Сон об огне

Кроули должен был присоединиться к нему в доме до восхода солнца. У него вошло в привычку появляться в последнюю минуту, но слабый свет уже пробивается сквозь оконные решетки. Ночной холод сменяется утренней прохладой. В воздухе пахнет дымом и обугленным деревом с неприятным привкусом сырого мяса. Азирафаэль знает, что это не говорит ничего хорошего о прошедшей ночи. Птицы достаточно проснулись, чтобы нарушить тишину резкими, требовательными криками. Азирафаэль уже несколько часов пытается не волноваться, хотя, если честно, он мало чем другим занимался. Недавно церковь выполняла своего рода миссию по очищению от того, что она считает "дурными влияниями" - категория, к которой принадлежит Кроули, он не может этого не признать. Но у демона тоже есть свои приказы, и Азирафаэль достаточно знаком с работой, на которую его вынуждает Ад, он знает, каких ужасных вещей это иногда от него требует. Кроули вполне способен оставаться незамеченным, когда хочет и люди сами по себе не представляют для него реальной угрозы, но все равно трудно не волноваться. Азирафаэль несколько раз вставал из кресла, мерил шагами комнату, подходил к двери и поднимал руку к щеколде, полный решимости выйти из дома и поискать его. Но он каждый раз заставляет себя вернуться в кресло. Он не должен вмешиваться, он должен одобрять намерения, стоящие за чисткой, если не ужасные методы. Проходит еще час, прежде чем дверь, наконец, открывается, прежде чем она впускает длинную, тонкую фигуру, скользящую внутрь. Азирафаэль немедленно вскакивает на ноги, испытывая такое облегчение, что игнорирует тщательно скрываемые правила дистанции и осторожности, которые, как они оба понимают, необходимы, которым они следовали с тех пор, как однажды столкнулись на Ковчеге, когда они... когда они предложили друг другу утешение. - Кроули? - он не может скрыть своего облегчения от этого слова и машинально тянется, чтобы схватить демона за руки, вытаскивая его на свет, чтобы посмотреть на него. Только для того, чтобы его руки сжались в ужасе и удивлении. Волосы Кроули черные, кожа в прожилках сажи. Темные очки, к которым Азирафаэль так привык, отсутствуют, а желтизна его глаз растянута, полностью заполняя поверхность, чего он не видел столетиями. Произошло что-то ужасное. Ему не нужно было знать Кроули более пяти тысяч лет, чтобы понять это. Рубашка, которую носит Кроули, зеленого оттенка, которого Азирафаэль никогда раньше на нем не видел, закопченная, но в остальном чистая, брюки ровного и удобного коричневого цвета. Но его кожа, там, где она видна снизу, угольно-темная. Азирафаэль понимает, что Кроули откуда-то украл рубашку и брюки. Что ему нужно было заменить ту одежду, которая была на нем изначально. - Кроули, что случилось? - мягко спрашивает Азирафаэль, - я волновался. Демон кажется таким худым под незнакомой рубашкой, жесткие линии его ключиц застыли и покрылись темными пятнами под расстегнутым воротником. Долгое время он ничего не говорит. Достаточно долго, чтобы Азирафаэль сжал руки и снова произнес его имя. - Кроули? - Они подожгли сарай, - просто говорит Кроули. Слова ровные и унылые, - пока мы были внутри. Мне сказали не вмешиваться, мне сказали позволить этому случиться. Больше он ничего не говорит. Но ему и не нужно. Вес этих слов огромен и ничто из того, что Азирафаэль мог сказать, не кажется достаточно убедительным. Они так много повидали за эти годы, они были свидетелями стольких ужасов, на которые способно человечество. Но мысль о том, что Кроули приказали ничего не делать, в то время как семья, с которой он остался, была загнана в сарай, вынуждена жаться друг к другу в темноте, в то время как их собратья-горожане поджигали их дом. Они бы заблокировали двери, а затем подождали снаружи, чтобы убедиться, что никто не сбежал. После того, как Кроули запретили действовать, он не мог уйти. Но он также не мог сгореть, поскольку никакой огонь на земле не мог причинить ему вреда. Он был вынужден оставаться в огне с людьми, которых он узнал, о которых заботился, что бы он ни говорил. У него не было другого выбора, кроме как пережить это вместе с ними, увидеть ужас, отчаяние и скорбь на их лицах, когда они поняли, что все они умрут. И, наконец, он был вынужден смотреть, как горят их тела, до самого конца. Азирафаэль не может представить это, это сломает его, если он попытается. Он призывает Кроули сесть на кровать, чудом создает миску с водой и тряпку. Он смачивает ее, пока Кроули осторожно поворачивает шею в одну сторону, затем в другую, прежде чем погрузиться в оцепенелую неподвижность. Грязь въелась в каждую часть его лица, делая морщины вокруг глаз глубокими, а впадины на щеках широкими и ужасными. Горе делает демона старым и хрупким. Азирафаэль подносит ткань к лицу, осторожно прикасается к нему руками. Он чувствует текстуру сажи на своих пальцах, то, как она немедленно прилипает к его собственной коже. Он проводит влажной тканью по высокому изгибу щеки Кроули, затем по изгибу челюсти. Пока, наконец, не проступает кожа под ней, влажная и знакомая, все еще горячая на ощупь. Азирафаэль отжимает тряпку, чудом очищает воду и начинает с линии носа Кроули, впадинки под его глазом, так нежно, как он никогда ни к кому не прикасался. - Мне очень жаль, - тихо говорит он, - я знаю, как они тебе нравились, особенно... Он замолкает, не договорив. Он тихо очищает висок Кроули, изгиб его уха, изгиб его шеи. Они так много не прикасались друг к другу со времен Ковчега, не позволяли себе быть так близко, чувствовать тепло друг друга. Азирафаэль не знает, когда это произошло, но длинные темные пальцы Кроули крепко сжимают его камзола, оставляя на белой коже черные пятна. Он очищает линию челюсти демона с другой стороны, когда видит, что глаза Кроули медленно закрываются, а затем открываются. Азирафаэль замолкает, ткань едва касается кожи. Он никогда раньше не видел, чтобы Кроули моргал. После всего этого времени он предположил, что это не то, что ему нужно было делать, что его глаза так не работают. Он задается вопросом, является ли это привычкой, которую он приобрел, должно быть, это было довольно недавно, или Азирафаэль думает, что он бы заметил. Это происходит снова, медленнее, и Кроули почти так же, как если бы он заставил себя снова открыть глаза. Азирафаэль запоздало понимает, что это не мгновение. Демон измотан и борется со сном. - Ты можешь отдохнуть здесь, если тебе нужно, - в этот момент Азирафаэля действительно не волнует, что комнаты записаны на его имя, не волнует, что Небеса знают, где он находится. Кроули так редко что-то от него требовалось, и он никогда не хотел (никогда не нуждался) давать это так сильно. Но Кроули качает головой и с его волос осыпаются кусочки пепла и сажи. - Если я засну, то мне приснится сон, - его голос тихий, скрипучий, как будто больно говорить, - я не хочу... я не могу видеть это снова. Рука Азирафаэля движется, пока не обхватывает лицо демона, его большой палец нежно проводит по влаге, которую он там оставил. В этом жесте нет ничего, что можно было бы выдать за помощь нуждающемуся незнакомцу. Ничего, от чего он мог бы отмахнуться. Ничего, что он мог бы извинить. Он все равно оставляет это там. - Я разбужу тебя, если тебе приснится сон, - обещает он. Кроули издает сухой, болезненный кашель, который Азирафаэль вообще не считает кашлем. Он помогает демону опуститься на подушки, его голова распространяет тьму на бледном хлопке, как грязный ореол. Но Азирафаэль проводит рукой по его закопченным волосам, медленно и нежно приглаживая пальцы. В конце концов глаза Кроули полностью закрываются.