчик ставит чай на тумбочку рядом с другом и садится на край кровати. Шура, надо отдать ему должное, долго отказывался Бортника вообще в квартиру впускать. Но и аргументировать это было трудно, ведь тогда бы он признал бы, что заболел. А ломать свою гордость не хотелось, хотя, казалось бы, они с друг другом уже вечность просуществовали. Но это просто Шурик. И для него это нормально. Поэтому Лева выдает все свои аргументы в закрытую дверь, на что получает хриплое: «Пошел нахуй», но туда его не отправляют, а пускают на порог вместо этого. Лиза, будучи с детьми в Америке, когда узнала о произошедшем, в трубку помолчала с минуту, а после выдала жалобное: «Лев…». Этим все было сказано и Егор прописался в квартире Шурика на неопределенное время. Теперь каждый день сопровождался возмущениями Умана из разряда: «Ты меня не пичкай этой хуйней, я это все пить не буду, не надейся!». Но после скептического взгляда синих глаз все-таки раскалывался и смиренно глотал все таблеточки. — И че это? — недоверчиво кидает взгляд на кружку Шурик. — Чай, — Лева смотрит на него, стараясь не рассмеяться от того, насколько забавным сейчас выглядел друг. Весь растрепанный и недовольный, он походил на медвежонка, — Не боись, не буду тебя травить. Шура захлебывается в возмущениях, не имея возможности даже нормально сформулировать предложение, а Егор таки начинает истерически смеяться. — Бортник, иди блять на три хуя! — все, что может выдать Уман, но тоже подхватывая смех. Голова начинает гудеть, но он пытается не обращать на это внимания. — Зачем на три, я на один сходить могу, — Лева самодовольно скрещивает руки на груди. Обычно так шутил Шура, но теперь и он может позлорадствовать. Старший глядит на него с гордостью, мол, наконец-то ты, спустя дохуя лет, дорос до таких шуток в моем присутствии. Он открывает было рот что-то сказать, но тут же его срубает очередным приступом кашля. Мужчина держится за голову, неосознанно показывая, что она все-таки болит. Левчик сжимается немного, берет в свою руку чужую свободную ладонь, пальцем большим поглаживая тыльную сторону. — Попробуй лучше поспать, Шурк, — предлагает младший после того, как боль немного притупляется, а приступ кашля заглушается выпитым чаем. — Да не усну я сейчас, — бурчит Уман, все же кутаясь при этом в одеяло, и поворачивается на бок. Бортник молча встает и идет в Шуркин кабинет. Там на стене висит одна из акустических гитар, подаренных ему самим Левчиком. Поэтому он, недолго думая, бесшумно снимает ее и возвращается к другу. Шура лежит к нему спиной, отчего не может видеть, что делает сейчас Егор. А он аккуратно забирается на другую часть постели, берет в руки гитару и тихо начинает перебирать струны. Уман не двигается, но пока что явно не спит. Лева настраивается, выставляя пальцы нужным образом, и начинает играть, прикрыв веки. Как растресканный лёд В чёрной глади асфальта Мой троллейбус идёт По заснеженной карте Шурик переворачивается на другой бок, окидывая друга взглядом своих карамельных глаз, чтобы через пару секунд их прикрыть. Он устраивается поудобнее, полностью отдаваясь прослушиванию пения и игры Бортника. Тянется маршрут По Земле большой Это тяжкий труд Управлять душой Лева глаз не открывает, делает все на ощупь, как чувствует, но тихо и спокойно. Его голос завораживает, все-таки понемногу убаюкивая Умана. День за днём Через века Ползёт троллейбус Будет всё Прежним пока Ползёт троллейбус Бортник увлекается, сам попадая в свой мир. Он играет, не замечая ничего вокруг, но когда заканчивает, понимает, что Шурик все-таки погрузился в хрупкий сон. Ломать который очень не хочется. Он смог задремать впервые за день, оно и к лучшему. Может, температура немного спадет. Левчик откладывает гитару на угол кровати, чтобы старший не дай бог ее не задел, если вдруг будет ворочаться, а сам отправляется на кухню. Он открывает форточку, вытаскивая из пачки сигарету, поджигая и затягиваясь. За окном солнце понемногу заходит за горизонт, открывая прекрасный вид на округу. В окнах домов отражается персиковый закат, и это дарит умиротворение. Лева смотрит куда то вдаль, вслушиваясь в тишину квартиры, в которой слышится лишь еле слышное сопение его любимого человека. И он счастлив, что он может о нем заботиться. Он просто счастлив, что они рядом.