***
Судя по всему, поездка на родину не задалась. Сбивчивый, немного запутанный рассказ Кирана ничего не прояснил, и Амала еле сдержалась, чтобы не схватить его и не рвануть сразу в аэропорт, а там — в родной Лондон. Как можно дальше от этого странного места. И не зря отсюда бежали мама и бабушка. Амала зажмурилась и попыталась отогнать окутавшую густую тьму — она сжимала горло, не позволяя вдохнуть, и разливала по венам страх. Попробовала вспомнить, как здесь оказалась, — тщетно. События последних дней — интересно, а сколько она уже здесь? — начисто стерлись. Мужчина, представившийся Киллианом, осторожно коснулся ее плеча: — Ты в порядке? Простое прикосновение незнакомца обожгло неприятной дрожью, и Амала поежилась, будто от холода. Вздохнув, Киллиан убрал руку. — Если можно так сказать. Спасибо. После он посадил их с Кираном в такси, пообещав заехать через несколько часов, когда можно будет выезжать в аэропорт. Над Калькуттой только начинало вставать солнце. До квартиры добирались молча. Так же молча собирали вещи, закидывая в чемоданы все, что попадалось, без разбора. Взгляд зацепился за ворох сари — разноцветных свидетелей того, что здесь произошло за все это время. Амала с сомнением окинула их взглядом, разгладила невидимые складки. Взять или оставить? Возможно, потом удастся вспомнить хоть что-то… От пестроты зарябило в глазах и обожгло виски. Пробегающий мимо Киран остановился в дверях, едва не выронив стопку вещей: — Мала, уверена, что не надо в больницу? Она в ответ лишь покачала головой. И все-таки решила кинуть сари бесформенным скопом на самое дно чемодана. Позже, когда все вещи были собраны, а до приезда Киллиана оставалось еще немного времени, Амала обходила квартиру еще несколько раз в поисках случайно забытых вещей. Киран мягко остановил ее, придержав за плечи. Вздохнул, отвел беспокойный взгляд на мгновение, чтобы спросить: — Ты правда ничего не помнишь? — Правда, — в который раз повторила Амала. — И даже… Киллиана? — продолжил расспросы Киран и, не дав ей ответить, добавил: — Вы были близки. Откровение обескуражило, выбив воздух из легких и заставив удивленно прижать ладонь ко рту. Были близки… Осознание отозвалось теплом где-то в сердце, но этого определенно мало. Амала снова попыталась напрячь память, пробудить хоть малейшие всполохи воспоминаний об их близости. Снова мимо. Киран так же пытался разглядеть в ее глазах хоть намек на узнавание, но сдался спустя несколько секунд, отступив на шаг и отпуская ее плечи. — Пойдем. Киллиан уже, наверное, ждет. За закрытой дверью осталось та ниточка, которая могла бы связать недавнее прошлое и туманное настоящее. За окном такси пестрые дома сменялись покосившимися лачужками, мимо плыли рынки и храмы местным божествам. Мелькали лица. Амала глазела на все, будто видела впервые, не в силах оторвать взгляд от родных мест мамы и бабушки. Будто старалась тщательно запомнить каждую деталь, чтобы вспоминать потом. И будто пыталась не смотреть на Киллиана, сидящего на переднем сидении. «Были близки», — вновь всплыли в памяти слова Кирана. Амала уже не напрягала память в попытках воскресить то, что было словно сожжено. Уже успела убедиться — не поможет. Вместо этого она иногда украдкой бросала взгляды на мужчину, которого когда-то — будто очень-очень давно — смогла полюбить. В очередной раз, отвлекшись от окна, задержала взгляд на точенном профиле, остановилась на губах. Представила, как эти губы скользили по коже, даря наслаждение вперешку с жаром. Ниже, еще ниже. Амала вдруг поняла, что щеки горят, и отвернулась обратно к окну. Напоследок успела заметить легкую улыбку у Киллиана. Интересно, а он тоже?.. Улыбка была грустной. — Полетите, как высокопоставленные дипломаты, — напутствовал Киллиан уже в аэропорту, когда они распрощались с рыжеволосой девушкой, которая, как оказалось, следовала за ними. — С комфортом. Уходить не хотелось. Амала вдруг поняла, что рядом с Киллианом и так было комфортно. Безо всяких бизнес-классов. Мимо пробегали люди, аэропорт гудел, словно один большой организм, а вокруг них время будто остановилось, окутав коконом из тепла и утерянных воспоминаний. Объявили посадку на рейс. — Мала, нам пора, — нарушил общее молчание Киран. — Да. — Она сморгнула наваждение, возвращаясь в реальность. — Да, конечно. — Амала… можно еще минуту? От просьбы Киллиана вдруг стало неловко. Киран тактично отошел, пообещав подождать у выхода к самолету. Она посмотрела в его глаза, впервые за этот долгий день, и увидела в них свое отражение. Снова все исчезло. Надо бы что-то сказать? Слова потерялись. Вдруг в ладонях Амалы оказался небольшой конверт. Еще одна ниточка. — Я тут написал, — начал Киллиан, и Амала едва не рассмеялась от того, как мило он покраснел и отвел взгляд. Продолжил говорить куда-то в сторону: — Можешь порвать и выбросить прямо тут. Но я буду рад, если ты все-таки прочтешь. — Спасибо. Жаль, что я все забыла. — Я буду помнить за двоих, — прошептал он. Они постояли так еще немного. Мужская рука замерла на полпути, так и не коснувшись ее лица, а после безжизненно опустилась обратно. Киллиан, вместе с теплом и воспоминаниями, растворился в толпе.***
— Мисс Кхан, — протянул седой мужчина с ясными влажными глазами. — С вами все в порядке. Кратковременная потеря памяти нормальна при сильных эмоциональных потрясениях. Возможно, на вас так повлияло ваше путешествие или то, что происходило во время него. Возможно, это последствия вашего падения — но вы не помните, ударились ли вы головой. Тут не угадаешь. Возможно все. Последнее мужчина произнес с некоторым нажимом. Амала тяжело вздохнула. Такие пространные ответы обьясняют все, но при этом не дают ей самого главного. Понимания. Доктор Моррис, к которому обратилась Амала, был известным неврологом и примерно десятым по счету специалистом, к которому она обратилась за помощью. После этого странного «путешествия» она не только обнаружила себя абсолютно ничего не помнящей, но еще и обладательницей внушительной суммы на банковском счете по приезде домой. Задаваться вопросом, кто этот щедрый меценат, ей не хотелось. Справедливо решив, что это компенсация за тяжелые последствия командировки, Амала принялась за лечение. Но все было впустую. Лечить, по сути, было нечего. Заметных повреждений нет, ясность ума не вызывала сомнений. Врачи разводили руками, а память упрямо не желала возвращаться. Больше всего ее пугало то, что она не помнила не только то, что происходило в Индии. Она не помнила даже того, как она туда попала. И это было странно. С Индией ее роднило происхождение и род деятельности, но никакое разумное объяснение не давало ей самого главного: для чего она поехала в Индию и как вышло, что она оказалась в храме? И что за чертовщина там происходила? Амала начала жалеть, что не пожелала выслушать объяснений ни от кого, кто находился с ней рядом. Каждый вызывал странное отторжение вплоть до паники, и она не видела никакого смысла доверять кому-либо из них. Как она может довериться незнакомцам? Девушка, которую Амала увидела только в аэропорту, с медно-рыжими волосами, такая же растерянная и поникшая, какой Амала видела себя в зеркале. Только это удрученный взгляд появился после того, как Амала дернулась в панике от ее прикосновения. Мужчина с длинными волосами, глядящий странно проницательным взглядом так, что Амале казалось, будто он смотрит одновременно сквозь и внутрь нее — и видит все, чем она живет и дышит. Еще один… Тот, который смотрел на нее, как побитая лань. Странный контраст мощной фигуры явно не обделенного силой мужчины и взгляда, который бросал в дрожь той болью, что в них таилась, вызывала у Амалы странный интерес. И так же сильно отталкивал — в этом взгляде читалась мольба, немое ожидание и какая-то обида, затаенная, болезненная. Словно Амала смертельно его оскорбила чем-то. Словно в чем-то сильно перед ним провинилась. Амала вздрогнула, освобождаясь от непрошеных воспоминаний. Она ненавидела чувствовать себя виноватой. Особенно когда не понимала, в чем. Все в прошлом. Она дома. Она в безопасности. Ей нужно только заняться своим крохотным магазином, наладить дела и быт. Дом совсем запустел без ее руки. Да и за Кираном лучше бы присмотреть, как-то странно поглядывает он на нее последнее время. Бабушка… С ней и вовсе творится что-то неладное. Что-то похуже, чем с потерянной памятью Амалы. Она со всем разберется. Обязательно. Но не сейчас. Сегодня есть дела поважнее. Важнее, чем эта удушливая Индия и бесконечный поток загадок. Не вспомнит ничего — и ладно. Что бы ни происходило в прошлом, оно там и осталось. Жизнь идет чередом. Жизнь продолжается.***
Ни черта она не продолжается. Вернее, продолжается, но налаживаться наотрез отказывается. Одно дело, осознавать, что кусок твоей жизни напрочь выпал из твоей памяти и отказывается вставать на место. Другое — осознавать, что вместе с этим куском будто вынули часть души. И на этом месте возникла прореха, которую ничем невозможно было восполнить — ни бытовой рутиной, ни рабочими процессами, ни даже усиленным контролем за Кираном. И болела, болела эта дыра с каждым днем все сильнее. — Шаг не сделаю! — кричал будто обезумевший младший брат. Амала уже в который раз вдохнула воздух, надеясь обрести хотя бы крохи спокойствия и терпения, но каждая новая ссора с братом приносила что угодно, кроме умиротворения. — Это не обсуждается, — резко отрезала Амала. — Ты будешь ходить в эту чертову школу при посольстве, и это не обсуждается! Ответом ей послужил лишь громкий хлопок двери. Амала тяжело опустилась в стоящее рядом кресло и сжала виски напряжениями пальцами. Мир катился кувырком в пропасть, и она не могла понять, в какой момент это начало с ней происходить. Возможно, она действительно перегибала палку с братом. Лишенная постоянной опоры в жизни, надеющаяся и рассчитывающая только на себя Амала не всегда могла контролировать свое постоянное желание опекать Кирана. И будь он чуточку менее самостоятельным, а она — более мягкой, возможно, им бы удалось найти общий язык. Но она была самой собой. Как и ее братом был Кираном Кханом. И это уже не изменить. На днях ей пришло письмо из индийского посольства. Из этого письма следовало, что им, как потомкам индийских граждан, полагались некоторые преференции. Ей — работа по запросу, Кирану — бесплатное обучение в школе. Причем он мог свободно выбирать, на изучение какого языка будет сделан больший уклон: на родной английский или не менее родной хинди. Полное покрытие расходов на обучение показалось Амале буквально подарком свыше, но Киран заупрямился. Он ни за что не захотел менять школу и решил, что ему «хинди даром не сдался». И никакие уговоры на него не действовали. Амала снова попыталась успокоиться. Ведь, по большему счету, для Кирана этот вопрос оказался единственным, в котором он категорически отказался слушать сестру. Он в своей несколько неуклюжей подростковой манере окружил сестру заботой и поддержкой. Он действительно старался как мог снять с нее часть забот и сильно помог ей с бабушкой, с магазином. Они разговаривали вечерами напролет — Киран даже строго следовал рекомендациям Морриса не рассказывать всего сразу. Информацию о «путешествии» Киран выдавал дозировано: Амале иногда даже казалось, что она вытягивает информацию из брата, словно из пипетки. По капле, ничтожной капле, которая никак не могла переполнить чашу ее памяти. Амалу внезапно охватила тупая злость. Проклятая Индия с ее загадками, таинствами и ритуалами. Выпотрошившая душу до дна, разворошившая всю ее жизнь, не оставившая и кирпичика целым на своем месте. Та, что раньше вызывала трепетный восторг, а теперь — лишь горечь, даже происхождение которой она не понимает! Ярость ослепила ее. Хвататься за урывки памяти, жадно искать зацепки впечатлений, гнаться за ускользающими воспоминаниями… Ей надоело. И Кирану это тоже надоело. Амала отлично его понимает. Теперь понимает. Не хочет в эту школу — не надо. Она не будет его заставлять. И из своей жизни вычеркнет все, что связывало ее до сих пор по рукам и ногам. Любое напоминание о том, что произошло — и не произошло — в Индии, должно быть уничтожено. Метаться в попытках угнаться за тем, что утрачено, нет смысла. Это не про нее. Не про Амалу Кхан. Она заметалась по комнате, хватая какие-то мелкие безделушки, привезенные из Индии, и швыряя их в ведро. С глаз долой! Индия отныне — далекая страна, откуда родом ее с Кираном предки. Настолько далекая, что как будто бы даже не существующая. Как будто бы ее там и не было. Амала схватила маленькую статуэтку бога Шивы. Покрутила ее в руках и безжалостно бросила в ведро. — Если бы я еще помнила, как ты у меня оказалась! Ведро постепенно наполнялось. Сюда уже перекочевали вещи из ее комнаты — статуэтки, брошюры, бесподобные сари ручной работы, какие-то свитки, содержание которых она уже выучила наизусть. Все, что она привезла из Индии. Как будто бы ей это что-то дало! Полностью выдохшись, Амала разглядывала беспорядок, который она учинила. Повсюду разбросанные вещи, разворошенные подушки и бумаги, раскиданная одежда… И книга в ее руках. Вроде, ее она тоже привезла из Индии. Как бы ни было ей жаль, ее должна постичь та же участь. Амала разглядывала книгу непозволительно долго. Будто что-то не могло заставить ее избавиться и от этой вещи. Будто что-то останавливало ее. Зажмурившись, Амала бросила книгу подальше от себя, практически не целясь в ведро. И ни разу не удивилась, когда услышала грохот — ведро опрокинулось, вещи из него рассыпались, а книга… Книга беспечно раскрылась, явив миру конверт. Письмо! То самое, что оставил ей мужчина в аэропорту! — Киллиан, — едва слышно прошептала Амала, не отводя взгляда от конверта. Имя, которое ей говорило ровно ничего. Имя, которое навевало тоску во взгляде незнакомца. Имя, которое ей снилось по ночам с неясным неразгаданным посланием. Амала присела на корточки, разглядывая конверт. Быть может, в нем что-то есть? Информация о том, кто оставил ей деньги на счету? Или о том, как она попала в Индию? Или… У Амалы перехватило дыхание. Вдруг в письме есть нечто важное, такое, что заставит ее вспомнить все? Едва не завалившись лицом вперед, Амала нервно схватила письмо и принялась неаккуратно его распечатывать. Плотная бумага отказывалась повиноваться непослушно дрожащим рукам, и Амала просто разорвала конверт у края. Об аккуратности можно позаботиться тогда, когда у этого есть свидетели. Сейчас ей не до сантиментов. Тем не менее, прежде чем начать читать, Амала закрыла глаза, досчитала до десяти и только потом пробежалась глазами по строчкам. Милая Амала, Мне не хватит слов рассказать о своих чувствах, поэтому решил написать тебе. Раньше, до перевода в Калькутту, я будто и не жил, а только искал смысл и причину для этого, но не находил. Но встреча с тобой все изменила и дала мне этот смысл. Ты стала моим смыслом, Амала. С тобой я понял, каково это — полюбить. Возможно, это было несколько неуклюже и не всегда правильно, но я благодарен тебе за то, что ты приняла меня таким и направила на верный путь. И если бы я мог предугадать такой исход событий, то никогда и ни за что не отпустил бы твою руку. Я благодарен судьбе за встречу с тобой и прошу у нее лишь одного: даже если ты все забыла, пусть какая-то часть души хранит частичку твоей любви ко мне, и это будет греть тебя в моменты сомнений. Береги себя. Всегда твой, Киллиан P.S. Оставляю адрес посольства — буду рад получить от тебя письмо. Внутри снова все всколыхнулось, потревоженное впервые за эти несколько месяцев. От одного только упоминания отправителя в душе разлилось тепло. Даже бумага будто хранила его запах. Вдруг показалось, что Киллиан стоит рядом и читает это письмо вслух. Невольно вспомнилось, как обеспокоенно он смотрел на нее, когда они прощались в аэропорту. И как она могла забыть про него? От сквозящей нежности заслезились глаза, и Амала часто заморгала, не позволяя себе поддаться чувствам. Она замахала конвертом, будто веером, и оттуда выпала небольшая карточка, приземлившаяся прямо у ее ног. Недолго думая, Амала решила написать ответ. Дорогой Киллиан, Помню, ты обещал помнить за нас двоих, и надеюсь, что это действительно так… Слова лились и лились потоком, Амале вдруг захотелось рассказать обо всем, что беспокоило: как пыталась вспомнить, но безрезультатно, как заново обустраивалась в Лондоне и налаживала работу в магазине, как переживала смерть бабушки и как училась быть опорой себе и Кирану… Будто они и правда близки, а не разделены магией Темной Матери.***
Семейное дело постепенно шло в гору, и магазин набирал популярность не только среди индусов, оказавшихся оторванными от родных краев, но и среди местных. Слава о нем распространилась за пределы Лондона, сделав небольшую лавочку, затерянную среди извилистых улиц, чем-то вроде местной достопримечательности. Амала посвящала работе всю себя, не смотря на просьбы Кирана поберечь себя и свое здоровье. Ответ от Киллиана так и не было. Может, зря она написала? Он ведь ничего не обещал ей и уже наверняка счастливо живет с другой. А Амала, глупая, надеялась непонятно на что… Она уже смирилась с тем, что узнать всю правду невозможно, но что делать с непонятно откуда возникшей пустотой в душе, не знала. Утонуть в мрачных мыслях не позволяла работа. Амала уже составила список закончившихся товаров, которые необходимо заказать, и теперь подсчитывала прибыль за день, сверяя данные в толстой тетради. Уже давно пора нанять помощницу и передать ей хоть часть обязанностей, но у Амалы не было ни единого представления, чем можно бы занять освободившееся время. Звякнул колокольчик над дверью. — Закрыто, — крикнула Амала, не отрываясь от подсчетов. — Уделите мне всего несколько минут, пожалуйста. Знакомый голос. Амала замерла, не в силах поднять голову и столкнуться с посетителем взглядами. Будто боялась, что перед ней окажется не он. Будто боялась признаться даже самой себе, что ждала. — Вас так увлекли отчеты? — раздалось насмешливое совсем рядом, и она все-таки решила оторваться от тетради. По другую сторону прилавка стоял Киллиан. Такой же, как и тогда, когда они прощались в аэропорту. Стало ясно, что одной минуты им не хватит. Амала пригласила гостя вглубь магазина, а сама отправилась на кухню, чтобы поставить греться молоко. Нужные специи никак не находились, а баночка с корицей едва не выпала из подрагивающих рук. Сейчас она получит ответы на все вопросы. Отточенными, хоть и нервными движениями она отправляла в кастрюлю кардамон, очищенный имбирь и черный перец, настолько погрузившись в свои мысли, что даже не заметила, как Киллиан оказался рядом. Не говоря ни слова, он помог ей разлить масалу по чашкам и отнести их в зал магазина. Амала, привыкшая в одиночку справляться даже с такими мелочами, вдруг смутилась. — Прости, что не смог ответить, — начал Киллиан, отчего-то тоже смущенный, — отправили в другой штат, и письмо затерялось в потоке корреспонденции. Как получил, решил сразу приехать. У Амалы отлегло от сердца. Он ждал встречи! Так же, как и она. Слов не находилось. — Откуда деньги? — решилась заговорить Амала спустя долгую паузу. — Рэйтан постарался. Считай компенсацией за неудачный отдых. Наверное, надо бы уточнить, кто такой Рэйтан и попытаться выяснить, что же произошло в Калькутте. Снова повисло молчание. — Я рад, что ты все-таки прочла письмо. — Я тоже. — Знаешь, на самом деле я хотел сказать не это. — Киллиан, до этого избегавший зрительного контакта, вдруг развернулся к ней и взял за руку. — Я люблю тебя. Я охренеть как люблю тебя, Амала. Кисть обожгло теплом, волнами разлившемуся по всему телу. В ушах зашумело, а перед глазами все поплыло: улицы Калькутты, убийства в Клифаграми, Кали-Пуджа и битва с Дубеями… Яркие краски сменялись темными всполохами, тантры — шепотом бхутов. Запахи стали сильнее. На мгновение Амале показалось, что все это был сон. Она распахнула глаза, заметив, как ее удивление и испуг отразились на лице Киллиана, так и не выпускавшего ее руки из своей. — Что ты только что сказал? — дрожащим голосом переспросила Амала. — Я люблю тебя, — твердо произнес Киллиан, смотря прямо ей в глаза. От его тона стало спокойнее. — Даже когда ты улетела, не переставал думать о тебе. Хотел приехать при первой возможности, но на юге начались волнения… — Я и не сомневалась. Амала улыбнулась, смотря в родные глаза. — Ты вспомнила, да? Ответа не потребовалось. Киллиан крепче сжал ее руку, поднес к губам, целуя каждый палец и центр ладони. Его дыхание согревало, и Амала улыбнулась еще шире. Наконец все стало на свои места. Наконец та ее потерянная часть нашла свое место. Она пересела поближе, неверяще коснулась его лица. Едва дотрагиваясь, провела ото лба до скулы, очертила линию губ. Все-таки позволила скатиться по щеке единственной слезинке, которую Киллиан тут же поймал большим пальцем. — Я люблю тебя, — снова повторил он и наклонился ниже, чтобы прошептать в самые губы: — Я так боялся, что потерял тебя навсегда. Теперь не отпущу. — Не отпускай, — отозвалась Амала и сократила оставшееся расстояние между ними. Его губы касались ее нежно, аккуратно, будто впервые. Будто она была самой главной ценностью в его жизни. Амала таяла от этой ласки, с каждым движением распаляясь все больше. Не заметила, как встала, потянув Киллиана в сторону спальни. — Пойдем, нам надо многое наверстать.