Песнь северного ветра

– Мама зовет вас на Рождество в Нору. – тянет Рон, развалившись на диване поздним вечером в гостиной Гриффиндора. – Заранее предупреждаю, что если вы не согласитесь, она будет слать вам громовещатели, до тех пор пока вы не дадите именно тот ответ, что ей нужен. Гарри? – Конечно же. – кивает Гарри, посмеиваясь. – Но сразу после праздника я обещал навестить Андромеду.   – Гермиона? – обращается к девушке рыжеволосый маг, пока та задумчиво рассматривает первую полосу Пророка, прочитанного ей уже в сотый раз.  УДАР ПО ХОГВАРТСУ Жестокое нападение на студентку на территории школы.  Вечером 22 ноября неизвестный напал на студентку 12 курса Хогвартса – Чжоу Чанг. Аврорат совместно с советом попечителей школы сообщили об этом сегодня утром, чем подтвердили слухи, которые уже успели облететь все Королевство. Инцидент был предан огласке только сейчас, в связи с опасениями….. – Гермиона?  – А. – резко отрывается от своих мыслей ведьма. – Я… Ну, я не уверена… – Гермиона. – прерывает ее Рон. – Она в курсе, что твои родители уедут в Италию на праздники.  – Откуда?  – Джинни растрезвонила. Поэтому ее приглашение носит исключительно символический характер и она уже планирует какие блюда стоит подать девяти персонам.  – Девяти? – уточняет Гермиона. – Чарли приедет?  – Нет, он в Японии. – качает головой Уизли. – Флер приглашена.  – Твоя Мама пригласила Флер? – удивленно приподнимает голову с подлокотника Гарри. – Они же… Ну. Недолюбливают друг друга.  – Папа настоял. Вся ее семья во Франции, а Билл уехал на север. К тому же, отец уверен, что Билл женится на ней, поэтому считай, что мы почти что семья.  – И как отреагировала Молли?  – уточняет Гермиона.  Рон расплывается в многозначительной улыбке и из горла Гермиона поневоле вырывается смех. Молли Уизли страшна в гневе. Также хорошо знающий это, Гарри с мягкой улыбкой, покачивает головой.  – Я все еще не понимаю, почему Молли на нее так взъелась. – говорит он.  – Она считает Флер гордячкой и ревнует Билла, так как после ее появления он предпочитает больше времени проводить именно с ней.  – Что же будет, когда у вас с близнецами появятся отношения… Вздохнув, Гарри тянется за лакрицей на столике, запихивая в рот сразу горсть сладостей. Рон потягивается, а его длинные ноги свисают с другой стороны дивана. Гермиона, расположившись на скинутых на пол подушках около камина, рассматривает мальчиков. Ей кажется, что они оба выглядят несуразными здесь – слишком большие и взрослые. В ее сознании Рон и Гарри все еще дети, но реальность кричит об обратном. На секунду эта мысль опечаливает ее. Совсем скоро привычная среда и затянувшееся имитация детства закончится, настанет новая глава и пока она совсем не понимает, как строить эту новую жизнь, хоть и искренне ее жаждет.  Рассматривая жующего Поттера, мысли Гермионы возвращаются к новости, которую он ей поведал утром, пока Рон радостно крутился вокруг нее. Хансен сделал слишком щедрое предложение, от которого несомненно не отказался бы не один студент Хогвартса. Однако, он сделал его только Гарри – одному из сотни других, желающих построить будущую карьеру в Аврорате. – Вам не кажется странным, что Хансен предложил это именно тебе? – задает она вновь вопрос, который озвучила ранее, после того, как первоначальная радость за друзей утихла, но от него тогда лишь отмахнулись.  – Гермиона, пожалуйста. – поворачивается к ней Рон с недовольной физиономией. – Это шикарная возможность.  – Но все же. – спорит Грейнджер. – Он критиковал меня больше всех с первого дня, как начал преподавать. Может быть он увидел во мне потенциал? – с озорством в голосе говорит Гарри, играючи двигая бровями, но на его лице проскальзывает гордость. – А этого взял чисто из жалости. – добавляет он, сразу же восклицая, потому что нижняя конечность Рона молниеносно лягает его в голень.  – Хансен бы не согласился обучать меня, не будь он уверен, что я этого достоин. – ворчит Уизли.  – Зачем ему вообще этим заниматься? – упорно продолжает Грейнджер. – Он и так выполняет свои обязательства, ведя Защиту от темных искусств. К тому же у него есть еще и студенты Дурмстранга.  – Гермиона, нам выпал шанс на будущее, которым было бы глупостью не воспользоваться. И уж тем более строить какие-то странные предположения на этот счет.  – Не вы ли первые обратили мое внимание на то, что все это очень странно. Тогда это звучало, как глупость, но сейчас я так не думаю.  – Ты о тех старых легендах? – уточняет Гарри, скосив на нее глаз.  – Да. И обо всем остальном в том числе.  – Слушай, Гермиона. Я понимаю твои сомнения, но и Рон прав – Хансен наш шанс. Представь, как сильно повлияют его рекомендации на наше будущее. Тем более, Сириус доверяет ему, как и Артур с Биллом, как и Дамблдор в конечно итоге.  – Но это не значит, что не стоит задавать вопросы. – упрямо восклицает она. – Слава Хансена вскружила вам голову. Приподнявшись, Гарри опирается локтями на колени, прямо смотря на подругу: – Ладно. Что не дает тебе покоя?   На его лице появляется внимательное выражение. Былая игривость отпала. В этот момент, ведьма теряется. Что сказать? Что Малфой рассказал ей тайну севера? Что попросил помочь ему? Что все намного сложнее и она сама не понимает, что на самом деле происходит? Гермиона поворачивает голову, встречаясь взглядом с Роном, также с интересом смотрящего на нее.  – Хорошо. – говорит ведьма, кивая. – Хорошо. – повторяет она. – Возможно, это прозвучит глупо, но просто выслушайте меня до конца.  На секунду прищурившись, Уизли кивает.  – У меня нет точных предположений. – признается она. – Лишь обрывки информации и чужие слова. – Гермиона останавливается, устремляя взгляд на свернутую газету. – Я думаю, Нед Хансен и студенты Дурмстранга здесь совсем не по тем причинам, которые нам озвучили. Мое подозрение ранее было вызвано обычным любопытством и вашими, надо признать, порой кажущимися излишними, опасениями о Сириусе и Билле. Но потом, после нападения в Запретном лесу, я еще больше убедилась в этом.  – На вас. – перебивает ее Поттер. – Ты тоже пострадала.  Оставляя без внимание это замечание, ведьма продолжает, обращаясь к Гарри:  – Помнишь, я рассказывала, что на земле были знаки?  Гарри согласно качает головой.  – Это символы Воинов Хелы. Нападавший был членом культа. Хансен и, абсолютно уверена, Дамблдор поняли это сразу же. Поэтому они решили скрыть эту информацию на какое-то время, так как знали, кто стоит за нападением. – Ты уверена в том, что они принадлежат культу? – недоверчиво спрашивает ее Рон.  – Да, я проверила это. – неожиданно для самой себя врет Грейнджер, не желая вдаваться в детали. Она была уверена, что легко расскажет обо все мальчикам, как только представится возможность, но почему-то держит рот на замке. Рон открывает рот, чтобы задать ей вопрос, но Гермиона быстро продолжает: – Итак, Дурмстранг прибывает в Хогвартс во главе с самим Хансеном – до недавнего времени главным оппонентом и борцом с культом. Но что предшествует этому? В Скандинавии прогремела серия терактов, устроенных фанатиками. Сириус, член Ордена Феникса, а вскоре и Билл отправляются на север, держа в секрете конкретное место своего пребывания. По приезду в Британию, Хансен пропадает из нашего поля зрения на некоторое время. Его замечают, встречающимся со Снейпом, главой Отдела Тайн, по неподтвержденным слухам, также связанным с Орденом. После этого происходит нападение на Кингсли, еще одного члена Ордена. А недолгое время спустя культ чуть не убивает студента уже здесь. Все верно, это сокрушительный удар по Хогварству. И в первую очередь по его репутации. – кивает она в сторону газеты. – Но я уверена, что это не акт террора, а знак. Знак, что члены культа рядом.  – Зачем им нападать на Кингсли? – спрашивает Гарри.   – Не знаю. – Гермиона пожимает плечами. – Возможно на него напали не они. Пророк ссылался на источники в Аврорате. Это ничего не доказывает, я знаю, но даже если исключить из этой истории Кингсли, связь все равно прослеживается. Однако, я все равно думаю, что покушение на него не случайность. Скандинавские мракоборцы активно сотрудничали с орденом во время войны. Ристо Горн, учитель и наставник Неда Хансена, также известный мракоборец, был гостем на закрытом вечере в честь победы над Волан-де-мортом. Он знал Дамблдора. Возможно тесные связи сохранились и до сих пор. Это может объяснить присутствие Билла и Сириуса на севере. Гарри хмурится, обдумывая все, что она сказала. Его ноги начинает неосознанно трястись, как происходит каждый раз, когда он задумывается. – Но зачем культу преследовать северян? – черед Рона задавать вопросы.  – Гарри рассказал тебе? – спрашивает в ответ Гермиона. – Про Вечный дозор?  Рон коротко кивает, в его глазах читается скепсис. – Согласно той книге, где-то на севере стоит стена, которую и охраняет Вечный дозор уже много веков. Стена разделяет наш мир и некое другое пространство. Я думаю, что что-то случилось там и это связано с культом. Нед Хансен является членом Вечного дозора, как и многие выпускники Дурмстранга. Поэтому они и прибыли сюда, чтобы найти помощь, сведения или что-то еще. Я не знаю точно. – Гермиона замолкает, делая тяжелый вдох, оглядывая друзей. – В общем, не думаю, что у Хансена достаточно времени, чтобы тратить его на эксклюзивные обучение двух студентов Хогвартса просто так. – подытоживает она.  – Невыразимцы и отдел защиты от внешних угроз Аврората долгие годы защищали Королевство от проникновения и распространения радикальных магических течений. – говорит Рон, потирая глаза. – После нападения на Кингсли, я разговаривал с отцом. Он утвереждает, что Кингсли сотрудничал с мракоборцами Норвегии в поисках и унижтожении скрывающихся здесь Воинов Хелы и был одной из главных фигур курирующих защиту Британии. Как ты и сказала, после того, как Дурмстранг прибыл в Хогвартс, Хансен встречался со Северусом Снейпом. Возможно он знал, что культ готовит нападение и хотел предупредить об этом Министерство. Поэтому и прибыл сюда вместе со студентами, иначе появление знаменитого мракоборца в Британии вызвало бы лишние вопросы. Тем более сейчас официально он больше не состоит в их рядах.  –  Почему он просто не мог прислать ворона? Связаться через камин или любым другим более удобным способом? Зачем собирать целый корабль и разыгрывать весь этот спектакль с обменом студентов? – раздраженно спрашивает Грейнджер. – В книге не упоминалось, что ученики Дурмстранга становятся членами дозора. Откуда ты это узнала? – встревает в разговор Гарри, внимательно смотря на подругу.  Кинув на него быстрый взгляд исподлобья, Гермиона цокает и закатывает глаза.  – Об этом мне рассказал Малфой. – на выдохе говорит ведьма.  – Малфой? – охает Рон.  – Да. Я разговаривала с ним после нападения. Он подтвердил, что на севере есть стена и, что Хансен является членом дозора. А также и то, что именно культ напал на Чжоу.  – Зачем тебе вообще понадобилось обсуждать это с ним? – удивлено спрашивает Поттер. – Потому что тот маг напал и на меня, как ты сам не устаешь напоминать мне постоянно. – рыкает Грейнджер. – Потому что он искалечил студентку и тем, кто защитил нас обоих был именно Малфой, студент Дурмстранга. – ведьма взмахивает руками, тяжело роняя их обратно на колени. – Потому что происходит что-то ужасное, а все вокруг делают вид, что ничего не замечают. – голос ее звенит, как натянутая струна. – А что если тот маг и другие подобные ему вернутся? Даже не в Хогвартс. Куда угодно в Британии! Что тогда? В зеленых глазах Гарри струится жалость. Он смотрит на нее этим отвратительным принимающим взглядом, как смотрят на помешавшихся после какого-то горя людей. Молчаливая липкая жалость. Она бесит Грейнджер до скрежета зубов.  – Гермиона. – нежно зовет ее Рон, принимая сидячее положение. – Ты же понимаешь, как это все звучит? Я не хочу сказать, что твои подозрения беспочвенны. Но все эти рассказы про стену, кажутся выдумкой. Нет ни одного подтвержденного факта ее существования. Нам даже никогда не рассказывали о ней в школе. В остальном, каждому факту из сказанного тобой можно найти вполне логичное объяснение. – Рон говорит вкрадчиво, как будто пытается успокоить ее. – Обмен студентами частая практика среди магических школ. А Хансен прибыл сюда со студентами, только лишь потому что является преподавателем Дурмстранга. На Кингсли мог напасть кто угодно – расследование все еще не завершено. Но даже если это сделали члены культа, то у них достаточно оснований для мести, как Кингсли, так и Хансену. Опасность этих магов высока, но их мотивы могут быть намного более банальными. – маг наклоняется ближе, заглядывая ей в глазах с сочувствующим видом. – Что касается моего брата и Сириуса, то есть сотни причин, почему они могут быть там так долго. Сириус, старый член Ордена, и, да, возможно Билл теперь стал помогать им, если брать во внимание ваши предположения с Джинни. Но помните, как он однажды пробыл в Румынии больше полугода? – спрашивает Рон у них обоих. Гарри согласно кивает. – Это случилось не в первый раз. – Рон выдыхает и несколько секунд молча смотрит на нее. – Я понимаю, что произошедшее ударило по тебе. Ты пытаешься найти весомую причину, чтобы наделить это большим смыслом, чем просто открытый и безжалостный акт насилия. Но, к сожалению, в этом мире такое иногда происходит. Мне очень-очень жаль, что именно тебе пришлось встретиться с этим лицом к лицу.  – Но это же были именно вы. Вы сказали, что все это странно. Почему же теперь вы даже не пытаетесь допустить, что за этим стоит нечто большее? – обречено спрашивает Гермиона. Друзья не верят ей. Она сама не верит себе, как и словам Малфоя. Но все равно продолжает составлять этот пазл. Деталь за деталью.  – Все в школе были были под впечатлением от неожиданного прибытия Дурмстранга в Хогвартс. Они казались очень странными по началу. – пожимает плечами Гарри. – Вполне возможно, что многое из того, что ты сказала правда, но я бы не советовал тебе искренне верить в это, чтобы не обмануть саму себя.  – Рон? – в надежде переводит взгляд Гермиона на друга, подаваясь вперед.  С мягкой улыбкой на губах и грустными глазами, Рон наклоняется к ней навстречу и обхватывает ее в теплые объятия, притягивая к себе. Она упирается щекой в его плечо и сжимает пальцы в кулаки на его спине. Почему-то слезы норовят выкатится из ее глаз.  –  Гарри прав. – говорит Рон около ее уха. – Иногда, даже из осколков истинной правды, мы можем собрать кривое зеркало, в угоду собственным желаниям. Однако, я верю тебе, Гермиона. Но, пожалуйста, будь осторожна.  Сильнее прижимаясь к другу, Гермиона закрывает глаза и нежеланная слеза все же скатывается по ее щеке.  *** Если бы кто-то сказал Луне, что щемящее чувство в груди, которое она начала ощущать в последние месяцы, будет таким опьяняющим, вызывающим привыкание и нестерпимую потребность, она бы не поверила в эти слова. Однако, каждый раз она содрогается, чувствуя этот трепет внутри, когда нечаянно встречается с синими глазами, что следят за ней, когда Теодор незаметно проскальзывает пальцами по ее кисти, проходя мимо в коридоре, когда он улыбается ей при встрече, когда его горячие губы накрывает ее рот, а мягкие темные локоны щекочут кожу. Содрогается и разрывается между желанием позволить ему все и сбежать в ту же секунду. Не только из-за неловкости и стыдливого страха перед ним, но и потому что туманные образы преследуют ее по пятам. Барабаны грохочут в ушах, как боевой марш, предупреждающий о том, чего она страшится не избежать, а пальцы ощущают горячую темную и скользкую, как масло, жидкость, которая никогда не должна окропить ее кожу.  Впервые это случилось, когда ей было пять. Она помнит развевающиеся на ветру пшеничные пряди волос матери, ее теплую грудь, к которой прижималась, и мягкие нежные объятия, удерживающие ее. От мамы пахло молоком и еще чем-то травянистым. Возможно это был запах поля, по которому они гуляли в тот день, а может тех зелий, которые она варила у себя в лаборатории и куда почти не пускала маленькую Луну. Мягкий голос, наполненный любовью, что-то рассказывал ей о травах, ковром раскинувшимися вокруг них, а мир вокруг тогда казался просто ошеломляющи огромным. Но Луне не было страшно, ведь мама держала ее на руках, прижимая к себе. "Не стоит бояться жить, Луна. Иначе ты так много упустишь. Посмотри, на мир вокруг нас. Как много красоты в каждой детали, как много загадок он хранит в себе. Доверься ему и он приведет тебя туда, где ты должна быть." - шептала она. Это воспоминание было самым ценным из тех, что она хранила. Но оно, к сожалению, было одновременно и одним из самых ужасных воспоминаний, терзающих ее душу. Улыбка мамы и голубые глаза, такие же как у нее самой, смотрящие на Луну, как на самое чудесное, что есть в этом мире, в один момент померкли. Маленькая детская головка безвольно откинулась назад. Глазные яблоки закатились. В тот момент, мама что-то закричала, но для Луны ее крик больше походил на отдаленное эхо. Перед девочкой возникла картина, которую она не могла понять.  Мама лежала на полу лаборатории. Руки от пальцев до плечей стали черными. На лице и шее черные линии тонкими змеями пронизывали загорелую кожу. Рядом с мамой тлели раскиданные вещи, наполняя комнату ядовитым запахом дыма. Следующее, что она помнила, были встревоженные лица родителей, склонившиеся над ней. На щеках мамы блестели дорожки слез. Тогда Луна вцепилась в нее, и громко зарыдала, сама не понимая почему, и не отпускала до тех пор пока не заснула прямо у нее на руках.  Через четыре дня спустя лабораторию сотряс громкий взрыв. Луна бросилась туда. С трудом повернув ручку двери, она увидела маму, раскинувшуюся на полу. Руки ее были черными. Голубые глаза смотрели в пустоту. “Мама”, позвала неуверенно Луна. Но мама не отозвалась. Забежавший в дом отец, грубо оттолкнул девочку в коридор, склоняясь над женой. Луна замерла у двери, с надеждой смотря на папу. Сейчас он поможет ее и все обязательно будет хорошо, как было всегда. Но отец резко замер над мамой. Почему-то в тот момент глаза Луны наполнились слезами. Неуверенно мужские пальцы обхватили почерневшую ладонь жены, сразу же после сжимая ее так, что у него побелела рука. Ксенофилиус медленно поднял голову на дочь. Тогда Луна все поняла. Никогда в жизни у нее не получится забыть тот взгляд отца. С тех пор, видения посещали Луну много раз. Большинство из них она не помнила и это радовало ее, потому что она не хотела видеть их вновь – страшилась того, что они предвещали. Однако, были и те, что все же оставались в ее памяти. Сейчас же, когда Теодор, ворвался в ее жизнь, видение, въевшееся в ее разум, причиняло ей почти физическую боль. Потому что оно, как и другие, несло за собой что-то ужасное и непоправимое. Она гнала видение от себя, как можно дальше. "Ничто не высечено на камне", повторяла она вновь и вновь и ей становилось легче. Ведь кроме ужаса в нем было и кое-что другое. Уверенный голос, требующий ее и клеймящие поцелуи, казавшиеся правильными и неотъемлемыми. Видение манило ее, затмевая страх.  – О чем задумалась? – теплый воздух чужого дыхания касается ушной раковины.  – Не о чем. – отвечает волшебница, не отпрянув от прикосновения чужих рук, сразу же сомкнувшихся вокруг нее. – Скоро Рождество. Что ты хочешь, чтобы я тебе подарила?  Нос Теодора утыкается в изгиб ее шеи сзади и скользит выше, зарываясь в волосы на загривке. Губы прижимаются к коже. Луна обхватывает его ладони на своем животе и вплетает свои пальцы. Теодор нашел ее на перилах Астрономической башни, подкравшись сзади. Он находит ее везде, куда бы она не пошла, как будто всегда знает, где она прячется. И сейчас когда его теплое тело прижимается к ней, тревога внутри затихает, а сердце сводит от трепета. – Есть у меня одно желание. – почти шепчет Нотт. Ее слуха, касается тихий смешок.  – Но не знаю, сможешь ли ты его выполнить.   – Какое?  Маг вновь усмехается и подтягивает ее еще ближе к себе, упирая о грудь. Руки ложатся на перила по обе стороны от девушки.  – Что ты хочешь на Рождество? – спрашивает Теодор, игнорируя ее вопрос.  – Не знаю. – пожимает плечами Лавгуд. – О, может быть что-то из Сладкого королевства. Я люблю сладкое.  – Договорились.  Несколько минут они проводят в тишине, любуясь видом открывающимся перед ними. Мимо башни проносится сова с громким кличем. Белоснежные перья почти сливаются с заснеженными холмами. – Луна. – зовет ее Тео. – Что?  – Я хотел у тебя кое-что спросить. Мне просто любопытно. – Луна поворачивает голову к нему с немым вопросом на лице. – По школе ходят слухи, что ты провидица. Это правда?  Несколько мгновений волшебница мнется, но все же отвечает:  – Да.  – И что же ты видишь?  – Обрывки будущего – так говорят мне другие. Но я не помню их. – она пожимает плечами. – Не помню ничего из того, что говорю в момент, когда происходит это… – ее руки ложатся на перила, желая схватиться за что-то . – Это так странно. То есть ты не помнишь не одного пророчества, что дала?  – Не совсем. – качает головой Луна, чувствуя внутренне нежелание говорить об этом. – Некоторые сохраняются в моей памяти. Но они… – запинается она. – они не нравятся мне.  Губы Тео успокаивающе прикасаются в легком поцелуе к ее шее.  – О чем эти видения? – тон его легок, но в глазах Теодора легкости нет. – Обо мне. Я запоминаю только то, что касается меня самой.  – Стоит ли мне спрашивать был ли там я? – с игривостью в голосе спрашивает Тео, видя ее напряжение и желая развеять это чувство, но вместо этого ведьму обдает пробирающим холодом ужаса.  Хрупкое тело напрягается. Пальцы сильнее вцепляются в перила, сжимая металл до выступающих сквозь кожу костей. Уши наполняет участившийся ритм собственного пульса. Где-то на периферии сознания, Луне кажется, что она слышит звук переливающихся колокольчиков. – Луна. – нервно зовет ее Тео. Чужие руки стягивают ее с перил, поднимая на ноги. Лицо обхватывает теплые ладони. Испуганное лицо брюнета оказывается в нескольких сантиметрах от ее. Луна закрывает глаза, приникая к его груди и обнимая так крепко, как может.  – Что случилось?  – Это пройдет. – еле слышно отвечает девушка.  – Что с тобой случилось? – настойчиво спрашивает маг. – Моя видение – они…– Луна трется лицом о его форму. – они плохие. Тео?  – Да?  – Не спрашивай меня о них, хорошо?  Руки Теодора сжимаются чуть сильнее на мгновение и после он отпускает ее, протягиваю руку перед собой. Волшебница сразу же вкладывает свою ладонь в его.  – Пророчества сыпучи – не страшись их. – с напускной легкостью произносит Нотт.  Но в его глаза волшебница видит поднявшийся со дна страх, который ранее был ей незнаком.  *** Замершая на месте, ведьма, не отрывая тяжелого взгляда от барельефа под потолком парадной гостиной. Она стала бывать дома слишком часто. Чаще, чем ей хотелось бы. Двери за спиной распахиваются, отрывая от ее мыслей. Тяжелая поступь настигает ее.  – Ты не зашла поздороваться. – бросает отец, останавливаясь рядом с ней и устремляя взгляд на предмет ее интереса.  – Правда? – невинным голосом отвечает Пэнси. – Сегодня я слегка рассеяна.  – Как и все прошлые разы.  Ведьма оставляет его замечание без ответа. Только лишь на секунду не сдерживается – поджимает губы, жалея, что не исчезла отсюда раньше.  – Ты довольна уроками мисс Борто?  – Госпожа. – устало поправляет его Пэнси. – Она предпочитает “госпожа”. – на секунду Паркинсон замолкает, кидая быстрый взгляд на отца. – Они весьма плодотворны.  – Я рад. Надеюсь они и дальше будут приносить пользу.  – Можешь не сомневаться. – отрезает волшебница. – Ну что-ж. До свидания, папа. Я должна идти. – прощается она, даже не посмотрев в сторону мужчины.  Быстро развернувшись, девушка стремительно направляется к выходу. Каблуки ее туфель звонко отбивают каждый шаг по мраморному полу.   – Пэнси. – окрикивает ее Теренс.  Пэнси замирает, но не оборачивается. Досада на мгновение ложится тенью на ее лицо, взгляд с надеждой устремляется в проход. Но она быстро прогоняет разочарование, глубоко вдыхая, и складывает пальцы в замок перед собой. – Я желаю тебе только лучшего. Даже если тебе кажется, что это не так.  – в его голосе намеренно звучащем, как забота, фальшивит свойственное ему самодовольство.  Раздражение, словно магма, поднимается из недр ее тела на поверхность, снося с трудом удерживаемое спокойствие и терпимость. Громко усмехнувшись, девушка оборачивается с презрением смотря на мага в нескольких ярдах от нее.  – Нисколько не сомневаюсь в этом – ядовито выплевывает Пэнси. – Наш герб. – кивает отец в сторону барельефа, не обращая внимание на ее тон. – Семиконечная звезда дома Паркинсон. Семь вершин и двадцать одна прямая, соединяющая их между собой. Нумерологическое и магическое совершенство.  Нахмурившись Пэнси вновь поднимает взгляд на мраморный барельеф, который рассматривала несколько минут назад. Ее тыкали в него носом с самого рождения, в надежде развить тоже идолопоклонничество, что так присуще ее отцу. В этой гостиной герб дополнен знаками планет, венчающих каждую вершину, и витиеватыми буквами семейного девиза.  – Семь планет, семь алхимических металлов, семь дней недели, семь грехов… – продолжает отец. – Он собрал в себе суть магии и мироздания.  – Надо сказать, что к тому же он успел весьма устареть в своей астрономической достоверности. – едко замечает ведьма.  – Этот знак был создан много тысяч лет назад, Пэнси. – резкий тон отца режет слух. – Но гораздо более интересен другой символ. – голос его вновь смягчается, когда он указывает рукой в центр барельефа. – На пересечении всех семи лучей изображен знак Плутона. Знак судьбы – знак доли, возложенной на нас при рождении.  Пэнси устремляет взор на грубые борозды посередине. Они выглядят самыми неаккуратными. Знак кажется темным, как будто камень был специально обожжен пламенем. – Ты родилась в доме, ознаменованным этим гербом. И тебе суждено нести его с честью и гордостью, как дочери нашего рода. – продолжает отец. – Даже если временами эта ноша, может казаться, слишком тяжелой. Такова доля, возложенная на тебя судьбой.  – Что позволено Юпитеру, то не позволено быку. – цитирует Пэнси девиз своей семьи с усмешкой. – Сдается мне быки намного более счастливей богов.  – Власть требует жертв. – отрезает Паркинсон.  – И какие же жертвы принес ты? – неожиданно для себя самой дерзит Пэнси, но застарелые обиды рвутся наружу.  На лице ее отца тотчас же проступает ярость. Маг подается вперед, однако Пэнси лишь сильнее распрямляется, удерживая себя на месте, и вскидывает подбородок выше. Ведьма уверено смотрит в лицо Теренса Паркинсона.  – Какие? – вновь спрашивает Пэнси с вызовом. Слова вылетают из ее рта быстрее чем она успевает их обдумать. – Сотни тысяч галлеонов, спущенных тобой на воздух? Сомнительные партнерства с неблагодарными партнерами, почти не приносящие прибыли? Твой вклад в эту семью – последовательность глупых решений, тянущихся с самой молодости, которые теперь приходится решать мне.  – Как ты смеешь?! – взрывается отец. – Я поднял нашу семью со дна, я построил все то, что есть у нас сегодня. Каждая вещь вокруг тебя, каждая привилегия, которой ты можешь воспользоваться, все… – он делает шаг ближе. – все это ты имеешь благодаря мне!  – Благодарю деду. – перечит ему Пэнси – После того, как ты спутался с Томом Реддлом именно он сделал все, чтобы спасти нашу семью. – зло шипит она и отец делает еще один шаг вперед. Бурлящая ярость застывает на его лице. Теренс открывает рот, но Пэнси не дает ему произнести ни слова против: – Благодаря кому ты получил место в Визенгамоте, что занимаешь до сих пор? – с презрением спрашивает она. – Кто заставил тебя перейти на сторону Ордена в нужный момент? Кто заплатил баснословную сумму за то, чтобы обвинения, которые были выдвинуты против тебя, сняли?  Щеку обжигает ударом. С раздувающимися ноздрями и грубым оскалом, отец нависает над ней. Боль. Пэнси чувствую во рту вкус крови, глотает вязкую слюну и вскидывает голову, нагло улыбаясь. Она знает, как причинить боль в ответ.  – Моя мать прекрасно знала это, потому и сбежала от тебя, не желая больше терпеть твоего безграничного нарциссизма. – шипит она, понимая, что идет ва-банк.   Крупная ладонь вновь возносится над ней снова. Но кончик ее палочки оказывается перед лицом отца быстрее, чем он успевает ударить ее. Паркинсон замирает, ошарашенно смотря на дочь. – Как ты смеешь наставлять палочку на меня?! – цедит сквозь зубы он.  Вглядываясь в ее глаза, Теренс стремится прочитать в них мысли ведьмы. Пэнси смотрит на него открыто и не мигая. В ее душе злая решительность подначивает ведьму сделать этот шаг и маг понимает это. – Ты не посмеешь. – уверено констатирует отец.   – Депульсо.  Теренс Паркинсон врезается спиной в стену, сразу же после ударяясь о мраморный пол с тяжелым глухим звуком. Подняв голову, он в изумлении смотрит на дочь. На его лице застыло искреннее удивление, как будто он все еще не может поверить в то, что произошло. Кисть Пэнси дрожит. Неосознанно сжимая и разжимая волшебное древко в пальцах, она делает шаг вперед, в порыве помочь отцу, но замирает. Несколько секунд они молча смотрят друг на друга. Теренс ошарашено. Пэнси растеряно.  Маг опускает взгляд на себя, оглядывает и будто бы пьяный, шатаясь, поднимается на ноги. Заводит руку за голову, дотрагиваясь до своих волос, и растерянным взглядом упирается в испачканную кровью ладонь. Кожа лопнула при ударе. Неожиданно эта картина пугает Пэнси до дрожи в коленях. Ведьма открывает рот, чтобы взмолиться о прощении, чтобы попытаться… – Дрянь – тихо, почти нараспев доносится от ее отца, все еще не отрывающего взгляда от руки. – Наглая неблагодарная сука. – голос наполняется тьмой.  Невидимая глазу тьма окутывает всю фигуру ее отца. Пэнси кожей чувствует, как магия пробуждается вокруг него, вместе с кристально чистой ненавистью на его лице, и отшатывается назад. – Твоя мать была такой же никчемной кобылой, как ты. – отвращением пропитано каждое слово, вылетающее из рта мага.– Она даже не смогла выполнить одну единственную задачу – родить мне достойного наследника. – Теренс растягивает губы в холодной надменной улыбке. – Ты знаешь, как твоя мать стала моей женой? Я взял ее, подобно глупым богатеям, берущим породистых скакунов, верящих, что нашли чемпионов. Но по правде эти клячи не способны пробежать и нескольких миль не споткнувшись. Именно такой и была ведьма, что родила тебя. И здесь ты права - я ошибся. – маг зачесывает волосы назад. Взгляд его прилипает к пустой банкетке у рояля, звуки которого не наполняли эту гостиную уже больше десятилетия. Однако, отец все это время запрещал убрать музыкальный инструмент домовым эльфам.  – Последний ребенок в семье, еще и женщина. – говорит он. – Естественно, хорошего наследства ей бы не досталось. Марион была второсортной невестой, даже не смотря на статус ее рода. В ней было лишь два преимущества – красота и братья. Братья, которым будет не все равно на детей своей сестры, а потому ее чрево было главной ценностью, что она могла предложить. И твоя мать это прекрасно знала. – с перекошенным в гримасе лице, отец резко отворачивается, подходя к столику и хватая графин с огневиски. Ореховая жидкость наполняет бокал. – Я встретил Марион, сразу после того, как власть Тома Реддла пала. Я был разбит, много пил и слонялся по злачным местам магического Парижа, предпочитая проводить время в забвении и объятиях волшебниц, лиц которых не запоминал. И вот однажды, в один из калейдоскопа дней, наполненных дурманом, появилась твоя мать. Тогда она была, как глоток свежего ветра. – маг хмурится, направляя взгляд в пустоту, когда воспоминания завладевают его разумом. – Она казалась прекрасной богиней утешительницей, что сострадала мне, разделяла мою боль и корила всех, кто был мне противен. Но твоя мать играла – играла на моем провале, играла на чувстве унижения, которое отравляло меня день ото дня. И была весьма хитра. Несмотря на нашу близость, Марион оставалась воздушной, ускользающей, не давая приблизится к себе, чтобы увидеть правду о ее мотивах, но при этом продолжала манить за собой, обрубая все попытки избавится от наваждения. – маг холодно усмехается. – Даже когда она была нагой в моей постели, казалось, что она в любой момент могла исчезнуть. Хотя впрочем так она и сделала в итоге.  Тучно упав в кресло, Теренс делает большой глоток, прерываясь на мгновение.   – Марион потребовалось совсем немного времени для того, чтобы я не мог представить жизни без нее. На моей родине меня ненавидели, отец, считал меня позором семьи, будущее казалось мне безнадежным. Она же смотрела на меня так, как будто я был для нее всем, будто я был чем-то большим, чем те руины, что представлял из себя в тот момент. Я проиграл ее чарам. – пожимает маг плечами. – Тогда-то Марион и показала свое истинное лицо – лицо старой девы, упустившей всех женихов по собственной глупости и высокомерию, но не оставившей своей цели. Марион никогда бы не вышла замуж за полукровку или мужчину из рода, считавшегося, по ее мнению, недостаточно подходящей ее персоне. Кто как не я был идеально партией? Наследник древнего богатого рода, достаточно разбитый, чтобы ухватится за красивую ложь и падкий на женскую красоту, которой у нее было в избытке. Она внушала мне идею о том, что мне надо вернуться в Британию, несмотря на то, что эта мысль претила мне, объединиться с другими, такими же, как я, чтобы заручиться поддержкой друг друга и старыми союзами – в общем, начать все заново. Уверяла, что я способен выстроить новый мир и доказать, что я достоин того статуса и власти, что мне достались при рождении. До нашей с ней встречи Марион перепрыгивали из постели в постель в необузданном желании найти подходящую партию себе в мужья. Юная пора, когда молодые волшебницы легко выходят замуж, прошла мимо нее, так как твоя мать так и не нашла подходящего ее самомнению жениха. Потом же она стала слишком стара, а ее поведение отвернуло от нее тех немногих претендентов, кто еще хотели добиться ее руки. Она упорно саботировала договоренности ее отца с другими семьями, отказываясь подчиняться его выбору в брачном союзе, так как верила в собственную исключительность и в то, что лишь одни звуки ее фамилии, способны открыть все двери перед ней. Так прошли годы. Никто из магов высшего света Франции не воспринимал ее всерьез, некоторые вообще чурались строптивой девицы, а слухи о ее коротких романах развлекали публику. Томимая чувством отверженности от мира, что был ей желанен, Марион оказалась в кабаках улицы развлечений, заедая свою обиду мужскими сердцами, для которых она была самой сладкой мечтой, которую только можно возжелать. – Теренс замолкает на несколько секунд, пока его взгляд вновь непроизвольно скользит к банкетке. Но он быстро возвращает его обратно, встречаясь с глазами дочери. – Я был ее идеальной жертвой. Она забеременела, еще до того, как мы поженились, и уговорила меня вернуться именно в этот момент, чтобы показать отцу, что я изменился, в добавок подарив ему наследника от достойной волшебницы, что он так желал. Так мы и сделали – Марион получила, что хотела. – Теренс качает головой.  – Отец не поверил мне, как впрочем и ей.– продолжает он. – Однако все же помог. Из-за тебя. – темная тень заполняет взгляд мага, когда он произносит последнюю фразу. – Новость о том, что Марион носит дитя, смягчила его. Но он дал мне лишь возможность! Все, что было после я делал своими руками. – маг возносит ладони перед собой. – Я строил будущее не жалея себя – как шут, играл перед всеми в раскаяние, отдавал тысячи галлеонов нуждающимся, которых развелось в ту пору, как крыс, создавал новые союзы с теми, к кому бы никогда не приблизился ранее. Но что твоя мать? После твоего рождения, она поклялась, что родит мне еще одного ребенка – мальчика, чтобы укрепить наши позиции. Но вместо этого она развлекалась – шлялась по высокородным гостиным, каждодневно мелькала в новостях Пророка, блистая в нарядах и драгоценностях. А после… – маг осекается, окидывая дочь взглядом с ног до головы. Теренс делает большой глоток огневиски. – После твоя мать предала меня – у нее был любовник. Ее глупая блядская натура взяла верх. Когда она поняла, что я узнал об этом, она сбежала. Хрустальный бокал с характерным стуком опускается на столик. Теренс встает на ноги, медленно подходя к дочери. С усилием удерживая себя на месте, ведьма вскидывает на него голову. Отец наклоняется ближе, заглядывая ей в глаза.  – Ты очень на нее похожа. – нежно говорит Теренс, делая паузу, пока обводит взглядом лицо дочери. – Если бы ты знала, как я ненавижу это! – тот голос, которым он произносит последние слова, обжигает ведьму больнее, чем пощечина. – Я не дам тебе, стать такой же, как твоя шлюха-мать! Марион не чтила долга, возложенного на каждого из нас. Законы нашего круга жестоки, особенно к таким как ты. Но такова твоя судьба. Ты будешь той женой, которую желает Реймонд, и родишь столько наследников, сколько потребуется. – жестко приказывает он. – Если твой муж захочет, чтобы ты ползала перед ним на коленях, ты безропотно сделаешь это, Пэнси. Ты поняла меня?  – Нет. – протестует ведьма. Жестокие, равнодушные к судьбе собственной дочери, слова отца разрывают ее изнутри. Пальцы сильнее впиваются в палочку в ее руке, ища в ней силу. – Я не буду выполнять чужие грязные приказы.  – Пустоголовая девица. – выплевывает отец ей в лицо. – Покорность – вот чему тебя должна научить эта старая карга.  – Признайся себя уже наконец, отец, что ты пытаешься решить проблемы, что создал сам, с помощью меня. – огрызается Пэнси. – С того момента, как дедушка покинул этот мир, ты только и делал, что разрушал семью, которой, по твоим словам, так сильно дорожишь.  Отец подается к ней, но палочка из древа ивы вновь взлетает вверх. Женские пальцы уверенно и твердо сжимают древко в мягком захвате. С диким оскалом, Теренс выхватывает палочку из кобуры, спрятанной в рукаве, возводя ее на дочь в ответ: – Я выбью из тебя всю дурь, что досталась тебе от матери!  – Только попробуй! – гортанно хрипит ведьма, следя за малейшим движением его кисти. – Ты забыл упомянуть одну деталь в своем рассказе. Думаешь я не помню ее крики, отец? Ты избивал ее. Издевался над ней! – Пэнси намеренно корчит гримасу высочайшего отвращения и надменно выплевывает слова в лицо мага. – Всю свою жизнь, ты выполнял лишь чужие приказы: сначала моего деда, потом Темного Лорда, а после матери. Потому что не способен не на что. Ты ни черта не умеешь, кроме того, чтобы разрушать все вокруг себя. Ты разрушил наш дом, потом мою мать, теперь ты хочешь разрушить меня.  – Круцио.  Непростительное заклятие разбивается о ее щит. В этот же момент Пэнси кошкой отпрыгивает в бок, вновь выпуская в него череду отбрасывающих заклинаний. Отец закрывает себя от каждого, отвечая ей яростным потоком темной магии, которые ей еле удается сдерживать. Все вокруг рушится – мебель уничтожена, потоком проклятий, рикошетом отлетающих от их щитов, осколки декора, украшающих до это комнату, хрустят под ее подошвами. Картины высокородных предков уничтожены или валяются со сломанными рамами. Гостиная дома Паркинсон превратилась в поле битвы.  Щурясь от вспышек магии, Пэнси вдыхает пронизанный магией воздух и думает, что тьма наконец-то вышла наружу – взорвалась, после стольких лет медленного кипения внутри. Обоюдная молчаливая ненависть двух людей, старательно играющих свои роли, наконец-то расцвела в их доме смертельным цветком темных проклятий. И от этого внутри нее появляется необыкновенная легкость. Она чувствует себя свободной. Поистине свободной. Удивительное дело – ненависть и ярость способны подарить освобождение.  Пэнси встречается взглядом с отцом. Ненависть – вот все, что она видит в его глазах. Его забота к ней всегда была ложью. Опусти она палочку и он убьет ее, не поведя бровью. Ведьма холодно усмехается.  – Конфринго. Пламя коконом окутывает Теренса Паркинсона, заставляя его пригнуться, а после отшатнуться от следом выпущенного экспульсо. – Дрянь. – рычит отец и резко замирает.  Банкетки больше нет. От нее остались только пепел, после того, как проклятие Пэнси достигло цели. Жалобная гул струн разломанного рояля наполняют гостиную. Пэнси же с удовольствием наблюдает, как лицо отца искривляется. Маг подается вперед к остаткам призрака, что мучил его все эти годы, но не успевает.  – Круцио.  Магия подчиняется ей так легко, как будто всегда ждала только этого. Ничего не содрогается внутри ведьмы, когда непростительное вылетает из ее рта, а отец валится на пол с содрогающимся в конвульсиях телом. Медленными шагами Пэнси подходит к магу, из сжатого в оскале рта которого доносятся болезненные хрипы. Кончик ее палочки направлен прямо в его лицо. Она намеренно перехватывает его взгляд.  – Никогда. Ты слышишь меня, отец? Ты больше никогда не ударишь меня и не поднимешь на меня палочку.  – спокойно и четко произносит Пэнси. – Сейчас я твой главный актив. Никто не способен повлиять на нашу семью, так как я. В моих руках будущее этого дома. Я могу его уничтожить, так что наш герб.. – кивает она в сторону полуразрушенного барельефа .– … станет лишь очередной пыльной главой истории. Со временем имя наше потускнеет, а наследие превратится в прах. – ведьма клонит голову, внимательно вглядываясь в лицо отца. В глазах Теренса бушует ужас. Пэнси цокает языком и мягко улыбается, наклоняясь чуть ближе: – Но я могу его и спасти. Поэтому постарайся не мешать.